Kitobni o'qish: «Рабы бессмертия»

Глава 1. Свобода

Через два часа Трофим был на поверхности, вымотанный на нет, с бледным сталкером на руках, жизнь которого теперь была вне опасности, но он все еще был без сознания. Его тут же окружили свободовцы, человек пятнадцать.

Трофим нашел взглядом Якоря, хмуро смотрящего на него.

– Нашли?

– Нашли, – кивнул Трофим. – Разлом, куда я упал, знаешь?

– Да, – ответил Якорь.

– Возьмите взрывчатку и обрушьте его вниз. Устройте этой твари веселую жизнь, – глаза Трофима сверкнули ненавистью, заразив ею всех окружающих.

– Мы сделаем, Док. Мы все сделаем, – ответил Якорь. – Сизый, Бура, Медведь, по ящику в зубы и на разлом.

Тот час трое огромных свободовцев в светло-зеленых экзоскелетах развернулись на исполнение. Якорь нагнулся к своему другу, который начал приходить в себя.

– Держись, Моль, не родилось еще то, что так просто покончит с нами, – голос Якоря кипел гневом, – Ксенон, Толкач, горючую смесь, бочку до разлома вперед. Я ей покажу, Док, я ей устрою…

***

Два свободовца переложили сталкера на носилки, сняв с него рюкзак. Моль, едва открыв глаза, нашел взглядом Трофима, хотел что-то сказать, но не нашел сил, только безвольно уронил руку, качнувшуюся в такт шагов уносящих его бойцов.

– Здорово его потрепало, Док, – выдыхая дым сигареты, сказал Якорь, провожая друга взглядом. – Так что твои камушки не подействовали? Надкусили нашу Моль ходячие?

Трофим отрицательно качнул головой. Внезапно защитный комбинезон показался ему слишком тесен и душен, он судорожно открыл забрало и вдохнул крепкий утренний воздух с запахом сигаретного дыма. Он вспомнил, как увидел невероятную картину синих облачков артефакта из рюкзака, опутывающих красные камни кристалла, подшитые к прокладке комбинезона.

– Нет, Якорь, работают камушки. Где его рюкзак? – спросил он, ища взглядом снятый рюкзак Моля.

Один из бойцов подал ему рюкзак. Трофим расстегнул его и в отдельном внутреннем кармане, представляющем собой растягивающуюся прорезиненную сетку, нашел артефакт, подобранный в подземной лаборатории. Артефакт в сером свете пасмурного утра Зоны теперь не светился, но его особый синий, похожий на черничный, свет притягивал взоры всех сталкеров.

– Вот из-за него камушки не сработали, – уверенно сказал Трофим.

Якорь вложил сигарету в рот и хмыкнул, осторожно взяв артефакт. Взвесил в руке, пробуя на вес.

– Знатный хабар… Бабушкин клубок. Редкая вещь. Свойств только у нее полезных почти нет, пси-защита немного, но для сильных сборок идет как надо, – сталкер выпустил облако дыма, сощурив один глаз от вернувшегося ему в лицо облака. – Моль давно такой искал, собирает одну лабуду… нашел на свою голову, – Якорь отдал артефакт обратно ученому. – Положи обратно, Док, спасибо, что братана не бросил. Мы уже собирались к вам лезть, вон ребят собрали.

Трофим обвел взглядом команду. Около десятка человек, с автоматами, обступивших говорящих, стояли без лишних слов. Даже не видя лиц, закрытых масками, он чувствовал, насколько серьезно они были настроены.

– Ну лезть вам туда все равно надо будет, – вспомнил он и поманил Якоря поближе к себе, желая негромко сказать ему на ухо.

Сталкер выкинул окурок и наклонился.

– Там артефактов за большими воротами накопилось под сотню…

Брови Якоря приподнялись, он непроизвольно поднял руку и попытался натянуть комбинезон капюшона на лоб.

– Понял тебя, Док, давай дуй к костру, отдохни, а мы тут с бойцами разберемся.

Трофим кивнул и двинулся в сторону изб Пепелища. Спать хотелось неимоверно, вчерашний бесконечный день, бессонная ночь, два часа буксирования сталкера по подземелью – все это именно сейчас начало валить его с ног. Добравшись до одной из изб, где сидел всего один человек, Трофим, не помня, как поздоровался со сталкером, расстелил чей-то спальный мешок и, не раздеваясь, завалился на него, уйдя в долгий, глубокий, восстанавливающий сон.

