Kitobni o'qish: «Шепот осени»

Shrift:

Игорь Бер

Шепот осени

Дима остался сиротой в десять лет. Сложное испытание для мальчишки, который до этого жил в образцовой семье. Его родители были далеко не богатыми людьми, при этом сам мальчик не испытывал нужды в еде, тепле в зимние холода или любви. Сергей Степин хоть и работал в преуспевающей фирме, занимал в ней должность менеджера среднего звена, потому чаще ехал на работу в общественном транспорте и изредка на старой «девятке», которая выходила из строя в самый неподходящий момент. Елена Степина была воспитательницей в государственном детском саду, в котором зарплату выплачивали с вечными опозданиями. Их квартира, построенная в семидесятые годы прошлого столетия, с момента приватизации в девяностых, ни разу не подвергалась ремонту. Мать Димки мечтала о капитальном – не косметическом – ремонте на кухне и в ванной комнате, где из-за сырости стены вечно покрывались черной плесенью. Но мечты так и остались мечтами. Степины как могли, откладывали с каждой зарплаты по тысячу рублей для ремонтных работ, но трагедия перечеркнула все их планы.

Семнадцатого августа две тысячи двенадцатого года, отец и мать Димы отправились на дачу, находящуюся в сотне километров от их квартиры, на сбор урожая яблок. Должны были вернуться в тот же день. Так как Дима приболел, он остался дома. Он любил дачу, так же как любили ее родители. Пусть старую, построенную еще дедом отца Димы, с полупленной краской, с кривым забором, с закопченным от гари дымоходом, но пропитанную теплом и уютом. А какой чистый воздух здесь стоял круглый год. И как же загадочно блестела вода пролегающей неподалеку речки в лучах робкого солнца. А по весне запах цветущих яблоневых деревьев буквально кружил голову. Одни воспоминания об этом в зимние холода согревали теплотой озябшие, привыкшие к городской пыли и суете, души.

Мать Димы не редко приносила яблоки или помидоры на работу, чтобы угостить коллег и детей своей группы. Дима тоже угощал яблоками одноклассников, а потому на переменах по школьным коридорам раздавался веселый яблочный хруст и аромат «Белого налива» плыл в теплом воздухе, смешиваясь с криками и смехом школьников.

Именно на старой «девятке» его родители отправились в последний путь, которая как назло не сломалась при попытке ее завести, или же в начале пути, а на отутюженной миллионами колес трассе, когда им на встречу ехал грузовик. Шансов выжить у них было не много…

Дима помнил тот день: солнечный, свежий и манящий. Вспоминая его, на душе становилось мерзко вдвойне. Утро было прохладным для середины августа, и легкий ветерок заставлял шуршать листья, выводя старую как мир мелодию. Родители имели приподнятое настроение, и если бы столь неудачное заболевание, то и сам Димка был бы счастлив. Ничто не предвещало беды. Но, так или иначе, она произошла, и с этим ничто нельзя было поделать. Разве что смириться....

Начинать совершенно иную жизнь в столь раннем возрасте было несправедливо и обидно, да еще летом. Его друзья отправлялись отдыхать на море с родителями, в детские лагеря, к бабушке с дедушкой… Диме же предстояло знакомство с органами опеки и попечительства и их страшной, по меркам маленького мальчика, работой.

Вначале они связались с родственниками отца (мать Димы потеряла родителей еще до рождения сына, а братьев и сестер у нее не было), но тщетно. Дядя Саша, старший брат отца, был безработным пьяницей, и оставлять Диму ему на поруки и речи не могло быть. Тетя Света, средняя сестра, имела сама семерых детей, и сводила с трудом концы с концами. А двоюродный брат отца Иван, сразу заявил, что Димка для него будет только абузой. Да и сам мальчишка не желал жить с дядей Ваней, он его никогда не любил из-за жадности и скверного характера. В данном случае уж лучше бы его оставили со старшим братом отца.

Таким образом, к началу сентября его зачислили в детский приют города Стерхов, Тверской области. Но перед этим он все же прожил у тети Светы, пока решались формальности. В глубине души он надеялся, что по истечению срока, тетя Света попросит органы опеки, чтобы его оставили с ней. Но, как уже взрослый парень, он понимал, что это глупые напрасные надежды. И хотя у тети Светы было тесно, и он ладил лишь с одним из четырех двоюродных братьев, Дима не променял бы этот семейный круг на детдом.

