Kitobni o'qish: «Страхи и сны»

Я годы ставлю на дыбы.

Коней пришпорить? Мне не надо.

И всем излюбленные даты

меня не трогают, увы.

Страхи и сны

Сквозь немытые стёкла – умытый дождями закат.

Мир вокруг, как дурной. Просыпается, томно и часто.

Позабыв о своём, прошлогоднем нелепом несчастье,

И мудрее, чем был. Не слегка, не чуть-чуть, во сто крат.

А тебе невдомёк! Без упрёка навязчивой тени.

Жду лишь гула твоих торопливых известных шагов.

Пусть грачи, говорят, где-то там, вдалеке, прилетели.

Но весне не до них. Не хватает дыханья, слогов.

Рассыпается в прах измотавшая за душу боль,

Осыпается вниз.

Мхом вчерашним, столь мягким и внятным,

Что в себе не сдержать, шаг становится бледным и ватным,

И плечом отираешь из глаз истекающу соль.

Всё так сложно… Сказалось. Казалось. Бывает ли проще?

Я себе не прощу, из того, что запомню. Позвать,

Докричаться, стерпеть, и момент, что казалось, упущен,

И лицо, о котором, наверное, лучше не знать.

Сквозь немытые стёкла – умытый дождями закат.

Солнце катится прочь, как по мантии чёрного ската.

А случается ли, то что в жизни, действительно, надо?

И бывает ли так, что навечно, лишь стоит соткать

Паутину из чувств. Ткани неба на пяльцах луны

Вышиваем в тоске. В этом мы, как всегда, непрестанны.

Для других всё не так, не по-меньшей ли мере, но странны

Для себя – недосуг, не до саг. Только страхи и сны…

А был ли…

Воды потоки по пологим склонам веток,

Теченье тучи. Млечный путь мельчит…

А дятел строчит, череда его заметок

Даёт грустить. Об этом выпь молчит,

И мышь сдувает так – листом кленовым.

Её измят пергамент тонкий крыл.

Старо? Но мир с утра глядится новым.

Он о плохом, о прошлом по…забыл!

Любви не вижу, лишь влюблённость длинной тенью:

Короче… ярче… Как всегда, тому виной, -

Наивность, очарована плененьем

Зависимости, отреченьем! Мной!!!

Где гроздья слёз и винограда вязки плети,

Оплавленные водами углы…

А был ли ты замеченным на свете?

А был ли, – шагом, окриком из мглы?

А у нас проливной…

А у нас проливной.

Сочный, мощный,

почти что былинный.

Пыль взбивая, как тесто,

для трапезы блинной,

Проходя, он отмыл,

Что лежало.

Так. Жалко.

Поднос горизонта

Ныне чист. Не хватает, пожалуй, зонта¹

Чересчур, сгоряча

И похитив, что было у Понта²,

Он метался и смог до рассвета по окнам стучать.

И без сил, поутру,

обтирая остылые жала

той травой, что промокла до самых корней.

Он жалел. Не себя.

А того, что так рано сбежала.

Та вода до которой пролистывать дней

не пришлось бы.

Но вряд ли бывало иначе.

И ушёл проливной. А Нерей³,

озадачен,

Но спокоен до самых холодных глубин.

Приголубил, привлёк, поберёг, как сглупил.

Баллада

Небо грозовое, ветер волком воет

Прочь уйти неволит, ствол к земле пригнёт

Пробежит по полю, накричится вволю

Или обездолит, иль к груди прижмёт.

Чаянья нарушив, ветер дует в душу.

Так ли погасил он той свечи огонь.

В маяке да ночью, на пороге суши,

Кто не обессилит, взвидев жизни тонь.

Волн прибрежных скаты бьют по брегу лапой.

Он не отступает, супротив воды

Надоумит месяц тучу-то поплакать

Чуточку разжалить. В этом нет беды.

Ветер оступился, ветер отступился.

И сорвал промокший свой пригожий плат

Море стало ровным, словно бы пролился,

Сочивом рассвета дня бесценный клад.

Бесконечность

Сгоняя прочь с себя по капле

То наваждение зимы,

Той части часты страхи – так ли,

С земли, что дороги и мы,

Испуги наши и тревоги.

И на развилке трёх дорог

Мы выбираем чаще многих,

Ту, что пройти никто не смог, -

Ни с середины, не с начала

Ни даже до того конца,

Вершит который все печали,

Скользнув насквозь судьбы кольца:

Вздох, изумление… седины,

Но не заденет середины.