Проснулся он после обеда. Пепелище оживилось, вчера отбившееся от нескольких квадов долговцев, сейчас оно заполнилось бойцами Свободы. Некогда населенный пункт, состоявший из пары десятков домов, из которых более-менее целыми были всего три, половина сгорела, оставив только печные трубы, а оставшаяся часть изб состояла либо из порушенных стен, либо превратилась в развалины, переживал свой пик по количеству живого населения. Человек тридцать бойцов трудились внутри и за пределами деревеньки. Снаружи бойцы минировали подходы и обустраивали огневые точки, укрепляя их бревнами и материалами из развалин, внутри двигали оградки, помечали границы аномалий, чтобы случайно не влететь в них, и опять же готовили деревеньку к обороне.

Напротив Трофима сидел его коллега Берик.

– Ну что, Трофим Аристархович, выспался? Давай поедим, да на Янтарь. Задержались мы, как никогда.

Берик Капезович сидел в комбинезоне Ветер Свободы, подаренный ему группировкой, поскольку его Сева была на Трофиме. Рядом на костерке в котелке что-то бурлило, и поднимался ароматный пар мясного блюда. Проследив за голодным взглядом Трофима, он хохотнул.

– Вот это правильно, Трофим, я как раз про это и говорю! Иди руки мой, там умывальник, – он указал черпаком. – Я уже накладываю.

Ученого не нужно было просить дважды. Он прошел к умывальнику с вертикальным клапаном-краном, к которому прилагался кусок хозяйственного мыла, влажное полотенце и фляга с ковшиком. Скинул с себя комбинезон и, поливаясь холодной водой, мылясь и фыркая, приступил к водным процедурам.

– Давай полью, Док, – раздался знакомый голос над ухом.

Трофим обернулся. Рядом стоял Моль, без комбинезона, в камуфляжной рубахе, штанах и сланцах.

– О, как самочувствие, Моль? – облегченно спросил Трофим. – Я ж боялся спросить…

– Нормально, Док, отошел уже. Мне Якорь рассказал, из-за чего принял меня твой профессор. Земля ему углем. Надо же, никогда бы не подумал, что клубок так подведет. Я вообще, когда его увидел, думать перестал, – улыбнулся сталкер, набирая ковшик.

– Я вообще за тебя перепугался, пока он мне зубы заговаривал, ты чуть было не отбыл… на шею, ага… вот сюда давай… еще, – командовал Трофим поливающему его водой сталкеру, ловя себя на мысли, что потрясение, пережитое им прошлой ночью, теперь, казалось, не имело для него значения, все стало как-то проще и прямее.

Никаких сожалений и опасений, никаких Водопьяновых, «лаборантов», Лукасов, зависимостей от начальства, отчетов. Странное чувство, которое он когда-то давно ощущал, будучи влюбленным в свою красавицу-жену… легкость, бесстрашие и уверенность, ожидание и вера во что-то, что-то забытое и такое знакомое… вера в свои силы и в то, что то, что он сейчас делает, является единственно верным для него. Он должен быть здесь и сейчас, он делает то, что делает его существование осмысленным и полноценным, сильным и спокойным, наполненным жизнью и духом, готовым воспрепятствовать всему, что будет мешать этому пониманию себя и окружающего… Наверное, так ощущается свобода. Эта мысль застала Трофима так неожиданно и просто, что он застыл с прижатым к лицу полотенцем, ощущая, как отмирает и обесцвечивается в его памяти Янтарь, коллеги, администрация, его собственные исследования, которые не являются именно тем, что он в действительности считал настоящими открытиями.

– Ну, ты что замерз, Док? – услышал он голос Моля. – Полотенце несвежее? Сейчас крикну, поменяют.

– Нет. Не надо, – Трофим оторвал полотенце от лица.

Вдруг окружающая его деревенька зацвела красками, звуками и запахами. Приятного зеленого и полынного цвета трава, яркие крепкие, хоть и кривые березки, мелкие синие цветы с ярко-желтым глазком возле стены избы, глубокая шероховатая поверхность бревен приятного темного йодного цвета. Некробиолог поднял глаза, с трудом сдержав возглас изумления. Глубокое небо с высокими объемными фиолетовыми облаками, обрамленными белыми перьями движущегося пара, просвечиваемыми местами солнцем, чьи прямые лучи танцевали на земле… «Зона, какая же ты другая… Почему я раньше никогда не видел этого? Может, с водой что-то не так?», – вдруг мелькнула догадка у Трофима. Он заглянул во флягу, ловя в ее отблесках проплывающие облака, которые в отражении стали еще выше и объемнее.

