Kitobni o'qish: «Рабы бессмертия», sahifa 13

– Не стреляйте! Не стреляйте! Помогите! Я сталкер, я обгорел, мне нужна перевязка, – крикнул Лука, держа руки с ПДА вверх.

Солдаты, разглядев в темноте страшное, кажущееся покрытым ржавой чешуей лицо человека, замерли в напряжении. Пальцы плясали на спусковых крючках, ожидая короткой команды командира. Кобели хрипели и тянули кинологов в сторону пришельца. Командир медлил, колеблясь с решением.

– Кто такой?

– Сталкер я, вольный. В аномалию попал, попортило всего. Выручай, командир.

– Твою ж налево, – сплюнул военный. – Подойди. Медленно. Да уймите собак! – крикнул он.

Собак одернули, те, сдерживая возбуждение, заскулили, но прекратили лаять. Лука, опустив голову, как будто бы ослепленный светом прожекторов, подошел ближе, встав в десятке метров. Кто-то из солдат присвистнул.

– Разве после такого живут? – спросил один из солдат другого.

– Да кто их знает. Дикарей этих… Выходит, живут. Вон, смотри, одежда вся погорела, как только еще на ногах держится.

– Ребят, не стреляйте, – попросил Лука.

– Лабораторию! – крикнул командир.

– Вызвали, товарищ капитан, пять минут, – ответили ему.

– Стой, сталкер. Не дергайся. Повернись, – приказали ему.

Лука послушно повернулся спиной, через прорехи показав безобразное ржавое тело. По рядам изумленный и испуганный ропот.

– Нескладный какой-то…

– Ага. Руки длинные…

Играя красными и синими огнями, подъехал, огибая отмеченные аномалии, передвижной военный медицинский пункт. Дверь открылась, и из кабины вышел мужчина, на ходу надевая медицинский халат.

– Кто там? – спросил он и подошел к капитану.

– Да вот, – тот указал стволом автомата на пришедшего. – Сталкер, обгорел, говорит. Первый раз такое вижу.

– О-о-о, ведите его в будку. Он что на транквилизаторах?

– Да черт его знает, товарищ военврач, – ответил капитан.

– Давайте, уважаемый, пройдемте, – махнул рукой медик.

Лука кивнул и, опустив голову, пошел к врачу, затем за врачом в будку. Солдаты, обступившие его с нескольких сторон, изумленно шептались, не глядя в сторону Зоны, а зря. Оттуда из темноты, невидимые для приборов, бесшумно и быстро шли черные братья. Уже заходя в будку, Лука почувствовал, как падают один за другим, не сказав ни слова, солдаты, как вдруг сорвались покрывала жизни у рвущихся с поводка псов, как водители спецтехники, не успев понять, что происходит, откинулись в своих сиденьях или упали на рычаги. Сидящий напротив Луки медик вместе с симпатичной ассистенткой не могли знать этого, во все глаза глядели на него, надевая медицинские перчатки.

– Как вас зовут? – открыв журнал и приготовив ручку, спросил врач.

– Лука.

– Фамилия?

– Я точно не помню. Кажется, Псарас.

– Псарас, – повторил врач, записав фамилию.

– Кто вы и откуда, как давно в Зоне?

– Очень давно. Не знаю сам. Может, вы скажете, потом, когда сможете.

Девушка со страхом и жалостью глядела на Луку. Взгляд ее, казалось, нес то, что он искал уже некоторое время. Но он знал, что если заберет ее, то он больше никогда не увидит этого взгляда. Но он уже был ближе к тому, что ему нужно, он чувствовал нечто новое, новые горизонты его жизни и возможностей.

– Люда, – начал врач. Медсестра вопросительно перевела взгляд на начальника, ожидая распоряжения. Врач с изумлением качал головой, не зная, что сказать. – Это какое-то органическое поражение, Люда. Наденьте маску, – сказал он и сам надел воздушную маску светло-зеленого цвета с резинками за уши. – Я, честно, не знаю, чем могу помочь. Вы говорите, вы обгорели?

– Думаю, да. Не знаю, как это произошло.

