Kitobni o'qish: «Майор Казанцев и Европейский Халифат»
Пролог
Жизнь-смерть. Однажды в горах Тибета ты получаешь ножом в живот. И, погибая, все же успеваешь выполнить свое предназначение, вложив волю и силу духа в последний порыв. И считаешь, что закрыл все счета.
Но вдруг выясняется, что некоторые счета закрыть невозможно. И что нужно возвращаться. Немного другой мир, немножко другой ты. Но что никогда не меняется – это долг и назначение. И ты снова Старьевщик. И снова ищешь Предмет, чтобы уберечь этот новый мир, не дать ему рухнуть в пропасть.
Ты снова в калейдоскопе событий. В переплетении линий судеб. На твоих плечах опять неподъемный груз. И, сбивая ноги, падая на колени и поднимаясь, снова упорно идешь по каменистой дороге, потому что твой груз за плечами нужно донести до точки назначения.
Большой мир многолик и многогранен. И твоя судьба идти по этим граням. Куда? Зачем? Таких вопросов тут для меня пока не стоит. Главное, я возвращаюсь. И еще важнее, что я помню многое.
Память миров – это и подарок небес. И страшное наказание…
Часть первая
Иная Москва
Глава 1
На «Радио Русских дорог» безмозгло и обаятельно ворковали два балбеса – ведущие Алена и Алеша.
– День единства в Харькове и Донецке! Пять лет с момента объединения с Россией. Ты рада, Алена?
– Безумно, Алеша. Вот только как долго нам еще радоваться? Ведь известный израильский каббалист Абрам Кац пророчит подкрадывающийся Конец Света и уже объявил о пришествии Мошиаха. Это такой еврейский мессия, да?
– Верно, Алена.
– По мнению предсказателя, долгожданный Армагеддон наступит в декабре сего года.
– Ну, а у российский ученых и бизнесменов планы вперед на десятилетия, за которые, по их мнению, мир изменится полностью.
Дальше радиоведущие по своему наивному разумению пересказали два интервью. В них некий видный бизнесмен и меценат заливал о волшебных перспективах чипирования населения – это и абсолютное здоровье, и нулевая преступность. Ему вторил профессор Зангельбаум, сокрушающийся, что, эксперименты пока дозволено вести только на животных.
– Зангельбаум! Какая колоритная фамилия, Алеша! – радостно взвизгнула ведущая Алена.
От последней новости я зло скривился. Эти двое – денежный мешок и головастик-профессор, мечтают выпустить джина из бутылки, сами не ведая, что творят. Или ведают?
– И о погоде, Алена. В Москве сегодня, 11 июля, жарко – тридцать два градуса. Безветренно. Безоблачно. Опасная солнечная радиация… Что еще у нас плохого?
– Теперь только хорошее. Музыка на канале «Радио русских дорог». Новый хит «Съешь меня всю»…
Я прижал свой «форд-квадро» к обочине метрах в ста перед остановкой общественного транспорта, от которой только что отчалила темно-зеленая маршрутка со светящимся желтыми огоньками номером «126». Вылезти из салона – это как изгнание из рая, где урчит благословенный кондиционер. Сразу в лицо ударила колючая жара.
Солнце не грело, а кололо горячими иглами. В этом году оно особенно свирепо – легко обгораешь за полчаса даже в нашем северном климатическом поясе.
Пот сразу потек градом. Впивалась в бок прикрытая длинной рубахой на выпуск кобура с моим рабочим инструментом – надежным и отлично пристрелянным пистолетом «Глок». Только бы сегодня не пришлось им попользоваться.
Не нравилось мне место встречи. Рядом раскинулась бывшая промышленная зона Москвы, где растут, как грибы, жилые комплексы. Там горы строительного мусора, остовы домов, экскаваторы чередовались с уже построенными, веселыми и разноцветными высотными домами, похожими на подарочные коробки для кукол. А прямо передо мной несла свои зеленые воды заросшая кустами река Яуза. К ней подходил тяжело вдавившийся в землю мощный акведук девятнадцатого века. Еще тут была заросшая березками и редкими соснами замусоренная лесополоса, из которой мэрия в светлом будущем грозилась сделать полноценный парк. И неподалеку – бетонная площадка с рухнувшими столбами ограды, двумя ветхими строительными вагончиками и солидной кирпичной трансформаторной будкой, похожей на руины крепостной башни.
