Kitobni o'qish: «КРЫЛЬЯ»

Shrift:

Притяженье небес

Было туманно и тихо. Безветрие наполняло пустынные утренние улицы каким-то странным предчувствием, в котором таилось что-то непредсказуемое. В этом раннем туманном безмолвии возник силуэт человека, он плавно проявлялся по ходу движения. Это был довольно странный тип, одетый в длинное тёмное пальто и в чёрную шляпу, из-под которой сквозил его бездонный взгляд, наполненный какой-то вселенской тоской вперемешку с угрюмой, зловещей иронией, что дополнял его слегка перекошенный рот, выражавший усмешку; в руке он держал верёвки с привязанными к ним огромными крыльями. И он волок эти крылья по тротуару угрюмо и отрешённо…

А в это время где-то высоко в небе терпел катастрофу авиалайнер; шквал немыслимых вибраций сотрясал его, и трагический шок гасил надежды пассажиров, разверзая бездну этой воздушной драмы…

…В квартире Андрея Ладогина зазвонил будильник. Андрей вздрогнул и резко проснулся.

Вскинув голову, он оцепенело осмотрелся… и резко выдохнул:

– Ну и сны…

Встрепенувшись, Андрей отключил будильник. Но тут зазвонил телефон.

Андрей быстро взял трубку:

– Алё…

– Андрей, ну ты как, – собрался уже? – прозвучало на том конце.

– Собираюсь.

– Давай, поторопись. Через три часа уже вылет. Мы сейчас подъедем.

– Хорошо. Я мигом.

Андрей положил трубку и задумался:

«Интересно, на каком лайнере мы полетим?.. И сколько времени лететь до Новосибирска?.. Ещё этот сон бредовый… Как странно всё… Могли бы и здесь съёмки закончить, – Москва большая. Вечно идеи не вовремя…»

Он быстро встал, оделся, умылся и вышел на кухню – заварить кофе; затем наспех позавтракал, попил кофе, закурил… Напряжение его не отпускало…

Между тем к подъезду дома, в котором жил Андрей Ладогин, уже подкатил микроавтобус со съёмочной группой. Сергей Покровский – режиссёр фильма ещё раз по мобильному телефону набрал номер Ладогина.

Андрей ответил полной готовностью и через пару минут уже вышел навстречу друзьям–коллегам, ожидавшим его в машине. Он сел в микроавтобус и под бодрое приветствие киношников без лишних эмоций отдал себя в руки судьбы. Водитель Володя выжал газ, и спецмашина понесла вундеркиндов богемы вперёд – в неизвестное…

– Как жизнь, Андрей? – участливо спросил Покровский.

– Нормально, – сухо ответил Ладогин.

– Куда ж оно денется! – весело добавил Бережнов – директор и попечитель всей этой братии.

– Ты чего такой? – опять поинтересовался у Ладогина Покровский.

– Да так… Какая-то дурь приснилась… – угрюмо ответил Андрей и глянул в окошко – успокоиться скоростью.

Тут опять встрял Бережнов:

– Да ерунда; мне чего только не снилось! Плюну через плечо – да и нормально всё. Главное, чтобы дорожка открыта была. И чтоб никто палки в колёса не совал.

Андрей посмотрел на весёлого Бережнова, улыбнулся и произнёс:

– Спасибо, Витёк, на добром слове. Ату их всех – этих «кошмариков».

И тут все разом гаркнули:

– Ату!!!

И салон микроавтобуса сотрясся от смеха…

– Ну, вы даёте, мужики, – сквозь хохот выпалила Татьяна – визажист группы. – Мы же так врежемся куда-нибудь!

– Не боись, не врежемся, – парировал оператор Лёньчик. – Нас все объедут, – мы излучаем энергию жизни! И всем от этого страшно.

– У нас тормозной путь – нулевой, – добавил Бережнов.

– Тормоза на нуле, – подхватил Лёньчик.

– Я и вижу, что вы без тормозов, – резюмировала Татьяна.

На резком повороте микроавтобус тряхануло, и киношники ощутили силу движения автомобиля, укрощающего родные дороги. И это как-то всех умиротворило и обнадёжило.

– Хорошо идём, – констатировал Покровский.

– А можно ещё лучше, – добавил Бережнов.

Так и доехали они до аэропорта – целеустремлённо и весело.

