Kitobni o'qish: «Счастливые пчёлки. Философия осознанного образа жизни»

Shrift:

Вступление

Прежде, чем начать

1. Цель и смысл книги

У мудреца спросили:
– Долго ли нам ждать перемен?
Он ответил:
– Если ждать, то долго.

Цель и назначение этой книги просты.

Я буду рад узнать что-то новое, измениться, услышать критику и поспорить с каждым читателем, но только после того, как уверюсь, что мы говорим на одном языке, и хотя бы базовые знания по охваченным темам у нас плюс-минус одинаковые. Я буду уверен в этом, говоря с человеком, который прочёл это полностью.

Есть серьёзная разница между мнением и знанием. Мнение – это та информация, которой конкретному человеку достаточно для его жизненных задач. Мнение всегда базируется на опыте, который этот человек приобрёл на своём пути к этому моменту. И далеко не всякие опыт и информация достойны называться Знанием.

К знанию могут прийти все, я не сомневаюсь в этом. Достаточно лишь поиметь опыт, разнообразный, полный и достаточный, чтобы видеть картинку не просто шире, но и дальше и глубже. Не просто сами по себе сценарии развития событий, коих может быть сильно больше, чем один, но цены и последствия каждого из сценариев, их прошлое и будущее.

Это сильно больше, чем нужно для жизненных задач отдельного человека, поэтому Мнение существует в любой момент. Даже тогда, когда опыт ещё не настолько широк, чтобы называться Знанием.

Я бы сказал так: если вы знаете ответ на какой-то вопрос, и этот ответ однозначный, односложный, без уточняющих «если», допущений и развилок – поздравляю, вы имеете мнение, но не знание. И к науке это, кстати, тоже относится.

Хочу процитировать близкие мне слова из предисловия О. Хаксли к книге «Возвращение в дивный новый мир», с которыми, я надеюсь, и вы согласитесь: «.Краткость может убить правду. Каким бы ни было краткое высказывание, оно по своей сути не может охватить все факты, важные для оценки сложной ситуации. В таких случаях краткость достигается исключительно за счёт пропусков и упрощения. Пропуски и упрощение помогают нам ухватить суть, понять сказанное, но зачастую это понимание оказывается неверным, ибо оно основывается только на сформулированных автором идеях, а не на реальности во всей её ветвистой полноте, из которой автор произвольно выбрал важные, на его взгляд, положения.

Однако жизнь коротка, а поток информации бесконечен; ни один человек не способен охватить своим разумом все. В практической жизни мы оказываемся перед нелёгким выбором между неоправданно коротким изложением и полным неведением. Сокращение – неизбежное зло. Задача того, кто сокращает, – извлечь самое необходимое из полной информации, что, конечно, скверно, но все же лучше, чем ничего. Излагающий должен учиться упрощать, но не до степени фальсификации…»

Каждый живой человек имеет мнение о том, что такое жизнь. Каждый поступок, имеющий причину и следствие, формирует его мнение, что такое смысл. Переживая эмоции, каждый человек может рассуждать о счастье, внутреннем мире, целях, стремлениях и назначении.

И в этих рассуждениях он будет отталкиваться от мнения, а не от знания – отточки зрения, касающейся только его одного. Эта точка зрения – та самая краткость, убивающая правду.

Стремясь к этой краткости, все думают о том, что философия, счастье, душа, устройство и вообще внутренний мир человека – это очень сложные вещи, целые отдельные понятия, науки, области знаний и всякие другие страшные слова.

Из-за страха сложности и разбегающихся глаз неведение остаётся и процветает. И, как следствие, лишь мнение, а не знание. И эти потёмки и незнание как раз и создают вокруг жизни человека и основных понятий такой ореол сложности. Метко об этом говорит индуизм: «Тот, кто не знает себя, хочет найти тех, кто знает всё. Но люди вокруг также живут в невежестве, как и сам вопрошающий. Те, кто не знает даже себя, не смогут рассказать другому, кто он».

Между тем на самом деле всё очень просто. Правда. Выход есть, просто он не интуитивен. Садхгуру приводил по поводу достижения целей такой пример: «Если вы хотите вырастить манго (у вас есть цель), вам не нужно думать о манго – вам нужно думать о почве, воде, сорняках и прочем другом, что ни по цвету, ни по форме, ни по сути не похоже на манго».