– Что ж. Давайте возьмем у вас кровь на анализ. Затем… затем соскобы и потом поедем в госпиталь. Это неизвестный случай, очень похоже на инфекцию, но каким образом она… Ладно, времени, наверное, мало. Как вы себя чувствуете, Лука?

– Не очень плохо, – сказал он, помедлив, прислушиваясь к тому, как его братья взваливают упавших солдат и оружие и уходят в Зону.

Медсестра подошла к зомби со шприцом в руке. Лука вытащил вперед руку, красно-коричневого цвета в приподнимающихся струпьях кожи. Людмила заметно побледнела, но стойко держалась, натягивая жгут, чтобы найти вену.

– Вены-то нет, – растерянно сказала она.

– Вот вена, – указал Лука, проведя желтым ногтем, обозначая линию.

Люда прицелилась и воткнула шприц, слегка шевеля кончиком, чтобы вернее нащупать канал. Нащупав, она потянула плунжер на себя, заполняя шприц отвратительной коричневой жижей.

– Что это? – побледнев еще больше, одними губами сказала она.

Врач, видимо, также был в растерянности.

– В госпиталь, срочно в госпиталь, – говорил он, ошеломленно глядя на коричневую жидкость, наполняющую шприц.

– Не надо в госпиталь, мне уже лучше, – сказал Лука. – Я пойду, – тоном, не терпящим возражения, сказал он.

Врач и медсестра со шприцом в руке молчали, растерянно глядя на человека, у которого, как они теперь видели, руки и ноги были длиннее, чем должно быть. Явное отклонение. Мутация человека или новое существо Зоны? Не сдержавшись, от страха, накатившего вместе с пониманием, держа в руке полный шприц, разрыдалась медсестра, не смея шевельнуться, открыл рот и побледнел врач. Зомби развернулся и вышел из будки, закрыв за собой дверь. На разбираемом блокпосту уже никого не было. Ни солдат, ни операторов специальных машин. Только два мертвых пса лежали, уткнувшись мордами в пол, и бубнила, словно живая, на холостом ходу техника. Словно живая.

Глава 14. Снова Армейские склады

Лука был доволен. Без единого выстрела они забрали сорок человек с Большой земли. Скоро сорок чистых, свежих братьев пополнят их ряды. Ощущать их перерождение будет безграничным наслаждением. Лука уже мог планировать, он понимал, что нужно разделять, чтобы эффективнее управлять растущим братством и растить свою мощь. Теперь в братстве, можно считать, сто двадцать последователей, которые он разделил на три группы. Первая группа в количестве сорока братьев подчиняется Оводу Пустотелому. Вторая группа в том же количестве подчиняется Бичу, старшему среди наемников. Третья группа подчиняется Куполу, одному из первых бандитов, принятых им в братство. Купол имел талант устраивать засады и знал многие тропинки, где часто ходили сталкеры в поисках артефактов. Лука отчетливо понимал, ему нужна своя база. Хорошая и крепкая, полная оружия и запасных ходов, там, где можно поместить множество братьев. Речь шла, конечно же, о базе Долга, Ростке. Лука прощупал их посты ночью. Проверил, насколько защищены и крепки люди, охраняющие входы в Росток. Оказалось, что только единицы из них не досягаемы, но остальные, выкраденные с постов по одному, по двое, уже состояли в его братстве. Через пару дней он возьмет Росток, это так же верно, как то, что вместе с чернеющим от неумолимой жажды его братства Рыжим лесом происходит расширение Зоны. Зона стремится сохранять занимаемую ею площадь, а поскольку братство как черная раковая опухоль растет в ней, пожирая ее территории, она будет вынуждена забирать их у Большой земли, раз за разом бросая Выбросы и гоня мутантов на чистые прикордонные территории, заселяя их своей энергией и волей. Братство будет гнать Зону наружу, идя вслед за ее Выбросами и мутантами, собирая и обращая в братство оставшихся людей, оставшихся после пушечным мясом выступивших мутантов. Черное братство будет использовать Зону, как еще никто не использовал. Он будет делать все, что посчитает нужным, чтобы увеличить свою силу, безмерно и безгранично. Это будет скоро. Это уже почти наступило.

