Незапертые двери

К счастью, Дэлери не стала лишний раз Лайса испытывать и сама ответила на все его невысказанные вопросы:

– Танцы все же здорово утомляют, так что, думаю, горячий душ тебе сейчас не помешает, – она стрельнула глазами ему за спину. – Ванная – там. Полотенце на полке, халат – на крючке.

Двигаясь словно запрограммированный бестолковыми первокурсниками учебный робот, Лайс проковылял в ванную, заметно превышавшую по размеру их с Холиссом комнату в общежитии. Бешено колотящееся в груди сердце тем не менее не помешало ему отметить и отделанные натуральным камнем стены, и современную начищенную до зеркального блеска сантехнику, и оставленные нетронутыми массивные темные деревянные балки под потолком. Возможно, пристальное внимание к деталям обстановки, помогало ему прятаться от мыслей о предстоящем ответственном экзамене?

Вообще ванная комната выглядела настолько чистой и аккуратной, что складывалось впечатление, будто ей никто никогда и не пользовался. Подобные интерьеры обычно можно встретить на рекламных буклетах, где каждое полотенчико и каждая баночка крема разложены и расставлены точно по линейке. Ну или…

Или же ее специально подготовили к его визиту. Вот – пустая вешалка для одежды, вот – стопка полотенец на тумбочке, вот – халат, причем единственный. Какие-либо разночтения представлялись маловероятными.

Так или иначе, но указания ему были даны прямые и недвусмысленные, а потому Лайс разделся, открыл воду и шагнул под обжигающие струи.

По мере того, как он поворачивался под душем, подставляя упругим потокам свои бока, накопившееся за вечер напряжение постепенно таяло, и из тела, истерзанного несколькими часами непрерывных танцев, уходили усталость и боль, уступая место расслабленной истоме…

Выйдя из ванной, Лайс немного растерялся, поскольку все помещение оказалось погружено в темноту, чуть подсвечиваемую отсветами уличных огней.

– Я здесь! – донесся до него оклик Дэлери откуда-то справа.

Повернувшись, Лайс увидел протянувшуюся по ковру полосу мерцающего желтого света, падающего из приоткрытой двери. Осторожно переступая босыми ногами по ковру и касаясь стены рукой, он двинулся на свет. Подойдя ближе, Лайс толкнул дверь, и его сердце вновь провалилось в самый низ живота.

Он оказался в спальне, размеры которой мешал определить сгустившийся в углах полумрак. Пока Лайс отсутствовал, Дэлери успела растопить камин, и теперь облизываемые огнем поленья звонко потрескивали, привнося в комнату тепло и домашний уют. Сама же она, также переодевшись в домашний халат, полулежала на большой постели, держа в руках два бокала с густо-янтарным вином.

– Присоединяйся! – Дэлери протянула ему один бокал. – Сегодня ты сполна заслужил свою награду. Свой танец ты исполнил просто великолепно!

– Я просто последовал вашему совету и отбросил прочь все посторонние мысли, – Лайс присел рядом и принял у нее вино. – Ну а дальше меня вела сама музыка.

– Именно так и должно быть! – кивнула Жрица. – Что ж, за новый этап твоей жизни!

Они чокнулись, и Лайс пригубил напиток, мгновенно разлетевшийся по телу мягким теплом. Что верно, то верно, та дешевая кислятина, что подавали на балу, не шла с ним ни в какое сравнение! Прикрыв глаза, он некоторое время наслаждался этим приятным ощущением.

– Ну что, нравится? – в голосе Дэлери послышался смешок.

– Восхитительно! – честно признался Лайс. – Тут замешано какое-то колдовство?

– Как можно?! Исключительно натуральный продукт! – рассмеялась Жрица. – Но если ты хочешь испытать немного настоящей магии, то допивай – и я тебе покажу.

Лайс открыл глаза, всматриваясь в ее лицо, словно увидев его первый раз в жизни. Судя по всему, за время его отсутствия Дэлери также успела где-то умыться и даже принять душ, поскольку теперь на ее лице не осталось и следа того контрастного вечернего макияжа, что обострял ее черты там, на балу, а от терпкого запаха духов осталось лишь легкое воспоминание.

