Kitobni o'qish: «Как заработать, если умеешь писать»
© Ирина Горюнова, 2016
© Издательство АСТ, 2016
Предисловие
Это третье издание книги «Как издать книгу. Советы литературного агента». За полтора года она выросла и стала в два раза больше, и несмотря на то что некоторые вопросы остались за бортом: случайно или намеренно. Некоторые нюансы издания, юридические тонкости заключения договоров и другие моменты. Но агент и не должен раскрывать все детали своей работы. В любом случае книга вам пригодится, я в этом уверена.
Когда я поступила на Высшие литературные курсы (ВЛК) при Литературном институте имени А.М. Горького, то пришла в деканат с вопросом: «А что они мне дадут? Мастерство, знакомство с известными писателями, журналистами и издателями?» «Да, все это и не только», – ответила мне секретарь и была права. С тех пор утекло немало времени, я прошла длинный путь, очень интересный, познавательный, полный неожиданностей, но ни разу не пожалела о том, что тогда пришла на ВЛК. Правда, все, что я знаю теперь, никто из мастеров студентам не рассказывал, поэтому я решила поделиться с вами той информацией, которая нарабатывалась на протяжении нескольких лет. Недостаточно писать и совершенствовать свое мастерство, знакомиться с нужными и интересными людьми, много работать над словом и желать издать свою книгу. Если вы не живете литературой, не дышите ею, а воспринимаете ее как средство развлечения, хобби или средство легкого заработка, вам, пожалуй, не стоит читать это пособие – слишком много сил придется приложить, чтобы ваше произведение не только появилось на книжном рынке, но было замечено читателями, критиками и получило определенный резонанс.
Издать книгу можно и за свой счет, иногда подобный вариант – это выход, особенно если правильно выбрать издательство. Но шанс, что ее заметят, если вы издали книгу в дешевой типографии или сомнительном частном издательстве, выкачивающем из авторов деньги исключительно ради прибыли, – минимален. Такая книга даже не окажется на полках магазинов. Любому автору необходимо хотя бы немного ориентироваться в издательской стихии, знать ее правила и законы, чтобы не тратить время и силы впустую и не совершать ошибок.
После окончания курсов мне сказочно повезло – я устроилась на работу в издательство «Олимп», где приобрела немалый опыт, связи и научилась работать с текстом, превращая или не превращая его в книгу. Я поняла, что кроме таланта писателю необходимо иметь большую выдержку, чтобы пройти семь кругов ада и не сдаться, и рано или поздно взять в руки настоящую бумажную книгу с собственной фамилией на обложке.
Через два с лишним года после начала работы в «Олимпе» я почувствовала, что нужно двигаться дальше. В то время я помогала Татьяне Догилевой работать над ее авантюрным романом: читала готовые главы, ободряла, помогала переводить текст из рукописного (она писала шариковой ручкой в тетради) в печатный вариант. Узнав, что я собираюсь сменить работу, она попросила меня стать ее литературным агентом. Я подумала и решила: «А почему бы и нет» – и в мае 2010 года зарегистрировала свое ИП (Индивидуальный предприниматель). Многие работавшие со мной тогда авторы заключили со мной договор, доверив мне представление их интересов.
Некоторые мои знакомые с жалостью смотрели на меня, убеждая в том, что профессия литературного агента хлопотна, невостребована и неприбыльна, а российскому книжному рынку, не привыкшему к подобного рода деятельности, совершенно не нужна. Но я знала одно: мне нравится то, чем я занимаюсь, я вкладываю в это дело всю душу, не задумываясь о прибыли, и я готова рискнуть. И у меня получилось.
Я благодарна Александру Ткаченко, устроившему меня на работу в издательство «Олимп», генеральному директору и владельцу издательства Михаилу Каминскому, научившему меня не только работе с книгой, но и стойкости в отстаивании своего мнения, а также многим моим коллегам, работавшим со мной в условиях аврала и цейтнота: Евгении Лариной, Капитолине Келаскиной, Екатерине Кузнецовой, Ирине Соколовой, Наталье Андриановой.
Отдельная благодарность судьбе за встречу с Ольгой Славниковой, рекомендовавшей мне бросить работу и садиться писать, что со временем я и сделала (правда, ненадолго), после чего появился мой первый роман «У нас есть мы», вошедший, к моему глубокому удивлению, в лонг-лист премии «Большая книга».
