Kitobni o'qish: «Кот, который играл в шахматы»
Зависимость
Я совсем недавно начала работать в детской больнице. В мои обязанности входил уход за детьми. Работала я на два отделения сразу и присматривала, как за мальчиками, так и за девочками.
Работа мне пришлась по душе. В свои двадцать лет я уже замужем. Сергей работал в фирме по производству обогревателей. Почему я стала медсестрой? Мама мне всегда говорила, что в семье должен быть медик. Почему не пошла учиться на высшее образование? Смелости не хватило. Струсила где-то… а, может, просто не захотела.
Своих детей у меня еще нет, но мне хватает пока и этих. Девочки и мальчики от четырех до пятнадцати лет – основной контингент нашего стационара. С грудными детьми работают на втором этаже. Наш стационар терапевтического профиля, а потому к нам поступают дети с самыми разными заболеваниями дыхательной, пищеварительной и сердечно-сосудистой систем. В последнее время участилось число детей с бронхитом и врожденными пороками сердца.
Однажды произошел крайне страшный случай, когда девочка с пневмонией так чихнула, что порвала себе легкое! Просто порвала! Ее тут же доставили в реанимацию, где она снова чихнула и порвала себе второе легкое. Мне не известно, какими силами, но ребенка удалось спасти. Мать рыдала у дверей реанимации на полу.
У другого ребенка (не помню, что там было) расплавились кости на грудной клетке. Пришлось оборачивать проволокой. Проволока приросла к тканям внутренних органов. На операции проволоку снимали и делали имплантат грудной клетки. Говорят, что закончилось все благополучно.
Словом, наше отделение пережило многое за то короткое время моего пребывания. Ну, как короткое… всего неделю.
За первую неделю я быстро освоилась и нашла общий язык с коллегами и детьми. Другие сестры – женщины в возрасте. Любят они погрубить, но детей тоже любят. Я малышей защищаю.
Чудные они у нас!
Вела я как-то группу ребят на эндоскопическое исследование в соседнюю поликлинику. Трое мальчишек пяти-шести лет и две взрослые девочки. Иду я и слышу за спиной разговор мальчиков.
– А что с нами делать будут?
– Эндоскопия какая-то…
– Это чего такое?
– Какашки твои смотреть будут!
Даже во время самой эндоскопии мне довелось наблюдать забавную ситуацию. Врач спрашивает у лысого и худенького Толика:
– От тебя чего бензином пахнет? Пьешь?
– Пью!
Ему провели осмотр и предложили конфету. Толик отказался.
– А чего ты от конфет отказываешься?
– Не хочу!
– Значит, бензин пить можно, а конфеты нельзя?
– Ага!
Ох, не знаю, где он нашел бензин…
К нам поступало много детей из неблагополучных семей. Одна девочка, Настя, жила у нас. Ей всего-то было два месяца. За ней и я ухаживала немного. Мать пьет.
Дети в палатах больше общаются, играют и читают. В телефонах не сидят. В таких условиях они больше всего нуждаются в общении.
Я знала всех детей нашей больницы на первой неделе, кроме одного.
Он жил один в своей палате. Сестры постоянно запирали его палату на ключ. По вечерам раздавались жалобные вопли:
– Почему вы меня закрываете? Что я сделал?
Но вопли со временем утихали.
Какое-то время я не решала спросить, что там за ребенок. Меня к нему не подпускали и никогда ничего не рассказывали о нем. Но я все же кое-что разузнала.
– Что с тем мальчиком из девятой палаты? – спросила я у постовой сестры.
– Зачем он тебе? У тебя и других детей много. Мы сами им займемся.
– Почему его запирают?
– Надо.
Пришлось проявить настойчивость.
– Я уже неделю здесь работаю. Мне можно доверять.
– Ох… ненормальный он, понимаешь? Ненормальный.
Это слово мне аукалось всю ночь.
На следующий день ко мне подошла заведующая и сказала:
– Девочки приболели. Ты не могла бы сегодня погулять с Дениской?
– Дениской?..
– Из девятой палаты. Только смотри, чтобы он по газону не бегал.
– Да, хорошо.