Сейчас перед ним, буквально на расстоянии вытянутой руки находилась уже не строгая наставница или жесткая и требовательная руководительница, а вполне обычная живая женщина из плоти и крови, и мокрые кончики разметавшихся по плечам темных волос придавали ее образу неожиданную живость и естественность. Только в ее глазах по-прежнему царила немая бездна, затягивающая в себя любого, кто безрассудно отваживался подойти опасно близко. И Лайс, отбросив сомнения, нырнул в нее с головой.

Одним глотком допив вино, он отставил пустой бокал на тумбочку и уже не сопротивлялся, когда Дэлери, легко толкнув Лайса в грудь, опрокинула его на подушки…

Несмотря на то, что Кордок издевательски называл его «тихоней», Лайс вовсе не был чужд суматохе обычной юношеской жизни. Так что с противоположным полом ему ранее уже доводилось пересекаться, хотя на полноценного донжуана он, конечно, не тянул. Но весь его предыдущий опыт не шел ни в какое сравнение с прошедшей ночью, и тут он даже замешкался, подыскивая подходящую аналогию.

Ведь странно, согласитесь, сравнивать, скажем, ветерок от комнатного вентилятора с яростным торнадо, пламя спички с извергающимся вулканом, а любительскую игру на гитаре с оглушающим крещендо симфонического оркестра. Хотя, если задуматься, то самым верным было бы все же сравнение с танцем. Если справедливо утверждение, что танец – это вертикальное выражение горизонтального желания, то все, что происходило этой ночью между ним и Дэлери, являлось ни чем иным, как горизонтальным продолжением того самого «Пылающего вечера», который они исполняли на балу минувшим вечером.

– Не думай! – чуть ли не приказала она ему. – Отрешись от всего и не думай!

Словно прочитав мысли Лайса, Дэлери предложила ему отбросить прочь все шоры и исполнить симфонию любви, используя ее роскошное тело в качестве инструмента. Ну а все дальнейшее и вовсе рассыпалось в его памяти на отдельные раскаленные осколки, к которым он даже боялся прикоснуться, чтобы ненароком не спалить собственный мозг.

Жаркие объятья, запутавшиеся в простынях ноги, мокрые подушки… Жрица словно задалась целью выяснить пределы его прочности, ну а Лайс, поймав второе дыхание, раз за разом насмехался над ее опасениями, сочиняя все новые и новые главы их нескончаемого концерта.

Когда и чем все закончилось, он уже не помнил. Еще пара бокалов изумительного янтарного вина полностью отключили ему память, и Лайс даже не мог для себя решить, плохо это или хорошо. Что-то, быть может, стоило так и оставить в дымке забытья, испуганно обходя размытые силуэты волнующе щекочущих воспоминаний, ну а что-то, напротив, хотелось продлить, растянуть до бесконечности, а то и вовсе унести с собой в могилу…

– Не спится? – Лайс повернулся, обнаружив, что Дэлери, приподнявшись на локте, внимательно за ним наблюдает.

– Какой уж тут сон?! – усмехнулся он. – Рассудок бы сохранить – уже удача!

– Да ладно тебе, не прибедняйся! – Жрица придвинулась ближе так, что ее теплое дыхание защекотало Лайсу шею. – Ты был великолепен!

Ну сами посудите, какой мужчина не жаждет услышать подобную похвалу? Ведь можно мнить о себе что угодно, но только вердикт настоящего эксперта расставляет все по своим местам. И все сразу понимают – кто здесь «тихоня», а кто – истинный вершитель судеб. Одно-единственное слово обрушилось на Лайса огромной сладкой карамелькой, вдавившей его тело в мягкую перину и вознесшей душу к вершинам самодовольного томного блаженства.

– Одного не понимаю, – пробормотал он, вновь проваливаясь в затягивающую пучину сна, – за что мне такая награда?

– Так это не награда, дорогой мой, – хмыкнула Дэлери. – Это – испытание.

– То есть? – в одно мгновение весь сон словно рукой сняло. Лайс даже приподнялся, глядя на нее с подозрением.

– Принося присягу нашей Госпоже, ты должен полностью отрешиться от всей своей прошлой жизни. Но сумеешь ли ты начисто забыть то волшебство, что объединило нас сегодня ночью, – она придвинулась еще ближе, – сможешь ли отречься от жара того огня, что спаял нас в единое целое?

