Спираль эпох. Книга первая. Тяжёлое пробуждение

Когда колесо мироздания с ветерком катится в новое завтра, с него подчас сдувает целые цивилизации.

1. Отшельник

Утро. Время честных, пусть и не богатых тружеников. Время, когда запускаются все обеспечивающие функции любого человеческого общества. Пекарь тащит своё грузное тело в кладовую с мукой или погреб с яйцами, чтобы благородным господам поднесли на завтрак свежих булочек, а людям попроще – буханку свежего хлебушка. Мельник разминает ноющие суставы и потирает саднящие виски – прошлой ночью базирующаяся на его мельнице тать¹ сорвала особо крупный куш и закончила отмечать сие событие лишь ближе к рассвету. Сна семье работяги это, конечно же, не прибавило, а потому жена сожрёт его с потрохами уже к обеду. Всем надо как-то скидывать напряжение. Хорошо, что в углу, под сеном, есть ещё минимум полбутылки браги. Сон молочницы прерывали не пьяные выкрики людей с сомнительной репутацией, а маленький пищащий свёрточек, что пристроился в колыбельке рядом. Если боги будут благосклонны, через несколько лет этот свёрточек будет радостно бегать по округе, лупить палкой воображаемых врагов и называть её мамой. А ещё через десяток поступит на службу к местному вельможе, как когда-то сделал его папаня, сгинувший где-то в болотах, пока их господин в очередной раз гонял по болотам Чёрного призрака. Или вырастет без отцовского подзатыльника совсем не праведником и сбежит к тати на мельницу, что за чертой основного поселения (чем, собственно, и привлекательна для подобного люда). А то и вырастет красавчиком, сойдётся с дочкой пекаря и унаследует его дело.

Раннее утро – не время решать судьбы мира, если только его не погрузили в очередную войну, но на землях Валлиона в кои-то веки затишье. Люди знатных кровей будут спать ещё час-другой, а плотные занавесы, ставни, портьеры, а с ними и обалдевшие от ночной смены стражники, будут стойко оберегать их сладкие сны от настырного солнца и не менее настырных просителей. Не будет спать в этих благословенно-проклятых краях разве что парочка августейших особ, по совершенно разнообразным причинам. Один из них будет мучиться, выбирая между счастьем дочери и жизнями подданных. Второй – по причине того, что ему вновь приснится огромная чёрная тень. Призрак Тисовых чащоб, раздери его подземные боги. Хотя куда там – они-то и послали им это проклятье, что мешает не первому поколению его семьи делать хорошие деньги на торговле лесом. А деньги – это пропуск молодого барона в мир столичных приёмов и последующих пирушек. Прекрасных дочерей других семейств и мальчишек-пажей на закуску… Барон в очередной раз представил, как знакомится с Великими принцами (без младшего, конечно, этого он как и все боялся). От всех этих мыслей страшно болела голова.

Причина же головной боли молодого барона также любила вставать спозаранку. Сладко и очень основательно потянувшись, Горм открыл дверь утренней свежести и босиком, в одних портках, выбрался во двор. Студёная земля, ещё не прогретая солнцем с ночи, приятно холодила ступни. Птички деловито выискивали жучков на огородике – основном источнике пропитания для отшельника. Утренняя дымка, расстилавшаяся ковром над поляной, не давала остаткам сна ни единого шанса. Мороз – лекарство от лени, ничуть не уступающее по эффективности плети и жадности.

Разогревшись короткой, но интенсивной зарядкой, Горм приступил к основным упражнениям, давая телу хорошего пинка перед предстоящим днём. Его спортивный инвентарь не поражал воображение разнообразием, но при наличии умелых рук и уймы времени можно и из брёвен создать вполне пригодное для работы снаряжение. Отшельник бросил взгляд на ладный сруб, служивший ему жилищем, в очередной раз испытал смесь удивления с удовлетворением от того, что построил его своими руками от начала и до конца, и пошёл обливаться студёной водой.

