Kitobni o'qish: «Кто там прячется во мраке?»

Shrift:

У женщины должен быть лунный
характер,
И чтобы в ней вечно сквозила весна,
Манящая с нею кататься на яхте —
Качели солено-зеленого сна…

Игорь Северянин. «Колыбель женственности»

Я упал с высокого дерева
И вот теперь
Весь поломанный
Валяюсь на травке
Смеюсь.

Егор Летов. «Будда»

Все действующие лица и события романа вымышлены, любое сходство их с реальными лицами и событиями абсолютно случайно.
Автор

Пролог

Осторожно провернув ключ, человек открыл дверь, шагнул внутрь и замер, прислушиваясь. Все было тихо; слабо горел пульт сигнализации. Человек постоял, привыкая к темноте – через пару минут он стал различать предметы: полированный стенной шкаф с зеркальными створками, тумбу с сине-красной, расписанной драконами китайской вазой, больше похожей на таз, заполненной одуряющей ароматической смесью, растительной трухой из сена и стружек – резкий запах ванили и корицы шибанул в нос. У него заслезились глаза и запершило в горле, и он испытал мгновенный приступ ярости, с трудом подавляя желание сбросить таз на пол и растоптать.

Он пошел по коридору, медленно ступая по скрипящему паркету; остановился у двери в спальню; постоял, прислушиваясь. В доме стояла густая, вязкая тишина; запах ванили и корицы здесь ощущался слабее, но проступил явственный душок сандала от индийских свечей, которые здесь жгли каждый вечер. Прикрыв рот, он неслышно кашлянул, избавляясь от неприятного шерстяного комка в горле.

Дверь была приоткрыта; он подошел к ней вплотную и прижался ухом. Ему показалось, он различает дыхание спящего человека. Постояв, словно решаясь, он потянул за ручку и проскользнул внутрь.

Спальня была набита тумбочками с фарфоровыми фигурками детей, котов и собак, перламутровыми картинами с цветущими сакурами и женщинами в кимоно, пуфиками, пушистыми ковриками из искусственного меха и настенными светильниками. Через окно с отдернутой шторой падал слабый свет уличного фонаря, в нем угадывались стенные шкафы до потолка и в центре громадная, как помост, деревянная кровать с высоким резным изголовьем. Закрыв глаза, он мог описать эту комнату в деталях, которые знал наизусть. На прикроватной тумбочке мерцал ночник – бронзовая статуэтка обнаженной женщины с матовым шаром в поднятых руках. На плоской подушке лежала голова женщины – на ее лоснящемся от крема бледном лице выделялись густые черные брови, крупный торчащий нос и узкий рот, напоминавший щель; диссонанс с лицом являли крупные разноцветные бигуди, забранные под сетчатый чепчик; руки ее были сложены на груди. Если бы не легкое похрапывание, можно было бы подумать, что женщина мертва.

В ее ногах лежала на пестрой велюровой подушке роскошная персидская кошка, дымчато-серая, с желтыми глазами. Подергивая ушами, она настороженно уставилась на чужака.

Человек рассматривал лежащую в кровати женщину со смешанным чувством любопытства и злобы. Женщина вдруг открыла глаза, и долгий миг они смотрели друг на друга. Мужчина резко втянул воздух и отступил назад. Женщина, не проснувшись, закрыла глаза, и он перевел дух. На цыпочках подошел к кровати, протянул руку и, придерживая кошку одной рукой, другой вытащил из-под нее подушку. Кошка недовольно зашипела и ударила его лапой. Он выругался сквозь зубы и лизнул царапину. В следующий миг он накрыл лицо спящей подушкой и с силой прижал…

Глава 1. Всем сестрам по серьгам

Одежда делает человека. Голые люди имеют малое или вообще нулевое влияние на общество.
Марк Твен

Девочки уселись кто на диван, кто в кресло; опоздавшая Сандра Сахно примостилась на низком пуфике. Сандра всегда опаздывает, за что получает плюхи от Регины Чумаровой, хозяйки Дома. Если быть точным, то хозяйки наполовину, так как вторая половина бизнеса принадлежит ее деловому партнеру – Игорю Нгелу-Икеара.

