Kitobni o'qish: «Молодая, красивая, мертвая»

Балтийское море холодное. Даже в разгар жары вода может быть ледяной. И уж если по городу прошёл слух, что она потеплела, немедленно все устремляются к пляжу.

Но есть и другая беда. Погода на море переменчива. Вот только что ярко светило солнце, как вдруг подул ветер, и зарядил дождь. И ведь как правило, портится погода именно на выходные.

Приезжим-то всё равно – они только и делают, что отдыхают, но тоже могут здорово не угадать с отпуском, и тогда прощайте летние платья, купальники, и прочие атрибуты красивого отдыха. Что ж, добирают загар в солярии.

И уж конечно, когда совпадает всё лучшее в жизни – и выходной, и солнце и тёплое море, на пляже такое столпотворение, что негде бывает даже прилечь, не то что расположиться с комфортом.

Правда, есть платные пляжи, но не платить же, в самом деле, за божий дар!

Был один из таких благословенных дней. Я приехал на море рано, когда в автобусе на Светлогорск ещё можно было дышать, а на песке ещё можно было найти свободное место. Калининград вообще любит поспать и просыпается поздно, рано встают одни лишь отдыхающие.

К часу дня я успел уже выкупаться и позагорать, выпить вина и теперь, облачившись в футболку и накрыв газетой лицо, лежал в полудрёме под успокаивающий тихий шелест морской волны и пронзительные крики чаек, у подножия склона, что круто уходил вверх соснами и берёзами к пустыне пылающего солнцем неба.

Вокруг было шумно, галдели и визжали от восторга дети, взрослые произносили тосты или молча играли в карты.

И вдруг в какой-то момент всё стихло. Всё кроме моря.

Я отметил это сквозь дрёму, ещё не придав этому значения. Потом мне стало любопытно и, подняв от лица газету, я огляделся.

Вокруг меня метров на десять никого не было. Только рядом лежала на песке женщина, и на лице её было махровое розовое полотенце.

Всё это было странно. Что-то случилось, и я никак не мог понять, что именно.

Люди, которые шли мимо, почему-то обходили меня стороной и старались не смотреть в мою сторону. Те, кто только что мирно лежали здесь, вдруг исчезли; детей и вовсе вокруг не было видно.

Я посмотрел на женщину, и в этот момент порыв ветра сорвал полотенце с её лица. Я поспешил было подхватить его и вернуть ей. Но что-то остановило меня.

Это её лицо.

Она была очень бледная, чересчур, неестественно бледная. Лежала она на спине, вытянув руки вдоль тела, глаза её были закрыты.

Очень, очень бледные губы…

И вдруг до меня с ужасом дошло, что она не живая…

Она была мёртвая! Нет, я не вскочил на ноги и не бросился прочь, а напротив, замер, не в силах оторвать взгляд от её лица и всё смотрел и смотрел на него – я просто не в силах был осознать, что она мертва.

Звуки исчезли, и даже море перестало шуметь, и время исчезло. И как будто я был не здесь уже, на светлогорском пляже солнечным и погожим днём, а были только мы двое – эта мёртвая женщина, и рядом с ней я.

Лицо её мне показалось знакомым. Или может быть так: я понял вдруг, что всегда знал его. Так случается, когда возникает любовь.

Яркий цветной купальник ещё больше подчёркивал бледность её кожи. Она была очень красива, тёмные мокрые волосы, стройное тело, грудь, не колеблемая дыханием. Я не видел её глаза, но знал, что они прекрасны.

Я вспомнил эти глаза, видел её прежде…

Да, я видел её! Во дворе санатория “Янтарный берег” она прогуливалась с другой женщиной, они говорили о чём-то, и она смеялась. Она была очень весела, кажется, шутила, я ещё улыбнулся ей, и она ответила мне улыбкой, так просто и так естественно.

Мне доводилось слышать о том, что спасатели, вылавливая утопленников, кладут их рядом с загорающими на пляже и, видимо, делают это нарочно. Вот только с какой целью они это делают? Предостеречь от коварства морской волны, напомнить, чтобы не заплывали за буи? Или это чёрный юмор. Я слышал об этом, но не представлял, что бывает так.