Ритуал пробуждения был закончен, пришла пора позавтракать свежими овощами и остатком яиц из тех, что ему передал связной при последней их встрече, и отправляться на сбор цветов. Приближалась следующая встреча с дёрганым молодым человеком, поставлявшим отшельнику всё то, что тот не мог или не хотел выращивать и добывать самостоятельно, а значит самое время готовить для него новую порцию волшебных настоев, отваров и растворов. Хотя волшебный, конечно же, – неудачное определение. Естественно, в них не было ни капли магии – только травы, смешанные в правильных пропорциях правильным образом. Но связному о том знать не обязательно.

Расправившись с завтраком, Горм засобирался в дорогу. Рубаха, походные штаны, почти новые сапоги и плащ тёмно-серого цвета, с массивным капюшоном. Коряга, что неизменно помогала прощупывать почву и просто составляла приятную компанию в пути, покорно ждала возле выхода. Подхватив сухую, но прочную узловатую палку и нацепив на плечи мешок для добытых трав, отшельник выдвинулся в поход.

«Интересно, что подумали бы люди местного властелинчика, наткнись они наконец на поляну, где обосновался страшный «Чёрный призрак». Наверняка бы сильно удивились.» Усмехнувшись собственным мыслям, Горм оставил залитую солнцем и несмолкаемым пением разнообразных птах поляну и углубился в лес. «К счастью, ни один из этих кретинов не знает дороги через топи. К счастью для меня… и для них». За все эти годы никто так и не добрался до жилища грозной легенды этих земель. Которая периодически напоминала малоразумным обитателям местной глуши, что не такая уж она и легенда. Страх в кретинах надо периодически поддерживать. Потому как, по странной прихоти природы, они обладают на удивление короткой памятью. Достаточно пару лет не пугать местную публику, как кретины начинают верить, будто всё это им лишь казалось. «Удивительная способность жить не приходя в сознание. Как они задницу-то не забывают подтирать? Наверное, потому что болит, если ничего не предпринять.»

Пребывая в своих обычных думах, Горм уверенно двигался через казавшиеся непроходимыми топи. Здесь пение птиц и шебуршание зверья, боявшегося его не меньше местных кретинов, сменились шумом комарья и прочего гнуса, а солнце удивительным образом всегда было затянуто стальной завесой облаков. Одно из мест, пропитанных особыми энергиями этого мира. В этом случае – тёмными. «Интересно, что за событие так на нём отразилось? Наверняка какой-то незадачливый командир угробил в местных болотах сотню-другую людей, удирая от более удачливых противников. А дальше пошло по накатанной. Больше жертв – злее болото.» Возможно, в тысячный раз лениво гоняя одни и те же предположения в голове, Горм за пару часов ловко преодолел опасный участок леса, что считался непроходимым, и вышел в обычную чащобу, где ориентировался ничуть не хуже любой местной фауны. До поляны с искомым цветком оставалось рукой подать, если знать тропы и не ломиться через бурелом да кусты. Вот уже между деревьями забрезжил свет приближающейся опушки – цель совсем рядом.

Интересно, попадётся сегодня кто-то из кретинов? Давно никакой смельчак не захаживал нарвать Мангары пятицветной (вряд ли конечно местные звали её точно так же, но Горму на это было абсолютно плевать). Принесёшь такой букет с поляны – и можешь рассчитывать на ночь с чем-то чуть-чуть более симпатичным, чем коза. Главное – не наткнуться на «Чёрного призрака», который ревностно охраняет свои цветочки, выныривая из-за тисов словно тень. Надо сказать, цветок был не только афродизиаком для деревенских простушек как символ смелости добытчика, но и, при должной обработке, мог стать основой для отличного слабительного, психотропного настоя или высокоэффективного яда. Отшельнику предстояло приготовить все 3 снадобья.