– Но я… – Лайс внезапно осознал, что у него нет простых ответов на поставленные вопросы. Он прекрасно понимал, что никогда не сможет вычеркнуть из своей памяти прошедшую ночь, которая, очевидно, навсегда изменила всю его дальнейшую жизнь, – я буду стараться!

– О! Ну что ж, желаю удачи! – Дэлери громко рассмеялась, упав на подушку и раскинув руки в стороны. – Будет даже любопытно.

– Что вы имеете в виду? – в ее словах чувствовалась определенная недосказанность, требовавшая скорейшего прояснения.

– Как, разве я не сказала? – вскинутые брови Верховной демонстрировали искреннее недоумение. – Через полчаса тебя ожидают в Тронном Зале.

– Что… Как… Я же… – Лайса буквально выбросило из-под одеяла, и он, запоздало сообразив, что на нем ничегошеньки нет, метнулся за валяющимся на полу халатом. – Вы шутите?

– С такими вещами, как мне кажется, шутки неуместны, – Дэлери откровенно забавлялась, наблюдая за тем, как он лихорадочно пытается запахнуться в непослушное одеяние.

– Но почему вы не предупредили меня об этом раньше?

– Помилуй! Извещение пришло только что! – она продемонстрировала ему свой коммуникатор, что лежал рядом на тумбочке. – Если вдруг запамятовал, то ванная – там.

Указывая ему дорогу, Жрица махнула татуированной рукой, и Лайс, выписывая на ходу замысловатые зигзаги и с трудом избегая столкновений с мебелью, помчался в душ, поскольку после такой ночи ему определенно требовалось немного прийти в норму. Взъерошенного и растрепанного, его вряд ли бы пропустили через Зал Отрешения.

Его ноги ожидаемо демонстрировали явные признаки неповиновения, и перед глазами все застилала темная пелена. Как-никак, а в спальне Верховной он отдал все, что мог, и даже чуточку больше. В любое другое время Лайс бы, не мудрствуя лукаво, предпочел бы отоспаться аж до следующего дня, если не дольше, но вызов в Зал не допускал задержек или извинений.

Выйдя из душевой, Лайс обнаружил, что помещение успело наполниться посторонними людьми. Горничные и служанки хлопотали вокруг, приводя апартаменты в порядок. На некоторых запястьях он даже приметил черные татуировки, но их наличие нисколько не мешало проворным девушкам вежливо кланяться перед ним и смиренно отступать в сторону, словно Лайс уже был посвящен в Советники. Вполне возможно, за его спиной они начинали хихикать и перешептываться, но выучка не позволяла им позволять даже намек на непочтительность в его присутствии.

Дэлери уже ожидала его в прихожей в простом домашнем халате и собранными в короткий хвост волосами. Сейчас она ничуть не напоминала знакомую всем властную мегеру, равно как и совершенно не походила на ту понятную, близкую и желанную женщину, с которой Лайсу довелось познакомиться накануне. В данный момент к ней лучше всего подходило определение «домохозяйка» – заботливая наседка, хлопочущая вокруг своих непутевых подопечных.

– Ничего не забыл? – она придирчиво его осмотрела, расправляя складочки и смахивая воображаемые пылинки. – Как освободишься, не забудь заскочить в столовую, перекуси что-нибудь. А то еще упадешь в обморок от голода, перепугаешь всех.

– Да, обязательно! – у пошатывающегося Лайса так и крутилось на языке, что если он и брякнется, то не от недоедания, а от того, что его только что буквально высосали досуха, сладострастно выжав как спелый лимон.

Его ноги по-прежнему дебоширили, выделывая по паркету своевольные пируэты, и только сила воли заставляла их двигаться в нужном направлении, а глаза и вовсе перестали различать открытое и закрытое состояния, непрестанно воспроизводя одну и ту же мешанину из лоснящихся от пота изгибов женского тела.

– Не волнуйся, все будет хорошо! – напутствовала его Дэлери, словно не замечая его одурманенности. – Сиарна призвала тебя, и мы в тебя верим!

– Спасибо, я обязательно заскочу, когда… – Лайс запнулся, внезапно сообразив, что сейчас его окружает абсолютно иной мир, нежели накануне вечером.