***

Трофим находился в подземелье, на объявленной мертвецами своей базой территории подземной лаборатории номер шесть, на том самом этаже с саркофагами, где один не вскрытый саркофаг хранил бурую массу разросшейся и видоизмененной материи. В тусклом освещении запыленные стекла пустых саркофагов едва бликовали, в отличие от тщательно протертой поверхности саркофага, на который смотрел Трофим. Это все принадлежало местным обитателям, которых трудно было отнести как к живым, так и к мертвым, поскольку пульс у них был, при их желании, кровь, какая-никакая, также была. Рассудок и воля проявлялись со временем.

Юрок назвал их самих Воскресшими, а не мертвецами. На стенах ученый вдруг заметил появившиеся редкие рисунки человеческого черепа с исходящими из него крыльями. Рисунки делались и черным по белому и белым по черному, мелом или углем. Череп и крылья были нарисованы достаточно схематично и рублено. Что-то в пропорциях этих двух элементов в общих чертах делало рисунок похожим на сову, где череп с пустыми глазницами отдаленно напоминал тело и глаза совы, треугольный проем носа напоминал клюв птицы, а оскал заостренных зубов оперение нижней части жабо совы. Очевидно, художник из местных, был мастером своего дела при жизни, поскольку даже не искушенный взгляд некробиолога видел точность и выверенность линий, обрывающихся там, где надо, и гармонично сходясь, без нагромождений и излишеств. Трофим понял, что зомби все большим и большим числом переходят в третью категорию, осознанного существования. В этом был совершенно новый для него как для некробиолога дух открытия. Совершенно новое и непостижимое будущее, которое творилось не только в его присутствии, но и в какой-то мере и при его участии. Создавалось нечто, что уже вышло за рамки эксперимента, нечто, что уже нашло само себе направление и смысл, по крайней мере на ближайшее время, нечто, что дает даже смысл таким, как он, подхватившим, носящим и выращивающим в себе этот вирус. Сколько на самом деле таких сталкеров, он не мог предположить, возможно, не двадцать – двадцать пять процентов, как они с его коллегами на Янтаре думали раньше, а пятьдесят или больше. Возможно, вирус не цепляется к некоторым носителям, возможно, есть зараженные им люди на Большой земле. Может быть, он уже незаметно перешел Периметр, и теперь умершие там, на Большой земле, и захороненные на глубине двух метров бьются головами в деревянные ящики. Кто знает? От всего этого уже кругом шла голова, а если учесть, что в Зоне есть еще одна форма вируса, которая проявляется не после смерти носителя, а паразитирует именно на живых людях, что эта форма крайне агрессивна и способна дистанционно воздействовать на межклеточном уровне на все формы жизни, то есть все шансы просто войти в ступор и ждать, когда жернова эволюции провернутся так, чтобы указать, в каком направлении нужно будет теперь идти им, людям разумным. Разве что это может оказаться настолько поздно, что человек будет сметен с лица земли как самостоятельный вид, вместе со всеми остальными формами жизни, а вирус, неизвестно, какой по счету раз победив другие формы жизни, уйдет в спячку либо заставит направить свои колонии на другие планеты. Они ведь, эти пятнистые зомби, не теряют разум абсолютно. У них ведь остаются профессиональные навыки и память?

Примерно с такими мыслями ученый стоял у стеклянного саркофага, закаченного когда-то физиологической жидкостью, герметично замкнутого с содержанием. Как вскрыть этот саркофаг, Трофим мог только догадываться. Разбить толстое стекло крышки или сделать что-то подобное еще с этим оборудованием было бы невероятной ошибкой. Перерезать подсоединенные шланги бесполезно, поскольку внутри они были сухие. Сами запорные клапаны находились в теле саркофага. Открыть клапаны механическим проколом было рискованно, поскольку давление за стеклом могло оказаться больше, чем несколько атмосфер, и тогда открытие мембраны может вызвать ее разрушение и разлив этого неизвестного содержимого по большой территории комнаты, что для вируса будет практически то же самое, что распрыскать его по всему комплексу. Кроме того, все клапаны были снизу, в наклоненном днище, и общий объем этого стеклянного гроба мог быть около трехсот литров, что в любом случае создавало свое давление на пока еще удерживающие его перегородки.