Ладно. Не всегда мы выбираем места. Где только не приходится встречаться Старьевщику с людьми, чтобы получить от них Предмет.
Необходимые пояснения. Если коротко, то Старьевщик – это я. Ищу разные, но всегда жизненно важные Предметы – именно так, с большой буквы. Тружусь в поте лица по заданию надгосударственной структуры «Фрактал», о целях которой не знаю почти ничего. Звучит абсурдно? Какие Предметы, какие надгосударственные структуры? Так вся моя жизнь – сплошной абсурд, непостижимый для обычного человека. Но человек я необычный. Я Старьевщик.
Насвистывая беззаботный мотивчик, я бодрым шагом направился по тропинке к лесополосе. Покрошив заранее припасенную булку уткам, вспарывающими своими лапами-ластами мутные воды Яузы, я огляделся.
Какая-то неестественная пустота вокруг. Ни одного человека. Тревожная пустота, черт возьми!
Хотя, грешу против истины. Разумная жизнь здесь теплится. Из-за кустов, подпрыгивая, выскочил рыжий кокер-спаниель, а следом неторопливо нарисовался его хозяин – сгорбленный пенсионер с тяжелой тростью.
Спаниель подбежал ко мне, жизнерадостный и энергичный. Деловито обнюхал мои ботинки. Потом внимательно посмотрел на меня. И опасливо потрусил в сторону, оглядываясь.
Так всегда. Не то, что собаки и кошки меня не любят. Но опасаются – это факт. Впрочем, как и люди при виде громилы с недобрым лицом. Но моя работа – общение, поэтому приходится тренировать сто видов улыбок и тысячу оттенков голоса на все случаи жизни, чтобы производить благоприятное впечатление. Только собаку улыбкой не обманешь.
Тот, кого я жду, в волне моего обаяния уж точно не нуждается. Это посредник. Он принесет мне Предмет. И тут же со специального мобильного устройства будет переведена на его счет сумма, сопоставимая с годовым бюджетом небольшого городка.
Деньги – тлен. Предмет – главное. Это такая базовая установка «Фрактала», у которого денег всегда было завались, а Предметов вечно не хватало.
Время приближалось. Пара велосипедистов пронеслась как бешенная по велодорожке. Возник и исчез собачник с огромным догом. А в моей голове стали молотить тревожные молоточки. Параноидальная часть моей натуры сигнализировала о каком-то непорядке.
Так, пять минут опоздания. «Уж полночь близится, а Германа все нет».
И вдруг как пузырь лопнул, открывая новую реальность и бросая меня в действие. Все, мир уже иной. В нем что-то сошлось и щелкнуло, складывая его в новую конструкцию. В нем появилась на сей момент одна из ключевых для меня фигур – посредник. Вон он, лениво тащится ко мне со стороны лесополосы. И теперь каждая секунда капает в моем сознании, приближая к цели.
Посредник был весь какой-то усредненный. Среднего телосложения, среднего возраста, со средним невыразительным лицом. В белой рубашечке с короткими рукавами и в больших немножко затемненных очках он чем-то походил на героев советских фильмов шестидесятых годов – эдакий банальный научно-технический персонал. И совсем не похож на прожженную акулу в темных водах подпольного антикварного рынка, каковым являлся в объективной реальности. Для отчетов и удобства я ему присвоил оперативный псевдоним Деляга.
Вот он, неотвратимо приближающийся судьбоносный момент. В руке Деляга несет за ручку большую, с фигурными китайскими иероглифами плоскую картонную коробку синего цвета для переноса картин. По размерам в ней как раз отлично уместится Предмет.
Напряжение отпускает меня, уступая место алчному предвкушению. Сейчас так просто и обыденно я извлеку из коробки Предмет. И Поиск закончен. Точнее, половина Поиска, и половина Предмета. Но об остальном будем волноваться позже.