Благая весть

В раздумьи, пальчиком и вот, – земля в горошек

Алкал то дождик, плакал, но не смог.

Опеределить о том, что злей и горше,

Неутолённое иль утомленье. Слог

Шагов иных – испуга побужденье

И, возбуждён горячностью, постиг

Не соль, но смысла жизни, пробужденье

Её в себе. Ужель разбужен? Стих

Не дождь, но ветер. След пощёчин влажных,

И озарений, – мимолётных, важных,

Которых так немного, что не счесть,

Но им нести одну, благую, весть…

В кафтане осени

Так, день за днём, листочек за… истома,

Тома раздумий, точки, календарь, -

Всё попусту, и здания пустого

Шаги пощёчиной, подножкой, пыли марь:

Никем иным нетронуто пространство,

Пройти вперёд иль в сторону ступить:

То выбор и его непостоянство,

Попытка вспомнить или позабыть.

Всё тщетно. Тщиться тщательно трещотка

Обломанного ясеня в тиши.

Таится гриб, и тихою походкой

Зима в кафтане осени спешит…

Взгляд

Каков он, взгляд из леса? Вне оков,

Рассудка, мнений прочих, что непрочны.

К дыханию и звуку тех шагов,

Что нарушают мир, покой. Порочный

Один лишь взгляд, куда там, мнут пути

И гнут главы цветов, и трав, а ветки

Ломают, опасаясь не найти

Назад дороги. Делают пометки

Чтоб никогда, на выстрел, на просвет…

И леса взгляд прикрыт, в притворной дрёме.

Для них, таких, на свете жизни нет.

Лишь только так, – в холодном, пыльном доме.

Войлок неба…

Войлок неба. Гуще тучи.

Просто. Так ли? Показалось…

Ты себя утешь, не мучай.

То случайное сказалось

Слово, в ритме звука словно

То, о чём давно забылось,

Но напомнит это снова,

Что сбылось. Отдай на милость

Ветру утреннему травы

И лесов густые косы.

В чём неправедны дубравы?

Там ответы на вопросы?

В тишине, по капле гладкой

Проступают смолы… слёзы?

Смысл сомнителен разгадки.

Жизнь бывает несерьёзной.

Только то, что после важно.

И платок в кармане влажный.

Вороний праздник

⁴

Туманом листьев брови хмурит лес.

И патокой глядятся предрассветной

Пруды. Дубовый скрип сухих колес,

Пыль приминая, плачут незаметно.

Но дёгтем ли? Берёз весенним соком?

Да, подглядевший это ненароком,

Будь незаметен. Слёзы сердце ранят,

И нет нужды, – причина кто той ране.

Щепоть сосны туга со сна. Три пальца

В пыльце того, что совершиться вновь.

Принявши посторонний образ, тальца⁵,

Не разогнать холодной скукой кровь…

Не разогнаться. Краток тот разбег.

Ты предсказуем, слаб, ты – человек.

И век живёшь как будто бы века.

Ты в этом прав, а если нет – слегка…

Весеннее

Ветер взвыл, провожая метель. Ранил вены,

В горе рвал свой свалявшийся паклей парик.

Мир округ, как вскипевшего амбера пена,

Обронённая ветром волторна. Та – в крик,

И в каприз, и скандал, в слёзы снова и внове⁶

Позабытому быть… А последний вагон,

Тот уже, словно пьяный матрос – в полуслове

От штормов, о которых не треплется он,

Скользкой палубы скос, и нахмуреный лоб океана

И, раздавлен орехом тот долбленный чёлн.

Где ли выпитый спирт, на помин, пол стакана

И веселия для – половину ещё.

Но я издавна трезв. Не ищу возлияниям повод.

Он же – словно намёк. Не избитых подставленных щёк

И пощёчин минуя ожоги. Как довод,

Как отключенный милым обратный отсчёт.

Пусть же! Замерло всё. Невесомое – мерьте!

У порога весны, откровенности, сна…

Ненавижу укоры. Подобные смерти.

Но зеркальна поверхность воды. Ото дна

Оттолкнулся. И – в клочья. И – вдоха веселье.

Так и мир. От зимы. Возвращенье. Весенний.

Ненадёжность надежд, и отсрочки. Без срока

На хвосте неразборчивой птицы – сороки.