Kitobni o'qish: «Встречи с ангелами»
Предисловие
Эта книга рассказывает о жизни и духовном пути нашего современника, человека, который, получил возможность прикоснуться к неизведанным тайнам бытия. Процесс духовного взросления был непростым, а главному герою пришлось пройти через многие испытания и познать удивительные откровения. И прежде чем он смог увидеть Божественный Свет, его сознание претерпело долгий путь от крайнего негативизма воинствующего атеиста до признания Божественной Иерархии. Реален ли астральный мир? Таинственные духовные сущности, высокие Учителя человечества и их посланники, ангелы и демоны – существуют ли они на самом деле? А, может быть, они находятся рядом, среди нас? Что общего в мировых религиях, выдающихся духовных учениях? Ответ вы найдёте в этой книге.
Может быть, вы сможете узнать нечто такое, что однажды происходило и в вашей жизни? Почти каждый из нас когда-нибудь имел удивительные мгновения духовных озарений или мистического опыта. У каждого этот опыт свой, неповторимый. И мы скрываем его где-то очень глубоко в своей душе, как воспоминание о чем-то чудесном. Или отмахиваемся от этих мимолетных видений и пытаемся все забыть, так как они напоминают нам о том, что нечто Высшее живет в нас и над нами, и это Высшее, по нашему разумению, никак не сочетается с серой действительностью, которой наполнены наши будни. Но оглянемся вокруг, удивительное живет рядом! Нужно только внимательнее присмотреться или, может быть, вчитаться, оставив, наконец, глубоко внедренные в наше сознание предубеждения. И тогда окружающий нас загадочный и необъятный мир, весьма вероятно, раскроется перед нами во всей своей удивительной красоте.
Книга адресована широкому кругу читателей и, прежде всего, тем, кто интересуется эзотерическими учениями и ищет свой духовный путь.
«Ангелы находятся в непрестанной, неутомимой заботе
о судьбе нашей: Ангелы Света употребляют все усилия,
чтоб мы во время земного нашего странствия приготовили
и заслужили себе вечное блаженство; а ангелы тьмы
употребляют все усилия, чтоб увлечь нас с собою
в адскую пропасть.»
Святитель Игнатий (Брянчанинов)
Глава 1. Атеист
Искатель истины
Как вы думаете, существуют ли ангелы?
На свете жил, или, быть может, даже еще живет человек, который отвечал на этот вопрос утвердительно.
Люди, как правило, представляют себе ангелов небесными созданиями с крыльями за спиной. Так вот, герой нашего повествования был о них несколько иного мнения, потому что сам видел этих самых ангелов, или, по крайней мере, тех, кого он, не без основания, так называл, и даже имел честь беседовать с ними. Уверенность же, что это именно ангелы, была непреклонной, потому что они всегда приходили не из мира сего.
Итак, звали этого человека, беседовавшего с ангелами, Александром Александровичем, по-простому Сан Санычем, а фамилия у него была весьма в России распространенная – Козлов.
Все Козловы из семьи, которой принадлежал Александр Александрович, произошли из одной старинной, имеющей одноименное с этой фамилией, можно сказать, родовое название деревни, что вблизи города Зарянска. Этот Зарянск, ныне заурядный провинциальный городок, тем не менее, получил известность еще со времен монголо-татарского нашествия, и, как писали местные историки, был даже на десять лет старше самой Москвы. Монголы неоднократно проходили мимо города во время походов на Русь, при этом непременно Зарянск сжигали и разоряли. Но с тех пор, слава богу, никакие иноземные захватчики больше городу не угрожали. Однако при новой напасти в 1917 году жгли и разоряли его крайне взволнованные рабочие и крестьяне, не без причины, возмущавшиеся существовавшим тогда, определенно, не вполне справедливым общественным строем. Они, говорят, даже палили из пушек по буржуям, засевшим в городском кремле. Несмотря ни на что, город выстоял, вместе с кремлем, и на географической карте остался.
