Kitobni o'qish: «На крыше мира»

И сказал Господь сатане: обратил ли ты внимание твоё на раба моего Иова? Ибо нет такого, как он, на земле: человек не порочный, справедливый, богобоязненный и удаляющейся от зла.

И ответил Сатана Господу и сказал: разве даром богобоязнен Иов?

Евангелия. Книга Иова [8, 9].

Глава 1. До последнего патрона

Май 1945 г. Берлин.

Бой был ожесточённый, за каждое здание, за каждую улицу. Чем ближе русские войска подходили к фюрербункеру, тем большее сопротивление они испытывали. Закалённые в многочисленных боях русские солдаты выбивали фрицев из их логова, очищая развалины: этаж за этажом, комнату за комнатой, оставляя позади тела убитых с обеих сторон.

Но вот капитан одной из стрелковых рот заметил, что упорство немцев превратилось в неприступную крепость, словно они были сделаны из стали. На смену убитого появлялся новый боец. Кто-то заметил, что окраска военной формы фрицев приобрела чёрный цвет, казалось, тьма помогала немцам. Русские солдаты укрылись за развалинами, изредка постреливая, экономя патроны.

– Ты видел их? – спросил капитан у солдата лет пятидесяти, с сединой, коренастого.

– Лишь чёрные формы. Упрямые гады.

– Это подразделение «СС». Видал их раньше?

– Лишь тела, живыми – нет.

– Передай нашим, – обратился капитан к радисту, – пусть подкатят пушки и обстреляют тот квартал. Засели, суки, не выбьешь. Радист включил рацию, одел наушники.

– Передали, что через полчаса смогут обстрелять этот квартал, – ответил радист.

– Хорошо, мы подождём.

– Капитан, приказали добыть пленного, желательно офицера «СС», – добавил радист.

– Передай, что постараемся. Все слышали, – сказал капитан, обращаясь к солдатам.

Рота расположилась у полуразрушенной стены. Окруженные, загнанные в мышеловку немцы, что-то заподозрили и отчаянно вели огонь по укрывшимся за стенами русским солдатам.

– Видишь, как усердствуют, – сказал капитан. – Чувствуют, что конец их близок.

– Это они в агонии, товарищ капитан, – ответил молодой рыжеволосый солдат. – Надо им помочь…

– Подождём, – ответил капитан. – А знаете где мы?

– В Берлине, бьём фрицев, – кто-то ответил.

Раздался смешок среди солдат.

– Не просто в Берлине, – сказал капитан. Судя по карте, впереди рейхсканцелярия Германии. Центр зла.

– Когда мы очистим это здание, – ответил пожилой солдат, – его надо взорвать, чтоб камень на камне не остался.

– Я слышал, там Гитлер прячется, – сказал молодой солдат.

– Гитлер и Геббельс, – ответил капитан. – Там их апартаменты.

– Что, неужели эти нелюди там живут?

– Вероятнее всего, что их там уже нет, сбежали.

– Дайка погляжу.

Молодой человек высунул голову и увидел большое трёхэтажное здание, откуда вёлся огонь.

– Пригни голову, не дури! – сказал пожилой солдат, взяв рыжеволосого юнца за руку и оттащив от края разбитой стены.

– Вы чего, – обиженно сказал парень, – я хотел поглядеть на окна. Вдруг увижу…

– Что, Гитлера там хотел увидеть? – язвительно спросил капитан. – Гитлер в бункере, он боится драться. Скрылся за толстыми стенами.

– Что за бункер?

– Под рейхсканцелярией находится фюрербункер, где скрываются Гитлер и его окружение. Разве не знал?

– Нет.

– А ты хотел увидеть Гитлера в одном из окон, с автоматом в руках?

Раздался смех среди солдат.

– Эта крыса надёжно спряталась в своём логове. Так просто не выкурить.

В этот момент послышались многочисленные взрывы.

Артиллерия била по зданию, стены трещали, падали камни. Солдаты, укрывшись за стеной разрушенного здания, ждали окончания артобстрела.

– Кажись, прекратили, – заметил капитан. – Пора в бой.

Он огляделся, его товарищи поднимались из своих укрытий.

– Ну вот, теперь, Алёша, – обратился капитан к пытливому молодому человеку, – ты можешь взять в плен какого-нибудь эсэсовца. Там их много будет. Мы им немного дали по зубам.

Молодой человек не ответил, его не было рядом. Вместо него ответил пожилой солдат.

– Не сможет Алёша больше воевать, и Гитлера он так и не увидит. Не сможет ему сказать, стоя один на один…

– Снайпер, – с грустью сказал командир, глядя на рыжие кудри и молодое безжизненное лицо.