Трофим стоял и напряженно думал. Если вдруг запитать оборудование, то стоящие рядом шкафы управления наверняка покажут и давление, и температуру, и пульс, которого уже давно нет, и кучу других параметров последнего обитателя саркофага, возможно, можно будет дозировано взять пробу. Но с пробой возиться куча времени, кроме того, это может быть вообще не то, что сейчас ходит по поверхности Зоны, ворует, отбивает и инфицирует людей. «Надо возвращаться, – решил Трофим. – Больше информации из этого места уже не выжать. Нужно работать с плененными объектами, и чем скорее, тем лучше». Ученый развернулся и решительно двинулся к шахте лифта, в которой воскресшие, работая предоставленным газовым резаком, что-то с шипением резали. Расплавленные капли металла капали вниз и, разбиваясь искрами о дно шахты, угасали, пуская дым прижженной ими ветоши. Ученый что-то крикнул вверх, шипенье сварки смолкло, и он, перебирая руками и ногами, все так же сосредоточенно размышляя, полез наверх. Теперь его путь был через Юрка, на выход и оттуда с проводником на Армейские склады.

Зона встретила Трофима рвущимся в смятении небом, темно-синие и сизые тучи которого рвались ветром, сливались в ком только для того, чтобы вновь, словно по прихоти бесноватого скульптора, ищущего и не находящего, вновь разорваться на мелкие части. Ветер так же шумел в деревьях и качал траву, безжалостно заставляя ее кланяться всем четырем сторонам света. Пятнадцать тридцать, отметил, глядя на ПДА, ученый, видя множество зеленых маячков Свободы на экране.

– Якорь ушел, Док, – сказал ему молодой боец на охране выхода из подземелья, чей вид говорил о крайней степени собранности и сосредоточенности на посту.

– Мне на Армейские надо, кто проведет? – коротко и немногословно спросил Трофим.

– Щас сделаем, – он отбил сообщение на ПДА и уставился в лесок, у которого локально, словно новая, неизвестная аномалия, ветер тормошил несколько невысоких елей. – Зона беснуется что-то, – обеспокоенно сказал он. – Нехорошо.

Через пару минут подошел сталкер, со знакомым ученому лицом.

– Готов, что ли? – спросил он, глядя на тощий рюкзак попутчика.

– Готов, – вскочил, присевший было на деревянную коробку Трофим.

– Я Чародей, если что. К вечеру будем, поскакали.

Не говоря более ни слова, Трофим пристроился вслед проводнику и, всей душой ощущая смятение и беспокойство, носимое ветром по поверхности Зоны, двинулся в путь.

***

– У нас уже почти половины пацанов не хватает, – Лапа хотел сплюнуть, но вовремя осекся.

Ему как пахану среди бандитов, соблюдающему нейтралитет со Свободой, сейчас находящемуся напротив Гипса в его кабинете, было неуютно. Но Зона жестко гнула свою линию. Сейчас бандиты, не самая многочисленная группировка, были в отчаянном положении. Гнусы, как прозвали новых зомби бандиты, стали наведываться на их стоянки. Большего ужаса и наказания для них не было, потому что к ним приходили их собственные, но уже отмеченные пятнами пацаны. Сначала они, как правило, что-то говорили, а потом забирали тех, кто был без «кристалла». Имеющий же артефактную защиту уходил, не отстреливаясь, на своих двоих, глядя, как падают его кореша, и темные силуэты в одежде, а иногда просто в ее обрывках, взваливают бесчувственные тела на плечи и собирают оружие. Счастливец уходил так быстро, насколько быстро позволяла ему Зона и знание чистых троп. Теперь им уже было не до охоты на сталкеров. Теперь в перешептывании у костров они все чаще и чаще приходили к мысли, что надо рвать когти из этой Зоны, на Большую Землю. И пусть там, на Большой Земле, их ждут нары и ищут менты, это по-любому лучше, чем дожидаться, когда же гнус придет и за ними. Нужно было только узнать, что вообще по-большому происходит в Зоне, у тех, кто ближе к интересующим их событиям. Ближе всех оказалась Свобода. После того как она отстояла свою базу, бандиты заимели надежду на то, что, может быть, все обойдется, а потому Лапа, медвежатник и вор, сам пришел побазарить с Гипсом за гнус и за все это паскудное дело с неладами в Зоне, взять что Выбросы, что вдруг жестко сократившийся ход сталкеров по клеткам.