Так, надо бы притормозить в своих чувствах! Никогда нельзя даже думать, что Поиск закончен, пока не передашь Предмет «Фракталу». Имеешь все шансы сглазить.
Мы неторопливо сближаемся. Что-то вульгарно-киношное присутствует в этой мизансцене.
– Шеф! Груз доставлен, – радостно восклицает Деляга интонациями разбитного доставщика пиццы. – У нас строго, как в аптеке!
Присев на колено, он ставит коробку на землю. Отщелкивает пластмассовые застежки. Откидывает крышку, расплываясь в американской широкой улыбке.
Вид фирменной коробки с иероглифами переключил восприятие на другую волну – на удачное завершение сделки. И я почти пропускаю начало.
Но все-таки успеваю. Резко шагаю навстречу Деляге. Бью его ногой в горло. Посредник распластывается, как шкура, раскинув руки. Из упавшей коробки вылетает аккуратно прилаженный креплениями пистолет «Рюгер-В» с глушителем вместо ствола. Профессиональная штучка. Дорогая. Далеко не всем террористам и киллерам доступная.
В таких ситуациях все решает один миг. Тот самый миг до выстрела, когда меня будто током прошило, и я четко понял, что сейчас Деляга будет меня убивать.
Задумка была рабочая. Демонстрируя товар лицом, киллер открывает коробку, ставя ее так, что ствол направлен в мою сторону. Не вынимая пистолета, нажимает на спусковой крючок. Потом все же вытаскивает дымящийся от выстрела «Рюгер» и добивает наивную жертву. Зачем эти восточные коварные хитрости? Потому как он отлично знал, что в его ловушку идет далеко не простой объект ликвидации. И у него все получилось бы, будь на моем месте обычный боец, пусть даже с прекрасной подготовкой. Но сегодня этот парень охотился на Старьевщика.
Он здесь не один. С ним наверняка целая шарага охотников за головами. Я оглядываюсь.
А, вон и они! От строительного вагончика у лесополосы отделяются две массивные фигуры. У одного короткоствольный пистолет-пулемет. Дальность метров сто пятьдесят. Хрен попадут!
Чтобы выжить, мне остается только двигаться. Быстро. Проворно. Непредсказуемо.
Правой рукой выдергиваю на ходу «Глок» из кобуры. А левой в сумке на поясе нащупываю коммуникатор и вдавливаю клавишу, посылая в эфир сигнал группе прикрытия.
Вот только оперативники не прибудут столь быстро, как хотелось бы. По веской причине во время получения Предмета им предпочтительно держаться подальше от точки. Но прикрытие будет. И моя задача выжить до его похода.
Вперед!
Справа в пределах досягаемости из зарослей возникает фигура. Идентификация цели – человек вооружен. Реакция – мой выстрел первый и удачный. Фигура исчезает.
Около мостика через реку прыгаю в воду. Пробираюсь метров двадцать по колено в жиже с водорослями и пластиковыми бутылками. Теперь вверх, по берегу.
Вырываюсь на оперативный простор – широкое поле, поросшее зеленой травой и голубыми цветочками. А дальше на холме распростерся лабиринт Минотавра – гаражи, заборы, шиномонтаж. Там меня сам черт не возьмет.
Преследователи далеко – их трое. Я устремляюсь еще быстрее вперед, хотя это и кажется невозможным. Рву жилы, сбиваю дыхание. Неважно. Главное, пересечь открытое пространство с лютиками-цветочками и перестать считаться целью.
Почти успеваю. Впереди гаражи и постройки. Рукой подать.
Тут мне и прилетает в спину.
Падая и крутанувшись, я всем своим существом ощущаю, откуда в меня лупят – с заброшенной трансформаторной будки. Бьют из снайперской винтовки с очень большого расстояния. И стрелок меток.
Почему не ударил снайпер с самого начала, а по мою душу послали клоуна-очкарика с пистолетом? Да просто противник боялся, и не без оснований, что я почувствую прицел на своей спине. И я почувствовал бы тогда, в спокойной обстановке. А сейчас не вышло в порыве бегства. Пропустил всего лишь один импульс, который взбаламутил пространственно-временной континуум вокруг. И меня достали.
