Kitobni o'qish: «Свидание»
Она
Боясь выдать дрожь, она постаралась как можно непринужденнее опуститься на сидение машины. На секунду задумалась – а как следует закрыть дверцу? Небрежно ли захлопнуть, не глядя, как сделала бы любая удачливая коллега по женскому полу, опытная в жанре катание-с-мужчиной-в-машине (сама-то она, увы, неопытная) после чего повернуться к своему спутнику с обворожительной улыбкой? Или лучше тщательно закрыть, всем видом демонстрируя заботу о его имуществе? Как в таких случаях поступают счастливицы, для которых подобная ситуация привычна? Так и не найдя правильного решения, она неуклюже изогнулась над дверцей – по крайней мере будет видно, как она старается – и до отказа потянула ручку на себя. Вроде хорошо…
– Не закрыли.
– Э-э… Ох… А так?
Дверца хлопнула немного громче.
– Не закрыли.
О Боже! У нее не получается! Опять, в десятый или сотый раз, она конфузит себя на ровном месте! Должно быть, Валерий уже начал терять терпение. Такие мужчины, как он, обладатели таких чистеньких, гладеньких, красненьких иномарок очень быстро начинают терять терпение, если что-то идет не так. И она его прекрасно понимает!
– А теперь… теперь закрыла?
Надя попыталась наивно-кокетливо улыбнуться, но вышло испуганно и жалко. Валерий, не меняясь в лице и не говоря ни слова (ей показалось, или он подавил утомленный вздох?), наклонился через нее к ручке и резко (хотя и не громко) захлопнул ее. В нос ей пахнуло дорогим одеколоном. Впрочем, она слабо разбиралась в запахах дорогих одеколонов, но вкупе с машиной, а главное, с невозмутимым лицом Валерия его одеколон мог быть только дорогим. Он снова вздохнул – на сей раз от усилия – и откинулся назад на свое сидение. И ни на секунду не задержался на уровне ее тела. Хотя в какой-тот момент практически лежал поперек нее.
«Ему было неприятно задержаться? Я не внушаю ему никаких чувств? Боже, а вдруг он уже раскаивается, что пригласил меня?! Ну конечно. Меня же насквозь видно. Ничтожество, не умеет даже дверцу машины закрывать! О чем это говорит? О том, что ее никто и никогда не сажал в машину. А значит, у нее никогда никого не было. Неважно, было все-таки или не было, важно, что он это понял. А он понял?»
Валерий совершал таинственные и важные пассы, как и все владельцы дорогих гладеньких иномарок перед тем, как пуститься в путь. Он почертил пальцем с аккуратно обрезанным ногтем по экрану навигатора, после чего там зажглась зеленым ровная линия дороги (которая в действительности была грязной и изрытой ямами). Потом взглянул в зеркало, слегка подвинул его, потом поерзал на сидении, устраиваясь поудобнее. Вытянул и пристегнул ремень.
«Боже, как точны и выверенны его движения! Он словно бог, создавший эту машину и повелевающий дорогой! – невольно подумалось ей. Валерий вопросительно взглянул на нее, и Надя вздрогнула. – О нет! Что-то нет так? Я опять что-то сделала неправильно?!»
– Пристегнитесь.
– Ах… Ох… Извините… Все время забываю…
Она снова попробовала изобразить кокетливую улыбку, но вышло еще хуже. Красивая холеная рука Валерия повернула какой-то рычажок – от волнения она не обратила внимания, какой – и нутро машины заурчало. Этот звук вместе с молчанием самого Валерия прозвучал, как приговор в пустом зале суда.
«Я нелепа. Я глупо себя веду. А еще глупей, что я при этом конфузюсь. И ничего не могу с этим поделать. Господи, не надо было соглашаться! Придумала бы что-нибудь… Что мама заболела, или сыну надо помочь. Это же невыносимо. Я же не выдержу. А ехать еще долго… А потом еще этот ресторан, там будет еще хуже… Нет, зачем я согласилась?!»