Та Дэлери, что жарко обнимала его ночью, растаяла без следа, уступив место совершенно другому человеку. Здесь и сейчас стоящая перед ним Верховная Жрица ожидала от Лайса исключительно исполнительности и послушания. А любые его попытки апеллировать к их особым отношениям неизбежно наткнулись бы на стену глухого непонимания. Пока еще она демонстрировала расположение и добродушие, но границы допустимого уже были очерчены, и Лайсу не следовало за них заступать, иначе последствия могли быть самыми тяжкими.

Даже удивительно, сколь многое можно сказать одним лишь выбором халата и углом наклона головы. И Верховная владела этим искусством тонких намеков в совершенстве.

– Разумеется, моя госпожа! – Лайс почтительно поклонился. – Я вас не подведу, моя госпожа!

– Нисколько не сомневаюсь! – удовлетворенно кивнув, Дэлери обняла его голову и, приподнявшись на цыпочки, поцеловала в лоб. – Что бы ни случилось, не забывай наш с тобой главный секрет – не думай!

В Зал Отрешения запыхавшийся Лайс вбежал всего за несколько минут до назначенного ему времени. Опасаясь заплутать в лабиринте бесчисленных дворцовых коридоров, он предпочел выскочить на улицу и снова зайти в здание через центральный подъезд. Кроме того, он вовсе не горел желанием объясняться с сокурсниками, которых мог бы повстречать внутри. Он уже предвкушал их сальные ухмылки и вопросы с похабным подтекстом, а потому мечтал лишь об одном – поскорее добраться до места, ни с кем не столкнувшись по дороге. Возможно, его спасло то обстоятельство, что после вчерашнего выпускного бала подавляющее большинство кадетов в такую рань все еще отсыпалось по своим и чужим углам.

Молчаливые послушницы приняли у Лайса куртку, и он едва успел провести ладонью по еще влажным волосам, как бесстрастные привратники распахнули перед ним тяжелые створки. Лайс вздохнул и, стараясь держаться уверенно и прямо, прошел в Тронный Зал. Закрывшиеся двери глухо громыхнули за его спиной.

Не бежать вприпрыжку, не семенить, взгляд направлен в пол – он отлично помнил все инструкции, которые вколачивали им в головы на занятиях в Интернате. Несмотря на то, что до конца обучения дотягивали далеко не все, да и шанс попасть на Аудиенцию выпадал отнюдь не каждому выпускнику, все необходимые наставления они получали заранее. Кто знает, как повернется судьба? Ведь случалось и такое, что Сиарна вызывала к себе людей, которые еще не успели закончить учебный курс, а то и вовсе могла выбрать кого-то буквально «с улицы».

Но все равно, сколько ни тренируйся, сколько ни прогоняй в уме предстоящую процедуру, реальность всегда положит на обе лопатки все твои ожидания и фантазии. Лайс почувствовал, как его охватывает дрожь волнения, и колени начинают предательски подкашиваться. Можно без конца успокаивать себя мыслью, что действующие Служители все до единого прошли через аналогичное испытание и остались живы, но сжавшийся в тугой комок желудок оставался глух к любым увещеваниям, распространяя по всему телу колючие импульсы паники.

Все, стоп. Лайс застыл на краю Круга Верных и, исполняя полагающийся протокол, опустился на одно колено. Теперь требовалось дождаться появления Сиарны. На обычных аудиенциях она общалась с подданными через погруженную в священный транс Первую Наместницу, но вот Присягу всегда принимала лично.

В принципе, любой добропорядочный гражданин имел возможность лицезреть явление Сиарны на Празднике Урожая, но одно дело – видеть ослепительное сияние, исходящее с балкона дворца на дальнем конце заполненной гудящим народом площади, и совершенно другое – общаться с Ней один на один в гулкой тишине Тронного Зала. Да, там, на площади, звучащий в голове голос обращался персонально к каждому, говоря о его личных проблемах и находя соответствующие слова поддержки и утешения. Но все же личная аудиенция без посредников – совсем иное дело.

Внимание Лайса привлек короткий треск электрического разряда, пробежавшего где-то под потолком. Этот шелестящий звук заставил его испуганно вздрогнуть и покрыться мурашками.