Дом моды так и называется «Икеара-Регия», в честь обоих совладельцев. Между ними существует договор: каждый занимается своим делом, уважает суверенитет и держится в рамках при близком общении. Короче говоря, не лезет в дела коллеги своими грязными лапами. Кесарю – кесарево, а каину – каиново, как говорится. Игорю – дизайн, Регине – финансы, цифирь и отчеты, а посередине – жирная красная полоса. Насчет рамок при близком общении… ага, разбежались! До драк, бывает, тоже доходит, когда не хватает слов и выражений. Творческий процесс, как правило, непредсказуем, импульсивен и чреват взрывом. Зачинателем всегда выступает Регина: ей нравится распускать руки и часто не хватает слов.

А Игорь, Игорек… художник в стиле фэнтези, карикатурист, делающий мгновенные, очень похожие карандашные шаржи, и успешный дизайнер одежды, тонко чувствующий стиль и удачно сочетающий в фасонах и расцветках сочный африканский фольклор и экзотику с европейской прохладной сдержанностью и утонченностью. Созерцателен, высокомерен, спокоен. Словарный запас нормальный, плюс богатая мимика – приподнятая бровь, ироническая кривоватая ухмылка, взгляд… Даже поза! Выразительнее всяких слов.

У этих двоих долгая история драк, поражений и побед. В свое время Игорек работал в Доме моделей Регины, бывшем трикотажном ателье, которое называлось «Регина» и выдавало на-гора неуклюжую продукцию, главным достоинством которой была дешевизна. И тут вдруг случился Игорек! Феерический показ в День святого Валентина, шикарные модели, шикарные девушки…

Регина была потрясена, но делала вид, мол, подумаешь, мы и сами с усами, а Чертушка пусть знает свое место и не забывается, а то, понимашь, возомнил из себя!

Игорёк стал чем-то вроде талисмана для Дома моделей. Грубиянка Регина поверила в него безоговорочно и так же ему подчинялась, хотя постоянно давала понять, кто в доме хозяин… хозяйка! Она не была бы Региной, если бы по привычке не скандалила с дизайнером и не кричала, что он её разорит своими дурацкими причудами. Об этом уже упоминалось ранее. Но Игорёк, молодой человек с мягкими, кошачьими манерами, стоял насмерть, защищая свои модели и не соглашаясь на более дешевые ткани или аксессуары.

– Надо держать марку, – повторял он твердо.

Но в конце концов в один прекрасный момент он не выдержал, плюнул и уехал в столицу. Через пару лет, не преуспев, вернулся, и они встретились как старые, давно расставшиеся любовники, зорко отмечая признаки беспощадного времени: новые морщинки, лишние килограммы, седые волоски. Регина – ревниво, Игорек – с ухмылкой. И начался великий торг.

– Вернусь только на своих условиях, совладельцем, – заявил Игорек.

– Очень надо, – парировала Регина. – В гробу мы таких видали, ишь, замахнулся, губа не треснет?

– Тогда большой привет, – отвечал он, – я тебя тоже видал в белых тапках. Прогоришь, коллега, модели твои так себе, продаются через пень-колоду, дизайнер слабоват. А помнишь наш День святого Валентина? Триумф, фурор, восторг! Эх, было время…

Тяжеловес Регина испепеляла его яростным взглядом, Игорек ухмылялся и танцевал мотыльком. Оба выжидали, кто первым моргнет. Из всего вышеизложенного даже самому неискушенному в интригах человеку ясно, кто оказался первым…

В итоге ателье «Регина» превратилось в Дом моды «Икеара-Регия», и было заключено соглашение о невмешательстве, красных линиях и грязных лапах. Игорек придерживался условий – финансы его утомляли; Регина же перла буром и при каждом удобном случае орала, как раненый бегемот. Причем слов при этом не выбирала. Психотип у нее такой. Игорек, сложив руки на груди, был спокоен, как охотник-масаи, его предок, выслеживающий этого самого носорога. Цедил слова, изредка роняя: «нет, не согласен»; «я все сказал»; «или так, или никак». Покричав, Регина доставала из тумбы письменного стола бутылку виски, блюдце с кружочками лимона, и они пили мировую.

