Kitobni o'qish: «Шанталь. Капкан для дьявола»

Глава 1

Я подписала письмо, и посыпав его песком, скрепила собственной печатью. Облегченно выдохнув, небрежно отбросила его в угол стола, где оно с лёгким шелестом опустилось на приличную кучу похожих один на другой свитков. Их написание отняло у меня полдня и остаток вечера.

«Бойся своих желаний», – любил повторять Сиддиг менторским тоном, частенько выводившим меня из себя. Когда-то мне казалось, что его бесконечные наставления и поучения душат меня, сдерживают похлеще кандалов, мешают поступать согласно собственным желаниям. Какой же наивной и глупой я была! Сейчас, по истечении всего лишь трёх с половиной лет с того момента, как в последний раз видела его на палубе уплывающего вдаль «Смерча», я, как никогда прежде нуждалась в мудрых советах и наставлениях своего «учителя».

За стеной часы пробили дважды. Выпрямив ноющую спину и потирая порядком затекшую шею, я с неприязнью посмотрела на длинный ряд портретов с изображениями лиц мужского пола разных возрастов, занявших почти всю стену отнюдь немаленького помещения, служившего мне рабочим кабинетом. На них были изображены, хотя и наверняка приукрашены, отпрыски знатнейших европейских фамилий, старшему из которых было глубоко за пятьдесят, а самому юному едва исполнилось семь. Боже мой! Только задумайтесь! Семь!

Почувствовав, как снова заныли виски, я поднялась из-за стола, и, потуже затянув пояс парчового халата накинутого поверх ночной сорочки, подошла к окну. Мне не спалось. Я задыхалась в жарко натопленном камином помещении. Казалось, лёгкие горят огнём. Не в силах терпеть, я рывком распахнула створки настежь, с наслаждением подставляя пылающее лицо резко ворвавшейся внутрь ночной прохладе и жадно вдыхая свежий воздух.

Вдали, таинственно подсвеченное выглянувшей из-за облаков луной, серебрилось море. И, как это в последние годы частенько случалось, глаза тут же наполнились влагой. Увы, цена моих желаний оказалась несоразмерно высока. Восстановив справедливость и вернув себе положенное по праву, искренне веря в то, что это и есть высшая цель, к которой долгие годы стремилась всем существом, я, так уж вышло, лишилась гораздо большего, чему не придавала значения прежде, но смогла оценить в полном объеме только после того, как безвозвратно утратила – частицы своей души. Вместе с несбыточной любовью, я навсегда похоронила её в море.

Как завороженная, не отрывая глаз от сияющего диска, отражающегося на поверхности водной глади, я забралась на широкий подоконник, и, подтянув колени к груди, обняла их руками. Губы скривились в печальной ухмылке. Кто бы мог подумать, что ради того, чтобы в редкие минуты оставшись наедине с собой и иметь возможность любоваться морем хотя бы издали, мне придется разрушить каменную стену, которую с завидным упорством годами воздвигал генерал Айван, наивно верящий, что она сможет уберечь его от справедливого возмездия. Направо и налево сеявший ветер, этот болван, как показала жизнь, оказался абсолютно не готовым к тому, что однажды придется пожать самую настоящую бурю. Он грезил о лаврах властителя и мечтал прославиться на века, а в итоге обрёл бесславную кончину, и имя его, кровавыми буквами вписанное в историю Боравии, уже начало стираться из памяти угнетенного народа, вынужденного терпеть его тиранию на протяжении двух десятков лет.

Жалела ли я о том, что посвятила свою жизнь кровной мести? Разумеется, нет. Тосковала ли я о том, что мне пришлось оставить в прошлом? Безусловно, да. И эта тоска, тисками сжимающая сердце, чего уж греха таить, не давала мне в полной мере насладиться вкусом долгожданной победы, почувствовать себя по-настоящему счастливой.

«Королева не может принадлежать ни самой себе, ни какому-то одному человеку. Она принадлежит целому народу, о благе которого обязана думать в первую очередь. И во вторую. И в третью…» Я покосилась в сторону портретов. Судьба в очередной раз испытывала меня на прочность, подло подкидывая «чёрную карту».