– Еще минуту назад, мы говорил с ним.

Тело погибшего Алексея свисало со стены. В голове виднелось пулевое отверстие.

– Он хотел увидеть Гитлера, – добавил пожилой солдат, – и сказать ему все, что… – какой-то сильный, невыносимый спазм сковал голосовые связки, не дал закончить фразу.

– Ничего, – ответил капитан. – Мы побываем там, и я лично напишу его имя на развалинах рейхсканцелярии.

Солдаты ринулись в бой. Они перебежали площадь, разделявшую их и трёхэтажное здание, где укрывались оглушённые фрицы. Уже на подходе к зданию вновь раздались выстрелы, но они были направлены не на площадь, не на тех, кто атакует. Ни одной пули не было выпущено по площади.

– Стреляют внутри!

– Странно это.

Одиночные выстрелы всё ещё были слышны из глубин огромного здания.

Рота, под командованием капитана, ворвалась внутрь рейхсканцелярии. Странная картина предстала перед ними. На полу лежали тела эсэсовцев, в разных предсмертных позах. Все они были убиты – но каким странным образом. В головах трупов виднелись дырки.

– Я не помню, что бы мы так прицельно стреляли.

– Мы вообще не стреляли, – ответил капитан, задумавшись. – Мы вели огонь снаружи, а тела внутри.

– Их добили, свои же, – догадался кто-то из солдат.

Один из солдат подошёл к трупу, наклонившись над ним.

– Капитан!

– Что, есть раненый?

Капитан подошёл ближе.

– Нет, этот тоже мёртв. Но если он немец, то я эскимос.

– С чего ты взял, что… – капитан замолчал. Его внимание привлекло лицо мёртвого эсэсовца. Лицо было необычным для немца. Узкие глаза, широкие скулы. Это было очень красивое лицо азиата.

– Кто он?

– Японец, – предположил пожилой солдат. – Союзник немцев.

– Это не японец, – сказал кто-то из солдат.

– Почему ты так считаешь? – спросил капитан.

– Когда-то до войны к нам в город, я живу в Бурятии, приезжали рабочие из Японии. Они худые, маленькие, разрез глаз более узкий, скулы. – Он задумался, – не такие…

– Широкие, – догадался капитан.

– Совершенно верно.

– Товарищ капитан, – там тела ещё пятерых азиатов. – Вы были правы.

– Насчёт чего?

– Они своих добивают.

– Жестокие, – сказал пожилой солдат.

– Не хотят сдаваться в плен, – предположил капитан. – Что ж, так мы легче пройдём дальше.

Азиаты, облачённые в чёрную эсесовскую форму, вели ожесточённое сопротивление. Они бились до последнего патрона, добивали своих раненных, в плен не сдавались. Они, казались, столь же бесстрашными, сколь преданными своему хозяину. Казалось, что смерть была их командиром, указывая им путь в преисподнюю.

Глава 2. Экспедиция в Тибет

1939 год, Тибет.

Горы, эти величественные великаны, поднявшиеся над равниной, цепью окружили старинный город, храня его от всех бед огромного мира. Здесь, в уединении, в окружении горных хребтов, укрылся причудливый город, жители которого не знали войн и ненастья. В своём, казалось бы, незамеченным никем существовании, город Лхасу жил своей девственной жизнью. Здесь, на крыше мира, располагалась резиденция регента Тибета Квотухту. Красивейший красно-белый дворец величаво взирал на город, окаймлённый высокими стенами.

Немецкая экспедиция, под руководством штурмбаннфюрера СС Эрнста Шеффера, добралась до резиденции красивейшего древнего строения, напоминавшим замок, к вечеру на закате дня, когда солнце уже скрылось за пиками горных хребтов, озолотив их, словно божественной аурой.

Проводник, родом из Тибета, владеющий немецким языком, перевёл речь монаха, встретившего церемонно экспедицию.

– С регентом вы можете встретиться завтра утром. А сегодня отдыхайте. Вас проведут монахи и расположат в комнатах. Там всё готово для вас.

– Вы с нами будете? – спросил Шеффер проводника. – Я нуждаюсь в переводчике. Мне бы хотелось, чтобы вы…

Монах жестом подозвал проводника и шепнул ему что-то на ухо. Шеффер выждал.

– В этом нет надобности, – ответил, улыбаясь, проводник. – Далай-лама знает немецкий.

Шеффер не показал вида, что удивлён. Он лишь качнул головой, добавив:

– Отлично.