Она приближалась.

Вскоре потрескивающие молнии начали хлестать уже практически непрерывно, и их ветвистые лапы то и дело задевали Лайса, обжигая вспышками короткой резкой боли. Но он был заранее предупрежден, что близкое общение с Сиарной может оказаться неприятным и даже болезненным, а потому стоически переносил эти неудобства. Так или иначе, но конечный результат обещал с лихвой окупить его страдания.

Разряды зачастили в темпе пулеметной очереди, их стрекот слился в одно непрерывное жужжание, а потом, словно прорвав некую глухую пелену, трансформировался в Голос.

– ЛАЙСИНДОР ИНГВИ, СЛЫШИШЬ ЛИ ТЫ МЕНЯ?

– Да, моя Госпожа! – Лайс стиснул зубы, чтобы не зашипеть от обжигающей тело боли. Его чувства смешались в густой винегрет из возбуждения, страха, радости, гордости и воодушевления. Сиарна снизошла к нему! Она его заметила!

– С КАКОЙ ЦЕЛЬЮ ТЫ ЯВИЛСЯ КО МНЕ, ЛАЙСИНДОР? РАДИ ЧЕГО НАРУШИЛ МОЙ ПОКОЙ?

– Я предстал перед Вами, дабы присягнуть на служение Вам, дабы возвеличивать славу Вашу и нести свет Ваш во все уголки мира, моя Госпожа! – Лайс смог бы воспроизвести заученный ритуальный текст даже не просыпаясь.

– МНОГИЕ ТЯГОТЫ И ИСПЫТАНИЯ ОЖИДАЮТ НА ЭТОМ ПУТИ, ЛАЙСИНДОР. ГОТОВ ЛИ ТЫ К НИМ?

– Все они и даже сама смерть – ничтожная плата за возможность служить Вам, моя Госпожа!

– НА СВЕТЕ СУЩЕСТВУЮТ ВЕЩИ СТРАШНЕЕ СМЕРТИ, ЛАЙСИНДОР. ЧЕГО БОИШЬСЯ ТЫ?

А вот на этом месте стандартный обмен полагающимися репликами заканчивался, и далее от соискателя требовалось отвечать уже самостоятельно. На этот случай никаких заготовленных шаблонов не имелось, а попытка сжульничать и отделаться примитивными банальностями могла окончиться весьма плачевно. Не стоило даже пытаться обмануть бога. Отвечать следовало предельно искренне и честно.

– Более всего я боюсь своего малодушия, своей беспомощности и чужого предательства, – Лайс неоднократно задумывался, что он ответит Сиарне на этот вопрос, решив не юлить и сказать все как есть.

Его всегда беспокоила мысль – а как он поведет себя в той или иной критической ситуации? Ведь все мы мним себя отважными героями, бесстрашно бросающимися в огонь и воду ради спасения других, бескомпромиссно борющимися с несправедливостью и сокрушающими орды недругов. Но одно дело – фантазии, и совсем другое – шершавая и безжалостная реальность. Быть может, он сам себе задал слишком высокую планку требований, которым желал соответствовать? Но теперь Лайс так страшился крушения своих собственных ожиданий, что его опасения переросли почти в настоящую фобию.

Чтобы заглушить свой страх, в ходе обучения он всегда старался быть лучшим во всем, и это ему по большей части удавалось. Однако взрослая жизнь имеет с учебой в Интернате крайне мало общего, и реальные испытания не идут ни в какое сравнение с зачетами и экзаменами. Справится ли он? Не подведет ли?

– Я ДАМ ТЕБЕ СИЛУ, ЛАЙСИНДОР, КОТОРАЯ УКРЕПИТ ТВОЕ ТЕЛО, – Лайс даже вздрогнул, когда Сиарна заговорила вновь, настолько глубоко он погрузился в свою рефлексию, – МОЛИТВА УКРЕПИТ ТВОЙ ДУХ. А ВСЕ, КТО ТЕБЯ ПРЕДАСТ, ОЧЕНЬ ГОРЬКО ОБ ЭТОМ ПОЖАЛЕЮТ.

– Благодарю Вас, моя Госпожа!