«Монарху предписано думать о своем народе, и, ради него, он обязан быть готовым на любое самопожертвование, включая политический брак». Как бы не так! Я жертвовала и продолжаю жертвовать многим ради своей страны, но только не таким способом! У Боравии уже есть законный наследник, который, когда настанет его время, сменит меня на престоле. И другого не будет! Завтра же, не откладывая, разошлю письма и соберу в тронном зале многочисленных послов и папских представителей, и, раз и навсегда поставлю жирную точку в вопросе замужества и престолонаследия. Что же касается брака…

Я едва не вывалилась в окно, когда кто-то внезапно заколотил в дверь.

– Роз… Чёрт! Ваше Величество! Позвольте войти! Это срочно! – Совсем недавно начавший грубеть голос Арно сорвался на фальцет, потонув в сумасшедшей какофонии самых разнообразных звуков, от которых по позвоночнику пробежал ледяной холодок.

«Что случилось? Даже с такого расстояния чувствовалась паника, охватившая обычно не унывающего пройдоху. Что же могло привести его в такое состояние?!»

Крайне взволнованная, я, не теряя времени, бросилась к двери, за которой, в окружении рыдающих и причитающих нянюшек и полдюжины растерянно мнущихся стражников, стоял мой воспитанник, крепко зажав подмышкой яростно вопящий и брыкающийся свёрток.

– Что происходит?! Немедленно объясните, что вы все здесь делаете? И где Тео?

Услышав знакомое имя, свёрток в руках Арно прекратил лягаться и, стянув с головы задравшийся подол ночной рубашки, протянул ко мне крошечные ручки: «Мама! Мамочка!»

Золотоволосый херувимчик с ярко-синими глазками и румяными щёчками, высвободившись из рук своего «мучителя», сейчас мало напоминал чудовище, которое еще пару мгновений назад бешено извивалось в еле удерживающих его заботливых руках и угрожало всеми мыслимыми и немыслимыми карами, которые подсказывало его детское воображение.

Подхватив на руки малыша, тотчас же крепко обнявшего меня за шею, я повернулась к собравшимся:

– Я жду объяснений! В чём дело, Арно?

Вместо ответа, юноша кивнул выступившему вперед гвардейцу, который виновато покосившись в мою сторону, осторожно развернул кусок пропитанной кровью ткани. Я отшатнулась и машинально отпрянула при виде того, что находилось в ней. Длинный клинок, с простой костяной рукояткой, очень тонкий и острый – идеальное оружие для убийства. Но вовсе не он исторг вскрик из моей груди, а рука, точнее некоторая ее часть, всё еще сжимающая смертоносное лезвие.

– Откуда это взялось?! – Быстро прикрыв ладонью любопытные глазки малыша, пытающегося рассмотреть страшный предмет, я, стараясь, чтобы голос звучал как можно спокойнее, воззрилась на юношу.

– Прямиком из пасти одной известной тебе псины, которая, как ты знаешь, крайне отрицательно относится к визиту нежданных ночных гостей. Их было двое, но увы, сообщнику удалось скрыться. Вместе они успели убрать четырех охранников, и, пока один подстраховывал внизу, этот, – Арно кивнул на руку, – влез через балкон в детскую, полагая, что не встретит особого сопротивления от пары-тройки перепуганных до смерти служанок. Откуда ж ему, дураку, было знать, что вместо этого нарвётся на Клода, по обыкновению прятавшегося под кроваткой в надежде избежать купания.

Немыслимо! Как такое могло произойти в моём собственном дворце?!

При одной только мысли о том, что кто-то мог желать смерти невинному созданию, меня охватила ярость, которую чудом пока еще удавалось удерживать внутри себя, из-за страха ещё больше напугать сына.

– Где он сейчас? – Трясущимися руками передав Тео няням, и, велев им под усиленной охраной укрыться в моей опочивальне, я повернулась к Арно.

– Кто? Клод? – Непонимающе моргнув, паренёк не сразу сообразил о ком идёт речь.