Доктора Бруно Бегера и Эрнста Шеффера расположили в одной комнате, где окна выходили во внутренний двор. За окном была приятная тишина. Тени, спустившиеся с гор, заполняли дворик, укрывая резиденцию Далай-ламы теплым покрывалом сумерек. Вечер был тёплым, во дворе стали зажигаться фонарики, свет которых приятно ложился на древние стены и причудливые внутренние постройки резиденции.

– Да, сами бы мы не окунулись в это хранилище истории, – сказал Шеффер, сидя у окна, наслаждаясь приятной прохладой ночи.

Доктор Бегер распаковывал чемодан, вынимая из него сложенные в несколько раз карты, стопку тетрадей, несколько книг.

– Благодарите вашего покровителя.

– Вы имеете в виду рейхсфюрера Гиммлера? – спросил Шеффер. – Это же он организовал и спонсировал нашу экспедицию.

– Только между нами, Эрнст. Гиммлер мало образован в науках. Его лишь интересуют деньги и власть. И вы – тот, кто ему даст это.

– Нет. Это было бы выше моих сил.

– Что здесь, в бедном городе, вдали от Европы, можно взять, кроме бедности? – спросил Бегер.

– Вот здесь вы ошибаетесь. Гиммлер не так глуп, как вы его считаете. Да, он солдат, и готов отдать жизнь за фюрера и Германию. Он, конечно же, ничего не понимает в науке, но рейсхфюрер политик. Богатство и власть над миром Германии, некогда потерявшей своё могущество, дадут другие. Скорей всего это будут банкиры и солдаты.

– Солдаты? – удивился Бегер, укладывая книги у стенки.

– Да, да, Бруно, солдаты. Но для того, чтобы солдаты имели нерушимый воинский дух, несгибаемую волю, нам с вами предстоит не только найти центр могущества – Шамбалу, как её здесь называют, но и доказать, привести факты того, что есть крыша Мира.

– И мы достигли крыши Мира?

– Да, Бруно. Именно здесь, в Лхасу, где обитает регент Квотухту, находится древний, утерянный центр Мира.

– Я не совсем понимаю. Когда ты пригласил меня в эту экспедицию, как антрополога, то сказал, что я буду изучать местное население, то есть выполнять простые научные измерения. А теперь ты утверждаешь, что мы находимся не в деревне, вдали от цивилизации, а в каком-то божьем царстве.

– Всё верно. Цель экспедиции, истинная цель, была известна только мне. Я твой руководитель.

– Ты ведь здесь уже был.

– Верно. Я был в Тибете в двух экспедициях: в 31-й, 32-й годы, и с 34-го по 36-й года.

– Насколько я знаю, немецкой экспедиции в Тибет не было, – с сомнением сказал Бруно.

– Ты прав. Это были американские экспедиции.

– Что же они искали? Надеюсь не Шамбалу.

– Нет, мы проводили те же исследования, что и сейчас. Тогда я собирал зоологические и ботанические экземпляры. Насекомые, растения, животные…

– Это понятно, как биолога тебя это интересовало. Но что ты теперь намерен делать, неужели опять исследовать насекомых?

– Нет, конечно же, нет. На этот раз наша миссия куда более значимая. Шамбала – это не простой звук, не пустое слово. Конечно же, нет. Теперь наша миссия куда более значимая. Ни ты, ни я не готовы верить в Шамбалу, как некую божественную силу, могущество. Но это и не нужно.

– Стало быть, мы не будем изучать местный фольклор и древние мифы о несуществующей мистической силе.

– Верно, главное, чтобы в эту силу поверили все остальные. Если с нами будет сам Бог, то фюреру покорятся все народы.

– Теперь понимаю замысел рейхсфюрера. Он дальновидный политик.

– Гитлер одобрил его план и нашу экспедицию. На нас возложена великая миссия, которая останется в истории.

– И, как я понимаю, – иронически сказал Бруно Бегер, – нас впереди ожидает большой труд.

– И великий. Не каждый день приходится доказывать, что Бог существует, – заметил Шеффер.

– Все, кто это доказывал, рано или поздно плохо кончали, – мрачно заметил Бегер. – Что же ты хочешь от меня? – спросил Бруно, глядя смело товарищу в глаза, ожидая реальных целей.

– Мы будем делать свою работу, как и всегда. Биологи будут исследовать животных, географы – карты, геологи – минералы, геофизики – землю, а антропологи и этнографы, как ты, будут изучать коренных тибетцев.

– А кинооператор, который нас от самого Берлина снимает?