Гипс не любил бандитов как деструктивный элемент, который никогда не выведется из Зоны, пока там вообще есть сталкеры. Плохой мир, как известно, лучше хорошей войны, и потому лидер Свободы принял Гипса, накрыв поляну в виде водки и закуски. Лапа, тонко чувствуя обстановку, не стал принимать белую, запросив для порядка чифирка. Он знал, что Свобода в последнее время пополняется сталкерами, которые, видя быт и направление группировки, все охотнее и охотнее вливались в нее, а потому Лапа справедливо опасался, что, когда бывших вольных сталкеров станет в Свободе уж слишком много, они могут вдруг вспомнить все старые обиды и отлить злую пулю бандитам. И тогда тем станет совсем тяжко, поскольку одиночки – это просто овцы, иногда, конечно, и волки в овечьей шкуре, а Свобода, если возьмется извести бандитов, запросто потреплет их как щенков, сломав весь костяк и какой-никакой авторитет в Зоне, что было бы самым крайним исходом. По этой причине Лапа ловил атмосферу и сейчас старался не выражаться, поскольку Гипс еще ни разу не обронил матерного слова в сторону зомби и их нападения. Основной целью бандита было заручиться поддержкой Свободы, если вдруг гнус будет обнаружен на подходе к кочующим стоянкам бандитов, и в этом случае Лапа бы хотел обрушиться на гнус в основном «пацанами из Свободы» и показать ублюдкам, что бандиты вообще не те, к кому надо попадать в поле зрения. Гипс прекрасно считал ситуацию, доверия бандитам у него не было, но слово авторитета, что и его пацаны обязательно помогут Свободе, когда дойдет до дела, имело вес. Бандиты, прознавшие про защитные свойства «кристалла», вывернули все нычки у всех сталкеров, которых они предпочитали не убивать, если те не быковали больше положенного, а, получив хабар и наводку, отпускать их на все четыре стороны с оружием и провиантом, внимательно следя через мушку прицелов за всеми неровностями в их поведении.

– Я тебе говорю, Гипс, мы с пацанами впряжемся, если ваши неподалеку с гнусом зарамсуют. У нас ребята сейчас поумнее стали, если близко подойти не сможем, то будем их с пульки на подходе метить. Только и ты, если что, наших пацанов поддержи, лады? – низким сиплым голосом с нажимом говорил Лапа.

– Лады, Лапа. Дай мне вашего связного, мы отдельный канал сделаем, для аварийной связи. Своим скажу, чтобы помогли, если по этому каналу помощи попросят, – подтвердил Гипс.

– А-а, – осклабился бандит, достигнув соглашения.

Ему как человеку, давно решающему вопросы в другом порядке, с кем угодно, хоть с представителями власти, хоть с другими ворами, сейчас, находясь в роли просящего крыши в случае необходимости, было унизительно получить отказ от Гипса, бывшего вольного сталкера. Такой поворот сулил бы им скорый перебег на Большую Землю, где линия ограждения только кажется дырявой. На самом деле прозрачной абсолютно она не была. Камеры и службы с достаточно высокой степенью вероятности идентифицировали переходящего границу, и только для того, чтобы не нарушать выгодный промысел артефактов, на это все до определенной степени закрывали глаза. Другими словами, если бандиты побегут из Зоны насовсем, а не на отдых и обратно, то там, на Большой Земле, им быстро скрутят рученьки и отправят в другую зону.

– Ну ты сам-то как? – решив перейти чуть ближе к личному, спросил бандит, показывая на свой глаз, имея в виду потерянный глаз Гипса.

– Привыкаю, – ответил он. – Хорошего мало.

– Да, не говори, братан, – негромко согласился Лапа, потягивая чифир. Напиток уже остыл, да и приготовлен был не на уровне, но отдать должное гостеприимству в этом не уютном для вора месте было необходимо. Поэтому нарочито не спеша допив чифир, Лапа поставил чашку на стол и накрыл ее ладонью. – Ну, благодарствую, Гипс, за поляну. Гнуса я посмотрел, хорошо, что спекся уже… Пацаны меня заждались, пора.