Домодедово дышало туманом… Киношники вылезли из микроавтобуса. Водитель микроавтобуса пожал всем руки и, пожелав друзьям счастливого полёта, уехал. Съёмочная группа направились в здание аэропорта.

– Да, погода мистическая; сыровато. Могут и рейс отложить, – на ходу бросил Покровский.

– Ерунда, у нас в любую погоду летают, – невозмутимо отреагировал Бережнов и, вдохнув полной грудью прохлады, добавил:

– Свежо. Благодать…

Покровский улыбнулся, взглянув на Бережнова, и как-то отрешённо произнёс:

– В любую погоду летают Икары…

Их мимолётный разговор прервал гул взлетавшего авиалайнера, и коллеги быстро вошли в просторный холл аэропорта.

У стойки регистрации Бережнов обратился к женщине, оформляющей багаж:

– Мы всё берём с собой, – это аппаратура.

– Дело ваше, – спокойно ответила женщина, – Подготовьте багаж к досмотру.

Киношники отошли в сторону и, сгруппировав свой техарсенал, подготовились к проходу на посадку. На взлётной полосе авиалайнер готовили к вылету. Пассажиры начали подниматься по трапу в авиалайнер…

– Однако… Не думал, что стольких людей манит Сибирь, – с удивлением произнёс оператор Лёня Ясенев, а для друзей – просто Лёньчик, глядя на пассажиров.

– Наверное, корни их там… Интересно, где наши, – задумчиво ответил Покровский.

Надо сказать, что режиссёр Покровский был мастером своего дела, – он ведал суть своего искусства и разбирался в людях, ничего не упуская из виду; и даже в состоянии некоторой отрешённости он улавливал всё, что касалось жизненно важной стратегии образа, сокрытой от стороннего наблюдателя, но доверенного ему – режиссёру мира сего, а, стало быть, и довлеющего над ним беспристрастно и чутко; эта странность вскрывала его потенциал в полной мере, обжигая и награждая. Таков удел истинного художника. И за своё искусство он боролся с полной самоотдачей. Но вернёмся к действию. Народ уже пошёл на посадку в авиалайнер; и наши герои, вдохновлённые новыми чувствами, сделали шаг в неизвестное…

В салоне авиалайнера возникла молодая изящная стюардесса с обаятельным взглядом и пленительной улыбкой. Она мягко обратилась к пассажирам с просьбой не загромождать салон багажом… Пассажиры, поместив багаж в верхние отсеки, расселись по своим местам. Съёмочная группа была неразделима и дружна в этом непредсказуемом путешествии; Андрей Ладогин интуитивно сел возле иллюминатора, рядом с ним – Сергей Покровский, левее – Виктор Бережнов, а впереди – Татьяна и Леонид.

Наконец, заработали двигатели, самолёт тронул с места и вырулил на взлётную полосу. Быстро нарастив скорость, авиалайнер плавно отделился от Земли…

– Быстро высоту набрали, – отметил Ладогин.

– Да, уже летим, – отозвался Покровский.

– Надо же, полный салон, – добавил Ладогин, окинув взглядом салон самолёта.

– У нас пустых не бывает. Я вот как-то на Алтай летел, да ещё зимой; так пассажиров было не меньше, – ответил Покровский. – А я думал, что в такое время года туда мало кто желает попасть. Ошибался…

– А что ты на Алтае делал зимой? – удивился Ладогин.

– Да так; небольшая экскурсия, – уклончиво ответил Покровский. – Знакомые позвали, – мол, места у нас интересные, может пригодиться это для работы режиссёрской…

Их разговор прервал мягкий голос бортпроводницы, звучащий в динамиках салона:

– Уважаемые пассажиры, наш авиалайнер выполняет рейс по маршруту Москва – Новосибирск. Высота полёта – десять тысяч метров. Скорость – девятьсот пятьдесят километров в час Рейс выполняет авиабригада из Москвы. Командир экипажа – Виталий Строгинов. Счастливого полёта!.. Через несколько минут вам будут предложены прохладительные напитки, соки, конфеты, выпечка, а также – сувениры, книги, газеты…

Андрей Ладогин отрешённо уставился в иллюминатор. Невыразимая печаль вдруг охватила его; и он погрузился в воспоминания…

Подарок судьбы

…В Центральном Доме Художника проходила выставка изобразительного искусства. Андрей задумчиво разглядывал одну из картин, это был шедевр Сальвадора Дали – «Христос Святого Иоанна». Иисус Христос, летящий на кресте, ошеломил Андрея своей фантастической мощью, полностью отключив его от внешнего мира… Эту фантасмагорическую интроспекцию внезапно нарушило чьё-то целомудренное внимание. Андрей интуитивно повернулся и увидел возле себя изящную обаятельную женщину с шикарной причёской и одухотворённым лицом. На вид ей было около тридцати лет.