На меня пристально посмотрели. Наша заведующая была молодая милая женщина. Она редко ругала подчиненных, но этот взгляд… было в нем что-то предупреждающее.
Это шанс.
На посту я отыскала ключи от девятой палаты и направилась к ней. Сердце мое хотело выпрыгнуть наружу – так мне стало интересно!
Кто же он?
Я нашла его карту. Узнав, что ему девять лет, мне ничего не удалось больше выяснить. Только анализы и никаких диагнозов. Карта пуста.
Моему удивлению не было предела.
Открыв палату, я обнаружила две стандартные постели. Целая палата для одного пациента. Дениска сидел на правой койке. Одетый в теплый желтый свитер и синие колготки, он был очень щупленьким и хиленьким. Блестящие светлые волосы. Большие голубые глаза посмотрели на меня, и я… я редко видела таких красивых детей. Конечно, все дети прекрасны, но он…
– Привет. Пойдем гулять? Меня зовут Света.
На его спальном столике лежал только журнал комикса и кружка с картинкой миньона из мультика.
Он пристально посмотрел на меня и вынул из-под себя белую проволоку.
– Спрячь!
Мне протянули скрученную проволоку.
– Что? – потупилась я.
– В карман! Быстро! Пока не увидели… А то ее у меня опять отнимут!
Я послушалась его.
– Одевайся.
Он кивнул и достал из-под койки свои сандалии. Одевая их поверх колготок, он рассказывал мне о себе:
– Они постоянно забирают ее у меня! Столько дел! У меня еще мать недавно померла… за что мне такое наказание? В чем я провинился? Они… они постоянно запирают меня, но почему? Мне это не нравится!
Жаловался ли он?
Нет, злился.
– Видишь крестик? Мне его бабушка подарила! Он стоит целых три тысячи рублей! Представляешь? Три тысячи!
Дениска показал мне золотой крестик на цепочке.
Я пока не понимала, что происходит, но чувствовала, что что-то не то…
– Ты готов? Пойдем, Дениска?
– Я не Дениска!
Я замерла.
– Я Дима! – констатировал он.
– Я же…
Видела карту! Его зовут Денис Валерьевич!
– Не обманывай! Тебя зовут Денис! Я знаю!
Он весело улыбнулся и направился в коридор.
Погода солнечная. Лето. Что я могу сказать о нашей прогулке? Она была… странной.
Сначала он захотел сделать венок из одуванчиков. Мы собирали одуванчики, и я измазала свой халат молочком из стеблей – в жизни не отстираю. Белое молоко превратилось на халате в багровые пятна. Я ему говорила, что для венка лучше рвать длинные одуванчики, но Дениска постоянно мне приносил короткие.
Пока я собирала букет, он бегал вокруг с проволокой. Сначала он хотел даже залезть на дерево, но мне удалось отговорить его от этой затеи.
Когда одуванчики были собраны, я потратила десять минут, чтобы сделать ему несчастный венок. Почему несчастный? Стоило ему одеть его себе на голову, как он тут же смахнул его прочь, и венок рассыпался.
Дениске весело, а я поняла, что все мои старания рассыпались по асфальту.
Потом по небу пролетел вертолет.
– Смотри, самолет! – воскликнул Дениска.
– Это вертолет! Самолет с крыльями!
Я расставила руки и наглядно ему показала.
– А у вертолета пропеллер, как у Карлсона!
Нахмурившись, Дениска быстро сменил тему:
– Мне нужна палка!
– Палка?
– Да! Я ее спрятал в траве!
Остальную часть прогулки мы тщетно искали палку по всей территории стационара и поняли, что ее кто-то стащил.
Вернувшись в отделение, я не просто проконтролировала то, что Дениска вымыл руки, но и сама ему в этом с удовольствием помогла. Перед тем, как оставить его одного в палате, я зачем-то спросила:
– Слушай, почему я тебя никогда не видела в столовой?
– А я один ем, когда все закончат.
– Тебя не пускают кушать с другими ребятами?
– Неа…
– Почему же?
Он пожал плечами:
– Дерусь много.
На этой ноте нам пришлось расстаться. Покинула я его со смешанными чувствами.