Как ни парадоксально, но к простоте и краткости ведёт только один путь, и он как раз в том, чтобы выслушать говорящего полностью.

Вопросы философии не являются сложными, я бы назвал их «бесконечными». Потому что до конца никто не доходит… И из-за этого вынужден возвращаться к ним снова и снова, уточняя и уточняя, и всё так же не доводя до конца всякий раз.

Дело в том, что мы говорим на одном языке, но не друг с другом.

Представьте себе: есть глава, которая рассказывает о формуле, например, обучения. Любой человек, если прочтёт её полностью, поймёт формулу. Но. В этой главе в начале и середине используются такие слова и такие утверждения, на которые человек обязательно отреагирует. Эмоционально. Ярко и неистово, потому что эти утверждения касаются его убеждений, веры в то, как устроен мир, его точки зрения, опыта и других книг, которые он читал. Эмоции уведут его в сторону от чтения, отвлекая внимание от текста на мысленный спор, поиск, «выдёргивание» глазами из текста цепляющих слов, которые напоминают о каких-то аргументах, которые можно привести в ответ или трактовать по-своему.

Из-за того что название глав известно с самого начала, а у любого человека полная картинка мира и есть мнение обо всём и вся, человек, даже не дойдя до конца или исказив текст своим внутренним спором, будет абсолютно убеждён, что знает и понимает, что написано в главе.

Это замкнутый круг, разорвать который можно только одним способом – прочесть. Да, мы говорим на одном языке, но чем же тогда одна книга отличается от другой? Составом и порядком комбинации слов, и только. Именно в составе и порядке слов закодирован смысл книги, и чтобы увидеть этот смысл, нужно увидеть всю комбинацию целиком.

Выдёргивание отдельных слов – это не конструктивный спор по существу идеи книги, а какой-то бой читателя со своей же тенью. С тем же успехом можно было бы спорить с собой, читая толковый или энциклопедический словарь.

Все мы говорим на одном языке, одними и теми же словами. Но при этом мы разные.

Почему, когда мы смотрим какой-то фильм второй раз через много лет, мы видим его по-другому? Ведь вроде бы ж те же самые слова слышим, что и в прошлый раз…

Почему супер-гуру в какой-то теме читает лекцию, а слушатели не становятся вдруг сразу такими же супер-гуру, как и он? Ведь он понятные слова говорит, известные.

Суть в том, что обучение через слова – это не просто передача слов. Это передача смыслов слов. А если быть точным, то в зависимости от самого учителя это могут быть либо «передача смыслов учителя, говорящего слова», либо «передача смыслов людей, слышащих слова».

Учитель транслирует не слова, а свой способ понимания этих слов. Его задача в том, чтобы показать, какая прибавка к смыслу жизни происходит у него самого, когда он, вот таким способом понимая слова, сопоставляет себя с каким-то знанием, и объяснить на своём примере, почему именно происходит эта прибавка.

Только так у учащихся получится слышать не просто слова (которые они и так уже знают), но и тоже как-то меняться – относиться к уже известным словам как-то по-новому, приобретать новый смысл.

Именно в этом задача книги, задача какой-то новой и уникальной комбинации слов, которую, чтобы увидеть этот смысл, важно и нужно видеть целиком.

Никакая книга сама по себе не содержит в себе информации и пользы. Информация появляется, как только появляется читатель, способный её прочесть, понять, применить к себе в своей дальнейшей жизни.

Книга соотносится с читателем, читатель – с книгой, и в результате появляется новое знание, новая польза и новый Смысл.

Смысл есть тогда, когда мы нужны тем, кто нужен нам. Люди интересны, если их понимают. Если не понимают, в них не видят смысла. Точно так же и во всём остальном, включая идеи ниже. Если кто-то не понимает какого-то явления, он не будет видеть в нём смысла. И не будет чувствовать интереса.

Цели книги:

• Осветить проблему неполного понимания человеком самого себя и окружающих. Показать, что проблема никуда не пропадает оттого, что человек в течение своей короткой жизни не успевает столкнуться с фатальными последствиями этой проблемы. Показать причины этой проблемы в излишнем уклоне в научность или, напротив, от неё.