Вот только я еще жив. Поднимаюсь и, виляя, двигаюсь дальше.
Так, сейчас мне нужно подключить все резервы организма. А боль отключить. Стать не частичкой Земли, а элементом космоса, чистой энергией, которую ведет вперед Воля. Все, как учили…
И я выхожу из-под обстрела. Шатаюсь по каким-то закоулкам, гаражам. Распугиваю работяг с шараш-монтажа, которые растворяются в темпе вальса, едва завидев бугая в окровавленной рубашке и с пистолетом в руке. Даже собаки, всегда обитающие в гаражах, скуля, трусят прочь.
Я двигаюсь механически, из последних сил, подспудно оценивая окружающую обстановку. Но одновременно, на фоне боли и отчаянья, во мне будто посторонние возникают вопросы. И главный – почему я не ощутил смертельную опасность этой встречи? Ведь подвох я чую всегда. Это такая моя загадочная и непознанная связь с энергоинформационным слоем, пронизывающим наш мир.
Точнее, перед встречей были отголоски тревоги. Но очень слабые. Будто били молоточки легко и через подушку. А кто эту подушку положил? Кто нейтрализовал связь с Ноосферой?
Ответ один – это мог сделать только дест.
Десты – это наши извечные конкуренты и безжалостные враги, с которыми мы бьемся на равных. И этот дест был не обычный, а очень сильный и матерый. Редкая птица…
Я прохожу еще несколько метров. Прислоняюсь к кирпичам гаража, прожаренным безжалостным солнцем. И сползаю по стене вниз.
Сознание уплывает и меркнет. Кто подоспеет быстрее – моя группа прикрытия или тот самый проклятый дест? И выживу ли я? Сомнительно!..
Глава 2
Но я выжил. Очнулся в закрытом отделении подмосковного госпиталя ВВС. С двумя пулевыми ранениями. И в уверенности, что меня не продырявили из снайперской винтовки, а сумасшедший паломник-индус насадил меня на длинный нож где-то в горах Тибета.
Воспоминания о пулях снайпера пришли потом. Они проявлялись, возникая издалека и с трудом уживаясь с осознанием того, что это тоже реальность.
Да, реальности у меня было две. В обоих был я Старьевщиком и искал Предметы. И в обоих имелись мой куратор Звеньевой, моя родная структура «Фрактал» и проклятые десты. Но это были все же две разные реальности.
В той, прошлой, скорее всего, я умер. Точнее, я знал наверняка, что умер. В этом мире меня нашли бойцы группы прикрытия, в полубреду, сидящего на потрескавшемся асфальте с «Глоком» в руке. Хорошо, что старший успел крикнуть пароль, когда ствол уже был направлен в его сторону.
По новую сторону реальности меня встречали врачи и Звеньевой.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил мой куратор, сидя у больничной койки на неудобном табурете.
– Как может себя чувствовать человек, которому вогнали в живот тесак для забоя скота, – слабо произнес я.
– В тебя вогнали две винтовочные пули во время Поиска, – нахмурился Звеньевой. – Все остальное – плод воображения…
Мне понадобилось некоторое время, чтобы понять – и мой куратор, и этот мир немного другие. В том мире был Поиск на предмет, именуемый Список Тамах Ан Тира. И с самого начала мне противостоял безжалостный дест с псевдонимом Католик – фигура загадочная и мистическая.
Там еще были мои спутники по Поиску. Ива Даньялова – историк, специалист по старинным рукописям. Леонтий Лошаков – довольно известный писатель, чокнутый фанатик теории существования на Земле в незапамятные времена допотопных цивилизаций.
Там был Тибет, куда нас занес Поиск. Нашел я все же этот Список с письменами неизвестной цивилизации. И в момент, когда взял его, на меня нашло что-то непостижимое. Я попал в резонанс с текстом и умудрился прочесть его вслух, ощущая, как рвется ткань пространства. Тут меня и прирезали. До сих пор кажется, что в животе ворочается та страшная боль. Ну а в груди плещется горячее ощущение победы. Там я победил. И там я погиб.