Сегодня Горм пребывал в прекрасном расположении духа, а потому был не прочь поработать пугалом для местных дурачков. Тем более, что ему показалось, будто он заметил движение к югу. Беззвучно двигаясь вдоль кромки леса, он предвкушал потеху. Реальность, однако, оказалась значительно богаче ожиданий отшельника. Цветы на лугу действительно рвали… но этим занималась чья-то лошадь. Конечно, хозяину придётся пережить неприятный вечер, наблюдая, как любимый транспорт борется с несварением, но это волновало Горма в последнюю очередь. Никто из местных кретинов не смог бы позволить себе нормальную лошадь, а проблемы с желудком перед ним себе зарабатывала явно не полудохлая кляча. А стало быть, хозяин не из местных простолюдинов. И точно не из местного ополчения (или чем там здешний властелинчик свои вопросы с неуплатой налогов решает) – эти меньше, чем десятком, в его владения не суются. Значит, это кого-то стороннего занесло. Заплутал, остановился отдохнуть?

Горм аккуратно выглянул из-за стволов, стараясь двигаться плавно и чуть поодаль от коняки, явно недооценившего слабительных эффектов Мангары. Хозяин лошади сидел на траве, изучая ярко-жёлтые соцветия. В пяти шагах от леса, спиной к нему. «Мда, как ты детство-то пережил?» Ступая, как ему казалось, абсолютно бесшумно, отшельник подкрался к незадачливому путешественнику, отмечая про себя, что короткий меч, так нехарактерный для этих земель, лежит по левую руку от хозяина лошади. «Наверное, это первое и последнее твоё путешествие дальше местного борделя или юбки матери.» Коряга взлетела в воздух, готовая в следующую секунду опуститься на темечко будущему рассказчику об ужасном призраке на границе леса. Удар получился неожиданным во многих смыслах – во-первых, он пришёлся не на темечко, а между ног; во-вторых, оружием был кулак; и наконец самое главное – бил не сам Горм, били его.

«Баба!» – успел подумать отшельник, глядя в молодое веснушчатое лицо с огромными глазищами цвета греющийся на солнце травы. В следующее мгновение «баба» вышибла почву у него из-под ног, и он грохнулся оземь, чуть-чуть не задев головой торчащий из земли булыжник. Трава смягчила падение, но дух из него оно всё-таки вышибло. Хозя…йка лошади не теряла времени даром и тут же набросилась на него, целясь хорошо акцентированным колющим ударом в горло. В процессе схватки Горм не обратил внимания, что меч она держит в левой руке, да и было ему недосуг. Коряга отразила укол в последнюю секунду, отведя меч правее. Это обстоятельство ничуть не смутило нападавшую (технически, защищавшуюся – Горм первый начал), и она попыталась рубануть его наотмашь. Не самая эффективная атака с её видом оружия, но попади она – и отшельник мог бы доказывать это богам загробного мира. Коряга вновь остановила удар – на этот раз Горм целил в предплечье. Размахнуться как следует, отбиваясь кверху пузом, не представлялось возможным, и «осушить» руку ударом не получилось.

Слова, которые этот мир не слышал уже очень много лет, сами проснулись в сознании отшельника. Он отрыл рот, но пересохшее горло выдало лишь хрип. Надеяться на моментальный эффект было бесполезно, хоть и сработали не забытые с годами инстинкты. Нападавше-защищавшаяся не обратила внимания на попытки Горма извлечь из себя какие-то звуки и с силой пнула его туда, куда пришёлся её первый удар. Звёзды и слёзы, толкая друг друга, покинули глаза отшельника, которые и сами были не прочь вылезти из орбит в эту секунду.

Два удара по достоинству стерпеть было никак не возможно, гремучая смесь боли, злобы, обиды и возмущения послужила гораздо более весомым мотиватором, чем банальные инстинкты, и заветные слова сорвались с его губ. Лошадь заржала в панике и бросилась рвать привязь, стараясь убежать подальше от источника звука. Её хозяйка схватилась за глаза, пытаясь сбросить невесть откуда накрывшую их чёрную пелену. Горм спешно отполз от неё, задыхаясь в кашле – горло пересохло настолько, что казалось готово было треснуть. Привычный кисловатый привкус на губах, давно забытый, привёл его в себя. Отшельник поднялся в полный рост, всё ещё пытаясь проморгаться от звёзд и слёз, борясь с приступами кашля. «Баба» рядом в ужасе вопила, полагая, что неведомым образом ослепла, и неуклюже махала мечом в разные стороны. Подогреваемый всё тем же коктейлем эмоций, не обращая внимания на пожары в горле и паху, Горм с силой и хорошим размахом саданул противнице палкой по предплечью, затем с силой ткнул нижним концом в солнечное сплетение, заставляя согнуться и ловить ртом воздух, а следом рубанул под колени, заставляя встретиться с землёй.