• Описать метафизику человека и максимально доступно показать, как он устроен (эмоции, поведение, личность, ответственность, социальность, боль, творчество, обучение и мышление и т. п.) и откуда берётся на самом деле проблема понимания себя.

• Показать решение этой проблемы через осознанный образ жизни, преподнести осознанность как понятие, которое можно и нужно изучать научно и осваивать системно. Более того, это знание я хочу показать практичным, используемым в обычной бытовой жизни обычными людьми. Понимание того, как устроен человек, не должно быть привилегией меньшинства.

Все цели – о знаниях. О будущих знаниях читателя.

Книга насквозь пропитана суждением – раз уж мы, люди, устроены вот так, значит, это вот правильно, это вот неправильно, это добро, а это зло. И несмотря на моё желание донести книгу до как можно большего числа читателей, я настоятельно призываю, читая эту книгу далее, воспринимать всё написанное исключительно в качестве предмета научного конструктивного диалога, обмена фактами и теориями, не имеющего целью ни чьё-либо унижение или оскорбление, ни любые радикальные, безнравственные и незаконные действия. А если так воспринимать по каким-либо причинам не получается – не читать.

Нет прикладных наук, есть только приложения науки. Я воспринимаю этот текст как интегральный источник нескольких сфер знания, который служит просвещению.

Ниже в книге читатель увидит несколько нападок на имеющиеся в сегодняшней культуре тренды, течения, верования и нормы, такие, как религии, глобализация, позитивное мышление, мораль, ценности и т. д. Да и вообще, в моём отношении к психологии парадигм модерна и постмодерна (то есть сегодняшних) легко угадывается восприятие их как «науки» и практики штамповки, и это моё отношение, мягко говоря, отрицательное.

Во-первых, это моё личное мнение. Во-вторых, если в каких-либо словах и есть принижение какой-то точки зрения, то исключительно с одной целью: пробудить интерес к альтернативным точкам зрения, любопытство и желание конструктивно разобраться. Преклоняйтесь перед духом сомнения. Несчастны те люди, которым всё ясно. Более того, основные выводы книги именно подчёркивают право каждого человека самостоятельно выбирать способ получения своего счастья, а значит, я в том числе обосновываю и оправдываю и наличие этих самых альтернативных мнений – разбирая по полочкам нейро- и психически обусловленные предпосылки их появления и закрепления в культуре в качестве глобальных идей.

В-третьих, я подчёркиваю в книге индивидуальность развития каждого отдельного человека, и, с одной стороны, осуждаю стандартизацию и унификацию людей по каким-либо критериям (раса, пол, возраст, достижения, уровень жизни и т. п.), поскольку любые такие классификации являются вырванными из контекста цифрами, противоречащими статистическому распределению характеристик в популяции, но с другой стороны, сам же ввожу новую классификацию, отражающую уровень осознанности человека, которая, на мой взгляд, в высшей мере практична для человечества, в отличие от всех остальных. Эта классификация не противоречит ни вере, ни ценностям, ни каким-либо ещё убеждениям читателя, поскольку отражает не действия, взгляды, взаимодействие с другими людьми или убеждения человека, а его ответственность за своё собственное будущее и будущее человечества. А какими конкретно методами человек будет реализовывать свою ответственность, что тут верно, а что плохо – заранее ни вы, ни я не предскажем. На пути человечества будут как такие случаи, когда миллион жизней важнее, чем одна, так и случаи, когда наоборот.

Наконец, в-четвёртых, после прочтения книги до главы про сознание и уровни осознанности у читателя будет достаточно логических обоснований, чтобы понять представляемую мной картину, в которой эти самые «тренды, ценности, религии, глобализация и позитивное мышление» отражают уровни понимания системы, на которых смысл определяется благосостоянием, здоровьем, правилами, статусами и группами, признаками власти и также их значением для текущей жизни, а это всего лишь второй-третий уровень осознанности. В то время как смысл, который я вкладываю и в критику и нападки, и вообще в книгу, я постарался сформулировать на уровень выше. На том уровне, на котором ценности не принимаются, а выбираются – ради определённого смысла.