А здесь, похоже, выжил. И проиграл…
Две реальности. Обе мои. Разум не мог охватить всего этого. Но где-то глубоко внутри жило понимание и принятие этого.
Интересно, что Звеньевой скажет, если я ему расскажу всю историю? Экспериментировать я не стал. Тех, кто занимается Поиском, и так считают в нашей организации слегка помешанными. А с такими заявлениями мне вообще прямая дорога в какую-нибудь душеведческую клинику с душевными специалистами.
– Задание никто с тебя не снимал, – в очередной визит в мою больничную палату заявил Звеньевой с улыбкой – кстати, не веселой и ироничной, а какой-то многообещающей. – Вот ты тут разлеживаешься. А время идет.
Задание было нестандартным. Всегда объектом Поиска являлся единичный Предмет. Тут же – два родственных Предмета. И Поиск закроется только тогда¸ когда они оба будут у куратора. Предметами этими являлись два листа мифической Золотой Библиотеки инков – Лист Весны и Лист Лета. Кто их так прозвал, почему – черт его знает. Если бы Звеньевой не был так уверен, что эти предметы существуют, я бы посчитал их одним из сенсационных мифов, которыми ошалевшие от безнаказанности телевизионщики кормят наивных зрителей.
Первый этап Поиска закончился для меня оглушительным провалом. И жив я остался благодаря чуду и чудовищным усилиям – моим и моих инструкторов, потраченным на превращение меня в боевую машину исключительной силы и выживаемости.
А ведь были тревожные звоночки. Когда я напряг всю агентуру, все окружение на розыск Предмета, то стала поступать информация, что не один я интересуюсь им. Самое неприятное предположение было, что в Поиск включились десты. То есть дестроеры – так они именуются полностью. Представители чудовищно законспирированной структуры, которая занимается тем же, чем и «Фрактал», в том числе поиском Предметов. И часто мы ищем одни и те же Предметы. И тогда льется кровь.
Предполагал я, что началась гонка на опережение. Знал, что будут каверзы и ловушки. И все же прошляпил каверзный ход врага.
Нет, но так попасться на приманку! Старьевщик, лучший специалист по Поиску «Фрактала», как мне объявил и в этой, и в той жизни Звеньевой. И угодил, как таракан под башмак.
Ладно, выжил – уже хорошо. Плохо, что потеряно драгоценное время. Пока я валялся в госпитале, десты сто раз могли завладеть Предметом… Но не завладели. Я бы ощутил. Это как натягивается струна и лопается. Есть такое свойство Старьевщика – ощущать, что Предмет попал во враждебные руки. Со мной такое происходило дважды. И оба раза я умудрялся в последний момент вырвать добычу из рук врага.
– Разлеживаюсь. Как и положено порядочному симулянту, – хмыкнул я.
– Ты представить себе не можешь, какая цена твоего Поиска, – покачал головой Звеньевой. – Ты должен его продолжить.
Да, в этом мире у меня другой Поиск и совершенно другой Предмет. Вот только что неизменно – везде мне говорят о запредельной цене. Плохо это. Когда речь заходит об особой важности, жди горы трупов. И один из них может оказаться моим.
– Больше некому искать, кроме прикованного к постели инвалида? – поинтересовался я.
– Ну, ты же знаешь, братец, – почти искренне смутился Звеньевой. – Никому, кроме тебя, Предмет не дастся в руки.
– Врачи обещают мне еще минимум месяц в кровати. А время на вес золота, – напомнил я. – Так что вам все же придется искать другого поисковика.
– Нет. Ты продолжишь Поиск. А я подумаю, как тебя привести в форму, – с некоторой, как мне показалось, угрозой произнёс мой куратор.
Как я и предполагал, отвертеться не удастся. И пришлось потихоньку начинать действовать. После ухода куратора я дозвонился до Флориды. Там как раз охмурял очередных доверчивых клиентов Шашист.
Почему мой агент известен в узких кругах под такой кличкой? Все просто. Он многократный чемпион мира по бразильским шашкам. А еще гуру у японцев в игре в го. Ну и комбинатор великий. И он был мне нужен в этом Поиске. В большой ему плюс была четкая уверенность в его непричастности к покушению на меня. Его тогда просто не было в Москве. И он ничего не знал про Поиск.