Было в этом Дениске что-то теплое, доброе и светлое. Что-то странное, непривычное, но приятное. Я поймала себя на мысли, что за время прогулки привязалась к нему. Расставшись с ним, я с нетерпением ожидала новой встречи.
После обеда я решила отправиться к заведующей и все разузнать про Дениску. Минуя коридор отделения мальчиков, я увидела, как сестра запирает девятую палату на ключ.
– Не надо! Ну не надо!
Отчаянный стон Дениски разрывал мне душу. Он с усилием бил кулаками о стену.
– Постойте!
Я поспешила остановить крупную сестру.
– Не надо, зачем же так?
– Его надо закрыть, иначе житья никакого не будет!
– Я о нем позабочусь!
– Не сегодня, Света! У вас много работы! Оставьте его мне!
Мне не удалось выйти из этого поединка победительницей, и Дениску все же заперли.
Я слышала горестные стоны за дверью:
– Ну почему? Что я такого сделал? Почему меня запирают?
Не знаю точно, сколько времени он еще так простоял за дверью, умоляя выпустить его, потому что я ушла к заведующей, не в силах слушать эти крики.
– Можно с вами поговорить? – заглянула я в кабинет заведующей.
– Да, Света. Проходи. Что случилось?
Заняв место напротив своей начальницы, я выдохнула и прямо спросила:
– Расскажите мне про Дениса.
Заведующая на меня печально взглянула. Я понимала, что ей не сильно хочется говорить на эту тему, но она все мне рассказала.
Каждое новое сведение, которая я узнала от нее о Дениске, повергало меня в шок.
Вот его история.
Дениску привели в больницу три недели назад. Привели его сотрудники полиции. Грязный, истощенный, с длинными мокрыми сальными волосами в ободранной одежде перед ней, заведующей, появился этот мальчик.
Его провели в отделение, отмыли, подстригли, причесали, привели в порядок, нашли чистую одежду. Приведя мальчика в порядок, им удалось выяснить его историю.
Мама Дениса действительно умерла. Спилась. Бабушка умерла недавно. Отец находится на реабилитации по проблеме алкоголизма.
Денис ничем не болеет. Он живет здесь, в стационаре. Его пришлось приютить. Эта больница – его дом.
Но в чем дело?
Денису девять, но он страдает умственной отсталостью, и у него интеллект развит на уровне трех-четырехлетнего ребенка. Проблема в том, что никакой интернат и приют не берут к себе психически больных детей. Поэтому пришлось доставить Дениса к нам.
О чтении, письме и счете речи идти не может! Будь все в порядке, Денис бы уже учился в третьем классе, но… никто не думал заниматься его развитием.
А дальше – больше.
Никто не имеет права усыновить Дениса по одной просто причине. Отец не лишен родительских прав. А пока он находится на реабилитации (и кто знает, сколько она еще продлится), никто не может лишить его этих прав. Отец обладает законными правами на Дениса.
Денис живет один в палате, потому что поначалу устраивал драки с другими детьми. Его обижают. Денис бывает агрессивен, но я пока этого не заметила. Его запирают в палате, потому что он может натворить всяких неприятностей.
Ко мне в голову пришла мысль сделать ему подарок, но… заведующая тут же рассказала историю о том, как Денису подарили набор карандашей. А он… он просто запихнул их в отверстия в раковине в туалете и включил воду. Сказал, что хочет сделать себе бассейн.
Денис слабоумен и не понимает многих вещей. Он очень наивен. Сестры не берутся заниматься с ним интеллектуальным развитием, потому что это очень сложно и непросто.
Денис обладает гиперактивностью. Дольше десяти минут он не может заниматься одним делом. Действительно! Сначала мы делали венок, потом говорили о самолетах, а уже через мгновение искали палку в траве!
Удержать его внимание на чем-то одном очень непросто.
А потом я узнала о его дальнейшей судьбе. Дело в том, что больница не может долгое время быть постоянным домом для Дениса. Уже сейчас планируется передать его в психиатрический стационар. И что дальше? Он проведет там все детство, если его никто не усыновит. А дальше? Если он не сможет себя обеспечивать, выполняя простую работу, чтобы зарабатывать себе на жизнь, его переведут во взрослое отделение, где он проведет оставшуюся жизнь.