– Он, между прочим, из нашего института Анен Эрбэ. Пусть его камера незаметно шумит, он привезёт доказательства, снятые на плёнку. Гиммлер может ничего не понимать в антропологии и геофизике, но посмотреть, увидеть нашу работу захочет.

– Ясно. Я заметил возню геофизиков ещё на горе Канченджанги, когда они устанавливали там какие-то передатчики сейсмоактивности. Зачем фюреру или рейхсфюреру знать о сотрясении земной коры в Тибете?

– Это их работа, геофизиков. Оставим их. Лучше поговорим о твоей работе.

– Я уже понял, что мне предстоит измерять самое отсталое население, тех чудаковатых богов, в их красных облачениях. И кому только такая дурацкая идея пришла в голову?

– Мне, мой друг, мне. Ты удивлён?

– Ничуть. Заставить своего лучшего друга тащиться чёрт знает куда…

– На крышу Мира, – поправил его Шиффер, улыбаясь.

– Да, на эту чёртову крышу Мира, чтобы изучать каких-то желтокожих, полуграмотных мужиков. Спасибо, что твой быстрый и изворотливый разум не привёл меня в Африку, к чёрным.

– Ты не прав. Во-первых, ты учёный, и тебе должно быть интересно изучение жизни и быта тибетцев.

– А во-вторых? – с иронией спросил Бегер, всё еще ожидая ответа.

– Во-вторых, и в главных, тебе предстоит самая трудная задача нашей миссии.

У Бегера поднялись брови от удивления.

– Тебе предстоит, – продолжил Шеффер, после короткой паузы, в течение которой, друг проникся важностью задачи, – не просто исследовать строение черепов этих тибетцев, но и доказать, что наша раса имеет общие корни с древней господской расой.

– Поясни, – заинтересованно сказал Бегер. Похоже, что слова его товарища разожгли в нём некоторые мысли.

– Нам, Германии, Гиммлеру необходимо обоснование расовой теории господ и рабов. Мы должны здесь, в Тибете найти наследие древней расы господ.

– Германских арийцев?

– Верно. Тебе предстоит доказать, что германская цивилизация является более древней, чем египетская цивилизация.

– Ого! И ты считаешь, что в Тибете я должен найти следы древних господ арийцев? Да тут не только арийцев, тут даже цивилизацией не пахнет. Эти темные коротышки всю жизнь прятались в горах, не высовываясь. Какая могущественная цивилизация, какая раса господ? Им бы дожить незаметно, спрятавшись за этими камнями, – возмущенно сказал Бегер.

– Найти или доказать, неважно. Все нации мира должны поверить, что мы, немцы, имеем происхождение от древних богов.

– Сверхлюдей?

– Пусть будет так, сверхлюдей.

– А если кто-то не поверит в наши исследования?

– Поверят, а кто будет сопротивляться, воюя против нас, – мы сотрём их с лица земли.

– Принесём в жертву богу?

– Отличная идея. Люди суеверны.

– И кого же Гиммлер готов принести в жертву? – спросил Бегер.

– Почём я знаю: африканцы, арабы, евреи, или цыгане, какая разница.

– И ты считаешь, что другие нации: французы, англичане, русские поверят в то, что мы имеем корни древних богов – атлантов, живших когда-то? О них ничего не осталось, лишь несколько смутных упоминаний в мифах, случайно сохранившихся.

– Не случайно, Бруно, не случайно. Я давно изучаю живое, населяющее планету. Так вот, в своих исследованиях многие учёные полагают, что в этом мире, созданном кем-то, нет случайностей, всё предопределено и достаточно разумно устроено, развивается по своим, пока ещё закрытым для человека законам.

– И кто же это предопределил, кто создал этот мир, кто хозяин человеческой расы? – саркастически спросил Бруно.

– Надеюсь, Бог.

– То есть ты не веришь в теорию Дарвина? – спросил Бруно Бегер.

– Теория Дарвина – это хаос, а из хаоса не может появиться разум. Ты-то, как ученый, должен это знать. Теория Дарвина – это ширма для необразованных и наивных людишек, готовых поверить во всё, что ими определено или ощутимо. Законы в таком мире, в мире приматов и насекомых не будут логичными. Цепь развития давно бы распалась, и человека бы не было. Но ведь есть и существует такие понятия, как сообщество, адаптация, симметрия. Живой организм – это симметричное существо, у него имеются пары органов: два глаза, два уха, мозг состоит из двух половинок…

– Это ясно, дальше что?