И Андрей, как по наитию, к ней обратился:

– Девушка, извините, как вас зовут?

– Прямо так, – с ходу, – слегка удивлённо и прохладно ответила она.

– Интересуетесь живописью? – невозмутимо продолжил Андрей.

– А вы – женщинами? – иронично подметила невольная собеседница.

– Я – блаженными, – ответил Андрей.

– Ну, тогда вы не по адресу, – оборвала его щепетильная незнакомка.

– В том-то и дело, что по адресу, – настойчиво продолжил Андрей.

В его голосе звучала упрямая просьба с ноткой восхищения, что свойственно лишь людям с утончённым, возвышенным мировосприятием; и незнакомка, вдруг изменившись в лице, тихо произнесла:

– Вы меня интригуете…

– Я сам заинтригован…

Женщина открыто посмотрела на Андрея, овеяв его наивно-удивлённым взором.

И она тут же произнесла:

– Моё имя – Анна.

«Анна, Анна… Анна…» – отозвалось эхо в сознании Андрея.

Он встрепенулся и с тихим волнением произнёс:

– Очень приятно. А меня зовут Андрей… Я – актёр. Понимаете, Аня, мы снимаем фильм, и на роль главной героини никак не можем подобрать нужную актрису.

– Но я – не актриса, – с недоумением вымолвила Анна.

– Нет; вот вы – как раз то, что мы ищем! Понимаете, там героиня должна быть такая одухотворённая, печальная, хрупкая, и в то же время – несгибаемая, с ясным глубоким взглядом, полным любви и смирения; в общем – образ блаженной праведницы – преподобной Феоктисты…

Анну заинтриговал разговор Андрея вместе со всей этой необычной темой; и она заворожено вымолвила:

– Интересно… А как фильм называется?

– Фильм называется «Обетование». Я вам всё расскажу и объясню, что нужно делать. Вы просто спасёте нас! Поедемте прямо сейчас.

– Но куда? – растерялась вдруг Анна. – Я не готова… И вообще, я ещё не дала вам согласия.

Внезапно в зале отключилось освещение, и этот мистический полумрак окатил Анну ознобом, побуждая к действиям без раздумий.

Андрей, воспользовавшись этим внезапным и странным замешательством, решительно взял её за руку и твёрдо произнёс:

– Всё будет великолепно. Это очень просто!..

И он увлёк растерявшуюся Анну к выходу…

На улице Андрей, указав на свой «Форд», лаконично отрезал:

– Вот машина; двадцать минут – и на «Мосфильме» будем.

Анна, пытаясь высвободить свою руку из цепкой хватки Ладогина, суматошно выпалила:

– Да вы… Вы бандит какой-то. Актёр… Все вы такие, что ли?

– Нет, только я, – с иронией ответил Андрей и как можно мягче приблизил Анну к автомобилю.

– Господи, ну что мне делать с вами… – сетовала «пленённая» Анна.

Он усадил её, уже успокоившуюся, на переднее сиденье, а сам сел за руль и, включив зажигание, вырулил на проезжую часть. Через несколько мгновений «Форд» растворился в потоке городского автотранспорта…

Утверждение образа

Приехав на «Мосфильм», Андрей повёл Анну сразу в павильон, где проходили подготовительные съёмки фильма. Её ослепили софиты и ошеломили декорации в игре огней и музыки… В павильоне делали пробы, – режиссёр что-то пояснял актёру в трико, а неподалёку высился съёмочный кран с оператором наверху…

Ладогин тут же обратился к режиссёру Покровскому:

– Сергей! Я Феоктисту нашёл!

Покровский обернулся и растерянно спросил:

– Что?

Ладогин возбуждённо продолжил, указывая на Анну:

– Вот, смотри. Каковы очи?

Покровский пристально и пронизывающе посмотрел на Анну, как бы изучая и оценивая внезапную претендентку; она смущённо отвела взгляд.

– Надо пробовать, – это шанс! – не унимался Ладогин.

Покровский мягко обратился к Анне:

– Как вас зовут?