Ты спрашиваешь – зачем? – перебила она сама себя. – А ты уже забыла, как вчера прыгала от счастья? Когда он написал в ВК, что приглашает тебя в ресторан, а потом «погулять», ты ж целый день потом усидеть не могла – все бегала и летала. Ты снова и снова перечитывала скупые строчки, и все твердила себе – вот оно, наконец-то, мечты сбываются! И что ты всегда верила, что так будет. То есть не верила, но когда оно произошло, сразу поверила. Хотя нет: бегать и летать ты начала еще неделю назад, когда случилось первое чудо: на улице вдруг остановилась машина, он высунулся и заговорил с тобой. Почти улыбнулся, кстати. А сегодня еще ни разу не улыбался… Спросил, не надо ли тебя подвезти до станции. А то ты бежишь – наверное, торопишься на электричку. Ты смутилась и сказала, что на станцию тебе не надо – ты это просто так, бегаешь по утрам… Хотя какое там бегаешь – ползаешь скорее. Ну, это все равно круто, снисходительно кивнул он, потому что сам он вот по причине нездорового образа жизни – он показал глазами на сигарету в пальцах – давно не бегает. Ну, никогда ведь не поздно начать! – радостно пропела ты, зардевшись. Дальше полагалось попрощаться: говорить больше было не о чем. Ты отступила на обочину, вежливо показывая, что знаешь свое место одинокого женского ничтожества, и что тебе даже в голову не придет надеяться, что его мужское величие решит продолжить разговор… Но он продолжил! Вы каждый день здесь бегаете? – поинтересовался он, задумавшись на секунду. Д-да, к-каждый, – запинаясь, ответила ты. В это же время? – властно спросил он. Это было невозможно и прекрасно: он уже почти назначал свидание! Э-эээ, д-да, в это же… – Ты побледнела. Ну, значит, увидимся. – Рука с сигаретой махнула на прощанье, мотор взревел, и красная машина – ты, кстати, только сейчас заметила, что она красная – унеслась прочь, оставив после себя облако снежной пыли вперемешку с выхлопными газами.
На следующее утро ты долго раздумывала, стоит ли в самом деле выходить на пробежку в то же время и на тот же маршрут. Не унизит ли это тебя, откровенно выдав надежду на встречу? Однако, тщательно взвешивая все «за» и «против», ты уже знала, что напрасно тратишь время: ибо решение давно было принято. Конечно же, ты вышла минута в минуту, как и вчера, пробежала по тем же улочкам, и даже замедлялась – высморкаться или поправить шарф – ровно в тех же местах. Ты останавливалась на тех же перекрестках, чтобы достать смартфон и промотать список песен до той, что звучала вчера. Когда до той самой улицы остался один поворот, ты стала сомневаться. Нет, это невозможно, чтобы он приехал. То есть, невозможно, чтобы он приехал именно ради тебя. Возможно, он действительно каждый день тут проезжает на работу, и именно этот смысл вкладывался в его необязывающее «увидимся». Наверное, он будем смеяться, если поймет, что ты прибежала сюда специально для него… Боже, какой стыд! Ну, конечно же, он будет смеяться. Прочь, немедленно прочь! Ты уже приготовилась свернуть на первую попавшуюся улочку, как позади громко просигналила машина. Ты обернулась и… увидела его. Валерий (тогда ты еще не знала, как его зовут) махал рукой из открытого окна.
– Снова бегаете? Молодец. А я так и не решился, – сказал он, подъехав.
Ты стояла, вытянув руки по швам, будто тебя застукали на дурном поступке.
– Э-ээ… Гм… Ну… – промычала ты, пытаясь изобразить разом и понимание, и сожаление, и ободрение. Непонятно, что в данном случае было уместней.
– Я… вот что подумал. Может, нам договориться… э-э… вместе стартануть? – неторопливо спросил он.
Это было слишком чудесно для того, чтобы оказаться правдой. Он словно читал вслух, строчку за строчкой, книгу ее сокровенных желаний. И пока что ни разу не сбился.
– Д-да, конечно! Можно… стартануть…
– Откуда вы обычно начинаете? Ваш э-э… забег?
Показалось ли ей еще тогда, что он говорит совершенно без эмоций? Словно начальник, сухо дающий указания? Или ей это пришло в голову только сейчас?
– Ну, я…
Она принялась суетливо объяснять, но он нетерпеливо прервал ее движением красивой руки.
– Короче, предлагаю созвониться. Вот мой телефон… – Он извлек откуда-то изящный блокнотик с ручкой, быстро написал номер, вырвал листок и протянул ей. – Свой продиктуете?
Вопрос был задан так, что не оставлял возможности для отказа. Надя, сбиваясь, промямлила номер. Он записал его так же быстро и небрежно, после чего бросил блокнот назад в машину. После такого обычно следует забвение – и блокнота, и телефона, и того, кто его дал.
– Я позвоню на днях. – Он уже усаживался, а она все еще растерянно стояла на обочине. – Да, кстати, а как вас зовут? – спросил он, уже собираясь отъехать.
– Э-э… Надежда. Надя.
– Валерий. Ну, до связи.