– Удачи, Лапа, – не протягивая руки, ответил Гипс.

Вор встал и не спеша вышел. Его длинный плащ, местного пошива, тяжелый и крепкий, таящий в себе множество карманов и тайничков, качался в такт его шагам, пока он хозяйски шел по коридорам здания. Его пацаны, в количестве трех человек, сидящие на скамейке, встрепенулись, как только он появился в дверном проеме. В этом месте, где черные деревья уже были спилены, а из земли проклюнулись тонкие нежные иголки недавно рассаженной травы, они чувствовали на себе взгляды сталкеров, проходящих мимо, стоящих поодаль и курящих, как будто вовсе не интересующихся ими, но всем своим звериным чутьем понимая, что тут они далеко не друзья. Поэтому появление Лапы было для них облегчением в любом случае.

– Добазарился, – коротко сказал он, сплюнув наконец на землю. – Хотун, тормознешься у центрального, там по связи потри, что да как. Чтобы они нам, если что, могли маляву катнуть, и мы им. – Гордо осмотревшись, Лапа, не встречаясь глазами со стоящими недалеко сталкерами, запахнул плащ и пошел на выход. За ним, придерживая автоматы в походном положении, пошли остальные.

Сталкеры молча провожали их взглядами. Яйца, конечно, у авторитета были железные. Сидевший у костра сталкер в комбинезоне Заря встал, обнажив лицо, и неотрывно глядел вору в лицо, пока тот проходил мимо. Лапа вскользь глянул на него, но ни единый мускул, ни единое движение глаз не выдало того, что он узнал Хунту – неофициального лидера вольных сталкеров, который пришел намного раньше бандита и, действительно дружески поговорив с Гипсом, пошел пообщаться со своими знакомыми и друзьями по территории.

– Мразота, – процедил он сквозь зубы. – Пристрелил бы шакала, – на его лице читалась угрюмая ненависть.

Он, как никто другой, знал жизнь вольных сталкеров и знал, насколько тяжело вольному в одиночку добывать свой хлеб, а с учетом того, что на тропах встречаются охотники за сталкерским хабаром, нередко ходки превращались в испытания, где после всех опасностей Зоны сталкеру еще приходилось вырывать свой хабар из цепких пальцев бандитов.

– Согласен, – сказал другой сталкер в бронекостюме Булат. – Может, пристрелим гада? А?

– Нельзя… Тут нельзя, – глядя в спину уходящему бандиту, сказал он. – Пойду у Гипса узнаю, чего он приходил.

– Давай, брат, сходи. Интересно, сам пришел, никак поджилки трясутся, узнавал, что да как с этими пятнистыми делать.

Хунта, оставив рюкзак на напарника, легким шагом двинул в сторону здания, где находился Гипс. Стрелой взлетев к нему, он махнул охранникам и, коротко постучав в дверь кабинета, вошел. Гипс стоял, облокотившись на стену, на которой теперь висела самодельная, но подробная карта Зоны, с обведенными там маркерами кругами, и курил, задумчиво глядя сквозь синий сигаретный дым.

– А… Хунта, – невесело усмехнулся Гипс, – знаю я, зачем ты пришел. Хочет Лапа, чтобы мы помогли ему, если пятнистые на пересечении его интересов будут.

– Да на хер бы он не пошел? – твердо и уверенно спросил Хунта.

– Нет, не пошел, – отрицательно покачал головой Гипс.

– Нет… – растерялся вольный сталкер, во все глаза глядя на свободовца. – Ты что будешь помогать этой твари?

Гипс вздохнул, выпустив облако дыма и потушив, положил сигарету на край пепельницы.

– Подойди, давай посмотрим, – пригласил он вольного к карте. – Вот здесь, вот здесь, вот тут, тут, тут, тут и еще не известно, где, пропали люди. Пропали наши люди, и были замечены следы этого, как они себя называют, Братства. А вот тут Калмык обошел, вот отсюда и до сюда, – Гипс тыкал пальцем по карте, указывая места и точки, понятные им обоим, – растет черное пятно. Мертвое черное пятно, там, где нет ничего, кроме… ну ты сам знаешь. Эти твари, это, так его через одно место, Братство, жрет Зону, понимаешь? Зона изнутри уменьшается, ей это не нравится, поэтому происходят Выбросы и трещит по швам периметр. Сейчас этих братьев человек… не знаю… может восемьдесят, может больше. У тебя, ты говоришь, сколько сталкеров с ходок не вернулось? Человек тридцать?