– Всё это необходимо для выживания и развития. А каков идеальный механизм адаптации – приспособление к жизни, формирующий программирование инстинктов и правил поведения, не только индивидуальные, но и коллективные, как это наблюдается у людей. А каково разумное многослойное распределение рецепторов внутри тела живого организма, каждый рецептор отвечает только за свою функцию. Разве это всё может появиться из хаоса? Ты попробуй найти в этом мире хоть одну сущность нелогичную, не нужную, не имеющую смысла…

– Ну, хорошо, хорошо, убедил, не зря ты биолог, а я всего лишь этнограф и антрополог, – сдался Бегер. – Но скажи мне, доктор Шеффер, а как быть с генетикой? Ведь наций много: белые, чёрные, жёлтые, высокие, худые, толстые, кривоногие, узколицые, короткие, красивые и уродливые, глупые и способные…

– Я понял, к чему ты клонишь. Эту идею мне подсказал один старый биолог, мой учитель, мир его праху.

– Поделись с другом, – настойчиво сказал Бегер.

– Хорошо, слушай. Мой учитель полагал, исходя из генетики, что такие народности, как негроидная, а также азиаты несут плохие гены.

– Что он имел в виду? – спросил Бегер.

– Уродуют человека, портят его генетику, скрещиваясь с белыми. Он считал, что когда-то, во времена атлантов существовала лишь одна белая раса.

– Стало быть, лучшая раса – люди с белой кожей? Но откуда тогда взялись другие расы?

– Он выдвинул несколько предположений, и все они ведут к тому, что иные расы не были доминирующим звеном в развитии человека.

– То есть, поясни?

– Они были рабочей силой, – ответил Шеффер. Участвовали в строительстве городов.

– Ты хочешь сказать, что они были рабами?

– Не обязательно, но они не имели привилегий.

Бруно вытянулся, словно демонстрируя благородное происхождение.

– Возможно, эта вся прислуга, увеличившись в количестве и наглости, заявила о себе – перестала подчиняться. И началось восстание, бунт – кровавый и беспощадный. Это была война на выживание, как среди животных видов, конкурентов, борющихся за свой ареал.

– Если Бог создал разумный мир, как ты утверждаешь, то почему не предвидел эту бойню. Ведь она – явно вышла из под контроля, и является, скорее детищем хаоса, а не разумного закона.

– Как знать, как знать. Ведь человечество до сих пор ничего не знает о своем создателе. Так вот, слушай дальше. Одна из его теорий, моего учителя, говорит о том, что и среди людей с белой кожей тоже не всё ладно. Шло время, человечество менялось, смешивалась кровь. Возможно, это произошло из-за войн, как ты предположил. Белая раса тоже изрядно мутировала. Его расчёты, которые он вывел, исследуя сотни случайно выбранных людей из разных стран Европы, показывают, что блондины имеют плохие гены.

– Что же он советует? К каким выводам он пришёл?

– Он считает, что человечеству ещё не поздно объединить усилия и вновь воссоздать расу господ.

– Как же он считает это возможно?

– Путём скрещивания, как это делает природа, но разумно. Для появления новой расы нужно взять белого человека и человека с монголоидной расы.

– Монгола? – удивился Бегер.

– У немцев вытянутое лицо, а у монголов широкие скулы. Сочетание того и другого дадут правильные черты лица, схожие с атлантами.

– Да, не зря монголы так легко завоевав полмира, господствовали долгое время.

– Их раса спала до определённого момента, а затем проснулась и вспомнила, кем они были. Эта сила, что когда-то пылала в наших телах – сила лидеров, не утратила своей мощи, она просто уснула, как мамонт во льду, – сказал Шеффер.

– Как же эта теория осуществима, если кровь за много десятков тысяч веков изменилась, разбавилась?

– Необходимо выбрать среди немок самых стройных, здоровых, с правильным, без патологии, строением скелета и…

– Что?

– Эти женщины будут матерями будущих арийцев – расой господ, властелинов мира. Мы должны исправить ошибку Бога. Эта миссия возложена, а быть может, и запрограммирована Создателем.

Шеффер сел на кровать, зарылся в одеяло, съёжившись.

– Холодно здесь ночью, – сказал он. – Да, на счёт блондинов, я пошутил. Это не проверенная гипотеза. Есть лишь малые догадки. Ты знаешь, сколько среди любимцев фюрера блондинов. Кое-кто из ставки считает, что арийцы, истинные арийцы, должны быть блондины с голубыми глазами.

– А ты что считаешь?

– А что я могу сказать. Нам платят, и я выполняю работу.

– Но, как я понимаю, начальство имеет свои виды на счёт внешности сверхчеловека, – с иронией сказал Бегер.

– Я ничего не имею против синих глаз и белых волос, а ты?

– Мне тоже всё равно.