– Вода… Что за вода? – спросил он растерянно.

– Обычная вода, местная из колодца, – пожал плечами сталкер, – мы ею сто лет как умываемся, пьем. Может, науке она и не подходит, а нам, сталкерам, только так, – Моль зачерпнул ковшом из фляги и отпил. – Хорошая вода, Док, зря беспокоишься.

Через минуту они уже были у костерка, где дежурил Капезович, и на грубо сколоченном столике стояла миска с крупно нарезанным местным серым хлебом, только что наполненная тарелка для Трофима, несколько тарелок в стопке, железные кружки, сахар в пакете и ложки. Он тут же добавил еще одну железную тарелку для свободовца и наполнил ее густым ароматным варевом.

– Уважаю хорошего кашевара, – улыбнулся Моль, принимая тарелку и садясь на отпиленный кусок бревна, заменяющий табурет.

– Ас болсын, – пожелал ему приятного аппетита Берик и сам принялся за еду, помогая себе хлебом.

Трофим начал есть, не особо вникая в суть разговора сталкера и его коллеги. У него в голове происходили совсем другие процессы и мысли. Так же погруженный в раздумья, он принял кружку крепкого сладкого чая и, глядя сквозь стену, прокручивал что-то в голове. Наконец, прием пищи был окончен, поставив кружку на стол, он решительно повернулся к свободовцу.

– Моль, ваше предложение еще в силе? – твердо спросил он, глядя сталкеру в глаза.

– Какое? А, да ты что, Док?! Надумал? Так… сейчас, Док, погоди, – Моль привстал и отыскал взглядом в движущихся людях нужного ему человека. – Эй, Шпагат, – Моль пронзительно свистнул. – Зови Якоря, по-быстрому, одна нога здесь, другая там.

Шпагат, невысокий рыжий курносый сталкер с открытым лицом и торчащей из короба за спиной антенной, обмотанной камуфляжной тканью, кивнул и, сориентировавший по ПДА, метнулся в нужном направлении.

– Это ты правильно, Док, решил. Мы тут столько хабара подняли, хватит тебе две лаборатории отгрохать, еще и сверху останется. Выход у нас на Большую Землю имеется, часть прибытка от нашей с тобой ходки твоя по всем правилам. Скажешь, сколько, мы твоей семье отправим и на побывку проводим, – сталкер потер руки. – Я скрывать не буду, нам кадровые ученые нужны, и сами не дураки, конечно, но спецы – это спецы, так что, Док, не пожалеешь, – Моль подмигнул Берику. – Ну а ты, Капезыч, давай к нам тоже. Что ты там на Янтаре забыл? Ни души, ни жизни. Условия те же, работай, изучай – не хочу, – сталкер выжидающе уставился на Берика Капезовича.

– Нет, Моль, спасибо. Трофим, ты как-то неожиданно прям, – обратился он к коллеге, обескуражено почесывая лоб.

– Да нет, Берик, на это есть свои причины, и поверь мне, они более чем серьезны.

Трофим еще раз прокрутил в голове, как объект третьей категории, всего несколько дней назад представившийся Юрком, прозвищем из прошлой жизни носителя, спросил его, Гудина Трофима: «А ты. Ты. Помнишь, кто ты?», как профессор, которого, очевидно, похоронили под разломом, кричал, изумленный его негодованием: «Мы с вами уже совсем другие люди. Вы же тоже на стадии гамма, неужели вы не понимаете?», вспомнил, как просвечивались и стали вдруг видимы сердце, кровеносные сосуды, легкие сталкера Моля, который сейчас сидел напротив него и, положив ладонь на теплый шероховатый стол, ожидает, что скажет Трофим… Если его заражение подтвердится, то он станет объектом исследований, и что-то подсказывает ему, что тогда он точно не увидит родных. Да, методы определения вируса не совершенны, вирус слишком вариативен. Нередко он сам не мог найти его признаки даже в заведомо зараженных образцах, которые брал у ходячих мертвецов. Что ж, его решение примкнуть к группировке Свобода было единственно верным. Незаметно для Трофима подошел сталкер Якорь и встал, возвышаясь над столом.

