Kitobni o'qish: «Письма о духовной жизни»

© Московское Подворье Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, 2005

* * *

«Отцы пустынники и жены непорочны…»

Бело-озеро, Белозерский край издавна был владением князей Старицких. Княгиня Евфросинья Старицкая происходила из рода князей Хованских, выходцев из Литвы. Дед Евфросиньи – Василий Федорович, получив земли на реке Хованке (на территории будущего Волоколамского удела), стал именоваться Хованским и сделался родоначальником известной княжеской семьи. В 1533 году княжна Евфросинья была выдана замуж за Андрея Ивановича Старицкого, младшего брата Великого Князя Василия III, который был отцом будущего Царя Иоанна IV Грозного.

Гордая и властная, княгиня Евфросинья вынашивала честолюбивые замыслы, чтобы ее сын, двоюродный брат Иоанна IV, Владимир Андреевич «был увенчан шапкой Мономаха». В смертельной схватке с Грозным Старицкие проиграли. В 1563 году они подверглись опале, княгине пришлось клятвенно отказаться от своих притязаний в отношении возведения сына на царский престол и принять постриг с именем Евдокия в Горицком монастыре, который был ею же основан в 1544 году. Могла ли она предполагать в те годы, какой скорбный и трагический удел ее ждет?

Княгиня Евфросинья Старицкая вошла в историю не только как интриганка, она внесла определенную роль в развитие культуры России в середине XVI века.

В 50-х годах XVI столетия княгиня Старицкая организовала в своем уделе мастерскую шитья. Подобные «светлицы», где пряли, ткали, вязали, шили, красили, вышивали, были в каждом княжеском доме. Во главе всегда стояла хозяйка дома.

Пользуясь своей близостью к царскому двору, княгиня Евфросинья приглашала к себе лучших иконников, знаменщиков, украшавших в то время соборы Московского Кремля.

На Руси издавна существовал благочестивый обычай, по которому в монастырь или собор, в особо чтимую церковь поступали пожертвования (вклады) в виде шитых пелен, покровов на священные сосуды, плащаницы, воздухи. Часто они были выполнены по обету (например, в мольбе о даровании детей), в благодарность за избавление от смерти на войне, пожаров, болезней.

Княгиня Евфросинья, делая вклады в Кирилло-Белозерский монастырь, Троице-Сергиеву Лавру, Соловецкий монастырь, заручалась поддержкой могущественного духовенства, игравшего большую роль во внутренней жизни государства. Все известные плащаницы Старицких относятся к выдающимся произведениям декоративно-прикладного искусства XVI века.

Плащаница. Вклад Старицких в Кирилло-Белозерский монастырь. 1565 год

Мастерская шитья Старицкой продолжала существовать и после заточения Евфросиньи в Горицкий монастырь. Ей разрешено было взять с собою многих мастериц. Живя в Горицах, старица Евдокия делала вклады в Кирилло-Белозерский монастырь.

Среди сохранившихся памятников лицевого шитья, происходящих из Кирилло-Белозерского монастыря, известны плащаница 1565 года, надгробный покров с изображением Кирилла, пелена «Успение Богородицы» и другие. Все они отличаются большим художественным совершенством, высокой техникой исполнения.

Не предполагая о своей трагической участи, Евфросинья не могла и подумать о том, что шитье ее рукодельных «светлиц» дойдет до самых далеких потомков и останется памятником ей на века.

В 1569 году Царь Иоанн IV решил окончательно расправиться с родом Старицких, которые якобы пытались его отравить. Было сфабриковано «дело Старицких», и Грозный заставил выпить кубок с ядом князя Владимира Андреевича, его жену и детей. А через два дня по его же распоряжению жестоко расправились со старицей Евдокией. Опричники забрали ее из Горицкого монастыря, на речных стругах повезли ее в Слободу и по приказу Царя Иоанна Васильевича «уморили в судне, в избе, в дыму». Участь ее разделили, как описывали этот «суд» опричники Таубе и Краузе, двенадцать женщин ее свиты, их «затравили собаками, расстреляли из самопалов, растерзали ужасным образом. Осужденные на смерть, они не знали своей вины».

Так закончилась бурная, полная политических интриг жизнь старицкой княгини Евфросиньи.