«Я буду тебя навещать», пообещала тетя Света, глядя, как люди в строгих костюмах ведут племянника к черной (траурной) машине.

«К черту твое вранье!», выругался мысленно Димка, ровно шагая вперед, и смотря себе под ноги. Тетя Света лгала, и он это знал. Ведь он уже не маленький доверчивый ребенок, и отличал правду ото лжи. Он уходил из этого дома, чтобы не вернуться назад.

«Невелика потеря»....

Автомобиль остановился у трехэтажного здания детдома. Дима вышел из машины и настороженно оглядел бледно-серые стены, зарешеченные (как в тюрьме) окна на первом этаже и массивные двери. Неспокойные вороны кружили вихрем над синей крышей главного блока, заглушая криками звуки оживленной трассы. Легкий осенний ветерок «погладил» его по затылку и юркнул за ворот мятой рубашки, и вместе с этим ветерком пришло чувство полного одиночества и отчаянья. Но было еще что-то. На миг, Димке показалось, что стены здания скрывали нечто ужасное и недружелюбное. Такое, во что не верят взрослые и боятся дети.

Он не хотел туда идти, но легкая, и в то же время настойчивая ладонь опустилась ему на спину и подтолкнула вперед. Ноги предательски послушались ладони работника органов опеки. И с каждым шагом, здание становилось ближе, возвышаясь над ним и угнетая своей мрачностью. Чувство чего-то жуткого и неправильного не оставляло ни на минуту.

У дверей его уже ждали два человека. Оба в белых халатах. Что бывает неприглядней для детей, чем люди носящие белые халаты?

Мужчина и женщина. Он – высокий, худой, с сединой на висках и с плотно сжатыми губами, уделяющий внимание исключительно сотрудникам органов опеки и не замечающий мальчишку. Она – низкорослая, плотного телосложения, с волосами, завязанными в пучок. Острый взгляд, оценивающе глядел на растерянного Диму сквозь линзы очков в роговой оправе.

– Вот и Дмитрий Сергеевич Степин, – представил его людям в белых халатах работник органов опеки. После чего обратился к Диме – А это Игорь Владимирович, он заведующий детским домом № 3, где тебе предстоит жить. И замдиректора Тамара Григорьевна. К ней ты будешь обращаться со всеми вопросами.

На этом их представление друг другу завершилось, и черный автомобиль умчался обратно, тихо шурша покрышками по каменной площадке, а затем и по асфальту.

Заведующий учреждением для детей-сирот нагнулся и одарил мальчика широченной улыбкой, обнажив не только зубы, но и десна:

– Привет, малыш. Как твое имя?

Заведующий ему сразу не понравился. Он общался с ним как с трехгодовалым ребенком. Зачем нужно было спрашивать имя, когда их уже представили? Дима решил промолчать.

– Изволь отвечать на заданные вопросы!

Резкий властный голос Тамары Григорьевны заставил мальчика вздрогнуть и почувствовать в душе обиду и злость. В голову закрались мысли о побеге. Глядя на здание и высокие белые стены, огораживающие детдом от остального мира, картина побега рисовалась ему уж больно драматичной: со светом прожекторов, воем сирен и лаем собак, бегущим по пятам.

– Тамара Григорьевна, не стоит давить на ребенка, – вступился за него заведующий. – Паренек стеснительный. Но это пройдет, и я уверен, он найдет в своем новом доме друзей.

«Новый дом». Из-за подобного высказывания Диме захотелось бежать прочь незамедлительно. Приюту не заменить ему дом. И это понимает что он, что эти двое взрослых, стоящие напротив него.

Деревянная дверь открывалась с трудом. Диме она показались совсем старой, времен Октябрьской революции. На ней были вырезаны сложные узоры, часть из которых стерлись или же их срезали. Ручка же, с помощью которой она открывалась, выглядела нелепо из-за своей очевидной новизны. Да и с обратной стороны дверь была утеплена поролоновой подкладкой.

Стены детдома покрывала бледно-синяя плитка, которая в некоторых местах отвалилась, оставив обнаженные ромбики серого цвета на голубом фоне. На потолке, в углах, виднелись темные пятна и разводы, словно некто живущий сверху не редко заливал водой коридор приюта. Стоило Диме отвести взгляд от пятен, как тут же ему причудилось, что в них проявилось человеческое лицо – вдумчивое и сердитое. Но оно мгновенно растворялось, уступив снова место пятнам, когда Дима поднял повторно голову вверх.