Уже в советскую пору, дабы "религиозный опиум" не затуманивал сознание устремленного в светлое коммунистическое будущее народа, храмы на территории городского кремля закрыли и стали использовать в качестве складских помещений. А со временем в самом большом по площади соборе даже обустроили кинотеатр на радость воспитанной в духе диалектического материализма молодежи и к вящему ужасу богобоязненных старух. В новейшей же, как бы это сказать, «демократической» истории Зарянск также подвергался всевозможным преобразованиям, в результате которых храмы в лоно церкви вернулись, но, одновременно с этим, почти все некогда успешные зарянские промышленные и сельскохозяйственные предприятия, на беду, разорились и закрылись. Однако местные жители, как и всегда полагаясь на собственные силы, унынию не поддавались и не переставали надеяться на обещанное им в очередной раз местным начальством чудодейственное возрождение и процветание любимого города.
А в некогда крепкой и зажиточной, даже по колхозным меркам, деревне Козлово к нашему времени сохранились только несколько полуразрушенных изб, да заросший ряской и осокой деревенский пруд, скорее напоминающий гниющее болото. Люди с родины Александра Александровича давно уехали, убежали даже крысы, правда, остались довольно упитанные караси в пруду, потому как деваться им некуда, да и корма хоть отбавляй.
Сан Саныч был человеком задумчивым и серьезным, но, вместе с тем, добрым, сердечным, где-то даже утонченным и сентиментальным, нет-нет, да и заплачет над какой-нибудь безделицей. Жена называла его неисправимым пессимистом, а дети считали просто чудаком. В общем, представлял собой господин Козлов обычного среднестатистического россиянина с высшим, еще советским образованием и весьма скромным достатком. Но была у него единственная страсть – страсть к книгам, и единственный глобальный вопрос занимал его всю жизнь – вопрос о смысле этой самой жизни.
Пусть не покажется это банальным, но при обсуждении литературных пристрастий книголюба Козлова следует все же сказать, что, именно, русская классика являлась для него тем поистине святым источником, из которого черпал он знания о тайнах человеческой души и вдохновение для постижения земной мудрости. В то же время одним из его любимых литературных персонажей был Билли Пилигрим, главный герой романа "Бойня номер пять" классика американской литературы Курта Воннегута. Билли, помимо всего прочего, интересен был тем, что имел обыкновение путешествовать во времени по своей жизни, и тоже, как и Сан Саныч Козлов, слыл милым чудаком. Но все же, надо сказать, он жил в Америке, где, как правило, не наказывали путешествующих во времени, порой участливо к ним относились, и иногда, если верить Воннегуту, даже повышали по службе. В нашей же стороне чудачества с подобными путешествиями категорически не приветствовались, что уж говорить об ангелах. А носители таких, совсем уж необычных, мыслей непременно признавались страдающими опасным недугом и направлялись, как говориться, для их же блага, на излечение в больницу или исправительно-трудовой лагерь, откуда выходили, исключительно, только тогда, когда вся несусветная, по общепринятым понятиям, дурь и вредоносные умозаключения из головы исчезали.
Всю жизнь Сан Саныча не покидало ощущение присутствия рядом с ним каких-то таинственных высших сил. Временами подобные чувства обострялись, и именно тогда происходили те мимолетные озарения, которые вспыхивали фейерверками неописуемого восторга и великолепных видений, аналогов которым в земной жизни трудно подобрать.
Еще в раннем детстве по ночам к Саше как будто приходили, какие-то очень добрые и заботливые, почти воздушные создания. Если он горевал или плакал, они нежно утешали; если не спал, будто нашептывали что-то, или тихо напевали колыбельную, и он засыпал беззаботным, счастливым детским сном. Впоследствии, с годами все эти воспоминания постепенно забылись, и от них осталось только туманное, легкое ощущение чего-то светлого, что, кажется, непременно происходило, а, может быть, и не совсем. А, может, действительно, и было все это только чудесным сном.
Как соприкосновение с волшебством, или, вернее, с колдовством, в понимании ребенка, запомнился один эпизод.
Еще совсем маленького Сашу чрезвычайно мучила пупочная грыжа, с которой доктора без операции ничего поделать не могли, и мать отправилась с ним к местной знахарке для лечения заговором. Знахарка оказалась древней старухой с иссохшим, морщинистым, серым лицом и худыми, жилистыми руками. Всем своим видом, сгорбленной старческой фигурой, она напоминала колдунью.