– Очень неприятная особа, прямо хабалка, – однажды поделился Игорек с другом, профессором философии Федором Алексеевым. – Даром что прекрасный пол. И похожа на бегемота – тонна весу, дурной рев и подлючий характер…

– Знаешь, мне кажется, вы друг друга дополняете, – ответил ему Федор. – Регина вроде допинга – после скандалов твой потенциал дизайнера раскрывается, как бутон экзотического цветка. Не замечал?

Игорек задумался и не сразу сказал:

– Это ты мне как философ? Очень интересная мысль. Я подумаю. А ей какая польза?

– Она прекрасно знает тебе цену, но не хочет признавать, потому орет и топает ногами. Но в итоге всегда принимает твою точку зрения.

– Типа в лом сразу капитулировать?

Федор развел руками…

Да, так о чем мы… Девушки примостились на диване и в кресле, Сандра – на пуфике, Регина – за письменным столом, а Игорек, сложив руки на груди, в немыслимо изящной позе – слегка опираясь плечом о стену, – сбоку, рядом с большим фикусом. Игорек, с его коричневой лоснящейся физиономией, гладко-обритым сверкающим черепом с мощной затылочной костью и безукоризненно белыми крупными зубами, был необычайно хорош собой. Добавить сюда запредельной красоты лиловый пиджак из тонкой лайки с большими пуговицами черненого серебра и белую блузу с рюшами и блестками по вороту; ну, еще всякие мелочи-аксессуары, вроде тончайшего кашемирового шарфа фисташкового цвета, небрежно обмотанного вокруг шеи, и серьги в левом ухе – серебро и аметист…

Регина бросала на него скорые завистливые взгляды, пытаясь запомнить детали костюма, в то же время понимая, что запоминай не запоминай – без толку, так как ни кожаный пиджак, ни шарф в несколько слоев на ней не «прозвучат». Тем более рюши. И вообще, что можно высокому гибкому Чертушке, ей, Регине, похожей на обрубок, зась. Тем более, будучи женщиной прямой и бескомпромиссной, ужимкам и ухмылкам не обучена. С нее достанет и белого жакета с короткой юбкой, а в качестве аксессуаров кило золота: на груди, в ушах и на руках. «Падла!» – привычно подумала Регина, сжимая кулаки.

…Она сидела, прочно установив локти на стол – крупная, широкая, с мощными плечами борца, – и рассматривала девушек. Они, в свою очередь, не сводили взгляда с ее лица. Их было четыре. Четыре модельки… и один парень-унисекс, отличимый от них только здоровенными ботинками, которые не наденет даже самая продвинутая девушка. А так и не скажешь, кто есть кто.

Сейчас автор представит их.

Прима, любимица Регины, ее правая рука и доносчица Снежана Рубович. На самом деле она Людмила, но имя Снежана подходит ей больше. Это высокая кукольно-красивая платиновая блондинка с глазами цвета арктического льда. Неулыбчивая, высокомерная, холодная… Снежная королева. С гладко зачесанными, собранными в узел волосами, в голубом коротком платье, с колье белого металла с синими камешками на тонкой длинной шее и с такими же серьгами; острые коленки, ногти, покрытые опаловым лаком…

Рядом ее подруга, Тамара Голик, широкоскулая и зеленоглазая, с веснушками на переносице и прямыми рыжими волосами до плеч, в черных брюках и длинном зеленом свитере. Чувствуется их обособленность – они здесь давно, в отличие от сидящей в кресле Алины Ким: узкоглазой, невозмутимой, молчаливой девушки, по-мальчишечьи плоской, со скупыми движениями и ротиком обиженной рыбки. Она сидит очень прямо, смотрит в окно, руки сложены на коленях. Чувствуется, что здесь лишь ее телесная оболочка, а дух витает в иных сферах.