– Ну что тут у вас, Моль? – спросил он немного раздраженным голосом. – Надеюсь, не за ерундой меня позвали. Дел невпроворот, сам знаешь.

– Не за ерундой, – успокаивающе махнул рукой Моль и повернулся к Трофиму. – Якорь у нас тут старший, поэтому все к нему. Говори, Док.

– Якорь, – Трофим прокашлялся, – я тут подумал. Мне на Янтарь дороги нет. Поэтому можно к вам в Свободу?

Якорь просветлел лицом, морщины разгладились, он сдержал улыбку и присел рядом с Капезовичем, поправляя усы.

– Так, а ты, Капезович, как? Понесешь науку в массы? – подмигнул он Капезовичу.

– Нет, спасибо. Я уж лучше как-нибудь так… – растерявшись, смущенно ответил он.

– Ну хозяин – барин, – согласился Якорь, – мы тебя навещать будем, может, передумаешь, – пошутил он. – Хорошо. Хорошо, Док, кривляться не будем, бойцов и сталкеров у нас много, а вот инженеры, ученые, хирурги – это всегда добро пожаловать. Как ты работаешь, мы знаем, грехов за тобой нет, так что… ты принят.

Якорь торжественно пожал руку сталкеру и снова стал серьезен.

– Светить тебя не будем. Конечно, надолго тебя замаскировать не получится, но, главное, вопросы по тебе там, на Большой земле, успеть решить. Лаборанты твои в погребе сидят, про то, что ты вышел из бункера, не знают. Капезыч скажет, что ты не вышел, то есть пропал без вести. Скажет? – обратился он к Берику.

– Скажу, – кивнул Берик.

– Мы тебя через недельку с родными соединим или на побывку отправим, успокоишь, скажешь, что уволился, перешел на более интересную и выгодную работу. По деньгам тоже все решим, мы не жадные и не бедные, особенно сейчас. Так, что еще? Теперь, Док, тебе к нам на базу на Армейские склады надо. Скоро сюда сохатые попрут, выбивать нас с точки будут, но мы приготовились, обломаются. Такую поляну и подземный городок отдавать нельзя. Нашивки тебе пока не понадобятся, далеко все равно ходить не надо. Там я подскажу, встретят, расположат, походишь, освоишься, выберешь себе место под лабораторию, сделаешь список оборудования и далее, и далее… Но идти надо сейчас, с нашими ребятами. Готов?

– Надо – так надо, – кивнул Трофим. – Берик, комбинезон оставишь?

– Забирай, Трофим, раз такое дело.

– Добро, добро. Все, Док, времени мало, я сейчас мужикам свистну, пойдете на склады. Кнопку только отстегни, Капезычу отдай, а ты, Берик, тоже собирайся, надо тебя и ваших «лаборантов» навстречу сохатым отправить, так и нам проще, и им минус. А то попадете под местную раздачу, они разбираться не будут, извиняться тем более, – скомандовал Якорь. – Я пошел, мы штаб вниз переносим, нашли хороший погребок с надежным перекрытием… Все вопросы к Молю, Док. Все пока, на базе увидимся, – он хлопнул Трофима по плечу и покинул троицу.

Трофим сидел, пытаясь сообразить, как и что он сейчас будет делать. Все оказалось так неожиданно быстро и просто, хотя ему, наверное, казалось, что с его переходом в Свободу должно было произойти что-то памятное, гром, молния, небо упасть вниз, зазвучать гимн чего-либо, салюты… Но ничего этого не произошло.

– Ну, брат, добро пожаловать, – сказал Моль, – по-хорошему надо со всей базой отметить это, познакомиться, но не до этого сейчас. Разведка подсказывает, что Долг сюда собирается. Серьезно собирается, – сталкер почесал небритую бороду. – Кстати, профессора нашего подземного на ноль перемножили, теперь чисто то место. Воронище образовалось… мама не горюй. Ребята рассказывают, три ящика тротила туда скинули, в разлом, чуть земляной волной не накрыло. Обвалилось все внутрь, а там своя свадьба, воронки, карусели, трамплины… В общем, как давай это все бесноваться, разбрасываться, фейерверк такой был… Жженой землей и камнем на сто метров все усыпано и зацементировало все, так что, если этот проход и вел под Янтарь, то теперь его нет. Можешь не переживать, спас ты своих… бывших, – сказал Моль, с очевидным выражением удовольствия на лице представляя картину буйства аномалий. – Артефакты даже выкидывало, немного, но и то хорошо. Наши подобрали и обратно, теперь вот как раз и понесем хабар на базу.