– Ты издеваешься?! – Моё самообладание было в шаге от критической отметки, после которой неминуемо разразилась бы катастрофа. – Я спрашивала про убийцу!

– Аа… ну так там же, где и Клод. В детской, – на бегу продолжил парнишка, когда я, не дожидаясь конца повествования, сорвалась с места. – Только он того…Ты не подумай, не из-за пса. В конце концов Клод же не людоед какой. Этот гад сам от страха окочурился, когда увидел на кого нарвался.

Господь Всемогущий, пошли мне терпения…

Юноша сказал правду. Труп, с искаженным от ужаса лицом, лежал там же, где его настигла божья кара – на полу возле детской кроватки. Рядом, с видом охранника застыл Клод, который при виде меня опустился на задние лапы, виновато пряча глаза в пол.

Дурачок. В другое время я обязательно наказала бы его за своеволие, но не теперь, когда именно благодаря этому качеству его сволочного характера, была спасена жизнь моего сына.

Мимоходом погладив пса по голове, я нависла над его жертвой. Можно сказать, убийце повезло. Он ещё легко отделался. Попадись он мне живым, разорвала бы на куски собственными руками. Разумеется, только после того, как выяснила бы, кто его подослал. Теперь же, увы, это не представлялось возможным.

Правда, ещё оставалась крошечная надежда схватить его сообщника. Хотя, с огромной вероятностью он уже успел покинуть городские стены. Ищи-свищи теперь…

Однако мириться с неудачами не в моих правилах. Следовало изучить тело, чтобы найти хоть малейшую зацепку, способную пролить свет на то, кем он являлся, и кто был заказчиком.

К сожалению, скрупулёзный осмотр не принёс результата. Ни во внешности, ни в одежде мертвеца ничего примечательного не обнаружилось. Таких как он на столичных улицах сотни, и, на первый взгляд невозможно определить был ли он обычным горожанином или же прибывшим издалека наёмником. Однако, сдаваться я не собиралась. Враг посмел посягнуть на самое дорогое, что у меня есть, а значит я переверну небо и землю, если понадобится спущусь на самое дно ада, но найду его. Дремавший внутри меня зверь, который, как я надеялась, никогда больше не пробудится, поднял свою голову, и теперь настойчиво требовал крови. Что ж, я досыта напою его ею…

* * *

Всё еще оставалось неясным каким образом посторонние смогли не то, что проникнуть во дворец, а вообще к нему приблизиться? Как им удалось пройти мимо многочисленных караульных, которым сутки напролёт было поручено смотреть в оба?

Ответ оказался до банальности прост. Сокрушительная победа над Диффанчини и генералом Айваном, и последующие за ней годы, наполненные миром и покоем, расслабили боравийцев. Они забыли, что излишняя самонадеянность, в свое время, привела к печальному концу и более великих людей, сгубив их в считанные мгновения без скидок на особый статус и исключительность.

Уверовав в то, что никто не посмеет вновь покуситься на государство, во главе которой стоял по-настоящему сильный правитель, люди утратили страх и осторожность. Это и стало фатальной ошибкой. Недремлющее зло, которое напротив, старалось укрепить свои позиции, смогло воспользоваться представившейся возможностью, и, найдя брешь, ударило в самое уязвимое место.

Лишь по воле случая или божьей милости, называйте как хотите, нам удалось избежать непоправимого.

Я сходила с ума от неведения. Тысячи мыслей назойливым роем, грозили взорвать мою голову. Кто же стоял за этим покушением? Кто мог осмелиться на такое? Людовик Французский? Гм… Вряд ли. Ослабленный войнами и ухудшимся самочувствием, он был не в том положении, чтобы лезть львице в пасть. Тогда, кто же? Соседи? Сомневаюсь, хоть и не исключаю. Среди них немало тех, кому незаконнорожденный наследник на боравийском престоле был как кость в горле, в чём они не стеснялись признаваться. Разумеется, за глаза. Мечтая увидеть собственных отпрысков во главе стратегически важного государства, они вполне могли отважиться на столь безрассудный шаг.