– Аня, – слегка смущённо ответила она, сама не поняв, почему она назвала своё уменьшительное имя, – наверное, сработал какой-то интуитивный ключ доверительности и искренности.

Покровский обратился к актёру, стоявшему рядом:

– Саша, на сегодня – всё. Продолжим завтра. Подготовь весь текст.

– Хорошо, – ответил актёр и направился к выходу.

Музыка затихла, оператор дал команду осветителям:

– Тайм-аут!

А Покровский незамедлительно интегрировал ситуацию одной лаконичной фразой, обращённой к Андрею и Анне:

– Так; в гримёрную.

Андрей радостно подхватил Анну под руку и повёл её готовить к пробной съёмке.

На ходу Анна взволнованно спросила:

– Андрей, вы что, меня прямо сейчас снимать будете?..

– Конечно. А чего ждать-то?

В гримёрной Анну усадили в шикарное кресло, и женщина с острым взглядом профессионала принялась гримировать и вводить в образ преподобной праведницы новоявленную актрису…

Глядя на себя в зеркало, Анна изумилась своему перевоплощению, – из зеркала на неё смотрела пышноволосая отрешённо-смиренная дева со взглядом инокини и статью сивиллы…

– Надо же; вот чудеса… – слетело с уст Анны.

И вот, она предстала перед режиссёром. Зажглись софиты, включилась камера…

Покровский мягко напутствовал Анну:

– Аня, полный текст будете читать чуть позже; а сейчас – детально, самое основное. Вы – блаженная Феоктиста из Жития Святых. Расслабьтесь и чуть отрешённо говорите: «Господи! Узрели очи мои спасенье Твоё!..»

Анна, набрав воздуху, взволнованно и певуче произнесла:

– Господи! Узрели очи мои спасенье Твоё!..

– Отлично, – отреагировал Покровский. – Теперь – следующий текст: «О, человече! Не опечаляй худости моея!»

Анна взволнованно и молитвенно повторила:

– О, человече! Не опечаляй худости моея!

Её смиренный и светлый образ в облачении рубища озарил сознание Андрея; и он застыл перед ней, как обворожённый пилигрим…

Вспоминание чувств

…Голоса пассажиров выхватили Андрея из потока воспоминаний; и он осмотрелся. Стюардесса выкатила тележку с напитками, кондитерскими изделиями и провиантом в упаковках.

Бережнов взял лимонад и бутерброды в упаковке.

Он обратился к Леониду:

– Будешь?

– Да пожалуй, съем что-нибудь; лететь-то долго ещё, – отозвался Лёня.

Лёня тоже взял себе еду и лимонад. Татьяна и Покровский последовали его примеру. Лишь Ладогин отказался от еды и напитка, – ему было не до этого…

Бортпроводница пошла дальше по салону, а наши друзья принялись потихоньку поглощать предложенные им яства… Где-то в салоне раздался голос ребёнка:

– Мама, а мы скоро будем в Сибири?

– Скоро, детонька моя, скоро, – ответила мама, – Вот поспим немного, – и уже прилетим.

– А там не воюют? – спросил ребёнок.

– Нет, родной мой; там все добрые… Спи, мой родной, спи…

Этот голос умиротворял; и Андрей опять откинулся в кресле, закрыв глаза. Воспоминания продолжили своё действие неудержимо и стремительно…

…Машина Андрея Ладогина остановилась возле подъезда патриархального дома со слегка обшарпанным фасадом, где уже стояла Анна.… «Форд» весело просигналил, и Анна, встрепенувшись и увидев за рулём Андрея, быстро села в машину с ним рядом.

Он тут же воскликнул:

– Рад вас приветствовать, великая актриса! Ну, куда двинем?

– Я не знаю, Андрей… Может, где-нибудь посидим, – кофе попьём? – слегка смущённо ответила Анна.

– Аня, я предлагаю за дебют выпить шампанского!

– О, это уже захват врасплох!..

– А что? Что мы будем по барам тусоваться; сейчас я дам полный расклад… Берём шампанское и едем ко мне в гости.

Андрей с надеждой взглянул на Анну.

Она непринуждённо вошла в игру:

– О, а это уже – форте-фермата…

– Вы причастны к музыке? – удивился Андрей.

– Да, и даже очень, – с интригой ответила Анна и посмотрела вперёд, как бы исследуя предстоящий путь.