Но шли годы… И вот в Горицы стала наезжать вдова Иоанна IV Грозного Царица Мария (в инокинях Марфа), оплакивавшая своего сына Димитрия, убитого в Угличе. Посещая Горицы, она устроила там два придела в соборной церкви Воскресения Господня (которая была выстроена основательницей монастыря княгиней Евфросиньей Старицкой): во имя Богородицы «Одигитрии» и святого Кирилла Белозерского. Позже ею был сооружен и придел в честь прославленного к тому времени Царевича Димитрия.

В 1606 году в Горицы была сослана с пострижением в иночество Царевна Ксения, дочь Бориса Годунова, опозоренная Лжедмитрием.

В XVII веке здесь проживали в ссылке княгиня Елена Масальская, княгиня Анна Хилкова, а в XVIII веке – Варвара Арсеньева.

Горицы, горе-горюшко… Место скорби и печали насильно заточаемых и невольно постригаемых.

…В начале XIX века обителью управляла игуменья Маврикия (Ходнева; 1778–1867). Происходила она из семьи весьма небогатых и благочестивых дворян Белозерского уезда Новгородской губернии. На восьмом году своей жизни она выучилась церковнославянской грамоте, а вот русской и французской грамматики одолеть не смогла и поэтому говорила всем, что она «из простых».

В восемнадцать лет ее жизнь резко изменилась: умер отец, а мать вторично вышла замуж. Марию, которую уже давно привлекала подвижническая жизнь, мать отвезла, по ее просьбе, в Горицкий Воскресенский женский монастырь.

Игуменья Маргарита с любовью отнеслась к молодой послушнице, и та быстро, в двадцать восемь лет, была пострижена в мантию с именем Маврикии (в то время постригали в мантию не ранее сорока лет), а затем назначена казначеей.

После преставления игуменьи Маргариты сестры единодушно, но против воли Маврикии, выбрали ее в игуменьи.

Духовником Горицкой Воскресенской обители был настоятель Кирилло-Новоезерского монастыря архимандрит Феофан (Соколов; 1752–1832). Он благословил вновь поставленную игуменью ввести в монастыре общежитие и поддержал ее в этом, поскольку до того обитель была своекоштная (то есть монахини вели индивидуальное хозяйство). И 12 апреля 1812 года здесь была открыта общая трапеза. Как вспоминала впоследствии игуменья Маврикия, «все мы от радости не могли слез удержать. С тех пор мы стали жить в единодушии».

Все сестры в Горицах находились под мудрым руководством старца Феофана, что весьма способствовало развитию духовного подвижничества. Высокая духовная жизнь горицких монахинь стала привлекать к себе лиц, жаждавших спасения. Среди них была вдова генерала С.С. Готовцова Александра Сергеевна, урожденная Щулепникова.

Горицкий Воскресенский женский монастырь

Происходила она из родовитых дворян Костромской губернии. Особенно отличалась благочестием ее мать Домника Ивановна, которую соседние небогатые помещики и их жены нередко называли своим ангелом-утешителем.

Потеряв мужа в 1797 году, Домника Ивановна несколько лет не могла расстаться со своей младшей дочерью Александрой, и только когда той исполнилось четырнадцать лет отдала ее в старшие классы Екатерининского института. (Старшая дочь Анна уже заканчивала к тому времени курс в Смольном институте.) Государыня Императрица Мария Федоровна, супруга Императора Павла I, искренне полюбила одну из лучших своих пансионерок, Александру Щулепникову, и до конца жизни благоволила ей.

В 1806 году сестры Александра и Анна оплакали кончину матери Домники Ивановны и переехали на жительство к своей родной сестре Елизавете Сергеевне, а после смерти последней переселились в село Еремейцево все той же Костромской губернии, чтобы быть поближе к родной тетке Н.И. Бартеневой.

На ее именинах в сентябре 1808 года Александра Сергеевна познакомилась с боевым генералом С.С. Готовцовым и вышла за него замуж. Несмотря на очень большую разницу в возрасте (двадцать лет) брак их можно было бы назвать счастливым. Но, увы, счастье было недолгим. В 1809 году во время шведской кампании, «в битве при Севаре», Семен Степанович Готовцов был убит.