Я перестала мерить шагами кабинет и с ненавистью повернулась к всё ещё дожидавшимся моего решения портретам. Кто-то из изображенных на них принцев и князей, мог вести тайные интриги за моей спиной и, чтобы возвыситься самим, желать смерти моему сыну. Но, кто именно?! Один, или в сговоре участвовали все?

Впрочем, какая теперь к чёрту разница? Моя тёмная сторона, которая, как я думала, осталась похороненной в прошлом, вернулась, и сейчас, яростнее чем когда-либо рвалась наружу. И самое ужасное заключалось в том, что я больше не чувствовала желания её сдерживать.

В два шага преодолев расстояние до двери, я резко ее распахнула. Подозвав маячившего за ней Арно, который в отсутствии Нино, еще не вернувшегося из Сицилии после похорон матери, нес круглосуточную вахту возле моей двери, я отдала короткий приказ, от которого, и без того огромные глазищи юноши превратившись в блюдца. Не задавая ненужных вопросов, он бросился выполнить поручение.

Этой ночью никому не удалось сомкнуть глаз. Едва рассвело, когда во внутреннем дворике дворца, я встретилась с Франко Калабрийцем и дюжиной его лучших людей, прибывших по первому зову своей королевы. Помимо них на встрече присутствовал Тибор Йозерци – союзник, которому я доверяла как себе. Хотя, признаюсь, больше всего я сомневалась сейчас именно в собственной персоне, потому что мать, защищающая свое дитя в тысячу раз опаснее и непредсказуемее целого легиона наёмников. Ибо в отличие от них, ей было что терять.

Одарив каждого по отдельности внимательным взглядом, я кивнула в сторону сложенных в кучу портретов.

– Думаю, не нужно объяснять, для чего я собрала вас здесь. Кто-то из этих ублюдков нанес мне смертельное оскорбление. Кто именно, уже не имеет значения. За действия одного, в назидание другим, ответят все. Никого из них в живых не оставлять.

– Шанталь, не поступайте так! Это не разумно! – Обычно поддерживающий каждое мое решение Йозерци, на этот раз удивил своей реакцией.

– Держите своё мнение при себе, князь! – Едва сдерживаясь, процедила я сквозь зубы.

– Вот как? Князь? – Кажется его задели мои слова. – Мы снова перешли к официальному обращению, королева Ша́нталь? – Он намеренно произнёс моё имя на боравийский лад с ударением на первом слоге, как оно и звучало на самом деле до того, как его исказили на французский лад. – Уж простите за дерзость нерадивого холопа.

Момент для иронии был самым неподходящим. Лава внутри меня закипала и могла рвануть в любой момент.

– Вы выжили из ума, Ваша Светлость? – Недобро прищурившись, я повернулась к нему, уперев правую руку в бок.

– Увы, Ваше Величество, но безумны, похоже, здесь именно вы. Как можно не доказав вины, подписывать смертный приговор представителям королевских домов? Собрались объявить войну всей Европе?

– Почему бы и нет. Только в отличие от этих трусов я не стану скрывать своей причастности к их смерти. Я не боюсь. Пусть знают, что янтаря и стали у меня, хватит на всех.

– И вас ничего не смущает?!

– Смущает только одно: Боравия – маленькая страна, пока не решила, где, в случае войны, мне хоронить всех врагов.

Что это? Мне показалось, или в чёрных как ночь глазах на миг промелькнуло восхищение? Хотя, когда имеешь дело с князем Йозерци, ни в чём до конца уверенной быть нельзя. Его следующая фраза лишь укрепила меня в этом.

– В том, что вы легко сметёте любое препятствие со своего пути, я не сомневаюсь. Вот только какой ценой?

– Довольно! – Взмахом руки я велела ему остановиться и не докучать бессмысленными попытками достучаться до моей совести. Случись убийце совершить задуманное, о какой совести тогда бы он заговорил? Как бы смог оправдать убийство невинного ребенка? Моего ребенка!