Четвертая – Сандра Сахно, экзотическая мулатка, та, что всегда опаздывает, – примостилась на пуфике. Здесь есть на что посмотреть: пышная черная грива, тяжелый грим, карие глаза слегка навыкате и крупный сочный рот. Одежда под стать: красный балахон и сверкающее бижу на шее, в ушах и на руках. Она напоминает новогоднюю елку, подвижна, гибка, любит петь, все время мурлычет какой-то напев и даже слегка пританцовывает в такт. У нее громкий низкий голос, резкий бесшабашный характер, она завсегдатай баров и клубов и неразборчива в знакомствах. Протеже Игорька, между прочим. Он наткнулся на девушку в каком-то баре и был очарован ее пластикой и непосредственностью – она попыталась танцевать на столе, и ее выперла охрана. При этом Сандра сопротивлялась и заворачивала словеса, которые и повторить-то неудобно.

Регина, разумеется, встала на дыбы, но Игорек сказал, что им нужен импульс, драйв, новые лица и формы, а еще праздник, поэтому Сандра остается. Специально для нее была подготовлена феерическая коллекция, которая произвела фурор на показе. Не то чтобы все сразу кинулись покупать зубодробительных расцветок пышные юбки и блузки с оборками и рюшами, но смотрелось это замечательно.

У двери стоит вялое, бледное недокормленное существо без пола, не то мальчик, не то девочка. В широких черных штанах али-баба с мотней до колен, в черном свитере с клобуком и в громадных ботинках. Выбритые виски, серьга – черный крестик в левом ухе – и проколотая левая ноздря, тоже с черным крестиком, но поменьше. Все-таки мальчик. Молодой человек, Юлиан Крещановский, бывший танцор кордебалета, – также приобретение Игорька. Незаменим для демонстрации унисекс-моделей. Юлиан. Юлька. Молчалив, в ушах наушники-затычки, или «арматура», взгляд отсутствующий. Регина фыркает и называет его недоделанным папуасом.

Все, кажется? Нет, еще одна девушка полуспряталась за гигантским гибискусом с красными цветками. Это Анна Кулик, студентка педуниверситета и по совместительству уборщица на полставки. Присутствует Анна на летучке, так как Игорек по странной фантазии решил выпустить ее на подиум и приставил к ней Алину в качестве инструктора.

– Совсем уже? – вызверилась Регина, услышав новость. – Она же как корова – ни стать, ни сесть, едва ноги волочит. На хрен?

– Надоел гламур, хочется простоты и свежести, – поделился Игорек. – Выпущу в паре с Юлькой, прямо вижу, как они идут и держатся за руки… дети-цветы!

– И хрен поймешь, где кто! – фыркнула Регина. – А уши-то, уши!

– Именно! Стирание граней между полами – мировой тренд, англичане насчитали целых шестнадцать…

– Кто бы сомневался, – перебила Регина. – А пол мыть кто будет?

– Она справится, – заверил Игорек.

Анна… Аня, щуплая дробная стриженная почти наголо блондинка в джинсах и синей футболке с блестящим сердечком на груди, стеснялась и старалась занимать как можно меньше места. Игорек ей нравился, он всегда здоровался первым и расспрашивал, как ей работается. Регину она побаивалась и, заслышав начальственный рык, ныряла в первое попавшееся укрытие.

Алина Ким больше молчала, улыбалась своим ротиком обиженной рыбки и добросовестно показывала, как нужно двигаться: идти, ставить ступни, крутить кормой и плечами, поворачиваться, куда смотреть и девать руки. С Алиной было легко, от нее исходили флюиды покоя и доброжелательности.

Сандра хлопает Аню по спине и, хохоча, орет: «Анька, сложи ухи, а то улетишь!», намекая на худобу девушки и оттопыренные уши. Звучит это ни капли не обидно, Сандра – добродушная девушка. Снежана и Тамара Аню не замечают вовсе. Почти не замечают.