– Вы вбили мне в спину крылья! Значит – едем ко мне. Заодно я дам полный расклад по нашему фильму, – заключил Ладогин и в упор посмотрел на Анну.

Она мягко произнесла:

– Андрей, мне неудобно… Как-то так, сразу…

– Аня, я похож на идиота? – невозмутимо-иронично спросил Андрей.

– Да нет вроде…

– Тогда едем.

И он нажал на газ. «Форд» мягко вырулил на проезжую часть и скрылся в круговороте движения…

Приехав домой, Андрей провёл Анну в гостиную, а сам решил сделать лёгкий сервис. Анна с интересом разглядывала разные плакаты и коллажи, фотографии Андрея…

Увидев фото мальчика, она спросила:

– А это кто?

– Это я, – семь лет, – ответил Андрей, сервируя стол.

– Такой милый… – слетело с уст Анны.

– Да. Все мы когда-то были милыми… – задумчиво сказал Андрей.

– А сейчас?

– Сейчас – кто успел, тот и спел, – с некоторой досадой ответил Андрей.

Анна задумчиво посмотрела на фото, затем на Андрея и вымолвила:

– Странно всё… Но я думаю, что детство всегда сохраняется в сердце; и этот мальчик семилетний навсегда остался в тебе, он подсказывает тебе, как сделать так, чтобы не было больно… Он – как чистый родник…

Андрей в ответ улыбнулся и тихо произнёс:

– К тому же он не имеет чувства важности и ко всем обращается на «ты», и это правильно…

– Ой… Я совсем забылась, – расслабилась. Простите…

Анна смущённо взглянула на Андрея.

Но он невозмутимо констатировал:

– Нет уж, первое слово дороже, оно от Бога. Так что теперь мы – на «ты», и прошу заметить – безо всякого брудершафта! Это знак…

Андрей посмотрел Анне в глаза и прочёл в них полное согласие.

И он продолжил:

– А теперь – прошу к столу!

Усевшись за стол, Андрей распечатал шампанское и наполнил бокалы… Он посмотрел на Анну. Возникла пауза. Он назвал бы это драматической паузой, обуславливающей исход жизненной позиции…

Затем они подняли бокалы, соприкоснулись ими, издав веселящий звон, и Андрей произнёс:

– За нас…

– И за будущее, – добавила Анна.

И они приступили к исполнению тоста…

У Анны шампанское вышибло слёзы; она, улыбнувшись, произнесла:

– Какое терпкое, прямо до слёз проняло…

– Настоящее, – добавил Андрей, распечатывая шоколад.

Он предложил ей десерт:

– Аня, не стесняйся, будь как дома. Может, ты есть хочешь? Я сейчас сделаю.

– Нет-нет, когда захочу – я скажу. Лучше рассказывай что-нибудь.

И Андрей погрузился в стихию сюжета:

– Наш фильм, Аня, имеет глубокие корни… А мы – как бы плоды этого Древа; и образы, которые мы воссоздаём, должны быть востребованы. Та блаженная Феоктиста является некоей тайной сутью человеческой души, находящейся в странном пустынном мире, где нет близких по духу, где только ловцы и звери; но голос её, обращённый к Ловцу, является одновременно и призывом к людям: « – Встань с колен, человече…» Она – одна, но какая в ней мощь!..

Анна поддержала его:

– Да, Андрей; я вообще замираю, когда читаю это:

« …Ныне отпущаеши рабу свою, Владыко, яко видесте очи мои спасенье Твое…»

Она посмотрела на Андрея, и глубина её бесприютного взгляда его околдовала…

И он с каким-то отрешённым благоговением заговорил:

– Прекрасно… Ты – как пришла оттуда, с Пароса, явилась в очи мои… И вообще, время – понятие относительное; в данном случае оно всеобъемлющее… Даже не знаю, как правильней выразить.

Андрей задумался.

Анна продолжила его тему:

– Время не имеет ни конца, ни начала. Это вечное вращение… И оно каждый раз даёт нам шанс… Жизнь играет с нами в такие игры… Разве думала я когда-нибудь, что буду сниматься в кино? Да ещё в такой роли… Андрей, а ты ведь там играешь Ловца. Вот интересно посмотреть.

– Так завтра и посмотришь, – съёмки ведь будут. Вообще, я долго выходил на серьёзную роль; не везло всё как-то, – то режиссёр не тот, то фильм тормозят, то роль не моя…

– А я смотрю – сейчас все снимаются где угодно, даже в рекламе…

– Да… Деньги – вещь однозначная… У меня друг был, вместе во ВГИКе учились. Он режиссёрский закончил, а потом ушёл в бизнес. Вот и всё искусство.