От одной лишь мысли об этом меня прошиб ледяной пот. Я вновь повернулась к Франко и его людям:

– Приказ понятен? – и, когда они молча кивнули в ответ, готова была добавить: «Выполняйте», – когда меня прервало осторожное покашливание Арно прямо за спиной.

– Ваше Величество, есть новости чрезвычайной важности.

Скрестив руки на груди, я с вызовом посмотрела на Йозерци, чьи глаза продолжали глядеть на меня с немым укором, после чего обернулась к юноше.

– Говори.

– Гвардейцам удалось по горячему следу схватить второго преступника. Сейчас, он в камере для допросов. Желаешь лично принять участие в экзекуции или доверишься палачу?

Ну уж нет. Отныне, я сама буду и судьей и, если нужно, палачом.

– Веди, – подобрав юбки, я шагнула вслед за Арно, когда меня окликнул князь.

– Я, так понимаю, что ваш предыдущий приказ отложен. Что прикажете делать с портретами?

Не оборачиваясь, я бросила на ходу:

– Сжечь. А пепел собрать и разослать адресатам.

Глава 2

Камера для допросов некогда являлась предметом особой гордости Миклоша Айвана. Чрезвычайно жестокий по натуре, он с особой тщательностью обставлял её всеми известными в Европе орудиями пыток, при одном взгляде на которые, и самый бесстрашный храбрец превращался в растерянное и запуганное существо, готовое рассказать всё что знает, и не знает, кстати, тоже. Когда я, осматривая дворец, впервые спустилась в это жуткое место, то испытала самый настоящий ужас от сознания, насколько может быть безжалостной человеческая порода, придумавшая столь изощрённые способы воздействия на себе подобных. Клянусь, даже самое дикое животное никогда не стало бы так мучить свою добычу, а постаралось бы убить ее максимально быстро. Но нет, Айван, судя по тому, что я всё больше и больше о нем узнавала, был кровожаднее любого свирепого хищника. Ему доставляло невероятное удовольствие упиваться собственной властью и, как ему казалось, безнаказанностью. Чем более зверским способом он истязал своих жертв, тем выше поднимался в собственных глазах.

Дробители конечностей, пыточные гробы, «железная дева», «испанский сапог», дыба, «осёл», «груша», «медный бык», «колыбель Иуды» – лишь малая часть «коллекции» безумного генерала, которую он частенько испытывал на бунтовщиках и просто неугодных подданных. На некоторых орудиях пыток и сейчас можно было увидеть засохшие пятна бурого цвета, которые так легко можно было поначалу принять за ржавчину.

Первым моим желанием было тогда, уничтожить любимое детище Айвана. Вынести все пыточные орудия и навсегда замуровать помещение, впитавшее в свои стены ужас и страдания несчастных. Но потом, передумала. Как знать, с кем мне однажды придется иметь дело. Возможно когда-нибудь генеральские игрушки станут единственной возможностью развязать самые несговорчивые языки.

И, как в воду глядела. Сегодня, впервые за годы моего правления, пыточная вновь была открыта, и, страшные орудия, с которых сняли скрывающие их чехлы, вновь готовы были встретить свою жертву – нелюдя, принесшего смерть в мой дом.

Отпустив Арно, я подошла к тяжелой металлической двери. Допрос уже начался. Желая до поры остаться незамеченной, я решила остаться снаружи. Полуприкрыв глаза, внимательно вслушивалась в каждое слово. Этому, как и многому другому, в свое время, научил меня мудрый Сиддиг. «Учись слушать не ушами, а сердцем. В конце концов неважно, что человек говорит, важно, как он это делает. Уделяй внимание всему: манере, голосу, интонации. Обман может крыться как в отрывистом дыхании, так и в длинных паузах между словами, когда человек судорожно старается сглотнуть…»

Судя по тому, что я сейчас слышала, обвиняемый лгал. Причем делал это несмотря на окружающие его страшные орудия. Значит, он либо знал мое отношение к пыткам, либо рассчитывал на быструю смерть. Но, от кого? Ответ напрашивался сам собой: кто-то из моих людей был предателем. И этот «кто-то» был совсем рядом.