Полтора месяца семейного счастья – и безмерное горе от потери любимого мужа. Горе было вдвойне тяжелым, ибо Александра Сергеевна носила под сердцем его дочь. После рождения крошки Анны молодая вдова вся отдалась заботам о ее воспитании.

Однако пять лет материнского счастья сменились новой безысходной печалью: в день своего Ангела дочь Анна скоропостижно скончалась. Над гробом дочери генеральша Готовцова и дала обет уйти в монастырь, выполнить который не решалась еще долгие пять лет, все «торговалась с Богом», как она говорила. Но однажды ей пришлось повторить свое обещание вновь, когда при переправе через речку она чуть не утонула.

И вот наконец Великий пост 1818 года стал тем рубежом, что отделил ее от мира. Александра Сергеевна была духовной дочерью старца Феофана (Соколова) и по его благословению поступила в Горицкий Воскресенский монастырь, где он был благочинным и духовником. Генеральша Готовцова приехала туда со своей горничной Дуней, которая тоже пожелала остаться в Горицах и впоследствии была пострижена с именем Ермиона. А госпожу свою Дуня любила и была ей искренне предана до самой смерти.

В конце Великого поста Александра Сергеевна была уже одета в черное послушническое одеяние и стала жить в келье в игуменском корпусе. Через полгода она переселилась с двенадцатью крепостными девушками, которые не пожелали расставаться со своей госпожой и тоже остались в Горицах, в выстроенных для них кельях – двухэтажном домике.

16 сентября¹, в день рождения ее горячо любимого отца, которого она потеряла на одиннадцатом году жизни, Александра Сергеевна была пострижена в рясофор с именем Феофания.

Вступив в обитель с твердым желанием «сжиться в монастыре, все претерпеть за послушание на одном месте», она и не предполагала, сколько скорбей и лишений должна будет вынести. Впоследствии горицкие монахини говорили: «Матушку Феофанию искушали, аки злато в горниле».

Часто невыносимо тяжело было приспосабливаться новоначальной монахине к новому образу жизни, к которому она по своему воспитанию была совершенно не готова. Она не отказывалась ни от какой черной работы: месила хлебы в пекарне, работала на огородах, копала картофель, носила воду в прачечную. Но еще тяжелее было выслушивать суровые замечания монахини, учившей ее читать по-церковному, или выговор игуменьи Маврикии о том, что не нужно пить чай даже по немощи, потому что она «не так слаба силами и не так стара, чтобы давать такое послабление».

И с чувством признательности, и с горькими слезами воспринимала мать Феофания назидания своей возлюбленной игуменьи. Посылая в Горицы свою духовную дочь, старец Феофан учил ее оказывать полное отвержение от своей воли – «своя воля есть медная доска между Богом и человеком».

Сама игуменья Маврикия проходила высокую подвижническую жизнь и, скрывая свои подвиги, часто повторяла: «Чем я могу быть для вас примером? Я человек необразованный, как простая невежда».

Когда она была поставлена в игуменьи, в 1810 году, в монастыре было не более шестидесяти насельниц, а через сорок лет ее управления в нем подвизались уже около шестисот сестер.

Нелицемерное смирение, кротость, самоотвержение, всеми почитаемой генеральши Готовцовой внушали настоятельнице желание возвести ее к совершенству в подвижнической жизни. Хотя игуменья отдавала свое предпочтение черным, полевым работам, она благословила мать Феофанию на ее личные средства завести разные рукоделия: ткание ковров, вышивание золотом, школу живописи. Усердием монахини Феофании был сооружен храм во имя Всех Святых.

Через год в Горицы приехала горячо любимая старшая сестра генеральши Готовцовой, Анна Сергеевна Щулепникова, чтобы не разлучаться с нею уже никогда.

Анну Сергеевну очень быстро, через три года, постригли в мантию с именем Маврикия; затем она приняла схиму. Проводя строгую подвижническую жизнь и постоянно пребывая в молитвенном состоянии, она была совершенно равнодушна к житейским заботам, что вызывало законное удивление. Даже когда однажды загорелась ее келья, она осталась невозмутимо спокойной и попросила сообщить ей, когда все закончится. Казалось, только в молитве она находит душевное успокоение. Ее так и называли в монастыре – «наша молитвенница».