Ещё сегодня она смеялась, и эти глаза, эти её глаза… закрыты… На вид ей было не больше двадцати.

Я всё смотрел на неё и думал о ней так, как если бы она была жива, или вот-вот воскреснет – откроет глаза, встанет и рассмеётся.

А потом пришли люди и унесли её. Они даже не глянули на меня, просто подняли её на носилках и унесли, а я остался лежать и смотреть на то место, где она лежала только что.

И почти тотчас вокруг вновь стало людно. В такой день на пляже нет пустующих мест.

Я поднялся, и оттого, что сделал это резко, голова закружилась. В глазах потемнело, я пошатнулся и едва не упал, но удержался. Море сверкало на солнце, слепило.

Убило её.

Её унесли куда-то, и можно пойти за ними, узнать, куда они уносят её, или узнать, кто она.

Но ведь они не знают, для них – это не более чем привычная работа. Каждый погожий день кто-нибудь тонет, а то и по два человека на дню – очень коварна волна, а под водой таятся течения. Ледяной хваткой затягивают они в омут смерти беспечных купальщиков.

И она лишь одна из многих.

Я ни о чём не думал, только о том, как смеялась она тогда и улыбнулась мне. Я быстро оделся, закатал брюки и, держа в одной руке обувь, а в другой пакет с полотенцами, устремился в ту сторону, куда они унесли её. Песок обжигал ступни, и я сошёл к полосе прибоя, потом поднялся на променад, где у солнечных часов фотографировались туристы.

По бетону было идти легче, и я ускорил шаги, напряжённо всматриваясь перед собой в толпу, лениво фланирующую мимо лотков с янтарными сувенирами и тентов летних кафе, где дым мангалов, музыка и запахи шашлыка почти заглушали запахи и шум моря.

Там должна была стоять их машина. Больше нигде съезда нет, но я замешкался и, наверное, уже не успею догнать их.

Вот и конец променада.

Русалка у мозаичного панно, тяжёлый морской якорь. Температура воды двадцать один градус.

Я не догнал их, но у меня уже был план.

Вчера она была во дворе санатория “Янтарный берег”. Значит, нужно пойти туда и найти ту женщину, с которой она была. Я посмотрел на часы. Скоро обед, и они все будут в столовой.

И что я скажу? Неважно. Рассказывать буду не я.

Не отдавая себе в этом отчёта, я думал о ней так, как если бы она была жива, и волновался, как если бы шёл на свидание.

Вот уже ветхая лестница, что ведёт на вершину обрыва. Идти по ней нелегко, и следовало бы обуться, но подумал об этом я, только когда поднялся уже на самый верх.

Вытряхнул песок из обуви, надел носки и, обувшись, направился к корпусам санатория.

Серые формы бетона, простые и прочные,– прямые угла и ничего лишнего,– но с непременной монументальной мозаикой, возвышаются они этажами окон, сверкающими на солнце, и теми, в тени.

Однажды я несколько дней провёл здесь, и хорошо знал, где и что расположено, поэтому и столовую нашёл сразу.

Обед был в разгаре – столовые приборы звякали о тарелки, пахло мясной подливой, люди за тесными столиками жевали и разговаривали.

Я шёл от столика к столику, вглядываясь в женские лица.

– Здравствуйте,– сказал я.– Вы не узнаёте меня?

Она подняла голову от тарелки и внимательно на меня посмотрела.

– Нет. А должна была узнать?

Ей было что-нибудь лет за сорок, полноватая, но миловидная женщина. Впрочем, голос её поначалу не показался мне очень приятным. Или дело всё было в том лишь, что мысли мои заняты были другой.

За столиком с ней сидели ещё двое – благообразного вида седой мужчина с бородкой и, видимо, его дама, молодая смешливая шатенка. Они оживлённо беседовали по-немецки.

– Я видел вас вчера с девушкой во дворе, здесь. Вы гуляли и разговаривали с ней о чём-то, она смеялась ещё.

Женщина на секунду задумалась, посмотрела на меня.

– Да, наверное, но я вас не помню.

– Я прошёл мимо, вот вы меня и не заметили.