И снова машина умчалась, обдав ее на прощанье холодным ветром. Как странно – он снова ни разу не улыбнулся. …Это она тогда так подумала, или только сейчас?
…
Мне надо улыбаться. Улыбайся же! Он пока еще думает, что пригласил на свидание веселую, беспечную и уверенную в себе спортсменку, для которой поездки с мужчинами – обычное дело, которая не трясется, думая, какое она производит впечатление… А какое она производит впечатление? О Боже, все ужасно. Прошло уже три минуты, как они отъехали, а он ни разу не взглянул на нее – даже мельком в зеркале – и ничего не сказал! Наверное, он недоумевает, почему она не ведет себя, как надо. Но как надо?! Боже, скорей, скорей, надо спасать ситуацию!
– Гм… А я забыла спросить – чем вы занимаетесь? Вы, кажется, говорили, да я запамятовала…
Как нелепо! Он ничего не говорил. За все их три встречи – не считая переписки в ВК, которая тоже была до нельзя лаконична – Валерий произнес от силы пару десятков слов. И Надя их наизусть помнит. Конечно, не говорил. Потому что не считает нужным. Потому что он уже понимает, какую ошибку сделал, и теперь раздумывает, как из нее выкрутиться…
– Бизнес.
Она радостно встрепенулась и обратилась к нему, ожидая услышать продолжение – какой, мол, бизнес, и все такое. Но тонкие, красиво очерченные губы, на мгновение разомкнувшись, так же быстро сомкнулись, и не издали больше не звука.
«Он все-таки ответил. Значит, у него – и у меня – еще есть надежда. Но почему так до обидного кратко, как будто бросил кость надоедливой собаке? «Бизнес», хм. Хотя, может, я сама должна понимать, какой бизнес? Может, эти все знающие, уверенные в себе спутницы бизнесменов на красных машинах должны разбираться в бизнесах? А я – я разве похожа на такую?»
Надя украдкой оглядела себя. Накануне она часа три провела, перебирая свой скудный гардероб и решая, что одеть сегодня. Она не решилась взять свое единственное выходное платье – хотя настроение ему соответствовало, и даже на три порядка превосходило – так как опасалась, что этот выбор покажет ему, сколь важна для нее эта поездка, и какие надежды она на нее возлагает. Ага, вечернее платье, подумал бы он. Танец там, свечи, женитьба. Щас тебе! …Нет, конечно же, нет. Ради Бога, не сочтите ничего такого… Но одеться подчеркнуто небрежно – стилизуя тех самых таинственных-спутниц-солидных-мужчин (которых она живо себе представляла, но не смогла бы ткнуть пальцем ни в кого конкретного) – она тоже боялась. Во-первых, у тех женщин небрежность тщательно подобрана и стоит дорого, а у нее это будет просто небрежность, дешевая и жалкая. И он выбрала нечто среднее. Так она оделась бы, собираясь на собеседование (куда она часто ездила, находясь в поиске работы почти постоянно). Чистые, почти ненадеванные джинсы, черная блузка и черная кенгурушка. Если будет жарко, то кенгурушку можно снять… А если будет холодно, то под джинсами есть колготки, а на ногах – теплые ботинки. Чтобы телесный дискомфорт, не дай Бог, не помешал ей вести себя свободно и раскрепощенно… Она должна быть свободной и раскрепощенной, да! …Интересно, одобрил ли он ее выбор? Или надо было все-таки одеть платье?
– Э-э… А я вот точно не способна заниматься бизнесом… Давно поняла. Люблю, как говориться, работать на дядю, хе-хе…
Она надеялась насмешить Валерия, но его черты не шелохнулись. Разве что он взглянул на нее в зеркало – при отсутствии улыбки это был почти признак симпатии. Или нет?
– И где, гм, ты… Может, перейдем на «ты»?
– Да, конечно! – Надя почти подпрыгнула от облегчения. Она напрасно переживала? Его все устраивает? Она хорошо выглядит? Она умно разговаривает? Она достояна того, чтобы с ней…
– …а где ты работаешь?
Радость сдулась, как резиновый шарик. Что ему ответить? Что она годами перебивается случайными заработками? Что из вакансий в их поселке есть только кассирша в «Пятерочке», и она изо всех сил оттягивает момент, когда придется смириться и ею стать? Что ее доходов хватает только на еду и оплату коммунальных платежей, и, если бы не помощь бывшего мужа, который оплачивает жизнь их сына в городе, тот не смог бы учиться в университете? И что ее фанатичная, маниакальная, годами (да что там – десятилетиями!) неосуществляемая мечта начти мужчину подразумевала еще и финансовое спасение… Это ему сказать? Нет, конечно же, она ничего такого не скажет. Не дай Бог, он подумает, что она видит в нем… ну, это… спонсора.