Тёмная фигура отшельника нависла над скорчившейся в траве девушкой. Глаза его потемнели, превратившись практически в сплошной зрачок, лёгкие с силой выталкивали воздух из раздувшихся от злобы ноздрей. Коряга вновь взмыла в воздух, на этот раз с чётким намерением проломить наглой твари её тупорылую башку. Взгляд Горма зацепился за пряжку, что крепила серо-зелёный плащ на её груди. Чаша со змеем, выкрашенные в тёмно-зелёный цвет. Не поверив своим глазам, отшельник замер точно статуя. Не осознавая того, он попытался проморгаться, чтобы отогнать наваждение, но пряжка осталась на месте, подёргиваясь в такт конвульсиям владелицы. Которая, конечно же, владелицей её быть не могла. Горм заглянул в покрасневшие глаза страдалицы, отчаянно пытающиеся разглядеть что-то помимо кромешной тьмы, оценивающе оглядел овал лица, форму носа, губ. В жаркий летний полдень по спине его побежали мурашки.

Ржание лошади вернуло отшельника в реальный мир. Он перехватил своё любимое орудие и точным ударом «пятки» импровизированного копья в челюсть незнакомки отправил её в царство тёмных грёз. Убивать странную девку было рано. Ей предстояло ответить на множество вопросов.

2. Пути к отступлению

Утро у мехожопой будет в любом случае очень неприятным. Не важно, выгорит ли его безумная затея или нет. Рассказывали, что северяне могут выпить неимоверное количество пива, что один северянин победит в питейном состязании (боги, какая растрата!) с десяток портовых рабочих. Ну так то говорили про пиво, а не про ту ослиную мочу, что льёт старая крыса Ровин. Конечно, другого пива Джигги никогда не пробовал, но пребывал в полной уверенности, что напиток, которому посвящают песни и целые эпопеи, не может на вкус напоминать одновременно кислую репу и прелое сено. И совершенно точно истории и песенки умалчивали о том, что станет с вашей головой наутро, стоит только пригубить блаженной браги. Между несварением от воды из лужи возле рыбного рынка и состоянием толчёной репы после Светлого эля от Ровина (или «обычного», как говорят завсегдатаи) Джигги предпочёл бы лужу три раза из трёх. Более того, по вкусу они тоже несильно отличаются.

Тем не менее, периодически ему приходилось прикладываться к золотистой жиже, чтобы ненароком не вызвать подозрений. Конечно, всем было плевать на Джигги, но никакая осторожность в его деле лишней не бывает. В конце концов, слово «перестраховаться», по твёрдому убеждению самопровозглашённого магистра «подрезных» искусств, придумали недалёкие придурки, не знакомые с жизнью в реальном мире. Можно только ПОДстраховаться. ПЕРЕстраховаться невозможно.

«Ну и если ты такой умный, то какой тухлой селёдки ты делаешь здесь?»