Саша лежал на старой металлической, застланной обветшалым сырым бельем кровати, в темной, мрачной, маленькой комнате с обшарпанными обоями и с ужасом смотрел на склонившуюся над ним "колдунью". Последняя долго что-то нашептывала, не то молитвы, не то заклинания, осуществляя пассы руками над распластанным детским тельцем. В завершении вдруг перекрестила Сашу и положила на него свои некрасивые, как казалось, даже страшные руки. Однако эффект оказался, вопреки ожиданиям, прямо противоположным. Все тело ребенка наполнилось приятным теплом, боли прекратились, слезы высохли как-то сами собой. "Колдунья" вдруг улыбнулась мягкой, доброй улыбкой, страх сменился ощущением радости, и чувство благодарности к этой, Саша знал уже точно, хорошей и волшебной бабушке переполняло его настолько, что даже неприветливая комната стала как будто светлее и приятнее. Как ни странно, но грыжа действительно исчезла через день или два, так что о ней и вовсе позабыли. Однако волшебная старуха с добрыми глазами запомнилась, и как потом, через много лет понял Александр Александрович, именно она принесла первый осознанный опыт знакомства с неким сверхъестественным, удивительным и непонятным.
Запомнилась фраза, брошенная знахаркой на прощанье: «Смотрите, мамаша, ребенок непростой, работать с ним больно трудно. Сила, что ли какая – то с ним?! Ну, с богом, а то я умаилась вся, полежать нужно».
В целом, воспоминания Сан Саныча о детстве были самыми радужными. Весь мир тогда казался ему огромным и красивым, наполненным великолепными цветами, исполинскими деревьями, волнующими звуками полей и лесов, волшебным пением птиц, таинственным шелестом и жужжанием насекомых, которые представлялись ему настоящими пришельцами из страны сказок. Саша был окружен вниманием, заботой и любовью близких. Рядом всегда была нежная мать, которая напоминала добрую волшебницу. Все вокруг светилось радостью. Но, вместе с тем, сквозь иллюзию благополучия изредка прорывались ощущения присутствия чего-то тревожного и даже пугающего. То вдруг зазвучит грубое, оскорбительное слово, то в крик разругаются соседи, то явится взору во всей своей неприглядности чья-нибудь бедность и нищета, то пройдет мимо больной и несчастный человек. И тогда непонятное, но неведомо откуда знакомое, как будто давным-давно изведанное чувство щемящей тоски охватывало сердце Саши и наполняло непреодолимой жалостью ко всему ущербному, страдающему и болезненному на свете.
Таков был Александр Александрович Козлов, и жизнь ему пришлось проживать непростую, полную испытаний и таинственных происшествий…
Воздух свободы
Москва посерела от стелящегося по крышам домов тумана. Холодный осенний дождь, обостряя сезонную депрессию, утопил последние надежды горожан на наступление спасительного тепла.
Дверь в здание военной прокуратуры за спиною Александра Александровича со скрипом закрылась, заглушив гул беспокойной конторской суеты. Он поднял лицо, мокрое от дождя, и с удивлением, будто впервые, посмотрел на низкое свинцовое небо, источающее, как теперь казалось, очищающую и бодрящую влагу.
Неужели, свободен?!
Разве мог он когда-нибудь подумать или представить, что окажется в роли обвиняемого? Он, который считал своими идеалами долг, честь, совесть, справедливость, а в людях всегда ценил, прежде всего, порядочность и доброту. Он, который никогда не брал чужого и с отвращением относился ко всякому проявлению нечистоплотности и воровству, в каком бы то ни было виде. Как случилось, что его обвинили в столь тяжких преступлениях? Что стало со страной, где он родился и вырос, за которую воевал и которую любил? Что это – наваждение или закономерность, сужденное испытание? Вот уж верно гласит пословица, от сумы и от тюрьмы не зарекайся, в самую точку.