Персонал Дома собрался для последнего инструктажа-накачки перед весенне-летним показом, назначенным на послезавтра. Показ – знаковое событие: ожидаются высокие гости, пресса, бизнес, конкуренты вроде кутюрье Рощенко, пропади он пропадом, и просто покупатели. Любую понравившуюся модель можно заказать до того, как версия прет-а-порте поступит в магазин.

Шоу готовит Игорек, а Регина путается под ногами и вмешивается. Они общаются на повышенных тонах и хлопают дверьми. Регина хочет видеть всю программу, но на вчерашний прогон ее не пустили: сюрприз! Конечно, она знает о замыслах Игорька от Снежаны, но он не так прост, и Снежане известно далеко не все. Игорек тот еще интриган.

– Не вздумайте опоздать! – Регина ляпает по столу ладонью. – Никаких посиделок до утра! Выспаться, не жрать, не пить, бойфренда послать на… э-э-э… подальше. Все ясно? Вопросы?

Вопросов не было. Регина говорила еще минут десять, пока не выдохлась.

– Всем ясно?

Это был последний аккорд. Девушки зашевелились. Сандра вскочила с пуфика и потянулась; Алина сказала «до свидания» и вышла; Аня выскользнула вслед: Юлька проводил ее бессмысленным взглядом, вытащил затычку из одного уха и взглянул на Игорька, тот кивнул, парень кивнул в ответ и, не прощаясь, направился к двери. Игорек наклонился к Регине:

– Прекрасное выступление, Регина. Кажется, обсудили все. Если я тебе не нужен…

– Останься! – приказала она. – Остальные свободны.

Снежана неторопливо поднялась, поправила прическу, одернула платье; движения ее были грациозны – она напоминала породистую кошку. Тамара тоже встала. Девушки попрощались и вышли.

– Ну! – Регина уставилась на Игорька.

– В каком смысле? – ухмыльнулся дизайнер.

– Мне твои сюрпризы во где! – Регина резанула себя ребром ладони по горлу. – Имею право знать. Покажи запись!

– Какую запись? – Игорек откровенно издевался. – Ничего нет, так, кое-какие рабочие материалы…

– Ага, так я и поверила. Имей в виду…

– Давай не будем нарушать конвенцию, – перебил Игорек. – Я когда-нибудь подводил Дом? Ты у нас финансовый гений, вот и не… – Он хотел сказать: «Не суйся», – но передумал и вместо этого сказал: – У нас еще день, есть кое-какие сыроватые места, нужно доработать. Если у тебя все, я пошел.

– Подожди, – Регина вытащила из тумбы бутыль «Джонни Уокера» и стаканы, разлила: – Примем за успех. Первая, как говорится, колом! – Она махом опрокинула стакан; Игорек медленно цедил, глаза его были закрыты. Он устал, ему хотелось домой – подремать в теплой ванне с пеной до потолка, отхлебывая из стакана и закусывая лимоном.

– Лимона нет? – спросил он.

– Забыла купить. – Регина снова потянулась за бутылкой: – Вторая соколом!

– Мне хватит, – дизайнер убрал стакан.

– Тебе обязательно все изгадить? Ну вот что ты за человек такой?

Игорек скользнул взглядом по отдутловатому лицу соратницы, мешкам под глазами, обвисшим брылам щек и отвел глаза.

– Что, старая? – Регина заметила его взгляд.

– Ну-у… Тебе бы гимнастикой заняться, бегать по утрам и не… – он осекся.

– Да пошел ты! – Регина опрокинула стакан, резко выдохнула. – Хорошо пошла, зараза. Свободен! Иди, работай.

Хозяйка! Игорек только головой покачал…

Глава 2. Из дневника отличницы

«Игорек хочет, чтобы я выступила на показе. Я отказалась. Он настаивает…»

Аня оторвалась от экрана компьютера и задумалась. Ну какая из нее модель! Даже не смешно. Снежана – красотка, Тамара, Сандра, Алина… а она, Аня, другая. Боится людей – при одной мысли, что нужно пройти по длинному помосту, а вокруг зрители перешептываются, фотографируют, смотрят осуждающе, – чуть не падает в обморок… ужас! Смеются! Скажи она девочкам из группы, что ее отобрали для показа, ни за что не поверят. Они и не мечтают о таком счастье, а она отказывается. Дура ты, Анюта! Игорек говорит, нужно хватать все, что идет в руки, ни от чего нельзя отказываться, это жизненный опыт…

– А ты сидишь в норке как… мидия!