– А ты актёрский заканчивал?

– Да. А теперь жалею, что не режиссёрский. Хочу режиссурой заняться…

Андрей закурил; затем наполнил бокалы шампанским…

Анна задержала свой взгляд на полках с книгами; она произнесла:

– Как у тебя книг много… И Гёте… И Бодлер… И Петрарка… И Данте…

– Да, интересуюсь иногда…

– Это здорово. Я вообще, тяготею к поэзии, она помогает…

– Есть такое, – заметил Андрей и спросил:

– Аня, а ты кто по профессии?

– Я – музыкант, – пианистка. Консерваторию закончила. А сейчас – временно без работы. Хотя, уже при деле – в новом амплуа. Благодаря тебе…

Она улыбнулась и открыто посмотрела на Андрея.

Он подхватил:

– Так мы с тобой – родные души. А я думаю: чего на выставке тогда меня так примагнитило к тебе? А вот оно – стихия муз – в одной энергии…

– Да, удивительно всё…

Андрей погасил сигарету и произнёс:

– Ну а теперь выпьем за нашу стихию муз.

Они подняли бокалы и реализовали суть тоста.

Андрей по ходу спросил:

– А ты классику играешь?

– Да, в основном – классику.

Анна помолчала и добавила:

– Но раньше играла всё подряд, точнее – всё, что нравилось. И джаз любила интерпретировать.

– Это уже интересно, – отметил Андрей, – Ну ты мне когда-нибудь поиграешь что-нибудь классически авангардное?

– Сыграю так, что начнёшь стихи писать, – ответила Анна.

– А я пишу иногда. Потом как-нибудь почитаю…

Анна как-то ностальгически посмотрела на Андрея. В её глубоких глазах сквозило смятение, смешанное с восторженной отрешённостью, – чувство, заставляющее идти по камням и колдобинам в тайну, притяжение которой и является тем самым безумием, которое искупает холодно-бескрылую прагматику обыденности, это оно – чувство нелепой и светлой радости жизни во всей полноте и немыслимой силе безотказно ведёт людей к своим любимым…

– Если хочешь – музыку включим, – предложил Андрей.

– Нет, лучше ещё поговорим.

Андрей разрезал два апельсина на несколько долек и долил в бокалы шампанское.

Он взял апельсин и философски поэтизировал свою мысль:

– В плодах таится мощь Истоков, – неисчерпаемая жизнь…

– Человек тоже бывает плодоносным, – мудро подметила Анна.

– Несомненно; если имеет хорошую почву… Но люди почему-то всё чаще теряют себя. Наверно что-то их слегка ослепило… А может, устали…

Анна, что-то припомнив, продолжила тему:

– Ты знаешь, я как-то недавно одного мужика видела, – бомж натуральный, пальтецо такое затёртое, лицо помятое, небритое, а глаза – ну прямо впали в глазницы; видно, что голодный и безработный. Но он так держится – позавидуешь; сидит на скамейке и ни у кого ничего не просит, только нашёптывает про себя что-то. Даже странно. Кругом – нищие, им все деньги подают; а этот – как будто ни в чём и не нуждается, молча смотрит на всех как-то странно, а иногда взгляд направляет в небо, да как-то загадочно, будто что-то выискивает… Я за ним долго наблюдала – подругу дожидалась, ну его невольно и заприметила…

– Действительно странно, – вымолвил Андрей и задумался.

– Любая странность имеет свой скрытый смысл, – добавила Анна.

– Да, наверное, – согласился Андрей. – Есть люди, которые своим примером как бы показывают другим, что можно, а что нельзя…

Они допили шампанское и приступили к десерту…

Андрей вдруг спросил:

– Аня, а ты веришь в вещие сны?

– Верю… Мне раз приснилось, как будто я нахожусь на каком-то огромном пустыре, кругом – ни души, я – одна, а передо мной – рояль белый, и я играю на нём. А потом я вместе с роялем этим воспаряю куда-то. И такое блаженство меня охватывает… Как в сказке… А на следующий день меня включили в гастроли. А пустырь этот безлюдный означал мою защищённость и независимость; и то, что я воспаряла с роялем – проявилось в моём успехе. Вот.