Тут сталкера окликнули. Трофим обернулся, шесть человек в комбинезонах Страж Свободы с пухлыми рюкзаками, полным вооружением махали им рукой.

– Ну что, Док, это за тобой. Мужики у нас понимающие, толковые, сам познакомишься, дорога не близкая, но к вечеру, даст Зона, прибудете. Давай прощайся и в дорогу, можешь не брать с собой ничего, – сказал Моль, повернувшись обратно к ученому.

Трофим встал. Встал и подошел к нему его коллега. Крепкое мужское рукопожатие и объятие.

– Ну, Берик, пока, – попрощался Трофим.

– До свиданья, Трофим Аристархович. Пиши, если что, я выскочу, помогу чем смогу, – сказал Берик.

Трофим повернулся и, застегиваясь на ходу, двинул в сторону ожидавших его бойцов Свободы. Суровый ветер Зоны толкнул его в спину, подгоняя к ожидающим. Моль улыбнулся своим мыслям, глядя, как в такт кивнули низкие кривые березки. Проводив взглядом скоро исчезнувшую группу сталкеров, он повернулся к Берику. Теперь настал и его черед покинуть территорию Пепелища, новый укрепленный район группировки Свобода.

Глава 2. Начало

Пепелище, занятое Свободой, готовилось к обороне. Вырытые и замаскированные огневые точки, под прикрытием аномалий, заминированное направление с нескольких сторон с оставленными тропинками прохода для своих. Датчики движения, консервные банки, стекла, вкопанные под разными углами металлические оградки, установленные замаскированные подъемные осветительные мачты, которые могли подняться на высоту двух метров за секунду и осветить или ослепить противника, запитанные от аккумуляторов на артефактной сборке, – все это делало внезапное появление противника невозможным. Конечно, стая кабанов или других мутантов может здорово всполошить посты, но мутант не всегда был настолько глуп, чтобы переть на автоматы двуногих. Кроме того, группировка оборудовала несколько скрытых точек наблюдения под прикрытием огневых точек из чердаков трех целых изб Пепелища. Ближе к вечеру практически все работы снаружи Пепелища были закончены.

Подземный ход, ведущий в подземную лабораторию Х6, был замаскирован и теперь мог открываться и закрываться только снаружи. Сталкеры вынесли оттуда сотню килограмм артефактов, и теперь бегунки по трое постоянно курсировали с Армейских складов на Пепелище с оборудованием и обратно с Пепелища на главную базу с артефактами. Некоторые артефакты можно было переносить только в специальных контейнерах, которые сами по себе весили по три, пять килограммов, поэтому взмыленные бойцы иногда напоминали сами себе муравьев, которые колонной тащат ценный груз в свой муравейник.

***

Вечернее, переходящее в ночное, небо простирало свои темнеющие и отсвечивающие холодной сталью хищные крылья облаков над Зоной. К ночи все передвижения останавливались. Ночью даже самые отважные сталкеры, идущие своей тропой, не раз чувствовали на себе пристальный взгляд, стоящий им больших усилий, чтобы продолжить путь. Мутанты ночью становились агрессивнее, для многих это было время кормления, для других – время сражения за свою жизнь. Поэтому разумнее всего было встать на ночлег, разжечь костер и обозначить и тем, и другим, что ты не являешься добычей и не являешься охотником, но если духа на это не находилось, то следовало спрятаться в укромном месте и не подавать признаков своего присутствия. Кроме того, признаки многих аномалий, с трудом определяемые днем, ночью вообще становились невидимыми, что также не придавало уверенности двигающемуся сталкеру, заставляя его остановиться, если он все же хочет встретить следующее промозглое и хмурое утро. Ночью могли двигаться только крайне уверенные в своих силах сталкеры, не считающиеся с мутантами и располагающие достаточным опытом и временем для определения и обхода аномалий. Но кто именно мог двигаться под прикрытием темноты?