Аня невольно рассмеялась:

– Может, улитка?

– Какая разница, – махнул рукой Игорек. – Алина тебя поднатаскает, ты как с ней?

– Нормально, – пожала плечами Аня. – Она хорошая.

– Ты слишком зажатая, кого боишься? Ты именно то, что мне нужно. Гламур и ботокс приелись, хочу естественности. Заметила, в современных фильмах актрисы почти без грима? Все девчонки мечтают стать моделями…

– Я не мечтала, – сказала Аня. – Я хочу быть учительницей.

– Одно другому не мешает, – ответил Игорек. – И деньжат побольше… в смысле, добавлю за участие. Пошли, покажу модели, ты такого еще не видела.

– А Регина Павловна?

– Боишься? Не твоя забота. Сменим имидж, цвет волос, подберем гамму… Ты как с Юлькой?

– Нормально. Он меня не замечает.

– Он никого не замечает. Присмотрись, какая пластика, – не ходит, а плывет! Танцует.

– Уж скорее Сандра!

– Э, нет! Сандра приплясывает, потому что душа поет, а у Юльки грация кота, от выучки. Он танцует с трех лет, работал в театре оперетты, фестивали разные, шоу… Разбился на байке и вылетел. Стал пить…

«Игорек кого хочешь уговорит. Да и самой хочется попробовать, если честно. Страшно и тянет! Не верится… Представляю, как иду, и страшно! Все смотрят, перешептываются, удивляются. А я как… как… не знаю! Они все красавицы, даже Сандра с ее лишними кэгэ. А я иду! Даже дух захватывает. Господи, не упасть бы! Они иногда падают, Сандра рассказывала. Снежана однажды чуть не упала… Снежана – принцесса, модели фантастической красоты, атлас, кожа, шелк… цена запредельная. Тамара попроще, барышня-крестьянка, подружка Снежаны, заглядывает ей в рот и подражает, но не сильно получается. Алина, как статуэтка слоновой кости, спокойная и созерцательная, недаром у нее кличка Будда. Сандра… Ох уж эта Сандра! Шумная, бесцеремонная, нахальная. И унисекс Юлька. Регина Павловна называет его папуасом… непонятно почему. Наверное, и у меня есть кличка… Игорек, например, Чертушка. Тамара… не знаю! Ее не очень любят, Сандра говорит, она – шестерка, стукачка. Алина называет меня «воробей». Она очень спокойная и терпеливая, Сандра говорит, у нее нервы, как у слона. Азия! По десять раз показывает, как надо, а я деревянная, честное слово! Никогда не думала, что пройти туда-сюда так трудно. Подбородок, руки, коленки, плечи… Взгляд! Не смотри в зал – собьешься, представь, что их нет, ты одна! Главное, не смотреть на их лица! Интересно, какие модели у меня? У Игорька модели… странные, если честно! Буффонада, фэнтези, буйство красок… африканская кровь, не иначе… И любимые цвета: лиловый, желтый, белый и черный. Вернее, не белый, а всякие оттенки «под». Их, оказывается, десятки: белый, кремовый, слоновая кость, магнолия, морская раковина, бежевый, снежный, дымчатый, белый призрак, цветочно-белый, лен, молоко. И так любой цвет. Конечно, не только буффонада – для Снежаны, например, сплошная элегантность, дух Милана и Парижа… никакой Африки и солдатских ботинок. А что, интересно, для меня? Что-нибудь под мальчика: короткие брюки, ботинки, здоровенный жакет, клетчатая мужская рубаха оверсайз до колен, кепи… Гаврош! Недаром он спросил, как я с Юлькой. Меня часто принимают за мальчика, особенно сейчас, с этой стрижкой…»

– Анюта, ты чего удумала? – удивился протрезвевший дядя Толя, на третий день заметив ее новый облик. – Вроде на пацана похожа… раньше было лучше. С какого перепугу?