Да, рассуждать о правильном поведении, что завсегда отведёт от тебя беду, и действительно ни во что не вляпаться – разные по сложности задачи. Но в случае Джигги Вполжопы все неприятности – плод исключительного невезения и никак не его собственных оплошностей. Ну разве просил он мамашу спать с «факиром» из проезжего шапито за обещание «взять её с собой в мир приключений»? А спиваться джином до потери сознания, пока плод любви со свалившим наутро мошенником шарится по худшим районам города без присмотра? Кто мог знать, что у того придурка-баронёнка окажется в компании хренов лакей-собаковод? Он же не любит грёбаных разрази их всех огненная бездна собак! А мог ли он знать, что у Напёрстка мозги сгнили ещё в утробе? Вроде пару раз наводил же на верняки, как он умудрился забыть выведать, кто складом тем трижды проклятым владеет? Ну не может человек его профессии просто «забыть» о таком обстоятельстве. И ладно бы это треклятое место принадлежало кому-то из местных. Этих можно убедить, что наводчик – кусок тухлой репы. Хреновы мехожопые вообще ничего не слушают и ни в чём не разбираются. Чуть что – хватают дрын и начинают махать им во все стороны. Как они говорить-то научились? Небось звуки от ударов начали имитировать, когда все дрыны в округе попереломались!

Мехожопые… Джигги не знал, откуда пошло это прозвище. Но все зовут северян именно так. Естественно, за глаза, потому что, по информации Джигги, затолкнуть мозг обратно в черепушку, если его оттуда выбили, нереально. Кто-то говорит, что прозвище появилось от привычки северян подбивать одежду мехом. Кто-то намекает на их повышенную волосатость: мол, даже на жопах у них растёт борода. Но Джигги сомневался, что кто-то специально проверял. Ему больше всего нравилась версия, согласно которой рожи их мужиков, действительно обильно покрытые бородой, настолько прекрасны, что издалека (а иные и вблизи) напоминают задницы. Чего уж греха таить, до сегодняшнего дня он был уверен, что и у женщин их племени тоже растёт борода. Но реальность, сидящая в паре столов от него, доказывала обратное.

Под всеобщее одобрение мехожопая грохнула кружкой по столу с такой силой, словно собиралась его убить. «Что, если спокойно поставить кружку когда допил, оно хуже усвоится?» Джигги состроил кислую как местное пиво гримасу и ещё раз внимательно оглядел северянку. Волосы цвета пшеницы, остриженные так коротко, что не падали даже до плеч; раскрасневшаяся физиономия, которая, надо признать, при всей крупности черт смотрелась гармонично; ошалелые от кутежа глаза цвета полуденного неба; аккуратный овал лица… и всё это на теле холмового гиганта из побасенок, которыми пугают непослушных детей. Ростом с полтора Джигги, с охватом плеч больше, чем у среднего стражника в броне, она могла задушить в объятиях даже здоровяка Ровина, а уж эта селёдка, говорят, отнюдь не в церкви намолил денег на собственное питейное заведение.

Неудивительно, что северянка так легко справилась с виверной, от которой дали дёру все городские стражники разом, предпочитая охоту на кобальдов (не говорить же потом главному, что они просто свалили подальше от здоровенной длинношеей ящерицы). К счастью, на рыночной площади какого-то рожна забыла наша героиня со здоровенным двуручным мечом, который, по всей видимости, весил больше Джигги. Орудие убийства виверны, невесть откуда взявшейся прямо посреди Поста – крупнейшего Вольного города – покоилось на столе рядом с хозяйкой, завёрнутое в ткань в несколько слоёв, но оттого не менее грозное.

«Благодарные жители» в лице главы гильдии рыботорговцев, отвечавшей за всю (и естественно не только рыбную) торговлю в Нижнем городе, одарили «мужес… смелую спасительницу» не только словами восхищения, но и вполне себе увесистым мешком монет. Безусловно, любой, кто хоть сколько-нибудь знал тучного гильденмейстера, мог с уверенностью утверждать, что под верхней горкой серебра скрывалась основная масса из медяков, но сумма по всему выходила приличная. И другого места, где в нижней части Поста можно было бы подрезать такие денежки за один вечер, Джигги не знал. Конечно, можно было бы устроить рейд по рынку – опасно, но точно не так безумно, как то, что Джигги собирался сделать сейчас. Но после появления проклятущей ящерицы никто не решился вернуться к торговле в тот же день. «Как обычно – везёт как утопленнику!». А деньги нужны были уже завтра утром. Иначе Рагнар, раздери его тёмные боги, отрубит Джигги обе руки в назидание. Даже по меркам суровых законов изнанки Нижнего города северянин отличался жестокостью, прытью и настойчивостью медведя-шатуна, решившего во что бы то ни стало подкрепиться незадачливым путешественником. По уровню развития и общей красоте главарь одной из местных шаек, конечно, медведю уступал, но в лицо ему это мог сказать разве что здешний гильденмейстер, регулярно нанимавший Рагнара для самых разных поручений. Северянин хоть и не любил, когда к нему обращались без трепета, а всё, что он не любил, он сразу же сживал со свету, но колкость языка старой толстой селёдки Бобана терпел – как-никак один из основных работодателей. Жадность также входила в известные «добродетели» Рагнара, да причём входила уверенно, «с ноги».