Приведу ещё одну цитату, на сей раз из статьи Алана Тьюринга «Может ли машина мыслить», подчеркнув важный для пунктов выше момент:

«5. Возражения, исходящие из того, что машина не всё может выполнить.

Обычно эти возражения выражают в такой форме: „Я согласен с тем, что вы можете заставить машины делать все, о чем вы упоминали, но вам никогда не удастся заставить их делать Х“. При этом перечисляют довольно длинный список значений этого X. Я предлагаю читателю выбирать: „Быть добрым, находчивым, красивым, дружелюбным, быть инициативным, обладать чувством юмора, отличать правильное от неправильного, совершать ошибки, влюбляться, получать удовольствие от клубники со сливками, заставить кого-нибудь полюбить себя, извлекать уроки из своего опыта, правильно употреблять слова, думать о себе, обладать таким же разнообразием в поведении, каким обладает человек, создавать нечто подлинно новое".

Обычно в подтверждение подобных высказываний не приводят никаких доводов. Я убеждён, что эти высказывания основываются главным образом на принципе неполной индукции. Человек в течение своей жизни видел тысячи машин. Из того, что он видел, он делает ряд общих заключений. Машины безобразны, каждая из них создана для того, чтобы выполнять весьма ограниченные задачи, если необходимо сделать нечто иное, они бесполезны, вариации их поведения крайне незначительны и т. д. и т. п. Естественно, человек делает вывод, что всё это является необходимыми особенностями всех машин в целом. Многие из этих ограничений связаны с очень маленькой ёмкостью памяти большинства машин. Несколько лет назад, когда очень немногие знали о цифровых вычислительных машинах, часто приходилось встречаться с недоверчивым отношением к тому, что о них рассказывали, если об их замечательных свойствах говорили, не объясняя, как такие машины устроены. Это, вероятно, происходило из-за того, что слушавшие шаблонно применяли принцип неполной индукции. Разумеется, применение этого принципа происходило в основном бессознательно. Если ребёнок, обжёгшись один раз, боится огня и выражает страх перед огнём тем, что избегает его, то я бы сказал, что он применяет неполную индукцию (само собой разумеется, поведение ребёнка можно описать и по-другому). Я не думаю, чтобы трудовая деятельность и обычаи человечества были особенно удачным материалом для применения неполной индукции. Большую часть пространственно-временного континуума необходимо пытливо исследовать, если мы хотим получить надёжные результаты. В противном случае мы можем прийти, скажем, к выводу (к которому приходит большинство английских детей), что все говорят по-английски и что глупо изучать французский язык».

В своём ответе Тьюринг обращает внимание на неполную индукцию, на излишнее обобщение, не базирующееся на полноте фактов и широте охвата. Тьюринг на простейших жизненных примерах показывает несостоятельность мирского жизненного опыта и слишком узкого кругозора обвинителей, чтобы делать обобщающие выводы.

Приведу ещё один пример о краткости, убивающей правду, только в других масштабах. Мы все знаем миф о Сизифе, вынужденном катить в гору камень и обречённом на то, чтобы, достигнув вершины, начинать свой труд заново (по другой трактовке: катить дальше и выше). Но с чего вдруг мы решили, что этот миф о тщетности?!

Боги наказали Сизифа, и мы видим это наказание. Мы видим труд Сизифа здесь и сейчас – конкретные Икс восхождений и Икс возобновлений работы. И если мы говорим здесь о вечности, ошибочность этого утверждения сравнима с заблуждением астрологов, видящих небосвод с его созвездиями вечным и предсказуемым. Уровень охвата и точности примерно тот же. Или вернее было бы сказать – уровень краткости выборки. Созвездия, которые мы сейчас наблюдаем с Земли, будут выглядеть совершенно по-другому уже через десяток тысяч лет, а через миллионы или даже миллиарды лет небо будет вообще не узнать. Куда уж тут говорить о вечности?!

Точно так же и с Сизифом – боги наказали, но они же могут и помиловать. Наблюдая лишь выборку из нескольких подъёмов-падений, мы верим, что это и есть итог, максимум и полная картинка, сравнивая эти несколько попыток со своими неизбежно конечными жизнями. Мы видим ограниченное во времени действие, в тех рамках и с той точки зрения, где изменений и правда не происходит. Так же, как и в созвездиях, в течение жизни отдельно взятого звездочёта или даже десяти поколений его последователей не будет никаких серьёзных изменений. Но с чего мы взяли, что это вся система и что она замкнута?