Дядя Толя – муж маминой сестры тети Лии. На самом деле она Аглая. Дядя Толя называл ее Лайкой и говорил, что с удовольствием посадил бы на цепь. Тетя Лия могла исчезнуть из дома на неделю или на месяц, а однажды вообще не вернулась, и они остались одни. Ей, Ане, было тогда четырнадцать. Дядя Толя – свободный художник и на все руки мастер: пишет вывески и портреты, льет чугунные оградки, кладет печи и режет кладбищенские памятники. Неплохо зарабатывает, но пьет. Аня сначала боялась, когда он лежал на полу, не сумев добраться до дивана, – ей казалось, что он умер. Но потом привыкла. Наутро отпаивала рассолом и заставляла поесть, прятала водку, выговаривала, как малому ребенку. Дядя Толя каялся и клялся, что все, завязывает, иногда плакал и жалел ее, Аню, держался неделю-другую – и опять срывался. От тети Лии через два года пришло письмо из Торонто: жива, здорова, работает в театре-кабаре, домой пока не собирается. Она – певица. «Надо же, куда залетела», – удивился дядя Толя и поспешил в магазин за водкой.

Спрашивается, а почему жалел? Когда Ане было семь, а брату Саше двадцать два, их родители погибли в аварии. Говорили, солнце ослепило, и машина врезалась в рефрижератор. Папа был за рулем… Она долго не могла поверить, что их больше нет. Были закрытые страшные гробы, которые закопали в землю и положили сверху венки. Она прижималась к Саше, он обнимал ее, словно оберегал. Она была растеряна и не плакала. Тетя Лия плакала, дядя Толя держал ее под руку. Потом они сидели за столом – Саша сказал, поминки; потом гости ушли и остались только свои. Она ушла к себе в комнату, а они еще долго сидели. Через два дня все уехали, и они с Сашей остались одни.

Саша… Умный, добрый, работяга… Дядя Толя говорил, что Сашка мог запросто отдать ее в какой-нибудь интернат, спихнуть с глаз долой и не тянуть семью, учебу, работу, молодой ведь парень, в соку. «Саша никогда не отдал бы меня, – кричала Аня, глотая слезы. – «Слышишь, никогда!» – «Это я к примеру, – говорил дядя Толя примирительно, – я ж понимаю, свое ж дите, а Сашка золотой человек был, жаль, рано ушел. Надо помянуть, эх, жизня наша подлая…»

Саша умер от сердечного приступа, когда ему было двадцать четыре, а ей девять. У него была невеста, готовились к свадьбе, а он взял и умер. Причем никогда никаких проблем с сердцем. А ее, Аню, забрали тетя Лия и дядя Толя. Они жили в Зареченске…

Тетя Лия – очень красивая, яркая, от нее всегда приятно пахло. А дядя Толя на полголовы короче, лысоватый, с носом, как у артиста Леонова. Аня как-то спросила у мамы, почему тетя Лия вышла за него замуж, неужели не могла найти кого-нибудь покрасивее? А мама ответила: «Пусть спасибо скажет, что попался приличный и добрый человек, а не свистулька как обычно». Дядя Толя не был свистулькой, он действительно добрый и приличный, но пил. Выпив, становился веселым, смеялся, рассказывал всякие смешные истории про заказчиков, а потом вдруг умолкал на полуслове и засыпал прямо за столом. И ни скандалов тебе, ни драк, ни злобы. Она вытаскивала его из-за стола и приговаривая: «осторожненько, держись за меня, вот сюда, смотри под ноги», – отводила в спальню, укладывала в кровать и укрывала одеялом. С облегчением и чувством выполненного долга смотрела на него, спящего: доставила, теперь с ним ничего не случится – не упадет, не разобьется, а мирно проспит до утра…