Нужно добавить, что через год после вступления в монастырь Анны Сергеевны в Горицы приехали еще три ее родственницы – Екатерина, Анастасия и Анна Архиповны Фомины, которые тоже были пострижены и стали насельницами этой обители. А также родной брат Петр Сергеевич Щулепников, по пути в Кирилло-Новоезерский монастырь, где хотел принять иночество, заболев, вынужден был остановиться в Горицах. Здесь же его перед смертью постригли в иночество с именем Паисий.

По прошествии пяти лет матери Феофании была дана вновь поступившая послушница Мария Никитична

Крымова, воспитанница известной благодетельницы и благотворительницы графини А.А. Орловой-Чесменской. Мария в шесть лет потеряла отца и была отдана на воспитание в Смольный институт, где провела девять лет, и вернулась домой к матери. Графиня Орлова была знакома с их семейством и взяла Марию на воспитание вместо дочери.

Мария Никитична была красива, высокая, стройная, с вьющимися волосами и к тому же хорошо образованна: даже по выходе из Смольного она самостоятельно занималась науками и языками. Графиня Анна Алексеевна полюбила эту чистую душу, как свою родную дочь, и не хотела с ней расставаться.

В доме Орловой-Чесменской царило благочестие; втайне от всех Анна Алексеевна проводила жизнь смиренной отшельницы, хотя состояла в звании камер-фрейлины Императорского двора.

Жизнь в непрестанной молитве и благодеянии ближним – не об этом ли мечтала юная Мария в стенах Смольного, когда она «терпела горе, не умея еще понять, что такое горе»?

В доме своей благодетельницы Мария Никитична познакомилась и назидалась советами многих духовных старцев и в числе их настоятеля Александро-Свирского монастыря архимандрита Варсонофия († 1853), который стал ее духовным отцом. Она получила позволение писать к нему, и вот его слова, полные силы веры, легли на благодатную почву – она решила покинуть мир.

Графиня Анна Алексеевна далеко не сразу согласилась расстаться со своей любимицей, на которую у нее были виды. Она боялась, чтобы такая необычайно красивая девушка не раскаялась в своем поступке, когда пройдет первое горение духа. Пять лет графиня испытывала и удерживала свою воспитанницу в миру, прежде чем уступила ее желанию посвятить свою жизнь Богу.

22 декабря 1824 года Мария Никитична приехала в Горицы, а 25 декабря, в день Рождества Христова, надела послушническое одеяние и перешла жить в келью к монахине Феофании. Были назначены и первые послушания: петь на клиросе, подавать на трапезе, месить квашню вместе с матерью Феофанией и носить щебень для постройки собора. На клиросе по болезни ног она потрудилась всего несколько лет.

Через месяц архимандрит Феофан постриг ее в рясофор с именем Варсонофия, в 1832 году, незадолго до своей смерти – в мантию.

Мать Варсонофия находилась в полном послушании у монахини Феофании, которую искренне любила и считала ее «Богом данной матерью», а та в свою очередь видела в ней как бы воскресшую свою дочь; у них не было тайн друг от друга. Когда впоследствии мать Феофания неожиданно была вызвана в С.-Петербург и назначена строительницей Новодевичьего монастыря, мать Варсонофия поехала с ней, в должности казначеи была ее правой рукой по управлению святой обителью.

Но все это случится в далеком 1845 году, а пока наши подвижницы проходят свои послушания, поддерживают переписку со своими духовниками и идут по пути совершенствования, год за годом усваивая монашескую премудрость, которая, по словам архимандрита Варсонофия, состояла в том, что «монастырскому подвижнику… надобно… и алкать, и жаждать, и наготствовать, досадитися же и укоритися, уничижитися и изгнатися и иными многими отяготитися скорбными… О сколь блажен, кто все сие претерпит мужественною душою! Воистину исполнится на нем при исходе жития сего речение: блажени мертвии, умирающии о Господе!.. (Откр. 14, 13)». Усвоив строгую мудрость и подклонив свою волю под волю Божию, наши подвижницы шли путем заповедей Господних, познавая свои немощи, свои страсти и всю глубину своей греховности. И верим – достигли обителей Небесных.

О. А. Рогачева