И все же вот она, свобода! Давно не испытываемое чувство радости переполняло Александра Александровича. Он шел уверенной походкой, рассекая густой, насыщенный запахами бензина и прелой листвы московский воздух. За последнее время многое пришлось пережить и передумать. И то, что происходило в минувшие дни, эти странные события постепенно вписывались в логику всей его необыкновенной жизни и давали ключ к тому, чего он усиленно и настойчиво искал многие годы.
"Необходимо все еще раз хорошо обдумать, – напряженно размышлял Сан Саныч, – найти свой путь и трудиться, чтобы исполнить предначертанное. Только бы стать достойным доверия, только бы не изменить себе! Неужели все перенесенные страдания и испытания, мучительные искания истины будут рано или поздно вознаграждены?! Надо верить! Нет ничего сильнее веры! Но все же, когда все это началось, где начало пути, был ли правильным сделанный выбор?"
Первая встреча
Это случилось вскоре после того, как Саше исполнилось семь лет. У него вдруг неожиданно разболелся живот. Неоднократные визиты врачей не прояснили диагноза, и больного, как потом выяснилось, с многодневным опозданием все-таки направили в больницу. Таким образом, Саша после бурных прощаний с рыдающей матерью оказался в коридоре хирургического отделения, так как свободных коек в палатах, как водится, не оказалось. У Саши болел живот, голова и вообще весь он горел в лихорадке и чувствовал себя абсолютно одиноким и несчастным. Огромный серый, затемненный и холодный коридор с высокими потолками пугал своей гулкостью и неприветливостью. С шумом снующие взад и вперед дети, которым до Саши, естественно, не было никакого дела, вызывали желание куда-нибудь спрятаться или, еще лучше, совсем исчезнуть. Мир вокруг вдруг стал враждебным и даже опасным в своей неопределенности. Сознание, казалось, вот-вот померкнет и принесет спасительное забвение. Бедный мальчик спрятался с головой под одеялом, но забвения не наступало…
И тут появился пожилой доктор в белой накрахмаленной шапочке и больших очках на веревочке. Глаза у него были грустные, усталые, но внимательные и спокойные, и от всей крупноватой и несколько нескладной фигуры доктора веяло теплом и уверенностью. Мягкие быстрые руки ощупали впалый мальчишеский живот, и Саша услышал эти слова: « Гангренозный аппендицит, перитонит, срочно на операцию».
Пожилая медицинская сестра, очень нервная и раздраженная из-за беготни детей, периодически сердито покрикивая на них, привычными, доведенными до абсолютного автоматизма, движениями сделала сморщившемуся от боли Саше назначенные доктором инъекции. При этом она не проявила никаких эмоций, как будто перед ней был не маленький пациент, а неодушевленный манекен, и молча, удалилась в темноту коридора, откуда вскоре выплыли две заспанного вида санитарки. Застывшего от ужаса и полного непонимания происходящего Сашу поместили на холодную, застеленную пожелтевшей простыней каталку, и повезли навстречу неизвестности. Над ним медленно проплывали тусклые огни приглушенного больничного освещения, сменяющиеся провалами неожиданно обрушивающейся темноты, каталка подпрыгивала и скрипела, как несмазанная телега, и этот путь по длинным коридорам, хранящим память о многих человеческих страданиях, казался вечностью.
Тем не менее, «вечность» закончилась просторной, в голубом кафеле, операционной, в которой деловито суетились люди в длинных белых халатах с лицами, до глаз закрытыми марлевыми масками. Они напоминали Айболита с картинки из детской книжки, которую читала Саше мать, но воспоминания о сказке в данный момент никак его не успокаивали. Он испуганно глазел на столик с медицинскими инструментами, холодно поблескивающими сталью под лучами большого, прикрепленного над операционным столом, круглого светильника с множеством слепящих глаза ламп.
– Лежи спокойно и ровно дыши, – вдруг послышался голос одного из "айболитов", склонившегося над ним.
– Ты умеешь считать? В школу то ходишь?
– Умею, хожу, – еле слышно прошептал Саша, – недавно.
Он действительно сходил в первый класс только несколько дней и заболел.
– Ну вот, и чудненько, считай до десяти.
Саша начал считать:
–Раз, два, три.