Спасибо авторам, поверившим в меня, сотрудничающим со мной и доверяющим мне вести их дела: Татьяне Догилевой, Елене Крюковой, Роману Фаду, Алексею Иванчеву, Андрею Явному, Инне Бачинской, Олегу Рябову, Артемию Ульянову, Гарику Сукачеву, Марии Ануфриевой, Елене Минкиной-Тайчер, Наталье Милявской, Дмитрию Герасимову, Андрею Саломатову, Валерию Бочкову, Марине Йоргенсен и многим другим.
Отдельное огромное спасибо прекрасному иллюстратору Александре Николаенко за рисунки для этой книги!
И самое главное и самое важное – спасибо моей семье: мужу Александру и дочери Марии, которые терпеливо выносят мой нескончаемый трудоголизм!
По большому счету, писатель должен быть везунчиком, которому судьба преподносит не только уроки и набивание шишек на лбу, но и чудесные встречи с добрыми и отзывчивыми издателями, учителями, соратниками, умными и чуткими критиками.
В этой книге я коснусь разных насущных вопросов, интересующих как начинающих авторов, так и уже состоявшихся писателей. В ней подняты проблемы заключения договоров и юридических тонкостей при их составлении, даны советы по этике общения с редакторами русских и зарубежных издательств, рекомендации по грамотному составлению писем, синопсисов, заявок для кино, информация о существующих союзах писателей, литературных премиях и фестивалях и многое другое.
Единственное, чего не будет в этой книге, – информации о том, как написать гениальный роман. Рецепты из писательской кухни останутся вне этого текста. Может быть, они появятся в другой книге.
Удачи!
С уважением, Ирина Горюнова
С чего начинается писатель
Не все студенты, приходящие в Литературный институт, становятся писателями или сценаристами. Для начала новичкам вбивается в голову одна простая мысль:
СОВЕТ:
«Если можешь не писать – не пиши»
Не трать время, пойми, что писатель – профессия зачастую неприбыльная, более того, для многих это терновый венец, а не лавровый венок славы.
Кто-то из выпускников становится журналистом, некоторые подаются на «партийные» союзписательские должности, завоевывая медали и повышения, другие – уходят в совершенно иные сферы деятельности, и лишь малая часть продолжает писать и надеяться на то, что когда-нибудь его книга не только выйдет на книжный рынок, но и будет переведена на другие языки, а со временем завоюет если не Нобелевскую премию, то «Большую книгу». Между тем, есть писатели, и довольно успешные, не имеющие литинститутского образования. Тут дело не только в мастерстве и технических приемах, скорее в карме (модное словечко, но в данной ситуации подходит) и фортуне. А еще в оригинальности мышления, ярких образах, хорошем слоге, умении держать сюжет и увлекать за собой читателя, расставляя манки, в особенной писательской жилке, фантазии, самокритике, упорстве, складе характера (вернее, определенном психотипе) и в каждодневном многочасовом рутинном труде.
Давайте разберемся, что такое искусство? Зачем оно нужно человеку в его жизни? Зачем художник создает произведение, а читатель, зритель, слушатель внимает ему? (Если всю эту заумную мутотень читать вам совершенно неохота, смело пролистывайте до интересующих вас глав).
Искусство стремится отразить жизнь, познать ее, превзойти, уловить тонкие, невидимые глазу связи с реальностью и ирреальным, вычленить какие-то космические, психологические закономерности и случайности жизни, тонкие грани бытия.
Воздействие произведения искусства на человека отличается от влияния на него каких-либо обычных событий жизни своим эффектом. Произведение искусства дает эстетическое наслаждение, рождает катарсис, несет в себе знание и познание, тогда как жизнь влечет за собой деяние или неделание, устранение от принятия решения.
Произведение, созданное одним художником, заставляет зрителя, слушателя, читателя воспринимать картину под его углом зрения. Психологические эмоции и переживания, испытываемые читателем от книги, гораздо интенсивнее, чем эмоции в повседневной жизни. Художник направляет читателя, словно говоря ему, на что следует обратить внимание, где надо заплакать или расчувствоваться. И читатель подчиняется, срабатывает психический механизм, который обозначают как феномен допущения, заставляющий смотреть на вымышленное как на реальное. Но если сильный стресс и сильное переживание в жизни побуждают человека изменить ситуацию, исправить ее, то сильное переживание в искусстве, катарсис уже являются самодостаточными, представляют ценность сами по себе.