В общем, я категорически потребовал его возвращения в Москву, одновременно озадачив сбором информации. Он дисциплинирован и все сделает. Потому что выхода у него другого нет.
В понедельник в госпитале вновь появился Звеньевой. Был он каким-то напряженным.
– Мы тут подумали, и я решил, – усмехнулся он. – В общем, за три дня тебя на ноги поставят добрые люди.
– Каким образом? – спросил я, чувствуя, как от этого бравурного обещания у меня холодок пополз по позвоночнику. Что-то за ним крылось нехорошее.
– Пыточный шкаф тебе в помощь, Старьевщик, – еще шире улыбнулся куратор.
– Что?!
– Ты же знаешь, мы владеем некоторыми необычными методиками. И жестокими. Но крайне эффективными.
– Что, больно будет?
– Больно. Очень больно, – с готовностью подтвердил мои опасения куратор. – Но без осложнений. Хвост и рога не отвалятся.
– А, боль всего лишь боль, – вроде бы беззаботно махнул я рукой, хотя перспектива меня определенно пугала. – Согласен.
– Не скажу, что рад за тебя, – вздохнул куратор. – Но так надо.
«Так надо» – это ведь мой личный девиз. С ним всегда лезу к черту в пасть. Это «надо» выше всего – жизни, здоровья. Потому что «так надо» – это долг и назначение…
Глава 3
Размеренно сотрясал мир вокруг меня ритмичный стук медных молоточков, вгонявший в транс. А еще прожигал насквозь ледяной взгляд василиска. Будто некто неизвестный задался целью заморозить меня и обратить в камень.
Я встряхнул головой и вынырнул из полузабытья в реальность. Морок пропал. Сказочного существа не было. Но был некто похожий, в белом халате и белой шапочке, низко склонившийся надо мной. Его длинное лошадиное лицо с зеленоватым оттенком казалось на редкость неприятным. Но хуже всего был взгляд его раскосых карих глаз – холодный и злющий-презлющий. Так и будем его для себя именовать Василиском.
Ко мне вернулось понимание происходящего. Меня усыпили в госпитале ВВС уколом, прежде чем везти на «отработку в пыточной». И вот я очнулся, лежа полностью обнаженным на передвижной медицинской кушетке на колесиках. И теперь мог оглядеться.
Помещение было просторное, со стенами и полом, отделанными темно-зеленым кафелем. Температура идеальная – ни жарко, ни холодно. Ярко светили лампы дневного света, идущие под потолком змейкой. Здесь было множество всякой аппаратуры, напоминающей декорации к фантастическим фильмам семидесятых годов – когда все щелкает, пищит и переливается огнями. И размеренно тикали висящие на стене круглые и довольно старые механические часы – их стук и показался мне звонким звуком медных молотков. Эти самые часы смотрелись здесь совершенно инородно – механика в электронном царстве суперсовременных технологий. Но в их размеренном ходе был какой-то смысл.
Кроме Василиска здесь присутствовал Эскулап. Благородные седины, гордая осанка – ну прям образцовый медик из советских фильмов. Он врач, психокодировщик и кудесник «Фрактала». И он тоже смотрел на меня – пристально, но больше насмешливо и с сочувствием.
– Пора приступать, – неживым голосом компьютера произнес Василиск.
– Колдуйте, уважаемый коллега, – кивнул Эскулап.
Василиск заулыбался – неприятно и многообещающе. Нагнулся надо мной. Закрыл глаза. Принялся делать плавные пассы руками. Ну, прям известный телевизионный шарлатан сумасшедших девяностых годов Алан Думак, заряжавший космической энергией благодарному народу бутерброды и паленую водку.
– Заготовка годная, – резко распахнув глаза, подытожил Василиск.
Ну, заготовка так заготовка. Я не обидчивый. А обижаться на психов – это вообще последнее дело. Лишь бы работу свою он знал хорошо. А, судя по пиетету Эскулапа, который открыто и не таясь презирает дутые авторитеты и глубоко преклоняется перед авторитетами истинными, работу Василиск знает.