Первые две мины прилетели одновременно в разожженные костры свободовцев, раскидав яркие головешки и рассадив осколки в окружающих их бойцов. Брань и крики всполошили ночь. Невидимый противник, группировка Долг, распределившись на позициях, с приходом темноты начала методичный обстрел из минометов, не торопясь, но и не прохлаждаясь. В их распоряжении была вся ночь, к утру они планировали разнести все укрепленные точки Пепелища, а с рассветом зачистить их штыком и гранатой. Свободовцы, унося с собой раненых, бросились по заготовленным укрытиям, погасив костры. Еще несколько мин приземлилось на крыши изб, разворотив их, но не в силах обрушить стены. Еще и еще, три миномета без остановки работало по Пепелищу, шаря в темноте сеющими осколки ударами, попадая в аномалии, некоторые из которых глушили силу взрыва, съедая часть осколков, но если мины попадали в жарки, то взрывались на подлете, рассеивая смерть с высоты. Мины корежили оставшиеся коробы изб, рвали березки, с дымным грохотом срывали траву, скрипя разлетающимся металлом в стенах и кирпичных печах. Тем временем несколько бойцов вынесенных за пределы Пепелища контрольных пунктов выдвинулись на подавление минометных расчетов противника. В их преимуществах были скрытность, знание местности и снайперские винтовки. Между тем Пепелище кипело взбешенными аномалиями, дымом и пылью, неохотно загорелась, но вскоре погасла одна из изб. Бойцы залегли, уйдя по погребам и огневым точкам. Их задачей было переждать удар, а потом встретить противника, который рано или поздно пойдет зачищать Пепелище огнем.

Якорь сидел в одном из погребов, который являлся штабом. Сталкер уже передал бойцам с внешних постов указания. Те, в свою очередь, передали их дальше, сталкерам группировки, застрявшим на марше, те дальше и дальше, пока новость не дошла до основной базы на Армейских складах. ПДА в условиях Зоны работали на ограниченное расстояние, поэтому Якорь не мог быть уверен, что склады получат сигнал. Действовать нужно было самим. Опытные в своем деле бойцы в каждом из схронов расположили аптечки, запасы питья, еды и артефакты для лечения ранений. Потери среди личного состава составляли всего несколько человек, погибших сразу, остальные стремительно восстанавливали силы, рубцевались раны, осколки вытаскивались пинцетами, которые под воздействием артефактов чуть ли не сами выпрыгивали наружу.

Сидевший в штабе за несколькими планшетами Шпагат наконец сообщил:

– Есть. Нашли утырков. Три минометных расчета, каждый под охраной трех квадов.

– Отступить есть куда? – спросил Якорь, чей потемневший взгляд не предвещал ничего хорошего.

Шпагат быстро отправил сообщения группам.

– Два расчета в открытом месте, один в подлеске, – ответил он.

– Кто там из наших с оптикой? – спросил Якорь, имея в виду снайперов.

– Душа, Стальной, Сахарок, – тут же ответил Шпагат.

– А, хорошо… Эти смогут, – оскалился сталкер, – передай, пусть прострелят трубу и уходят. Сахарок в подлеске? Тот пусть по живому стреляет, растяжки во фронт, – распорядился он.

Шпагат кивнул, его пальцы быстрыми пауками пробежали по сенсорным экранам планшетов.

Взрывы, методично разрушающие поверхность Пепелища, продолжались. Один упал над штабом, чуть громче щелкнув в потолок. Якорь сел на скамейку и принялся терпеливо ждать. Он понимал, снайперам нужно было выбрать позиции, чтобы не быть перехваченными при отступлении квадами противника. Душа и Стальной были, что называется, снайперами от бога, всегда несколько раз мерили, прежде чем один раз отрезать, потому и были живы. Душа наверняка выстрелит одновременно с хлопком выстрела из миномета, сделав это невидимо для долговцев, Стальной же попробует пробить трубу вместе с миной, желая вызвать ее детонацию и гибель расчета. Якорь усмехнулся, вполне в почерке Стального. Он как командир всех поступающих в его распоряжение бойцов знал лично и представлял возможности каждого. Безумцев и нерадивых отправляя на базу, хотя, справедливости ради надо сказать, что таких достаточно быстро отсеивала сама Зона, поэтому только единицы отправлялись назад.

Сахарок. Сахарок не являлся снайпером по природе. Ранее являвшийся больше звероловом, умел делать засады, заметать следы, выходить противнику в тыл, его Винторез с калибром 9х39 мм СП-5 с желтой полосой на коробке – дозвуковой боеприпас, был, наверное, единственным признаваемый им боеприпасом. Но вот через несколько минут мины стали падать реже, еще через десяток секунд смолк еще один миномет, еще минута, и расчет из подлеска заглох, выплюнув последнюю мину, улетевшую далеко в сторону и грохнувшую за Пепелищем.