Действительно, повседневная жизнь любого человека подтверждает, что эмоцию вызывает как реальное событие, так и воображаемое. Оказывается, что иллюзии жизни равны ей самой, между воображаемым и реальным – проницаемая граница. Воображаемое всегда может оказаться реальным, а реальное – воображаемым. То, что представляется реальностью, не всегда есть реальность, это может быть лишь видимость, обман, а воображаемое, желаемое может оказаться действительностью.
Вместе с тем искусство гораздо более насыщено событиями, эмоциями, переживаниями, действиями, чем реальная жизнь, которая порой течет спокойно и умиротворенно долгие годы. Искусство может быть ярче и блистательнее, совершеннее, но реальность гораздо шире и вмещает в себя много непознанного, незнаемого. Говоря иначе, одну сторону, одно событие искусство может отразить гораздо ярче, осветить с разных граней, найти там что-то запредельное, вытащить на свет потаенные пружины и механизмы, увидеть глазами более внимательными и чуткими…
Но в целом – жизнь гораздо богаче и многограннее, чем искусство.
Продолжая говорить о соотношении искусства и жизни, следует добавить одну очень важную вещь. Еще Аристотель говорил, что, будучи перемещенными в сферу искусства, знакомые предметы и явления обнаруживают в себе новый смысл. Сравнивая историю – науку фактов и поэзию, Аристотель отмечал, что историк говорит о том, что было, в то время как поэт обладает возможностью говорить о том, что может случиться:
«Поэзия философичнее и серьезнее истории: поэзия говорит о более общем, история – о единичном».
То есть, осмысливая с помощью искусства какие-то реальные события, ситуации, проблемы и т. п., можно открывать их тайны и закономерности, чтобы в реальной жизни воспринимать их уже по-новому. Это как свойства волшебной палочки, с которой не умеешь, а только учишься обращаться, – свойства волшебные, стихийные, но закономерности существуют, их можно узнавать и применять. Искусство и жизнь диалектически и мистически связаны между собой, и нельзя говорить о том, что одно «выше» другого: там-то и там-то, а другое «выше» там-то и там-то, они диалектически связаны, обусловлены друг другом, переплетены в таинственную и сложную структуру взаимопроникновений.
Художник – определенный психологический тип человека, со своей судьбой, странностями, эмоциональным надрывом.
Несколько лет назад вышедшая книга Григория Чхартишвили «Писатель и самоубийство» еще раз показывает нам, какой сложной структурой является личность художника и как разрушителен порой бывает талант для гения. Риск профессии художника в его раздвоенности, в личностях, которые сосуществуют в нем, в его андрогинности (Платон) и исконной бисексуальности (Бердяев), в стремлении «залезть в шкуру» каждого из своих персонажей, прожить его жизнь, прочувствовать его мысли. Это такая амбивалентная структура, луч света, распадающийся на составляющие его цвета, гармония и дисгармония, вместе взятые, хаос и порядок…
Французский ученый Жак Маритен пишет, что парадоксальность внутреннего мира художника в том, что он, его таинство «открыто как для Неба, так и для ада», что этот человек и безумец, и рациональный ремесленник, т. е. парадоксальность – нормальное состояние творческой личности. Непрерывная смена ролей, персонажей, явных и тайных желаний, грехов, какой-то чудовищной смуты и блаженного умиротворения, пробуждение самых различных страстей и совершение благородных и низких поступков – вихрь, составляющий жизнь художника. И как пишет О.А. Кривцун в книге «Психология искусства»:
«Сверхчеловеческое напряжение необходимо художнику, чтобы вместить в себя всю эту разрушительную полярность, овладеть обостренной отзывчивостью к миру».
Непрерывная самоидентификация художника с самыми разными персонажами – необходимость, цель жизни, пища для ума и души, суть творческого человека.