Чтобы он смог работать, с ним нужно заниматься. Кто это будет делать?
В психиатрической больнице его обколют галоперидолом, и никто не будет терпеть его капризы. Я с ужасом представила себе, как Дениска лежит на койке без всякого интереса к жизни, с пустым взглядом.
Кошмар!
Слезы у меня наворачивались в глазах.
Вот, что с ним будет… вот какая участь ждет детей из семей алкоголиков…
Разорвала бы их на части! И папашу его удушила бы!.. Чтобы иметь право на усыновление…
Я старалась опомниться и прийти в себя, но мысль о том, чтобы усыновить Дениску и стать его матерью посещала все чаще.
Заведующая рассказала, что воспитывать такого ребенка очень сложно. В ее практике уже встречался подобный случай.
Мальчика звали Костя. Его любило все отделение. Как и Дениска, тот также был умственно отсталым (даже противно говорить такое!). За него боролась тетя. Она бегала по инстанциям и судам, чтобы заиметь право на усыновление. Усыновила. Блеск! Через месяц Костю вернули обратно. Женщина не выдержала, устала, не справилась.
Месяц!
Так долго билась за него и в итоге… Растить такого ребенка сложнее, чем это можно себе представить.
Уже смекнула, что в общении с ним нужно использовать быстрое переключение внимания, не задерживаясь на чем-то одном больше десяти минут. Немного читать, потом считать, потом писать, потом играть и так постоянно.
Я отблагодарила заведующую, что она наконец объяснила мне подробности, касающиеся пациента запертой палаты номер девять, и вернулась к работе.
Когда я вернулась в отделение, Дениска долбился головой о запертую дверь. Постовой сестры не оказалось на месте.
– Дениска, это я, Света!
И жалобный голос в ответ:
– Я писать хочу!
Нужно открыть.
– Я сейчас!
Я быстро пробралась к посту и нашла ключ.
– Скорее же! – молил Дениска.
Открыла дверь и…
Дениска быстро выбежал из палаты, пулей пронесся в шлепках по коридору и выбежал на улицу.
– Вот же…
Мне тогда за это сильно влетело от сестер. Я гонялась за Дениской по всей территории больницы, чтобы вернуть его в палату до возвращения постовой сестры, но не успела.
Меня круто отчитали.
Денис… очень хитрый. Как же он меня тогда подставил! Я смекнула, что с ним нужно быть начеку.
Дома я все рассказала мужу, на что получила такой ответ:
– Светик, я все понимаю, но ты же не можешь помочь всем детям. Таких, как Денис, очень много! Если мы его возьмем к себе, то… вскоре появится новый Денис.
Но мой разум был уже затуманен. Дениска основательно засел у меня в голове.
– Тебе не понять! – ответила я мужу.
Впрочем, я сказала еще кое-что, более резкое и неприличное.
На следующий день я проснулась с ясным чувством того, что хочу стать матерью этого мальчика.
Я шла на работу только ради него.
В тот день я не думала о других детях. Я забыла о них. Был только Дениска.
– Дениска, привет! – я встретила его, когда он гулял по коридору, выпрашивая у сестер конфеты.
– Я не Дениска! Я Дима!
Я лишь мило улыбнулась ему.
– У тебя есть конфеты?
Да, у меня были конфеты.
– Только немного, хорошо? – я протянула две.
– Давай еще! – потребовал он.
Моя рука машинально выполнила приказ. Денис не был удовлетворен.
– Еще!
Я дала снова.
– Еще!
– Хватит! – этот голос принадлежал постовой.
В ладошке у Дениски было уже пять конфет.
– Не стоит есть так много сладкого перед завтраком, – добавила сестра.
Мне стало жалко Дениску. Всем остальным детям родители приносят гостиницы, когда навещают. У него же нет никого. Его никто не навещает, не дарит подарки, не дарит конфеты…
В глазах Дениски застыли слезы. У него еще никогда в жизни не было так много конфет. И все они принадлежат только ему.
Он побежал к себе в палату.
В момент работы я поймала себя на мысли, что не могу полноценно посвятить себя другим детям. Все мое существо стремилось к этому мальчику из девятой палаты.