Доморощенный колдун сделал еще пару пассов, и мне неудержимо захотелось рассмеяться, настолько потешный киношный вид у него был. А потом неожиданно в груди начало жечь. Виски сдавило тисками. И будто какая-то горячая субстанция пыталась проникнуть мне внутрь.
Я невольно напрягся, всем своим существом отталкивая воздействие.
Василиск отпрянул, лицо его искривилось, как от зубной боли. И он раздраженно воскликнул:
– Расслабьтесь, больной! Иначе мы угробим друг друга!
– Достаточно, – сказал Эскулап. – Он уже готов.
– Под вашу ответственность! – нервно взвизгнул Василиск.
– Под мою, – со вздохом произнес Эскулап.
– Технология пока ущербная, – недовольно произнес Василиск. – Я уверен, вскоре будут внедряться чипы, позволяющие без особого риска и излишнего труда провести синхронизацию. Но из-за глупых предубеждений вы даже не хотите рассматривать такую возможность.
– Оставьте, коллега, свои фантазии для профессора Зинбельбаума, – отмахнулся Эскулап. – А у нас конкретная работа. И конкретный больной… Ну, что, начинаем?
– Мне необходимо пять минут, чтобы прийти в себя и вернуть волевую фиксацию! – с вызовом произнес Василиск.
– Пять минут, – подумав, кивнул Эскулап. – Хорошо. Подождем.
Еще раз зло зыркнув на меня, Василиск вышел из комнаты.
Вот с первого взгляда он мне не понравился. Смотрел на пациента, как на кусок мяса. И еще он испытывал ко мне неприязнь – я на интуиции чувствую такие вещи безошибочно. Не будь здесь Эскулапа, я бы этому типу свою жизнь не доверил.
– Что это за дикое инопланетное существо? – спросил я вяло – сонное состояние не проходило. – Представить не мог, что у нас водятся такие чудики.
– Это не наш чудик, – пояснил Эскулап.
– С районной поликлиники вызвали? – засмеялся я слабо.
– Ты не представляешь, каких оригиналов нам приходится привлекать к сотрудничеству.
– И где наш хваленый режим секретности?
– Твоя жизнь дороже режима, – заверил Эскулап горячо. – А без этого чудика Авилова нам не справиться.
– Надо резать и душу доверить врачам, – процитировал я старую и ныне подзабытую песню. – Если Бог не спасет, то спасет ремесло.
Только вот в моем случае ремесло оказалось ремеслом вивисектора, закончившего факультет клинического садизма.
В центре помещения стоял, интеллигентно гудя, аппарат, похожий на томограф. И написано на нем было большими буквами «Томограф Заречье».
Эскулап подошел к пульту, щелкнул кнопками, и аппарат загудел громче. Светильники под потолком стали из ярко-белых тускло-голубыми.
Потом Эскулап защелкнул ремни, которыми меня крепко зафиксировали на моем ложе.
– Боишься, убегу? – хмыкнул я.
– Боюсь, – Эскулап опустошил мне в вену препарат, который за полминуты практически обездвижил меня. И толкнул медицинскую кушетку на колесиках в прозрачный цилиндр томографа, который, скорее всего, никаким томографом и не был.
Теперь я в капсуле, откуда, впрочем, если чуть повернуть голову на остатках сил и скосить глаза, хорошо виден и пульт, и Эскулап. И вернувшийся Василиск, решительно оттеснивший своего коллегу от клавиатуры и кнопочек.
Пальцы Василиска стремительно забегали по клавиатуре – ну прям музыкант-виртуоз барабанит по клавишам пианино. Мой взор пересекся с взором Василиска – он глянул на меня остро, как ножом полоснул, с каким-то вожделением и радостным ожиданием.
Потом он артистически вдавил клавишу.
Я ощутил запах жженой резины. А потом понял: все, что раньше я знал о боли, было поверхностно и неконкретно. Вот теперь я наверняка узнал, что такое настоящая боль. Но, препарат окончательно сковал меня, так что даже кричать я не мог.