Совокупность всех черт человечества – способность быть любым из людей, выбрать и проиграть любую судьбу, множество судеб сродни возможности стать Творцом. Правда, тут есть опасность не прожить своей жизни – не художнической, а простой, человеческой… Хотя – это тоже судьба. Многогранность творческой личности порой приводит к душевным кризисам, опустошению, вживанию в образ настолько, что выдираться из него бывает мучительно больно, но еще больнее не делать этого. Это становится сущностью, воздухом, наркотиком, а при попытке избавиться от такого существования – ведет к смерти. Ощущение самых тонких граней бытия, немыслимого количества оттенков цвета, света, звука, слова переполняют художника и расширяют его иногда до такой степени, что за нею таится пустота безумия.
Находясь в процессе творческого акта, художник всецело погружается в него, в сюжет, отвлекаясь от реального мира и почти не существуя в нем. Он может забывать о реальных, насущных делах, перестать принимать пищу, потому что находится в другом мире.
Ортега-и-Гассет пишет:
«Жить – значит выходить за пределы самого себя».
Те же мысли занимали и М.М. Бахтина:
«Изнутри себя самоё жизнь не может породить эстетически значимой формы, не выходя за свои пределы, не перестав быть самой собою».
Многие ученые и художники обращались к этим мыслям независимо друг от друга. «Жизнь – театр», не правда ли? Каждый играет, пробует и примеряет на себя какие-то роли, оставаясь в тех, в которых удобнее и уютнее, но художник не ищет удобства, он, как змея, сбрасывает кожу, чтобы тут же начинать наращивать новую, а вырастая из нее, опять сбросить и повторить тот же процесс заново. Снова и снова.
Но эта беспредельная пластичность художника достаточно спорна и небезусловна. Все же какой-то стержень обязательно должен иметься. Иначе художник уподобляется марионетке, которую дергают за нити и лаги, но которая сама по себе безвольна, мягка и тряпична. Вряд ли это на самом деле так.
Жан Маритен утверждал, что искренность художника – «это искренность материи, готовой принять любую форму. Она состоит не в том, чтобы видеть себя, но в том, чтобы принимать и лелеять себя именно таким, каким в тот или иной момент себя обнаруживаешь».
Художник, безусловно, имеет иную энергетику, которая подпитывает его, дает особое зрение и видение окружающего мира, с которым творец общается посредством неких таинственных сигналов, невидимых и неосязаемых. Это сродни чуду. Настоящий художник, очнувшись от творческого забытья, порою сам не может поверить в то, что это его слова, мысли, чувства, мазки кисти запечатлены на этом листе бумаги или холсте. Трансцендентное состояние – это норма. Иначе начинаются ломки. Энергетика, связывающая с космосом, с земными и неземными энергиями, – одна из главных составляющих такого Творца. Это простая истина, явленная через обычные слова и понятия, но, между тем, она настолько сакральна, что от понимания и осознания ее захватывает дух.
Вместе с тем совершенно естественно, что художник желает создать из себя мистического, сказочного персонажа, сотворить легенду, необычную, способную оставить память о нем в последующих веках. Самоутверждение не только в творчестве, но и посредством создания мифа о себе составляют потребности этого психологического типа. Театральность, эпатажность, ощущение себя вне социума диктуют манеру поведения в обществе, создавая легендарность, отчужденность, возводя на иной пьедестал. Это и свобода, и зависимость одновременно. Это диалектика существования художника. Выдержать такой накал способны немногие. Поэтому и жизнь многих величайших художников – трагедия от начала и до конца.
Судить о том, хорошо это или плохо, правильно или неправильно, смысла нет, так как обычные критерии здесь не действуют, стандартные мерки неприменимы. Как прокрустово ложе, в которое невозможно уместить то, что изначально там не умещается. Поэтому мы просто отметим эту миссию избранничества, надевшую на себя вериги блаженных, отметим уникальность и призванность в этом мире данного психологического типа, типа художника, не позволяя себе судить его и судачить о нем.
Какие же условия необходимы художнику, чтобы состоялся процесс самоотождествления его с персонажем, событием или явлением? Разумеется, вдохновение. Но это еще не всё. Непрерывная потребность превзойти себя, сделать лучше, написать талантливее, с другой высоты осмыслить те или иные события, характеры, поступки для того, чтобы реализовать все грани своей личности, всё, что таится в зародыше, запрятано изначально в душе. Желание учиться, глубже постигнуть жизнь, постоянно открывать новое, а не отрицать его априори, не изучив предварительно, способность менять взгляды и установки, много работать, изучать необходимый материал с разных сторон и многое другое – требуются художнику в его работе.