Время для размышлений подошло к концу. Пришла пора делать дело, как бы ему не хотелось обратного. Нацепив на косматую рыжую голову капюшон, Джигги поднялся с места. Ход в это респектабельное заведение ему теперь будет заказан. Невелика потеря, но в другие его вряд ли пустят, а значит заливать глаза придётся как-то иначе. Мысли о джине заставили парня поёжиться – с детства этот мерзкий запах ничего, кроме отвращения, у него не вызывал. Ступая мягко, не привлекая до поры лишнего внимания, вор поравнялся с внешним кольцом обожателей. Несмотря на свои размеры, женщина, которой предстояло стать спасительницей рук, а вместе с ними и жизни Джигги, удивительным образом казалась привлекательной. Не было в ней ни болезненной худобы, что по понятным причинам встречается сплошь и рядом в бедных районах, ни излишней пышности раздобревших представителей успешного торгового сословия. Здоровенная, но подтянутая, дикая повадками, но весёлая нравом, она собрала вокруг себя толпу обожателей из местных мужиков самого разного пошиба. Те, что попроще да послабее, выглядывали из-за спин своих более основательных товарищей. В деле завоевания внимания героини не было место для дружбы. «Как мухи на говно, только те посмелее – они до вожделенной кучи хотя бы долетают, а не вьются всем скопом вокруг».

Размеры Джигги не позволили бы ему занять честное место в первых рядах, но это в его планы и не входило. Мало кто знает, как реагировать на наглость, если она случается слишком неожиданно. С ходу определив «слабые места» в толпе, где тела толпящихся позволяют протиснуться между ними, Джигги обрисовал в голове маршрут, по обыкновению трижды вдохнул и выдохнул и отдался «потоку». Задний ряд он проскользнул, кажется, даже никого не задев. Средний – легко продравшись между мясником и кожевником. Ему повезло – «заходил» он под правильным углом с нужной стороны. Как раз по левую руку от кузнеца. Легко подтолкнув того корпусом, вор вызвал нужную реакцию. Тяжеленная ручина опустилась ему на спину, машинально отвечая на нарочно проявленную неосторожность. Кузнец, сам того не подозревая, толкнул Джигги в нужном направлении. Конечно, несмотря на всю силищу в руках усатого детины, что не один год орудовал молотом и щипцами всего в полутора кварталах отсюда, Джигги мог бы удержать равновесие, если бы хотел. Но вместо этого он влетел прямо в сидевшую на стуле северянку. Не лучшее положение, если ты собираешься стать её ухажёром и лучше не придумаешь для других, более тёмных задач. Заготовленное в рукаве лезвие не понадобилось. Пока парень двигался к цели, он успел понять, что она не стала привязывать кошель к поясу, а просто поставила рядом с собой. Северянка заржала и могучей ручищей столкнула с себя незадачливого кавалера. Толпа прихлебателей присоединилась к смеху в едином лизоблюдском порыве. Внутренне Джигги тоже хохотал, но от восторга. Он полз на четвереньках через ноги воздыхателей с призом, надёжно закреплённом на специальном крючочке на жилете. Вор ликовал – всё прошло настолько гладко, что так просто не бывает. Похоже, удача наконец-то повернулась к нему правильной частью тела. Джигги даже позволил себе пару сторонних мыслей, фактически вынырнув из состояния «потока» – особого момента во время работы, когда максимально обостряются концентрация, реакция и внимание, и в то же время все действия ты совершаешь как будто бы по наитию, минуя долгие моменты обдумывания. «Штаны у неё из такой плотной шерсти, что в летний сезон у неё в них всё преет. Вот чего она на рынке делала небось.»