Может быть, Зевс, понаблюдав за этим циклом 100500 лет, изменит своё решение? А каждый камень на самом деле – не повторение того же, а отдельная, независимая и уникальная капля в чашу терпения?

Только вот мы со своей краткостью этого не узнаем. А если и можем рассчитать что-то подобное (например, в теории хаоса есть похожие рассуждения), вряд ли конкретный человек найдёт в этом знании практичную пользу для себя, кроме уверенности в знании истины.

Да, с одной стороны, вероятно, и у меня самого фактов недостаточно, чтобы утверждать обобщения и замахиваться на рассуждения об истинном знании, метафизике и этике, но, с другой стороны, у большей части публики недостаточно фактов даже для того, чтобы отрицать выводы книги – сама по себе книга как раз и призвана интегрировать в себе эти факты и выводы в единое цельное знание, дать это знание читателю и пробудить в нём интерес к дальнейшему изучению темы. Выводы в достаточной степени абстрактны, чтобы выдержать критику в неполноте или предвзятости, основанную лишь на мнениях, а не на пытливых исследованиях и фактах. Если мои выводы неверны, я хотел бы это узнать. Впрочем, я жду не споров, а взаимного развития.

Покажу на таком примере. Что читатель знает о математике?

Знаете ли вы формулу вычисления площади квадрата? Там всего две переменные и пара операций.

Знаете ли вы формулу вычисления гипотенузы, зная длины катетов? Три переменные и пяток операций. Это просто. А можете ли вы сейчас, не подглядывая и не отвлекаясь, из этих двух единиц знаний построить третью – доказать вторую формулу, используя первую?

Какое количество операций в этом доказательстве? Какая логика? Какие ещё знания нужны, чтобы связать две единицы знания воедино? Оказывается, их не две, а больше. И они составляют единое целое с этими двумя формулами. И вообще, мы выделяем формулы в этом общем знании, всего лишь имея целью решить конкретную задачу. В этом смысл формулировки формулы – это способ применить общее знание математики к решению конкретной задачи. Получается, обладая знанием формул, вовсе необязательно обладать самим знанием. Если у меня есть формулы на каждую задачу, я могу ничего и не знать…

В этом примере формулы и конкретные задачи – это то, что мы каждый день держим в голове. Логика рассуждений доказательства – это знание о концепции. А сама концепция – где-то за гранью, ведь вся полная и цельная картинка математики всё ещё изучается и строится.

Удержать в голове не то чтобы концепцию, а хотя бы даже знание о концепции, невероятно сложно. Столько переменных, столько связей… Настолько сложно, что подавляющее большинство довольствуется решением проблем при помощи готовых формул, даже не подозревая, откуда проблемы берутся, какую систему составляют и какую систему составляют их решения. А какая-то часть людей даже и о системах не подозревает, считая формулы единственным объективным знанием, какое только возможно.

Что читатель знает о жизни?

Например, что вы думаете и делаете, говоря об осознанности? Возьмём всего лишь одно это слово, лишь одну характеристику жизни, чтобы подчеркнуть масштаб.

Кто-то будет говорить о духовности, кто-то о причинно-следственных связях в своём взаимодействии с окружающим, кто-то – об ощущениях времени и своей роли в сущем и так далее. Не формулы ли это?! Не решение ли конкретных жизненных задач конкретных личностей?!

И ведь каждый из людей, рассуждающих об осознанности в каком-то своём ключе, держит в голове максимум переменных и логики, доступных человеку. С какой стороны мы бы ни подошли к Осознанности, это будет целая наука с кучей нюансов и деталей.

Если каждое такое понимание одной и той же Осознанности – это всего лишь формулировки формул, а то есть способ применить общее знание Человека к решению конкретной задачи по аналогии с математикой, то что же тут будет концепцией? Какого масштаба всё цельное знание о концепции и сама она?..

Очевидно, такое в голове не удержать.

Ниже я пишу о том, что не получится удержать в голове ни одному человеку, об этой самой концепции. Я постепенно разберу всё то, что узнал к текущему моменту о составляющих формулы Человека, перечислив эти стороны, описывая формулы каждой отдельной такой стороны, описывая связи между формулами, как будто бы это является единой сложной системой.