– КЛЯНЕШЬСЯ ЛИ ТЫ, ЛАЙСИНДОР, СЛУЖИТЬ МНЕ ВЕРОЙ И ПРАВДОЙ ДО ПОСЛЕДНЕГО ВЗДОХА? КЛЯНЕШЬСЯ ЛИ НЕСТИ ЛЮДЯМ СВЕТ МОЙ ПОКУДА БЬЕТСЯ ТВОЕ СЕРДЦЕ? КЛЯНЕШЬСЯ ЛИ СОКРУШАТЬ ВРАГОВ МОИХ, ПОКА В ТВОИХ ЖИЛАХ ОСТАЕТСЯ ХОТЬ КАПЛЯ КРОВИ?

– Клянусь, моя Госпожа!

– ВСТАНЬТЕ, МЛАДШИЙ СОВЕТНИК ИНГВИ!

Опутывавшая Лайса сеть разрядов схлынула, и он тяжело поднялся на ноги. Все его тело немилосердно жгло, и каждое движение отдавалось резкой болью в суставах и мышцах, но все это ни шло ни в какое сравнение с восторгом, что он испытывал от осознания того факта, что справился! Сиарна приняла его присягу!

Теперь, уже посвященный в Служители, он, наконец, получил право поднять взгляд на свою повелительницу.

В нескольких метрах перед ним в воздухе завис сгусток света, размером чуть больше футбольного мяча, непрерывно переливающийся, искрящийся и перебирающий по потолку и стенам мириадами нитей электрических разрядов. Картина и впрямь напоминала огненную паутину, в центре которой восседала ее хозяйка.

Лайс сделал шаг вперед, перейдя из Круга Смертных в Круг Верных.

– СТУПАЙТЕ, СОВЕТНИК ИНГВИ, – снова запели мельтешащие молнии, – И ПУСТЬ ОСВЕТИТСЯ ВАШ ПУТЬ!

С негромким хлопком видение исчезло, оставив после себя только металлический запах озона и легкий зуд в наэлектризованных волосах. Лайсу хотелось немного просто постоять, закрыв глаза и прислушиваясь к своим внутренним ощущениям от общения с богиней, но Тронный Зал не предназначался для сеансов медитации, а потому он развернулся и направился к выходу, стараясь держаться все так же уверенно и почти чеканя шаг.

В Зале Отрешения его вновь встретили послушницы, подавшие Лайсу аккуратно сложенный новенький форменный черный плащ. Его плащ. Пока что его полы оставались девственно чисты, но в дальнейшем, по мере того, как на правой кисти начнет проступать черная татуировка Служителя, по черной ткани также побегут кружева аналогичного, но серебристого узора.

Запястье, кстати, уже начинало нещадно зудеть, и Лайсу стоило немалого труда, чтобы не начать его яростно скрести прямо сейчас.

В комплекте с плащом прилагался персональный коммуникатор, обеспечивавший доступ ко всем информационным ресурсам внутренней кухни Служителей. С него взяли обязательство тщательно проштудировать все прилагающиеся инструкции и наставления, после чего отпустили домой, чтобы забрать личные вещи.

Набросив на плечи старую куртку и неуклюже зажав свернутый плащ под мышкой, Лайс поковылял в общежитие. Накопившаяся физическая и психологическая усталость, да еще бессонная ночь все же давали о себе знать. Ноги откровенно заплетались, а в голове стоял туман, из-за которого время от времени Лайсу казалось, что все происходящее ему попросту снится.

Когда он уже подходил к подъезду, на новый коммуникатор пришло первое сообщение, информировавшее о выделенных ему личных апартаментах. Лайс остановился, чтобы прочитать послание, и сообразить, где именно ему отныне предстоит обитать. Похоже, что в старом крыле дворца, в том самом, где он гостил сегодня у…

– Что, тихоня, выгнали с позором? – знакомый насмешливый голос оторвал его от раздумий.

Оторвавшись от коммуникатора, Лайс несколько секунд моргал, пока его красные от недосыпа глаза не сфокусировались на массивной фигуре Кордока, позади которого виднелось еще несколько кадетов и выпускниц. Тот определенно жаждал сатисфакции после вчерашнего позора, но шоу непременно требовало наличия зрителей, иначе какой в нем смысл? Вполне возможно, жертву заприметили еще издалека и уже поджидали здесь, на ступенях крыльца, подманивая публику на предстоящее представление.