Она посмотрела на Андрея, а затем как-то смущённо отвела взгляд, о чём-то задумавшись…

– Потрясающе, – вымолвил Андрей и добавил:

– Аня, мы завтра отлично сыграем…

Аня влюблённо посмотрела на него и тихо спросила:

– Андрей, а у тебя есть мечта?..

– Есть. Ты…

Они как по наитию притянулись друг к другу и обнялись…

– Аня, я люблю тебя, – прозвучал жаркий шёпот Андрея.

– И я тебя, – ответила Анна.

И их поцелуй закрепил это неизбежное действие двух сердец, нашедших друг друга…

Тот, кто всё видит

…Ладогин вздрогнул от азартного выкрика, вернувшись в реальность времени, – два каких-то мужика заядло играли в карты, на откидном столике у них громоздилось несколько банок пива. Андрей посмотрел в иллюминатор. Рядом разговаривали его друзья.

– Интересно, как там погода в Новосибирске? – произнёс Покровский, глянув на Бережнова.

– Да нас искусство греет, – ответил Бережнов и добавил:

– Надо бы ещё пива взять, – лететь-то ещё порядочно…

Андрей Ладогин посмотрел на сигнальные кнопки вызова над собой… затем опять в иллюминатор… Перед его внутренним взором предстала жуткая картина его сна: авиалайнер, стремительно теряющий высоту и пронизывающий пространство роковым шквалом шумов и вибраций падения… Чувство тревоги овеяло Андрея своей ледяной волной… А затем пронзительная тоска охватила всё его существо… И он смиренно закрыл глаза, вновь отдавшись светлому и спасительному потоку своей судьбы…

…Андрей и Анна блаженно спали. В окне теплился рассвет, светлым туманом окутывая пространство пустынных улиц… В этой рассветной дымке по совершенно пустому переулку брёл странный человек в длинном тёмном пальто и в шляпе, низко посаженной на лоб. В его отрешённом бездонном взгляде сквозила какая-то вселенская тоска, а слегка перекошенный, как бы усмехавшийся рот, выдавал в нём чувство нерушимой иронии, имеющей суть незримой брони. И вообще, во всём этом странном субъекте сквозило что-то потустороннее и таинственное. Одной рукой он тащил за верёвки какие-то огромные крылья, которые безжизненно волочились по тротуару… Да, это был субъект не простой; это был загадочно-чуткий, неутомимый, беспардонно блуждающий тип. Скорее всего, это был субъект, по какой-то непостижимой причине попавший не в своё время, а быть может, проникший сюда из каких-то запредельных краёв со своей тайной целью, известной лишь ему одному. Вот и бродил он по бульварам, дворам, закоулкам с этой несусветной обузой, что-то выискивая, вынюхивая…

Иногда он разговаривал сам с собой, но весьма лаконично:

– Ну где же выход? Уже пора. Выход…

Поравнявшись с домом, где жил Андрей Ладогин, этот тип вдруг остановился, как бы что-то улавливая в утреннем воздухе…

И он тихо произнёс:

– Уже теплее… Похоже, он тот, кто нужен…

А затем этот крылоносец, резко выдохнув, двинул дальше, шурша и шаркая по тротуару своими огромными загадочными крыльями…

Между тем, в квартире Ладогина влюблённые начали просыпаться. Аня, приподняв голову, посмотрела на Андрея и тихонько его поцеловала… Андрей открыл глаза и улыбнулся.

Она мягко произнесла:

– Пора вставать, мой милый принц, – искусство не ждёт.

– Да, пора, – ответил Андрей. Он обнял Аню и поцеловал её…

Внезапно Андрей изменился в лице. Он напряжённо смотрел куда-то в пространство…

– Ты чего? – встревожилась Анна. – Что случилось?

– Да какая-то муть приснилась… Тип жуткий какой-то, – ответил Андрей. – Вот же бред…

– Какой тип? – удивилась Анна.

– В длинном тёмном пальто и в шляпе… А за собой тащит какие-то огромные крылья…

Ладогин тяжело, нервозно вздохнул и продолжил:

– И такое ощущение, что он меня разыскивает… И чего-то хочет… Аж мороз по коже…

Возникла пауза. Ладогин смотрел куда-то в пространство, словно опять созерцал этот запредельный образ из сновидения…

– Андрюша, ты успокойся; всякое бывает, не всегда же хорошие сны снятся, – как можно спокойнее ответила Анна.