Рука потянулась к кованой ручке. Пора было войти и взять допрос под свой контроль. И даже всем силам преисподней в этот раз не удастся помешать мне выбить из негодяя правду.

Но, кажется, у Высших сил на сей счет были совершенно другие планы. Быстрый шаг за спиной и взволнованный голос лакея отвлекли меня от задуманного. Недовольная тем, что мне помешали, я опалила несчастного гневным взглядом, но прежде, чем открыла рот, он успел проговорить:

– В-ваше Величество, там, в-во дворе… Вам лучше самой всё увидеть.

Тяжелое предчувствие сдавило грудь. Зная мой нрав, никто не осмелился бы беспокоить меня по пустякам. Значит произошло что-то из ряда вон выходящее.

– Где Арно?

– Там же. Вместе с князем Йозерци они отправили меня за вами.

Раздраженно передернув плечами, я кивнула на дверь:

– Хорошо. Я схожу и посмотрю. А ты пока останови допрос от моего имени. Пусть без меня не продолжают.

Лакей бросился выполнять поручение, в то время как я, подобрав юбки, ринулась к выходу. Я ещё успела услышать, как он посетовал на то, как туго открывается дверь, когда мощной взрывной волной меня буквально выплюнуло наружу.

Больно ударившись о землю, я попыталась подняться. Безуспешно. Всё вертелось перед глазами. В ушах стоял такой грохот, будто попала в окружение сотни барабанщиков, отбивающих дробь по приказу невидимого дирижера. В попытке заглушить сводящие с ума звуки, я зажала уши руками, но это не помогало, шум доносился не снаружи, а изнутри, грозя взорвать череп. Минуточку… взрыв… Титаническими усилиями превозмогая боль, я повернула голову туда, где ещё несколько минут назад стояли прочные каменные стены, теперь же, вместо них, словно насмехаясь, на меня уставилась зияющая дыра, из которой наружу вырывались языки пламени. Что, чёрт побе…

– Шанталь! Шанталь, вы слышите меня? Господи, вы вся в крови! Арно, дьявол тебя дери, не пялься как умалишенный. Живо за доктором!

Я испуганно отшатнулась, когда почувствовала, как чьи-то руки легко подхватывают меня с земли, но увидев над собой озабоченное лицо Тибора Йозерци, облегченно вздохнула и позволила себе прижаться ушибленной головой к широкому плечу. Его губы шевелились. Кажется, он обращался ко мне, но из-за адского шума, слова, будто доносящиеся откуда-то издалека, были еле различимы. Чтобы как-то справиться с болью и головокружением, я сосредоточилась на тепле, исходящем из могучей груди, учащенно поднимающейся и опадающей при каждом вздохе. Оно мягко окутывало подобно шерстяному пледу и частично успокаивало. Минуту, всего одну минуту позволю себе понежиться в объятиях этого властного и такого ласкового одновременно мужчины. Только минуту, чтобы он не успел напридумать себе такого, о чём потом придется пожалеть нам обоим: ему – о несбыточном, мне – о вынужденных мерах, призванных напомнить ему о несбыточном…

* * *

Ранения оказались серьезнее, чем можно было предположить. Раздраженно отослав суетящихся вокруг слуг, я, сквозь слёзы, выступившие на глазах из-за невыносимой головной боли, посмотрела на бледного, как полотно, эскулапа.

– Что скажете, Тамаш? Жить, надеюсь, буду? – Морщась от болезненных ощущений и подкатившей тошноты, я попыталась занять более удобное положение, с удивлением обнаружив, как кто-то, находящийся позади, тотчас заботливо подложил мне под спину еще одну пуховую подушку, помогая приподняться. Господи, я совсем забыла о Йозерци. Он что же, всё это время был здесь и присутствовал при осмотре? Будь всё проклято! Только смущения мне сейчас не доставало…

– Жизни Вашего Величества ничего не угрожает. Внутренних повреждений нет, а ссадины и ушибы скоро заживут. Разве что… – он запнулся, бросив испуганный взгляд мне через плечо. Можно было не сомневаться с чем ему пришлось встретиться. Наверняка князь свирепо сверлил его глазами, запрещая болтать лишнего. Нет, ну что за несносный человек! Ну почему он никак не желает осознать, что его чрезмерное желание постоянно присутствовать в моей жизни, нравится лишь ему одному?