Трудно сказать, каким именно образом Кордок намеревался в очередной раз макнуть его носом в навоз, но у Лайса не было ни настроения, ни возможности это выяснять. В полученном сообщении ему назвали конкретное время, когда следует прибыть по указанному адресу, чтобы сама Старшая Сестра Джейх ознакомила его с распорядком и посвятила в прочие детали. А всем от млада до велика было прекрасно известно, что с Собати шутки плохи. Она, говорят, даже Верховным иногда подзатыльники отвешивает.

Кроме того, Лайс так измотался, что даже не пытался бороться с искушением. Да, злорадство – скверное чувство, но имеет же он право хоть иногда немного себя побаловать?

Он сжал правую руку в кулак и медленно поднял ее вверх, сунув Кордоку прямо под нос, чтобы тот смог как следует разглядеть уже проступившую на тыльной стороне кисти маленькую трехконечную черную звездочку.

– И тебе доброе утро… смертный, – процедил Лайс сквозь зубы.

При всем уважении к законам сохранения, Кордок все же умудрился, не сходя с места, прямо на глазах скинуть килограмм десять, не меньше. Заметно побледнев, он отшатнулся назад, расталкивая других зрителей, которые еще не успели сообразить, в чем дело.

– Покорнейше прошу прощения… мой… господин, – непривычные слова застревали у него в глотке, никак не желая соскакивать с языка.

Кордок учтиво поклонился и отступил в сторону, уступая Лайсу дорогу. Его примеру, спохватившись, последовали и остальные незадачливые зеваки, спешно кланяясь и гадая, успел ли Советник разглядеть и запомнить их лица. Проявление неуважения к Служителю все же каралось весьма строго.

Сцена получилась весьма красноречивой и запоминающейся. Лайс даже немного постоял, просто наслаждаясь моментом, но пискнувший в руке коммуникатор напомнил ему, что дела не ждут, да и времена юношеского дурачества безвозвратно миновали. Отныне его должны занимать другие заботы и хлопоты, где более нет места мелочному ехидству.

– Благодарю, – коротко бросил он и быстро зашагал дальше мимо выстроившегося перед ним импровизированного караула, оставив его за спиной, равно как и свое беззаботное прошлое.

* * *

Трель вызова выдернула Калима Сейдурана из глубин послеобеденной дремы. Он недовольно поморщился, ерзая в кресле и вспоминая, о чем же был последний, так некстати оборванный сон. Вроде бы опять о минувшей молодости, и во сне его опять переполняли сила и энергия… Жаль, конечно, что эти видения нельзя поставить на паузу, чтобы досмотреть потом. И точно так же нельзя отложить подобные досаждающие звонки, идущие с самого верха. Это для всех прочих Калим был сейчас недоступен, а вот вызовы от начальства легко пробивались через любые блокировки.

Сигнал зазвучал снова, уже громче, и из гостиной донесся приглушенный голос секретаря, ответившего на звонок. Потом на веранде послышались его шаги, и он, убедившись, что Сейдуран уже не спит, пояснил:

– Звонили из администрации Наместника, известили, что он направляется к вам и прибудет минут через пятнадцать.

– Ясно, – и без того не отличавшийся особой мелодичностью голос старика в последние годы стал и вовсе напоминать хруст сухого пергамента.

– Вы перейдете в гостиную?

– Нет, лучше принеси еще один стул прямо сюда.

Коротко кивнув, секретарь вернулся в дом, а Калим со вздохом снова закрыл глаза, словно надеясь вернуть растаявшее сновидение.

«Известили»! Ха! И ведь даже не поинтересовались, жив ли он еще! Поставили перед фактом, а там уж крутись как хочешь – боги никогда ничего не просят, никого не ждут и уж вовсе не нуждаются в наших разрешениях. Строго говоря, ему еще оказали высокую честь, хотя бы заранее предупредив о своем прибытии. Всех прочих не удостаивают даже такой мелочи.