Потерял я сознание не сразу. Перед этим вкусил муки ада. А потом выключился, и это было избавлением…
Когда очнулся, увидел над собой хищное лицо Василиска и его руки, которыми он водил надо мной.
– Стабилизация прошла удачно. Будет как новенький… До следующего раза, – с каким-то скрытым злорадством произнёс он.
Конечно, мне хотелось его ударить. Но я очень редко делаю то, что хочется. Обычно лишь то, что необходимо.
А еще я ощутил, что от Василиска исходит запах смерти. Точнее не запах, а ее волны. И темная, выжидающая ярость…
Глава 4
Я посмотрел на стрелки часов на стене. Шашист как всегда опаздывал. Это такая его фирменная уловка – непременно опаздывать на десять-пятнадцать минут. Те, кто его хорошо знают, не обижаются. Других же это раздражает, но все равно они с ним встречаются. Все равно заключают сделки. Многие потом сильно жалеют. Другие – наоборот. Тут как повезет. Ведь Шашист достаточно серьезный деловой человек. И вместе с тем виртуозный аферист международного масштаба. Вот и думай, какой стороной личности он повернется к клиенту.
Я отхлебнул глоток прекрасного ароматного турецкого кофе, приготовленного в турке.
– Что-нибудь еще? – спросил нарочито предупредительный и пожирающий меня преданными глазами официант.
– Пока нет, – покачал я головой.
Турецкий кофе и кусочек апельсинового торта в кафе «Высь» шли за деньги, на которые можно плотно пообедать в другом, менее экзотичном, заведении, притом с бокалом вина и двумя блюдами. Но это внизу. Тут платили не столько за кофе, правда, достаточно хороший. Дороже стоили невероятный, просторный вид за окном и сама причастность к тем, кто имеет возможность смотреть на мельтешение человеческих букашек с высоты главной башни Москва Сити.
В этой реальности башня называлась не столь претенциозно, как в прошлом. То есть не «Единство», а всего лишь «Сакура» в честь японских строителей, которые ее возвели. Размером она была куда скромнее небоскреба в Москва-Сити из прошлой моей реальности – там возвышалась свеча почти шестисот метров от пола до верхушки. Эта едва дотягивала до четырех сотен.
В этой Москве больше осталось исторических зданий и меньше стекла и бетона. Но основные столпы, маяки – неизменны. Кремль, монастыри, пара стадионов, проспекты. Это будто якоря, которыми цепляется зыбкая реальность в Веере Миров, не давая себе разбиться на фрагменты и расползтись.
Вон внизу, почти рядом, солидный сталинский дом. В нем еще недавно была моя «кукушка» – конспиративная квартира. В прошлой жизни я жил в доме, стоявшем на том же самом месте. Но тогда это была зеркальная высотка с квартирой в стиле «Хай-Тэк».
Все, теперь нет в этой «сталинке» моей «кукушки». После того, как я получил две пули, стало понятно, что наши конкуренты охотятся не только за тем же Предметом, что и я, но и лично за мной. Почему за мной? Расчищают поле Поиска, чтобы рыскать на нем в одиночестве? Или решили дать бой «Фракталу»? Непонятно. Но процедура на такие случаи прописана однозначная. Отлежавшись еще два дня в госпитале после пыточной процедуры в томографе «Заречье», чудесным образом вернув себе здоровье и значительную часть сил, я встал в строй. И, прежде всего, сменил документы прикрытия. И машина теперь у меня новая, «Ниссан Ночь» – скромная и надежная. Таких в Москве много, если, конечно, не считать небольшой абгрейд в виде форсажа и кучи хитрых электронных приспособлений. И у меня новая «кукушка» – на двадцатом этаже башни в районе Ленинградского проспекта. Той самой, что изломанной кочергой торчит за тяжеловесным солидным комплексом зданий Всероссийской автодорожной академии.
Но это все полумеры. Все равно Поиск надо продолжать. Значит, придется светиться в разных кругах, дергать на встречи агентов. Так что шанс попасться снова в поле зрения противника весьма велик. Да что там велик – практически стопроцентный.