Когда мне наконец выпала возможность погулять с ним, я представляла себе, что он – мой сын.
Сегодня мы прошлись мимо машин. Он совсем не знал марок машин, и я ему все показала и объяснила.
– А что у тебя за журнал в палате? – сменила я тему.
– Комиксы…
– Про кого же?
– Не знаю. Читать я не умею. Только картинки смотрю.
Мне стало невыносимо больно.
А потом я столкнулась с его жестокостью и агрессией, о которой меня все постоянно предупреждали.
Во время прогулки мы встретили беременную кошку. Дениска присел рядом и стал ее гладить.
– Почему она толстая? – спросил он.
– Она беременна, и у нее скоро будут котята, – пояснила я.
– И где они?
– У нее в животе.
– Почему?
– Там они живут, пока не родились.
– Зачем?
– Чтобы подготовиться к жизни.
– И когда они родятся?
– Думаю, скоро.
– Когда?
– Недели через две.
Он ее еще немного погладил, а потом… когда кошка надоела ему, Дениска встал и неуверенно пнул ее.
– Ты чего?! – я была в ужасе.
Я с силой схватила его за плечи и посмотрела прямо в глаза.
– Никогда так не делай, понял? Животных нельзя бить! Особенно беременных кошек! Ты меня понял? Никогда так не делай!
Он ничего мне не сказал. Даже знак не подал.
Дениска просто развернулся и пошел дальше.
Гуляя, мы наткнулись на больших улиток, что ползали по крышке люка. Честно, никогда не видела таких больших!
Дениска боялся их трогать, но я сказала, что ему можно, если мы помоем руки.
Так мы сидели и смотрели на улиток. Большие, они ползали по нашим ладоням.
– Это их домики? – спрашивал он.
– Да, они прячутся туда и спят.
На самом деле Дениска всегда задавал слишком много вопросов. Однажды сестры мне жаловались на то, как с ним было тяжело гулять. Девочки поливали цветы, а Дениска осыпал их вопросами.
– Зачем вы поливаете цветы?
– Чтобы они росли.
– А зачем?
– Чтобы вокруг было красиво.
– А зачем?
– Чтобы людям было приятно.
– А зачем?
– Просто так.
– Хм… глупо как-то…
Примерно так это выглядело.
А потом Дениска принялся топтать цветы, которые девочки поливали. Все закончилось криками и плачем за запертой дверью палаты номер девять.
Вернувшись в отделение, я снова помыла ему руки и отвела в палату. Дверь оставили открытой. Дениска лишь изредка выглядывал, проверяя, где я.
– Когда Дениску отправят в психиатрическую больницу? – наведалась я к заведующей.
– Послезавтра.
Сердце камнем упало.
Скоро этот мальчик исчезнет из моей жизни.
Всю ночь я думала о тех родителях, которые считают, что иметь умственно отсталого ребенка – наказание и горе семьи. А я… я думала о том, что такой ребенок в силу своих особенностей никогда не узнает о том, что в этом мире существует зло, убийства, войны и другие неприятные страшные вещи. В его восприятии этот мир будет наполнен яркими светлыми красками. Он будет видеть в нем только добро. Может, эта жизнь пройдет для него неполноценно, но ярко и интересно.
Картина, на которой Дениска лежит полуживой после укола галоперидола, пугала меня все больше.
Я не могла смириться с этим.
Но что я могла?
Мой муж продолжал убеждать меня в том, что я слишком сильно привязалась к мальчику, что не могу смотреть на вещи трезво и забываю, что этот Дениска в конечном итоге – мой пациент.
– У нас сегодня будет тренировочная эвакуация, – сообщила мне процедурная сестра, – подготовь детей.
Денис уже был заперт, когда я пришла на работу. Завтра его отправят в психиатрическую больницу, и я его больше никогда не увижу. Я должна попрощаться, но при мысли об этом слезы прорывались наружу.
Дениска…
Мой мальчик…
Но все случилось совсем не так, как я представляла себе.
Все были слишком увлечены проведением эвакуации. И я тоже. Я отчаянно хотела встретиться с Дениской, но мне так и не удалось. Работы было слишком много, и я не нашла времени, чтобы попрощаться. Может, это и к лучшему. Мне нужно время, чтобы принять факт: Денис – больной ребенок, которому нужна помощь.