Для бывшего премьера подобные визиты уже давно превратились в обыденность, хотя то обстоятельство, что божество, властвующее над половиной галактики, чуть ли не каждую неделю нисходит до личного общения с простым смертным, резко выбивалось из традиционных представлений о непростых отношениях могущественных богов и их смиренной паствы.

В тот день, когда Анрайс сошел на Эзон, Калим мысленно уже попрощался с жизнью, поскольку в глазах нового владыки он являлся самым настоящим военным преступником, санкционировавшим проведение войсковой операции против Клиссы, которая не давала к тому ни единого повода.

Тогда он продемонстрировал редкий миг слабости, пойдя на поводу у Уэлша и Советника Локано. Калим считал своим долгом загнать незваную богиню обратно в ее небесные чертоги, а слова Локано звучали так убедительно, да и предложенный им план выглядел продуманным, стройным и буквально обреченным на успех…

Но все завершилось катастрофой.

Операция на Клиссе пошла не по сценарию, обернувшись тысячами невинных жертв, а выпущенный из Узилища Душ Анрайс вместо того, чтобы схватиться в смертельной схватке со своей сестрой, явился в самое сердце врага, на Эзон. Уже на следующий день Республика пала, ну а после божественная парочка занялась неспешным дележом трофеев, распределяя власть над доставшимися им обломками прежнего мира.

Сейдуран, занимавший тогда пост Премьер-министра Республики, подписал капитуляцию, переступив через собственную гордость. Он прекрасно понимал, что любые попытки отрицать очевидное и продолжать сопротивление приведут лишь к большему числу жертв, ничего не изменив в итоге. Глупо пытаться возводить оборонительные укрепления, когда противник уже стоит у тебя за спиной черной безмолвной массой.

А потом он бесконечно долгие два дня безвылазно просидел в своем кабинете, с минуты на минуту ожидая, что за ним придут, чтобы отвести на казнь, которая непременно будет публичной, позорной и невероятно мучительной. Он бы обязательно поседел, оставайся у него на голове хотя бы один волос, ну а так он просто оброс щетиной и окончательно простился с жизнью. Мысли о том, чтобы наложить на себя руки, подобно Уэлшу, посещали его не раз и не два, но к тому моменту Сейдуран уже исчерпал свой запас решительности и мужества, а потому просто обреченно ждал, уже утратив всякую надежду и давно потеряв счет времени.

Он помнил, как был озадачен неожиданно вежливым стуком в свою дверь утром третьего дня. Прибывший представитель Анрайса (титул Апостолов утвердили чуть позже) предложил Сейдурану также поступить в услужение Темному Богу, поскольку тот крайне высоко ценил его знания и опыт. Слегка оправившись от первоначального шока, Калим поинтересовался возможными последствиями в случае его отказа. К его немалому удивлению представитель не стал грозить Калиму неминуемыми карами, сообщив, что тогда он со всеми полагающимися почестями отправляется на почетную пенсию и вправе сам выбрать мир, где желает поселиться.

Сейдурану еще долго расписывали сопутствующие выгоды и полагающиеся привилегии, которые он получит, согласившись на столь заманчивое предложение. Излечение всех его хронических болячек, бессмертие, невероятная сила тела и кристальная ясность ума – фантастический набор, аналогичный тому, что получали присягнувшие Сиарне Служители.

Но Калим отказался. Категорически и недвусмысленно. Он так и не смог переступить через некоторые из своих принципов. Он всегда заявлял, что Боги обитают на Небесах, а люди – на земле, и любая попытка нарушить установленный порядок ни к чему хорошему не приведет. Он не мог смириться, что сошедшие со страниц преданий и легенд потусторонние сущности сошли в дольний мир и вершат его судьбы. А потому не имел ни малейшего желания участвовать в этом безобразии.

А в качестве места для почетной ссылки Сейдуран избрал Землю. Он хотел завершить свой жизненный путь там, где человечество когда-то начало свой путь.

В результате он последние несколько лет обитал в аккуратном особнячке, примостившемся на средиземноморском берегу, прогуливаясь по окрестностям, наслаждаясь мягким климатом и ароматным вином или просто наблюдая за накатывающими на песок волнами. Ему обеспечили максимальный уровень комфорта и безопасности, любой его каприз исполнялся в мгновение ока, а по докучливым репортерам и их пронырливым дронам Калим уже начинал скучать.