Якорь терпеливо ждал сообщения от снайперов. Потеря любого из них будет ощутимой.

– Душа вышел, – наконец просиял Шпагат.

– Хорошо, ждем остальных, – кивнул Якорь, нервно барабаня пальцами по коленке.

– Сахарок говорит: минус два, и один триста красные, – прочитал сообщение сталкера Шпагат.

Якорь кивнул. «Дай сигнал нашим, пусть поднимаются, встречать надо, как Стальной отпишется, сообщи». С этими словами сталкер взял автомат и, сутулясь, чтобы не чиркнуть головой по потолку, который не поднимался вверх над полого поднимающейся лестницей из широких дубовых досок, двинулся к выходу. Между тем Пепелище ожило. Дым и пыль еще не рассеялись, аномалии продолжали пульсировать, постепенно снижая ритм, а бойцы тихо, не подавая световых сигналов, уже заняли позиции в ожидании противника.

Долговцы приняли бой, навязанный им Свободой. Поскольку минометы были выведены из строя, было два варианта: либо отступить и прийти в следующий раз, либо проверить ситуацию боем. Долг ожидал, что артобстрел принес большие разрушения и потери в живой силе, и сейчас, пока враг оглушен, можно будет взять его бронированной лапой и раздавить в норе, как кот мышей. Жаждущая мести группировка выбрала второй вариант. Разделившись на две части, почти по двадцать человек в каждой, они двинули флангами на Пепелище. Левый фланг шел вдоль лесополосы, правый по полю вне пределов прямой видимости. Командующий операцией майор Сизый посчитал позором уйти с поля боя, когда Пепелище возможно было уже смято и обескровлено, в этом и была его роковая ошибка. Фланги, обходя деревню, перешли на движение ползком, скрываясь в высокой траве. Тыл им прикрывали тяжеловооруженные бойцы в экзоскелетах, слишком шумные и громоздкие, чтобы ползти незаметно. Их задача была в том, чтобы пойти прямым ходом на противника по проложенным для них тропинкам, вызывая огонь на себя, после того как первые бойцы Долга достигнут стен и оградок деревни. Вызванный их появлением огонь обороняющихся будут тут же подавлять практически уже находящиеся у деревни бойцы, таким образом вычисляя огневые точки, действуя четко и слаженно, долговцы рассчитывали выбить Свободу из Пепелища. Но этим планам не суждено было сбыться. Майор Сизый недооценил стремительность и численность возведения укреплений, и наличие минных заграждений противника. После того как в темноте взвизгнуло несколько сигнальных осветительных ракет, а после начали подрываться на минах бойцы, он скомандовал назад, но было уже поздно. Взметнувшиеся вверх осветительные мачты, расположенные по периметру Пепелища, высветили и ослепили подползающих бойцов, шквальный огонь из огневых точек гвоздил их к земле. Огонь экзоскелетов, стоящих в тылу, был не эффективен, кроме того, отступившие снайперы Свободы издалека щелкали бронебойными по спинам экзоскелетов, опасно обещая рано или поздно нащупать слабое место в конструкции или пробить броню. Безжалостный огонь обороняющейся группировки в течение получаса заставил всех копошащихся в пыли и траве долговцев замереть либо навсегда, либо притвориться мертвыми и надеяться на чудо спасения. Якорь разумно приказал не покидать пределов Пепелища и не выходить из огневых точек, опасаясь огня снайперов противника и уцелевших, затаившихся в траве долговцев. Игра в кошки-мышки продолжалась, но теперь кошкой была обороняющаяся сторона, а затаившиеся в траве долговцы обескураженными мышами, ищущими спасения от неминуемой пули с первыми лучами солнца.

Световые мачты яркими полосами освещали едва шевелящуюся под легким ветром высокую полынь, контрастными тенями играющую на не такой видной травяной братии других видов. Выжившие и затаившиеся в траве долговцы видели только слепящие диодные фонари, за которыми не было видно ничего. Расстрелять мачту, хотя бы одну, можно было только ценой своей жизни, но это был бы слишком бездарный размен. Прикрывающие экзоскелеты вели огонь со снайперами в противоположной стороне, но и это был слишком неравный бой. Достаточно свободно перемещающиеся снайперы легко и незаметно меняли позиции на знакомой местности, постепенно три из пяти экзоскелетов правого фланга повалились в траву, а на левом фланге ринувшиеся помогать товарищам броней и огневой мощью бойцы, подорвавшись на минах, споткнувшись о вкопанные металлические оградки, потеряли скорость, повалились и были добиты сфокусированным огнем обороняющейся стороны и огнем Сахарка, зашедшему им в спину.