Размышления его резко прервались, только на этот раз причиной тому послужил не шум, а его отсутствие. Несмотря на относительно молодой возраст – парню едва исполнилось 23 года – Джигги был опытным вором и понимал, что означает всеобщее резкое молчание. Для него – неприятности. Он чётко осознавал, что именно последует дальше. А также тот факт, что, несмотря на общее тугодумие и обилие выпитого, долго гадать, куда делся заветный кошель, толпе не придётся. А значит можно начинать бежать до того, как раздастся… Вопль, больше приличествующий разъярённой медведице, нежели девушке человеческого (наверное) происхождения, пронёсся по заведению и послужил дополнительным стимулом для Джигги – тот пустился наутёк со всей прытью, на какую был способен. Тем временем удача преподнесла вору ещё пару сюрпризов. На улице поднялся такой сильный ветер, что сдвинуть дверь с первого раза у Джигги не получилось. Эта тяжеленная дрянь даже при спокойной погоде не всегда просто давалась тщедушному вору, теперь же, в компании с ветром, и вовсе отказывалась подчиняться, точно закрытая на засов. Парень толкнул её изо всех сил, но та подалась лишь на палец и вновь захлопнулась. К этому моменту шансы улизнусь, не встретившись лицом к лицу с недовольными земляками, растаяли. Разгорячённые пивом и желанием проявить себя перед новым объектом обожания мужчины проявляли чудеса удали, так не свойственные им в обычные дни. Как ни странно, первым его настиг кузнец. Видимо, служба в городском ополчении сказывается на дисциплине и реакции, а забытые за годы инстинкты просыпаются сами по себе. Двигаясь с удивительной для своих размеров скоростью, усатый здоровяк вплотную сблизился с посмевшим обворовать дикую гостью мерзким воришкой, но тот неожиданно пропал из виду, а затем кузнец почему-то полетел головой вперёд.

Старый приём, что Джигги выучил случайно, ещё во времена, когда он был самым мелким из всех детей на грязных улицах худшей части Нижнего города. Броситься в ноги набравшему ход оппоненту так, чтобы тот не успел среагировать. Пускай ты получишь по рёбрам, но всего один раз и только по рёбрам, а они прочнее, например, челюсти или шеи. Кузнец на полной скорости влетел в Джигги и полетел дальше, воткнувшись носом в проклятую дверь. Удивительно, но его веса хватило, чтобы она распахнулась. Джигги оказался на ногах быстрее, чем здоровяк успел издать какой-либо звук, кроме кряхтения. Удостоверившись, что мешочек ещё на нём, он рванул через спасительный проход в непроглядную темноту ночной улицы, перепрыгнув приходящего в себя от удара кузнеца. Чья-то волосатая лапа схватила его сзади за плащ и рванула обратно. Ткань не треснула только чудом, и плащ едва не задушил вора. Но расставаться с любимой вещицей Джигги не спешил и наотмашь рубанул до того припрятанным в рукаве лезвием, не удосужившись даже посмотреть, чью кисть он только что полоснул. Хватка разжалась, послышалась брань, а вор припустил со всех ног в сторону рыбного рынка. Часть увальней вывалилась из таверны, твёрдо намеренная передать его шкуру объекту обожания (инстинкт, сохранившийся с незапамятных времён, когда лучших способов поухаживать за дамой человечество ещё не изобрело). Никто из них не выдержит и двух минут погони.

Вор, не знающий всех возможных путей отступления, проживёт не дольше второго-третьего дела, и то если повезёт. Джигги прекрасно знал, куда и зачем следует бежать в этой части города. С выстланной рассохшимися досками улицы он свернул на уходящий в сторону проулок и ловко пропрыгал по давно знакомым ему камням. Погоня свернула за ним, но первый же увалень – неказистый сынуля Ровина, который не в пример отцу успел отрастить на личике лишь комичную редкую поросль, грохнулся на третьем шаге, не видя в потёмках, куда наступает, а за ним посыпались двое других, что успели понять, куда побежал вор. Джигги даже не надо было оборачиваться. По одним только звукам он понял, что всё прошло как ожидалось.