Год назад она уехала из Зареченска, вернулась в город, где родилась, где остались родители и Саша, и поступила в педуниверситет. Дядя Толя часто звонит, скучает; подкидывает на жизнь, но она отказывается брать: стесняется. Берет, конечно, но ей стыдно. Дядя Толя приехал в гости, рассмотрел крошечную квартирку на окраине, которую она снимает с девочкой из их группы, сказал, что она похудела, стала совсем прозрачная, наверное, ничего не кушает. Накупил продуктов, пригласил в ресторан, выпил прилично; на другой день они вместе сходили на кладбище, положили цветы и посидели у могил. Памятники и оградки – работа дядя Толи. У родителей парный памятник черного мрамора, у Саши гранитный. Строго, без излишеств, без фотографий – так хотела мама, даже оставила письмо Саше, на всякий случай, мол, никаких фотографий, они еще посмеялись… А через два года их не стало. А на Сашином фотография есть – дядя Толя постарался – брат как живой. Он с улыбкой смотрит на нее, и Аня мысленно рассказывает ему про себя.

Дядя Толя выпил и заплакал, сказал, что вот так и проходит жизнь и ничего не остается, только кусок камня и две даты. После водки его тянуло философствовать. Раньше – смешные истории, сейчас – разговоры за жизнь…

Она нашла работу в Доме моды – повезло, можно сказать, причем совершенно случайно. Пришла спросить, а там, оказалось, только ее и ждали. Уволили накануне менеджера по уборке и курьера, как сообщил ей при входе здоровенный мужчина в бордовой униформе. Так что иди, давай, спроси у начальницы.

Регина с сомнением рассмотрела соискательницу и спросила:

– А потянешь? Уж больно ты хлипкая! Совершеннолетняя? Паспорт есть?

– Потяну! – пообещала Аня. – Честное слово! Мне уже девятнадцать. Скоро двадцать!

Трудновато, конечно, учеба и работа, но это ничего, она справится. Зато интересно. Девушки такие… потрясающие! Регина Павловна, конечно, с характером, и Аня старается не попадаться ей под ноги. Игорек славный. Всегда расспросит, как ей у них, как учеба, потрогает за плечико, возьмет за локоток, улыбнется. Ладошки розовые, похоже на дизайн. Его все любят, а Регина побаивается. Так ей, Ане, кажется. Хотя орет так, что слышно на улице. Он все с улыбочкой: руки сложит на груди, смотрит молча, а ее просто бомбит. А одет как! Торчит на шарфах и лайке: у него целая коллекция лайковых пиджаков и шарфов. Дизайнер от Бога! Чувствует «натуру», говорит Сандра, видит баб насквозь, в его шмотках любая клизма засверкает. Они все такие, мода на таких держится… в смысле, гм, это самое! Сандра многозначительно закатывает глаза и трясет головой…

Месяц назад Игорек отвел Аню в сторонку и сказал, что хочет выпустить ее на подиум. Подумай, сказал, новый опыт, у меня интересные мысли и задумки, не отказывайся! И ушел, не слушая возражений…

…Аня сидела на низкой скамеечке в загородке у Саши, рассказывала брату про Дом моды и неожиданное предложение дизайнера Игорька.

– Знаешь, Сашенька, мне так страшно! И радость тоже – что-то новенькое, девчонкам из группы пока не сказала. А вдруг не получится… Зато потом покажу фотки и расскажу. Они не поверят! Игорек сказал, если что-нибудь понравится, можно купить задешево. И распродажи для своих. К его моделям не подступиться, а тут можно! Он хороший, добрый, всегда скажет что-нибудь, расспросит… Саш, что мне делать?

«Чего тут долго думать, – Саша смотрел на нее с улыбкой. – Конечно, соглашайся, человек не должен отказываться, в жизни все надо попробовать».

Аня кивнула: совсем как Игорек. Поставила принесенные цветы – свои любимые синие ирисы – в мраморную вазу, попрощалась с Сашей и медленно пошла к главной аллее, туда, где памятник родителей. Синие ирисы… Она не знает, какие цветы любил Саша – не успела узнать, – и всякий раз мысленно извинялась перед ним. Синие ирисы красиво смотрелись на фоне зеленовато-серого со слюдяными высверками гранита…