Непробиваемый, как скала, князь не желал ничего понимать. Ни тонкие намеки, ни прямые оскорбления не приносили никакого успеха. Этот медведь решил быть рядом, и никакая сила не могла его прогнать. Вот и сейчас, словно желая испытать степень моей выдержки, он мягко приобнял меня за плечи и ободряюще их сжал.

Ну всё, моё терпение закончилось. Дернувшись, я грубо сбросила его руки, и уже собралась в десятитысячный раз отчитать за вольное поведение, когда услышала повелительное:

– Сиди смирно, девочка, и не мешай врачу! Разве подобает королеве скакать по постели как взбесившийся кузнечик?

Сердце подпрыгнуло в груди при звуках самого родного в мире голоса, который я уже и не чаяла когда-нибудь вновь услышать. Бабушка!

Забыв о боли, я повернулась, и в миг очутилась в мягких объятиях грозной Арабеллы д’Арси. И впервые за долгие годы, видимо по причине сильного напряжения, меня прорвало. Не обращая внимания на застывшего с отвисшей челюстью медика, наплевав на все приличия, я крепко прижалась к её груди и, совсем как дитя, зарыдала.

Я плакала так, как, пожалуй, ещё никогда в своей жизни. Слёзы текли по щекам рекой и никак не хотели останавливаться. От частых всхлипываний нос покраснел и распух.

– Ну же, моя хорошая, успокойся. Твои слёзы разбивают мне сердце, – гладя меня по голове, нежно приговаривала бабушка. И если у меня ещё оставались какие-нибудь сомнения относительно реальности происходящего, то после следующей фразы, они моментально улетучились:

– Доктор, не стойте как истукан, подайте воды. Живо! – Прикрикнула она, увидев, как тот на секунду замялся. – Вот возьми, – это она уже мне, всунув в руку кружевной платок, – вытри свои прекрасные глазки. Негоже Вашему Величеству вести себя как сопливая девчонка.

Всхлипнув в последний раз, я улыбнулась. Если что-то в мире оставалось неизменным, то это острый язык герцогини д’Одемар. Воистину, этой женщине не было равных ни при французском дворе, ни при боравийском.

Кстати, если говорить о равенстве… Только сейчас, немного отстранившись, чтобы привести себя в порядок, я обратила внимание на ее внешний вид, и ужаснулась. Линялое платье из грубой ткани, видавший виды передник, и, о боже, уродливый чепец, скрывающий половину ее лица. Что происходит?

Я так прямо об этом спросила. Но перед тем, как ответить, бабушка стрельнула глазами в сторону вытянувшего от любопытства шею, эскулапа:

– Подите прочь, любезный. Дальше, Её Величество справится без вас.

– Но позвольте… – с оскорбленным видом попробовал было возразить медик, но я взглядом заставила его умолкнуть.

– Ступайте, Тамаш. Если понадобитесь, я за вами пришлю.

Провожая взглядом коренастую фигуру врача, бабушка задумчиво нахмурила брови:

– Ты, возможно, удивишься, душенька, но этот человек и лицом, и сложением, самым удивительным образом напомнил мне…

– Де Кресси, – улыбнувшись, закончила я за нее я. Правда от стреляющей боли на затылке, улыбка вышла несколько кривой. – Вот только пообстричь эти густые усы до тоненьких полосочек, да чуть укоротить рост и будет просто вылитый шевалье.

– Именно! – всплеснула руками герцогиня. – Вот только он уже не шевалье, а граф, и, кстати сказать, уже далеко не беден. И… раз уж речь зашла о нем, то считаю, тебе следует знать, что только благодаря его содействию, я до сих пор жива и нахожусь здесь, с тобой.

В первое мгновение мне показалось, что ослышалась, но лицо бабушки хранило такое серьезное выражение, что все сомнения разом развеялись.

– О чём, ты толкуешь?! Что значит «жива»?