– Так, пишу тексты… Копирайтером, – выдавила Надя, густо покраснев.
– Ну и как, на жизнь хватает?
Это была самая длинная фраза, произнесенная Валерием с начала поездки. Наверное, как бизнесмен, он рефлекторно отреагировал на разговор о деньгах, подумала она. В глазах, отражавшихся в зеркальце, по-прежнему не было эмоций.
– В общем, д-да…
Ей показалось, или он вправду повернул голову и быстро окинул ее взглядом? И в этом взгляде было сомнение? Боясь встретиться с ним, она осторожно скосила глаза на свои колени. Выглядят джинсы потертыми или нет? Вчера ей казалось, что они идеальны. Но сейчас, на фоне ослепительно-глянцевых поверхностей салона, они показались старыми и изношенными. Боже, вот дура! Зачем она их одела! Он же догадается, что они нищенка, наивно размечтавшаяся зацепить богатого! А еще старая, некрасивая, глупая нищенка. Боже!
Чтобы перевести дух, она посмотрела в окно. Мимо проносились заснеженные ели. Кажется, если бы машина ехала чуть медленнее, она, не задумываясь, выпрыгнула бы на ходу, только бы спастись от стыда. Он молчит. Ни слова не говорит. Это значит, что он разочаровался. Он был бы не прочь все это прекратить прямо сейчас, но не понимает, как… Она ему поможет! Хоть в этом она даст возможность подумать о себе хорошо!
– Гм, э-э, вы… Ой, ты… Т-ты, наверное, человек очень занятой… – Произносить «ты» по отношению к этому небожителю, милостиво – хоть и по ошибке – допустившего ее чуток погостить на своих небесах, было мучительно трудно. – Наверное, т-тебе… сложно выкраивать время… на такие вот поездки.
Он чуть поднял бровь. Как будто удивленно.
– Да не, нормально.
– Наверное, у тебя сейчас полно дел! – воскликнула она, ободренная самим фактом ответа. – Так это… если у тебя дела, то я ничего… Ничего страшного, я могу… Мы сейчас Рябинники будем проезжать, так я это… могу сойти. У меня там как раз подружка, я давно зайти собиралась! – вдохновенно врала она.
Все-таки в ней есть что-то хорошее, раз она способна вот так, посреди зимней дороги, взять да и пожертвовать собой! Выйти неизвестно где, чтобы непонятно как добираться до дома, и все для того, чтобы ему было лучше. Точнее, чтобы ей… Она замерла на полуслове, потому что почувствовала, что Валерий удивленно – теперь уже точно удивленно – смотрит на нее. Ну да, Боже мой, что же она такое говорит! Человек все спланировал, пригласил женщину (он же не знал, что она не женщина, а ничто), повез ее в свой выходной день в ресторан… Да это просто свинство с ее стороны – пытаться нарушить его планы! Она, вообще, в своем уме?!
– Я просто подумала… Может быть, вам… то есть тебе… неудобно, – испуганно забормотала она.– Может, тебе было бы удобнее… То есть, если что, то я запросто… Мне не сложно. Но если нет, то я пожалуйста… Я поеду, конечно! Просто я подумала…
Она посмотрела на него взглядом побитой собаки.
– Иногда надо и отдыхать.
– А, ну да, ну да…
Возмущен или нет? Не знает, что думать? Считает дурой? Странной? Какое у него непроницаемое лицо, когда он смотрит на дорогу… В любом случае, пытаться сбежать прямо сейчас было, конечно, глупейшей идеей. Надо быть сильной и выдержать муку до конца! Хотя бы до этого несчастного рес-то-ра-на… А там уже легче будет… уйти. И остановки автобусные там есть, и приличия будут соблюдены: целый час – это вполне нормально для э-э… свидания. Чтобы он, выделивший для этого свой единственный (наверняка) выходной день, не счел себя обманутым. Да, надо дотерпеть до ресторана, а там как-нибудь. А пока она будет изо всех сил развлекать его разговором. Пусть это будет выглядеть глупо, но он увидит, что она старается, и простит…
– Знаете… то есть знаешь… твое приглашение вчера… было таким неожиданным!
Это надо было сказать с игривой интонацией. И безразличием к результату. Но у нее получилось просящее «ну пожалуйста, ну ответь что-нибудь, ну покажи, что я тебя еще интересую!». Поэтому, наверное, он метнул осуждающий (или показалось?) взгляд в зеркало. Кажется, даже хмыкнул.