А вот чего он никак не ждал, так это услышать ещё один рёв разъярённой медведицы. Настолько не ждал, что нарушил одно из важнейших правил погони – замедлил шаг и обернулся. Перемахнув через груду полупьяных ухажёров, мехожопая мчалась за ним со своей стальной оглоблей в руках так, точно всю жизнь на равных соревновалась в скорости с лошадями. Джигги пришёл в себя и дал дёру с утроенной прытью, забыв о распределении сил на оставшуюся часть пути. Северянка умела производить впечатление. Вор трижды менял направление, ловко петляя по бесконечной паутине переулков и сквозных дворов. Мехожопая, будь она помедленнее, давно потеряла бы его из виду. Но тварь бежала как духами ветра поцелованная и, к ужасу Джигги, нагоняла. Он и думать забыл о каком-то чётком плане побега и просто мчался, успевая заворачивать там, где подсказывали инстинкты. Выбежав на ещё одну большую дощатую улицу, Джигги припустил направо, изо всех сил стараясь сохранить дыхание ровным. Выходило у него не очень – к сумасшедшей погоне прибавился страх. Улицы в столь поздний час привычно были пустыми. Люди в этой части города с приходом темноты стараются сидеть по домам или в крайнем случае по местам совместного увеселения. Хозяева таких мест щедро платят шайкам за то, чтобы те не трогали клиентов хотя бы в непосредственной близости от их дверей.

Джигги услышал за спиной резкий выдох и лишь каким-то чудом сообразил броситься в сторону. Через секунду в доски на том месте, где он только что находился, врезалась острая стальная махина. Взвизгнув, Джигги бросился наутёк со всех ног, практически не разбирая дороги. Которая, в свою очередь, привела его на рыбный рынок – центральное место всего Нижнего города. Продавалась там отнюдь не только рыба, но название сохранилось со старых дней. Рынок отделял более благополучную часть Нижнего города от менее благополучной, из которой он только что выскочил. Трижды проклятая всеми подземными богами мехожопая гналась за ним, быстро сокращая расстояние. Длиннющие ноги северянки двигались с завидной прытью, а свою оглоблю она держала в руках точно прутик. Сознание Джигги было полностью занято страхом за собственную шкуру, но инстинкты никуда не делись и подсказали ему использовать своё главное преимущество – ловкость. Он добежал до одного из рядов и попытался перемахнуть через прилавок, используя руку как упор.

Несколькими часами ранее торговка, что привычно стояла за этим прилавком Рыбного рынка, была напугана не меньше, чем незадачливый воришка, о существовании которого она и не подозревала. Зато она знала, что виверны и кобольды – персонажи детских страшилок, а никак не реальные создания, и уж точно им нечего делать среди бела дня в густонаселённом городе. Потому, когда персонажи баек вдруг буднично вышли с одной из примыкающих к рынку улиц, она сделала то единственное, что приличествовало честной торговке рыбой (а надо отметить, что она была одной из немногих, кто в полной мере соответствовал имени рынка, чем в глубине души очень гордилась) в подобной ситуации – завопила, бросила улов мужа и со всей возможной скоростью понесла своё грузное тело подальше от напасти. Кобольды разбежались по рынку и принялись творить непотребства, виверна побрела к ближайшему прилавку с мясом, а торговцы бросились врассыпную. Когда неприятная оказия окончилась победой смелой северянки и здравого смысла над ожившими небылицами, торговка собрала нераспроданный улов, однако, пребывая в состоянии неспокойном и до глубины души возмущённом, протереть постылый прилавок от слизи она забыла и пошла вытаскивать муженька из кабака, где, по слухам, обосновались все окрестные мужики вместе с недавней спасительницей.