И если Фрейд стремится показать развитие и преломление разных психических комплексов в произведениях крупных художников, мотивируя их проявление специфической сексуальностью, либидо, то всё равно его научные изыскания сводятся к психологии художественной личности, а не к психологии художественного текста.
В отличие от Фрейда его ученик Карл Юнг считал, что то, что применимо к художнику как к личности, неприменимо к нему как к творцу. Нельзя слишком гипертрофировать индивидуальные сексуальные комплексы, строя на них такую зыбкую систему. Юнг считал, что художническая психология есть вещь коллективная и слишком ее индивидуализировать – неправильно. Иначе говоря, проникновение создателя произведения в коллективное бессознательное – одно из важнейших условий продуктивности художественного творчества.
Юнг не отрицает те психические комплексы, которые живут в индивиде и которые сформулировал Фрейд. Однако Юнг истолковывает их не так, а рассматривая в качестве архетипов. Архетипы, согласно Юнгу, выступают как всеобщие образы, формы, идеи, представляющие собой доопытные формы знания, бессознательные мыслеформы. Коллективные образы наиболее явно претворились в формах народного фантазирования и творчества. Разрабатывая эту линию, ученый внес весомый вклад в теорию мифа. Юнг убежден в том, что коллективные образы предопределяют природу творческой фантазии и отдельного художника. Наблюдение над повсеместностью схожих мифотворческих мотивов у народов, которые никогда не приходили в соприкосновение друг с другом, приводит Юнга к идее об укорененности истоков мифотворчества и фантазирования в общей природе людей.
Продуктивной явилась и разработка Юнгом теории психологического и визионерского типов творчества. Психологический тип творчества основан на художественном воплощении знакомых и повторяющихся переживаний, повседневных людских скорбей и радостей. Переживание, которое культивирует визионерский тип творчества, – взгляд в бездну, в глубины становящегося и еще не ставшего, в скрытые первоосновы человеческой души. Именно такого рода первопереживание приближает к постижению онтологической сущности мира.
Заметное влияние на развитие интереса к психологии художественного творчества оказал и Бердяев, толковавший творческий акт как процесс самопревышения, способность выхода за пределы собственной субъективности и за границы данного мира. Он утверждал, что ценность природы творчества в том, что оно всегда развивается в оппозиции к нормативности, шире – в оппозиции к любому рационализму.
Тем не менее, изучая процессы природы художественного творчества, многие ученые и мыслители приходили к выводу, что эти процессы настолько иррациональны, что выявление их механизмов и законов невозможно. Разложить всё по полочкам и найти закономерности, при помощи которых осуществляется творческий акт, нереально.
Так, в диалоге «Ион» Платон приходит к мысли, что в момент творчества художник не отдает себе отчета в том, что он творит. Акт творчества демонстрирует силы художника выйти за пределы себя, когда душа его проникает в мир запредельных сущностей. Конечно, экстаз в некотором смысле безумие, изменение нормального состояния души, но, по словам Платона, это божественное безумие, божественная одержимость.
Творчество – по самому своему определению – создание того, что еще не существовало, в этом смысле любой творческий акт не может быть измерен критериями, сложившимися в культуре до него. Откуда приходит творческий импульс, рождающий озарение и прозрение и разбивающий прежние правила и стереотипы? Творческий акт никогда полностью не детерминирован извне, но и не исходит полностью из души художника, из его внутренней сущности. Творческие мотивы – наиглавнейшие побудительные мотивы личности художника, он пишет потому, что не может не писать. Но эти мотивы описать практически невозможно. Они остаются тайной.
Художник, прежде всего, живет внутренней потребностью творчества, силой, которую невозможно остановить, если она уже зародилась и как огромная волна покатилась по своему назначению. Все другие факторы тогда отодвигаются в сторону, отбрасываются, становятся мелкими и незначительными. Внутренние импульсы оказываются гораздо важнее внешних. Таким образом, художник стремится жить в этом мире, чтобы иметь возможность сотворить то, что ему предназначено.
Но все это касается в первую очередь художественной литературы. Деловая литература, нон-фикшн – несколько другая сфера, требующая делового подхода, логического мышления и жестко поставленных сроков. Об этом мы будем говорить в других главах.
.