Как ни крути, каждый живущий человек (пока дело не дошло до трансгуманизма) ограничен в своих мыслительных способностях, по крайней мере, в двух аспектах: В объёме информации, который он здесь и сейчас держит в сознании, и это ограничение связано с потребностями и ситуацией.

И в «направленности» или, иначе говоря, объективности этой информации. Каждую главу книги можно воспринимать как руководство по решению конкретной жизненной задачи, как отдельную формулу. И всё же я надеюсь, что читатель сложит из отдельных кусочков цельную картинку и продолжит вместе со мной, дополняя, исправляя меня, находя новые стороны.

Ни один из нас не сможет удержать в голове всю концепцию, но вместе, я верю, мы сможем описать её всю.

Именно поэтому я не споров ищу, а соратников.

Психология изначально занималась именно теми процессами, которые наблюдаются с физическим телом. Рассматривая человека как животное, как смесь рефлексов, психология ставит своей целью «возвращение в норму» (то есть понятие нормы и ненормы, исследование путей ухода и возврата, причин, инструментов, последствий, ограничений и т. п.). Я вижу три направления современной психологии: материалистичные (как описано выше), промежуточные (Фрейд, допускает что-то сверх и помимо материи) и близкие к религии (Юнг и его последователи говорят о том, что точно есть что-то, кроме материи).

Современный материалистичный психолог выполняет функцию рационализатора поведения и выбора. В условиях индивидуализма, достатка и потребления у человека большинство психических проблем связано именно с задачей, а что именно потребить сейчас. А что важнее – солярий или кофе? По сути, психологи не дают никаких ответов, они всего лишь дают обратившимся к ним веру в собственную значимость – поддерживают парадигму индивидуалистичности, теми или иными методами визируя способность человека осуществлять выбор между солярием и кофе и тем самым подтверждая его статус в современном обществе.

Я ищу соратников в расширении понятия «психологии» до охвата «человека полного» – как он есть на самом деле, то есть не только с позиции рационального поведения и выбора, а ближе к философскому пониманию – с пониманием и участием в смысле человека. Если в нашей ежедневной жизни у психологов будет понимание, как устроен человек на самом деле, то и цели и суть психологии тоже изменятся: и проблематика, и вопросы, и методы, и понятийный аппарат.

Если же эти знания будут у учителей, воспитывающих поколения, то большинства современных проблем мы сможем избежать вовсе.

В этой книге немало утверждений, представляющих суть, возможности и способности человека в непривычном для большинства людей свете. Непривычных именно по той причине, что большинство росло на других знаниях, применяло их в жизни и неплохо выжило. Неплохо, а не хорошо. Например, я показываю мышление и творчество как закономерные и упорядоченные процессы по реакции организма на среду, а волю представляю не как уникальное свойство психики человека, а всего лишь как результат сравнительной оценки, опять же, механистичный и предсказуемый.

Эта книга пропитана детерминизмом, однако при этом смысл книги как раз в том, чтобы показать возможности человека в условиях детерминизма и привести его к осознанности, а значит, и осознанию своей воли.

Доказывая и обосновывая такое явление, как Судьба, я пытаюсь показать технологию устройства мира и удержать читателя от ошибки эгоцентризма. Я искренне порадуюсь, если каждый читатель после прочтения книги хотя бы раз или два в течение своей жизни задумается о себе словами «да, я не главный, да, я всего лишь часть единой глобальной системы, биоробот, выполняющий определённую функцию, как одна из клеточек большого организма». Причём задумается не в форме какой-то умозрительной конструкции, а именно с позиции практического смысла своей жизни, с позиции встраивания в эту систему. Не обижаясь на судьбу за свою механистичность, а радуясь тому, какой большой смысл эта предопределённость создаёт.

В устранении эгоцентризма я вижу путь к изменению парадигмы научного знания и вообще построения человечества. В этом случае у человечества в целом и каждой личности в нём появляются возможность расценивать действительность и каждое составляющее её явление или объект (включая другие личности) с точки зрения их смысла и цели существования, а не с позиции оценки похожести и применимости для себя и без ограниченности нашими органами чувств. А это обеспечивает шансы на высокое развитие.