Боец с позывным Овод, один из трех выведенных из строя экзоскелетов правого фланга, получил повреждения и, будучи не в силах управлять поврежденным экзоскелетом, выключил осветительные приборы и нажал кнопку SOS, ожидая помощи. Из скорлупы он выбираться не торопился, снайпер, стрелявший ему в область поясницы, раз за разом разбивая композитную броню, добрался-таки до защищенного модуля управления ногами, расположенного сзади на пояснице, и теперь вполне мог ожидать, когда долговец решит покинуть свою скорлупу, чтобы подставиться под окончательный выстрел. Надо отдать должное противнику, он не пытался испортить экзоскелет, он делал все филигранно и выверено. Каждый раз заходя ему в спину, либо с железными нервами дожидаясь, пока Овод дойдет до предыдущей точки обстрела, обыщет место во всех доступных его экзоскелету спектрах и повернет обратно, чтобы вновь произвести выстрел удаляющемуся бойцу практически с того же места, либо стреляя с другой позиции. Пятиться долго в ночной Зоне Овод не мог, поскольку иначе он бы рано или поздно шагнул в аномалию. Вся эта игра в «догоню-убью» продолжалась почти два часа и осталась за Свободой.

Долговец, лежащий на спине, с поврежденными приводами гидроцилиндров хода молча следил за индикатором желтого цвета, показывающим неопознанный объект, приближающийся к нему. «Давай же, собака, подойди, проверь, живой или нет», – думал долговец, ожидая момента, когда противник приблизится на то расстояние, когда бежать и прятаться ему будет уже бесполезно, чтобы схватиться ему за глотку железными руками и оторвать голову, выкинув ее подальше в аномалию. Если не получится схватиться руками, то пулемет с наполовину полным коробом уравняет их шансы, он отстрелит ему ноги. Долговец непременно хотел навалиться на врага, заползти на руках на него всей своей почти двухсоткилограммовой тушей брони, раздавить, уничтожить в отместку за все те два часа, когда снайпер, издеваясь, разбивал ему механизм. «Давай, давай… все подходите… по одному порву…» – холодно думал он, видя, как уменьшается расстояние, наблюдая теперь три желтые не определенные маячком, запеленгованные детектором жизненные формы. Фигуры шли медленно, треугольником, очевидно, держа его на прицеле, готовые стрелять в любой момент. Овод слегка прикрыл глаза, он дождется их, даст приблизиться вплотную, притворится, что без сознания от потери крови. Умереть он всегда успеет, он даже даст приоткрыть себе маску, чтобы они могли посмотреть на его лицо, а затем он включит прожектор и ослепит светом первого, схватит его, подомнет под себя и не отпустит. Потом, если переживет очереди прикрывающих, возьмется за пулемет и уничтожит их… И только потом вылезет из скорлупы и двинет к своим. Три желтых маячка уже подошли вплотную. Кто-то явно остановился над ним… смотрит, не видимый на фоне черного ночного неба. Усиленный динамиками внешней акустической связи шум подсказывает, что противник присел рядом. Долговец закрыл глаза. Чья-то рука потянулась к маске экзоскелета, пытаясь оторвать или открыть ее, но даже не представляя, где кнопка открывания. «Дикари… дегенераты… вы даже маску открыть не можете, я вас тут всех оставлю…» – зло думал Овод, понимая, что противник ни черта не смыслит в конструкции экзоскелета. Рядом присел еще один враг, шурша одеждой и броней, и сразу нащупал нужный рычажок под подбородком. «Двое сразу, в руки, ну держись!» – Овод врубил осветительные приборы одновременно с дуновением внешнего ветерка, залетевшего под открывающуюся маску. Яркий сноп света ударил в нечто склонившееся над ним, руки, взлетевшие в движении к неприятелю, застыли. То, что нависало над ним, не было человеком. Ржавые струпья тонкой кожи, как сворачивающиеся чешуйки рептилии, на некогда человеческом лице, тонкий нос с горбинкой, лысая ржавая голова в тех же струпьях, узкие губы и желтые глаза с ушедшими в точку зрачками. Он что-то шептал…