– Да… Может быть тридцать, – сбавив пыл, подтвердил Хунта.

– У Лапы, его, как их там… пацанов, человек двадцать, может, у нас… у Долга… Ты подумай, брат, если этих пятнистых штук двести соберется, сколько нас, живых людей, в Зоне останется? Кто живой будет?

Хунта молчал, прекрасно понимая, к чему ведет Гипс. Его всплеск эмоций был не более чем эмоциями при виде уж слишком спокойно проходящего мимо него и якобы не заметившего его бандита. Гипс сел на свое место, знаком показывая присесть и вольному.

– Чаю будешь? – спросил Гипс, поднимая почти истлевшую сигарету из пепельницы.

– Да не, – отмахнулся вольный и схватился за голову. – Никогда бы не подумал, что с этими уродами в одну сторону стрелять буду.

– Будешь, будешь, Хунта. Поодиночке это братство нас, живых людей, сожрет, как саранча, быстро и болезненно. Аппетиты у них точно такие же, смотри, сколько от Рыжего леса уже оттяпали. Они уже в течение недели соберутся с новыми силами и снова ударят по нам. Я, кого смог, за периметр выслал, – Хунта вопросительно посмотрел на лидера Свободы. – А что? Толку-то от них немного. «Кристаллов» на всех не хватает, и то почти все отказались на Большую уходить. Вон Хутор, садовник-то наш, без теплицы своей и жизни представить не может. Ляжет грудью и помрет на грядке как пить дать. Коваль… Ну без Коваля ни одна война не пойдет, он и сам прекрасно знает. Калмык, так тот боец, хоть и говорит, что зверолов всего лишь. Я ему и не предлагал особо. Пацанов только наших талантливых спровадил, Худого и Рваного, и то пока дуракам объяснил, что и там они могут из артефактов свои игрушки лепить, они не соглашались. Про Дока, ученого того, что и говорить… Рад бы его сохранить, да только на весах слишком много, он один может эту войну выиграть. Это я так фундаментально говорю. Если бы он «кристалл» не вычислил, где бы мы уже были? Сидели в пятнах лишайных, как эти… тьфу, – не выдержал Гипс.

– Понял, я понял… Выбор у нас не особый, – негромко сказал вольный.

– Вот ты-то только что понял, а бандит этот, Лапа, чуть раньше, поэтому и пришел. Он же тут между строк спрашивал: валить им за периметр или нет? Им-то что, свалит и ладно, а мы с тобой оставим это все… – свободовец развел руками, показывая окружающее пространство. – Да и потом, такими темпами Зона все равно за нами придет, к нам в дом. Только этих самых тварей, этих зомби пятнистых, будут уже тысячи, и на одно наше сталкерское рыло их по сотне или больше будет, а мы все поодиночке, без защиты и без оружия. А сейчас, пока мы все в Зоне, мы в большинстве. На одного пятнистого по двое-трое живых с артефактом приходится. Другое дело – то, что сидим мы все по своим огородам и ждем, когда они нас поодиночке сцапают, вот что плохо. Так что даже пацаны этого вора, бандиты, которых, ты сам знаешь, я тоже не люблю, сейчас на нашей стороне. В нашу пользу.

– Хреновая от них польза, – мрачно буркнул Хунта.

– Да. Но какая есть. Если что, подскажут, предупредят. Лишние глаза и уши никому еще не мешали. Согласен?

– Согласен, – махнул рукой вольный и вздохнул.