Прежде чем ответить, бабушка глубоко вздохнула, собираясь с мыслями, а затем взяв мои ладони в свои, зажмурилась, как перед прыжком в пропасть:

– Мне ужасно жаль, что приходится тебе это рассказывать, но дважды в течение месяца на меня были совершены нападения, и, лишь благодаря случайности в первый раз, и помощи де Розена во второй, мне удалось сохранить жизнь. К несчастью, не могу того же сказать о маркизе. Крепись, дитя, но нашего милого Розена больше нет. Он грудью принял предназначавшуюся мне пулю, и скончался на вот этих самых руках, – она беспомощно посмотрела на свои трясущиеся ладони, как если бы на них до сих пор оставалась кровь её защитника.

– О, нет! – Схватившись за голову, простонала я, отказываясь принимать сию жестокую правду. – Как же так? Почему?

– Увы, дорогая моя, этого я не знаю. Всё происходило как в страшном сне. Помню лишь неожиданное появление в моем доме де Кресси, который настойчиво рекомендовал до выяснения обстоятельств и того, как убийца будет пойман, находиться возле тебя. О, я пробовала спорить, ты же меня знаешь, но месье ищейка, был неумолим: «Вы обязаны немедленно покинуть Францию, мадам. И точка!» Ты бы видела, в условиях какой строжайшей секретности хранился мой отъезд. Одна из служанок, переодетая в мой дорожный костюм, вместе с сундуками и в сопровождении охраны отправилась в Марсель, чтобы сесть на корабль, а я, налегке, в этом убогом тряпье, была вынуждена всю дорогу трястись в повозке, запряженной полудохлой старой клячей, наверняка моей ровесницей.

– Ты всё это время была одна?! – услышанное не укладывалось в голове. – Мне позволили взять только самую верную горничную и кучера. Правда, должна признаться, до границы нас сопроводил переодетый де Кресси с полудюжиной своих молодчиков, ну а затем, да, нам пришлось добираться самостоятельно. Благо потом, было достаточно назвать твое имя первому попавшемуся бродяге, как нас с «почестями» доставили прямиком сюда. Господи, столько оборванцев я не встречала даже на улицах Парижа! Неужели, они все твои друзья?

– Я их королева, бабушка. Добро пожаловать домой.

* * *

Я скомкала полученное письмо и гневно отбросила в сторону. Оно было от Нино. В нём он предупреждал, что вести о смерти матери, заставившие его отправиться на Сицилию, оказались ложными. Женщина оказалась в добром здравии, чего нельзя было сказать о самом Нино. Стоило ему только покинуть здешнюю акваторию, как фле́йт, на котором он спешно отправился в путь, подвергся мощному пушечному обстрелу со стороны неопознанного корабля, появившегося словно из ниоткуда.

Для Нино, ногу которого придавила рухнувшая мачта, и всей команды дело могло закончиться крайне плачевно, не догадайся они дважды выпустить вверх красные огни – условный знак, по которому патрулирующие эту территорию суда берегового братства могли понять, что кто-то из «своих» терпит бедствие. Помощь подоспела вовремя. Сразу несколько капитанов откликнулись на призыв «брата». Их появление заставило вражеский пинасс спешно покинуть место боя и самому спасаться бегством. Когда же стало известно, что на атакованном судне находился мой «генерал», было решено разделиться: пара кораблей осталась сопровождать его до конечной точки путешествия, в то время как остальные бросились вдогонку за пинассом.

В письме Нино умолял меня быть осторожней и сетовал на то, что из-за травмы вынужден задержаться на Родине. Бедняга. Страшно представить, что стало бы с ним, узнай он о произошедшем после его отъезда.

Я с силой вцепилась в столешницу и сжала зубы, чтобы не выругаться вслух. Череду нападений на моих близких никак нельзя было принять за случайность и совпадение. Кто-то намеренно старался вывести меня из равновесия. Но кто? Я снова и снова мысленно задавала себе один и тот же вопрос и не находила на него ответа. Что-то всё время ускользало от моего внимания. Знать бы, что именно…