Веки стали тяжелыми, очень захотелось спать, а также, чтобы его немедленно оставили в покое.
– Четыре… пя-я-ть…
Язык заплетался. Голова закружилась, он, словно проваливался куда-то. Вдруг все померкло, свет ламп, тягостные переживания последнего дня. Наступила темнота…
И вот тут произошло это.
Саша вдруг проснулся и отчетливо увидел себя в залитом светом пространстве. Свет был очень ярким, но не ослеплял, а наоборот нежно обволакивал, как будто ласкал и успокаивал. Но это не был солнечный свет. Саша почувствовал необычайную легкость, он не ощущал своего тела, которое стало воздушным, и, словно парил в воздухе. Хотя воздух ли его окружал? Дыхания, в земном понимании, не чувствовалось, оно было как будто лишним. Все проникал и как бы питал этот удивительный, волшебный свет.
Неожиданно перед Сашей возникла Она. Это была женщина с очень нежными, тонкими чертами лица и белокурыми волосами в очень легком, казавшемся почти прозрачным, ярко белом одеянии. Она сама была как бы прозрачная, образованная из заполняющего пространство света, и одновременно была окружена непередаваемым серебристым, сверкающим сиянием. Можно было бы назвать ее Феей, подобной той, что из сказки «Золушка», но она была намного прекраснее и реальнее воображаемой феи. Никакие фантазии не смогли бы сделать ее еще прекрасней, чем она была на самом деле.
Фея протянула Саше руку, и, взявшись за нее, он почти ничего осязаемо не почувствовал, а только ощутил сильное, будто магнетическое притяжение. Еще он всем своим сердцем чувствовал любовь и нежность, исходящую от этой удивительной женщины, и сам уже искренне и сильно любил ее, как любил мать и все счастливое, что было в его беззаботной детской жизни. Она ничего не говорила, но, определенно, понимала Сашу без слов, все, что он думал в настоящий момент. И он абсолютно понимал все, что она мысленно внушала ему. Они были вместе, они были одним целым, и это чувство единства с Феей и, как казалось, со всем этим, вдруг неожиданно явившимся неизведанным миром давало странное ощущение обретения чего-то родного и недавно покинутого. Саша ощущал себя здесь как дома, и даже лучше, чем дома. Он смутно что-то помнил об этом мире и постепенно приходил к уверенности, что уже не раз бывал здесь.
Саша взмыл вместе с Феей, и они тихо поплыли, возносимые потоками струящегося света. Путешествие их проходило через большие, величественные, лишенные какого-либо убранства залы, заполненные невесомыми розовыми, как бы живыми облаками. Вокруг не было ни души. Было только чувство абсолютного покоя, счастья и страстное желание остаться здесь, в этой волшебной стране навсегда.
Неожиданно, также как появилась, Фея исчезла. Саша, словно лишенный опоры, провалился в темноту. Он вдруг отяжелел, почувствовал тянущую боль в животе, и весь полный страха и страдания мир, который он оставил тогда, когда считал до десяти в операционной, снова навалился на него всей своей неотвратимой реальностью.
Он находился в послеоперационной палате. Рядом на соседней койке кто-то тихо стонал. Во рту пересохло, распухший шершавый язык прилипал к небу, очень хотелось пить, но пить не дали, сказали, что пока нельзя. Все тело ломило и выкручивало, лихорадка не унималась и лишь мимолетные воспоминания о внезапно обретенной и также неожиданно потерянной волшебной стране приносили мгновения радости и надежды на что-то прекрасное, что непременно ждало впереди. Так продолжалась нелегкая борьба детского организма за выздоровление. Оказывается, запущенный аппендицит действительно привел к серьезным осложнениям в виде тяжелого перитонита, и в какой-то момент жизнь Саши была под угрозой. Однако удачно прошедшая операция и поразительно быстрая положительная динамика в состоянии больного удивили даже видавших виды хирургов. Говорили: "Надо же, такой щуплый на вид, а организм крепкий, откуда только силы взялись?".
Действительно, откуда взялись у тщедушного мальчишки силы побороть болезнь, смертность, при которой составляла, чуть ли не девяносто девять процентов? Может, чудо помогло?