– Почему?
Действительно, глупее фразы было не придумать. И как она теперь собирается отвечать на справедливый вопрос «почему»? Неужели правду?! Потому, что она ждала подобного приглашения последние пятнадцать лет, и уж не думала дождаться? Или потому, что обычно особи мужского пола ни то, что не выказывали к ней интереса, но даже не идентифицировали как объект? Это читалось по их взглядам, которые всегда проходили сквозь нее, как будто ее здесь и не было… Но ведь не может же она сказать это Валерию!
– Н-ну, просто вы… то есть ты… брал у меня телефон, чтобы вместе побегать, и вдруг…
Она испугалась произнести «приглашаешь в ресторан», так как в нем содержалось (как она была уверена) слишком много неоправданных ожиданий. Как бы он не подумал, что она видит в нем богатого мужика, которого она наконец-то нашла, чтобы тот водил ее по ресторанам… При мысли о таком конфузе ее прошиб пот.
– Иногда можно и поесть.
Это он так шутит? Типа краткая, грубоватая шутка самоуверенного мачо? Но если он шутит, значит, еще не все пропало. Значит… она ему еще нравится? Все его обхождение, что сегодня, что прежде, менее всего позволяло сделать такой обнадеживающий вывод. Но зачем-то ведь он пригласил ее! Ее, жалкую замарашку, случайно встреченную на заснеженной улице поселка Лесное. Эта единственная мысль удерживала от полного краха. …Однако надо же что-то говорить. Что еще сказать? Боже мой, что еще придумать?!
– Вы… то есть ты… Ты такой неразговорчивый…
Не выглядит ли это упреком? Только бы не выглядело!
– Какой уж есть.
Вот черт! Точно, выглядит упреком. И кто ее за язык тянул?!
– Да нет, все в порядке, я не это… Просто неожиданно как-то. Я думала, вы… то есть ты… захочешь о чем-нибудь поговорить.
Молчание. Как будто повел плечами. Мол, не знаю, как хочешь, можем и поговорить. Может, расспросить про его дом? Тот, в который он ее после ресторана везти собирался. И в который она мечтает не попасть. Лучше бы, наверное, не напоминать о нем… Но тогда о чем? Мужчины, да еще такие респектабельные, у которых дома в закрытых коттеджных поселках, должны любить о них говорить. Может, зерно упадет на благодатную почву?
– А ты живешь в самом Лядино, или поблизости?
Вопрос должен создать впечатление, что она допускает, что Валерий может жить в обычной обшарпанной пятиэтажке поселка городского типа Лядино, либо в одном из простеньких частных домишек поблизости. И что она совершенно не требовательна к его имущественному положению – вот, дескать, думает, что он такой же бессеребреник, как она, и все равно едет! Каково!
– Я же сказал – не в самом. В «Серебряной реке». Коттеджном поселке.
Ох, как она этого боялась! Название указывает на захват берега Серебряной реки (хотя такого названия на карте нет, тамошняя река называется Лядинка) наглыми нуворишами из коттеджного поселка. Неужели Валерий – один из них?! Тогда ей точно нельзя туда ехать. Потому что тогда он – враг, отбирающий природные ресурсы у простых людей! И оказавшись там, в его роскошном (не иначе) коттедже, она как бы разделит его преступление. Воспользуется, так сказать, его плодами. Впрочем, это отлично: теперь у нее есть стопроцентная отговорка. И ей не будет мучительно стыдно сказать ему, что она не поедет, что он потратил этот свой выходной, оторвал его от своего драгоценного бизнеса напрасно. Потому что уже через минуту, узнав, как она относится к берегозахватчикам, он сам ее высадит из машины. Еще, может быть, врежет для верности. Ура!
– А… Э-э… Валера! Я вот что хотела спросить… Может, тебе покажется странным…
Он даже слегка повернул голову на такое необычно долгое вступление.
– А у тебя там, в твоем доме… берег огорожен? Я хотела спросить – там перекрыт берег для доступа других граждан?
Надя пунцово покраснела. На лице Валерия изобразилось неподдельное удивление.
– А какая разница? Ты что, боишься кого-то?
– Нет! Нет! – Надя вспыхнула. – Как раз наоборот! Понимаешь, ведь это незаконно – захватывать берега! Вот у нас в Лесном… так вообще почти на берег Лесновки не попасть, все захватили. Но я была уверена, что ты нет… Что ты это… уважаешь закон. Так у тебя да? Ты тоже… это?