И, честно говоря, я вижу лишь один способ устранить эгоцентризм на корню, и это небыстрый процесс, главная роль тут у учителей. Да-да, не в текущем поколении и не вдруг здесь и сейчас.

Именно учителя определяют следующее поколение, а вместе с ним – и степень революционности этого поколения в потоке человечества. Первая глобальная научная революция в XVII веке произошла с появлением научного языка. Вместо рассуждений на бытовом языке при помощи языка логики был придуман язык формул и связей. Это позволило сделать большой рывок в точности и массовости: наука смогла впервые не оглядываться на веру, привычные бытовые смыслы и бытовой язык, которые могли трактоваться каждым отдельным человеком по-своему.

То же самое нужно проделать ещё раз, приняв новый тип рациональности – что считать правильным исследованием, что порицать. И с точки зрения этики, и с точки зрения значимости, и по важности, и по ценности. Вероятно, описанный ниже Осознанный образ жизни, будучи массово внедрённым в культуру, составляющую «заказчиков науки», изменит сам взгляд на науку как таковую.

Какими вопросами задаётся научный человек? На основании чего мы решаем, что его деятельность – научна? Всего лишь исходя из формальных принципов научности? А достаточно ли этого?

Вероятно, стоит разделить то, что сейчас зовётся наукой, на две ветви:

1. Есть исследования, проведённые с гедоническим и частным смыслом.

2. Есть исследования с общей целью, общим смыслом.

То есть как бы внести в список критериев научности этакий порог уровня осознанности.

Это позволит выделить в науке людей, которые просто используют систему и правила и сам по себе статус «научности» для личного выигрыша, отделить эти исследования от тех, которые создают объективное общее благо.

В разные годы был разный подход к тому, что считать рациональным и какие исследования считать ценными и правильными, а какие отрицать и считать ненаучными. Выделяется классическая (XVI–XIX века), неклассическая и постнеклассическая рациональность.

В классической рациональности честное и внимательное наблюдение и описание считается залогом истины. Влияние личности, окружения, социума и возможности альтернативного описания исследуемого явления попросту отрицаются. Истина = положение вещей.

В неклассическом типе есть понимание, что средства наблюдения влияют на трактовку, а то и сам объект исследования. Истиной считается знание, полученное при соблюдении определённых правил и процедур (принципов научности) и имеющее определённое практическое значение [для кого-то].

При постнеклассической рациональности, которую мы наблюдаем сегодня, наука перестаёт быть элитарной. Начинают учитываться социальный заказ, личность исследователя, а исследования приобретают капиталистические черты, стремясь к тем областям, которые в большей мере влияют на статус исследователя в ту или иную сторону.

На мой же взгляд, приоритетом науки и следующих за ней учителей для новых поколений должна стать другая рациональность.

Рациональность исследований должна определяться степенью развития и многообразия Знания и смыслом этого знания для Человечества. Социальный заказ, конечно, важен, но он не должен ограничивать или даже устранять другие направления. Более того, сам по себе социальный заказ должен точно так же, как и исследования, классифицироваться на частный и общий смысл.

Обо всём этом в том числе мы и поговорим ниже. Какой путь предстоит пройти читателю?

Первые главы книги посвящены описанию логических составляющих частей системы. Эти части покажутся знакомыми людям, погружённым в нейронауки, психологию и кибернетику, и в этом нет ничего удивительного, ведь они составляют функциональную систему (П. К. Анохин) и более общую модель Т.О.Т.Е. (Дж. Миллер, Е. Галантер и К. Прибрам).

То, что я называю их по-другому, связано с двумя причинами. Во-первых, я шёл к теории с другой стороны, со стороны «Зачем?» и «Почему?», а не со стороны «Как?», и благодаря этому большая часть понятий схемы взята из обычного языка, используемого в быту не психологами и не кибернетиками. И этот язык лучше всего подходит для людей, далёких от психологии и кибернетики.

Во-вторых, насколько я вижу, я рассматриваю более крупную систему, частью которой является функциональная система, описанная в модели Т.О.Т.Е., и для этого описания требуется переопределение части понятий или, по крайней мере, описание их с нуля, в своей собственной системе координат и знания.