Сегодня я не увидела Дениску.
Думала ли я, что больше не увижу его никогда? Да.
Но, когда я пришла на работу на следующий день, то с замиранием сердца заглянула в девятую палату. Я готовила себя к тому, что она будет пуста, или, что там уже будет сидеть другой ребенок.
Увидев меня, Дениска улыбнулся.
– Дениска…
– Я Дима!
Он… здесь…
Сломя голову, я помчалась в кабинет заведующей, чтобы все разузнать.
– Почему он здесь? Что случилось?
Прервав работу на компьютере, мне все объяснили:
– Вчера была эвакуация. Все прошло успешно, но… Дениска… он же не понимает, что все это – игра. Он принял всю ситуацию взаправду и подумал, что беда случилась на самом деле. Он думал, что мы все умрем, что больница горит и… Денис сильно перенервничал и простыл. Нужно лечить. Простывшего его в психиатрическую больницу не возьмут.
Радоваться мне или грустить?
Дениска заболел, но он еще здесь, со мной, рядом. Мы можем быть вместе.
Кто бы мог подумать, что все так может произойти? Дениска действительно заболел, но гулять мы с ним все равно пошли.
Сегодня наш садовник косил траву. Дениска с интересом наблюдал за этим процессом. Вся наша прогулка свелась к тому, что мы просто ходили следом за садовником и смотрели, как он косит.
– Я тебе говорил, что мне крестик бабушка подарила? Он стоит три тысячи рублей!
– Не говорил… правда? Очень здорово! – подыграла я ему. – Он тебе помогает?
– Я пока не разобрался, как он работает.
Я не могла не улыбаться, когда он так отчетливо называл стоимость крестика.
Мне очень хотелось сделать ему подарок, но я понимала, что он все сломает. Надо подумать. Сегодня я в перерыве съездила в Макдоналдс и накупила всяких вредных вкусностей. Угостила Дениску.
Как же он радовался!
В жизни он никогда не ел ничего такого. Мне было приятно до боли.
С другими детьми он так и не нашел общий язык. Я стала единственным другом для Дениски. Я сделала себя его матерью.
В свободное время, пока он болел, я учила его читать. Мы начали с алфавита и простых слов. Он просил меня все-таки прочитать ему его любимый комикс, в котором раньше он мог смотреть только картинки. Я не могла отказать.
Сестры попрекали меня, что я уделяю ему слишком много времени, забывая про других детей. Но мне не нужны были другие дети… мне нужен только Дениска.
Такой веселый и беззаботный… я не могла с ним расстаться. Я почувствовала, что не могу провести без него ни дня. Я задерживалась на работе и оставалась с ним по вечерам. Приходила в отделение даже в выходные дни.
Заведующая предупредила меня, что пора отдалиться от мальчика. Пришло время забыть о нем. Он всего лишь пациент. Умственно отсталый ребенок. Сын алкоголиков.
– Света, все пациенты имеют одну общую особенность, – сказала она мне, – все они приходят и уходят, понимаешь? А мы остаемся. И Дениска… ему придется уйти.
В один день я определилась с подарком. Я решила подарить ему детские часы, потому что сегодня мы учились определять время по стрелкам. Часы были с изображениями миньона из мультика, как на его кружке. Я рано примчалась в отделение, чтобы скорее увидеть Дениску, но…
Палата номер девять была пуста.
Прикроватный столик пустовал. Ни комикса, ни кружки, ни тапочек…
– Сегодня утром его перевели в психиатрическую клинику. Ночью он поднял большой шум. Бил стены, двери, рыдал… Прости, Света…
Часы с миньонами выпали у меня из рук. Я опустилась на колени и заплакала.
Я чувствовала себя матерью, которая потеряла своего сына.
Поехала ли я в ту клинику, чтобы встретить Дениску?
Картина в сознании, на которой он лежит, лишенный интереса к жизни, не переставала меня пугать. Реабилитация его отца будет длится еще год.
Я не поехала к Дениске. Но и не забыла его.
Он навсегда останется для меня сыном, которого у меня никогда не было.