***

Трофим с проводником добрались до Армейских складов вечером. Всю дорогу сопровождаемые рвущимся во все стороны безумным ветром, иногда наотмашь бросающим из ниоткуда капли дождя. Впервые за все время прохождения с проводником на них напали слепые псы. Но «напали» – это было сказано чуть более сильно, чем надо. Здоровые безглазые мутанты сопровождали их несколько километров, отсвечивая на ДЖФ желтыми сигналами. Чародей был достаточно спокоен и внимательно следил за их передвижениями, часто меняя маршрут, обходя видимые ему места, где мутанты могли устроить им засаду. Трофим, с трудом выходя из плена раздумий, не спрашивал проводника о подобном сопровождении их слепыми псами. Очевидно, мутанты побаивались идущих и сомневались, напасть ли напрямую на сталкеров, а места, где они это могли сделать быстро или застать идущих врасплох, проводник знал и обходил загодя. Таким образом неприятное соседство не вылилось в откровенную охоту и драку, чему ученый был несказанно рад. Уже на Армейских складах информацию о его приближении получил Гипс и лично вышел встречать Трофима. Сменив повязку, закрывающую потерянный правый глаз, на вырезанную из кожи кровососа черную нашлепку на тесемках, он был похож на пирата. Такая пиратская повязка даже немного шла сталкеру.

– Ну, пошли, Док, посмотришь этих зомби, потом поговорим о другом. Они, правда, издохли, но мы без тебя их не трогаем.

Повернув сразу же ученого к клеткам, располагавшимся внизу, рядом с железнодорожными путями, выходящими из тоннеля, он приказал включить все освещение на клетки, что и было сделано. В разных позициях в клетях сидели и торчали, высунув худые, костлявые и изможденные руки и ноги, обтянутые кожей черные мумии. По некоторым из них уже ползла зеленая плесень. Как бы ни была сильна и агрессивна колония при жизни, теперь она явно была не активна. Внимательно оглядев каждого из семи трупов, тем не менее не открывая клеток, ученый кивнул.

– Понял все. Теперь только через микроскоп. Но, думаю, что они мертвы. Похоже, истощение. Сколько они прожили?

– Двое суток примерно, потом сильно худеть начали, а потом затихли, – ответил Гипс.

– Последний среди них был? Самый живой или кто-нибудь, кто выделялся чем-то? – спросил ученый, внимательно разглядывая позы, в которых упокоились существа. Никто из них не отличался от других внешне.

– Не знаю. Крокодил на посту стоял, может, он что видел. Крокодила позови! – крикнул Гипс, подняв голову в сторону моста, возвышавшегося недалеко над ним, на котором, облокотившись на самодельные перила, заглядывали вниз сталкеры.

Через пару минут с остатками хлеба в усах прибежал боец.

– Кто-нибудь из них последний был? Кто последний умер? – спросил Трофим у прибывшего.

– Дык, это, они все потихоньку того, копошились, копошились вроде. Шарили руками своими по полу там, в стороны, потом все притихли. Я их не трогал, не положено, но вроде как они сильно друг от друга по времени не задерживались, – вспоминая и шевеля усами, ответил боец.

– Ясно, – Трофим устало зажмурился и потряс головой.

– Ну хорошо, – сказал Гипс, – пойдем, Док, покушаем, поговорим, а потом и этими займешься. Я там слышал от Якоря, мертвецы нам дружбу предложили, расскажешь. Товарищ, кабанятины приготовил с зеленью, Хутор урожай собрал, сейчас салатов попробуешь, есть у нас один особый, гусарский, с перцем. Эх! Жаль, нельзя его второй раз как в первый попробовать! – хлопнул ладонью по плечу ученого Гипс.

Скоро они вдвоем сидели за отдельным столиком, на четыре человека, в отдельном построенном в баре закутке, освещенном отдельной лампочкой с абажуром. Трофим с удовольствием поглощал тонко нарезанные, сочные куски мяса, прямо со сковороды на подставке, наполовину тушеные, наполовину прожаренные на медленном огне, с сохранением сока и вкуса. Рядом налитое в кружку стояло привозное пиво, хлеб и в глубокой тарелке мелко накрошенный машинкой салат, компоненты которого не определялись с виду. Гипс внимательно следил, как ученый ел, наблюдая его реакцию, мычание и кивание головой, а при первой вилке салата, засунутого в рот, расширенными глазами, усиленным мычанием и потряхиванием головы убедился, что Док проникся старанием Товарища в полной мере. Когда Трофим прошел почти всю дистанцию, сбавил темп и начал запивать это все пивом, Гипс сходил за бутылочкой для себя.