Здание детского дома выглядело зловеще снаружи, а внутри и вовсе казалось, что они лишь пища для этого старого каменного монстра. И этот «монстр» давно бы умер с голоду, если бы не безответственные родители, да неисправленные автомобили, которые оставляли детей сиротами. С каждым шагом в нем крепли чувства отчаянья и безысходности. Казалось, что каждый глухой стук каблуков женщины в белом халате, что шла за ним по пятам, приводил к гибели заодно и школьных друзей, что остались в прошлой беззаботной жизни, уничтожая все, что он любил и знал. «Остановись!» захотелось ему прокричать. «Неужели ты не видишь, что этими каблуками с набойками ты убиваешь все, что мне дорого?!». К счастью он не стал орать эти слова во все горло. Очень скоро они показались ему глупыми и бессмысленными, каковыми они собственно и являлись. Это место ни за что не смогло бы заменить ему дом, но он бы не хотел его променять на психиатрическую лечебницу, куда бы Диму упекли сразу же после подобных заявлений.

– Вот увидишь, малыш, – вещал Игорь Владимирович, делая большие шаги, при этом снимая халат на ходу. Дима с трудом поспевал за ним. Он бы и отстал, если бы не Тамара Григорьевна, которая подгоняла его легкими толчками в спину. «Я словно заключенный», не переставал говорить в уме мальчишка, чувствуя, как на глазах наворачиваются слезы. Но Дима не давал воли чувствам, он не хотел, чтобы его приняли за плаксу. Нет, он не подарит им столь приятный повод для насмешек или злых высказываний. – Надо только привыкнуть, а потом ты даже полюбишь это место. Здесь много твоих ровесников. Я уверен, что такой славный мальчонка с легкостью найдет с ними общий язык. – Это панибратство директора приюта раздражало Степина-младшего, но он терпеливо молчал, идя следом за заведующим.

Они дошли до первого из помещений, но входить в него не стали, продолжив ход по длинному коридору. Диме удалось только мельком заглянуть внутрь. Из того что успел увидеть, он пришел к выводу, что это – столовая: просторное помещение с десятком столов и стульев, с кричащими о разных запретах плакатами на стенах. Внутри находился только один человек – мужчина в белой рубашке с короткими рукавами, который протирал пол шваброй.

– Знаешь, малыш, – не унимался заведующий. – Я и сам из детдома. И посмотри, кем я теперь стал. – Гордостью от него веяло за версту, особенно сейчас, когда он избавился от халата, выставив напоказ рубашку и галстук. – Никому не верь, кто скажет тебе, что из детдомовцев ничего путного не получается. Твой жизненный путь зависит исключительно от тебя, несмотря на то, откуда ты или где вырос.

В конце коридора появились двое парнишек. Оба старше Димы примерно на два года. Они вышли из комнаты и неторопливо двинулись им навстречу.

– А вот, Дмитрий, у тебя появилась возможность завести первых друзей. Олег, Антон…

– Здравствуйте, Игорь Владимирович, – поздоровался первый мальчишка. Тот, который выглядел старше, предпочел хранить холодное молчание.

– Здравствуй, Олег. И тебе не болеть, Антоха. Познакомьтесь с новым воспитанником учреждения – Дмитрием.

Олег кивнул ему приветственно. Антон продолжал играть в молчанку. И только маленькие глаза, полные злобы говорили лучше любых слов. По спине Димы пробежался холодок. Он не смог долго глядеть Антону в глаза, а потому отвернулся. Было в них нечто звериное, что не соответствовало его детской внешности.

– А куда вы собрались? – уже знакомо резко пожелала знать Тамара Григорьевна.

– Нам с Тохой захотелось пить. Мы идем в столовую, – ответил ей Олег.

– А попить из умывальника вам уже претит? С каких пор вы ходите в столовую напиться?

– Тамара Григорьевна, разве вы забыли, что воду на этой неделе хлорируют, – удивился Олег. – А тетя Маша нам даст кипяченую воду. Из чайника.

– Хлор, сульфиды и вода – наши лучшие друзья! – продекларировал Игорь Владимирович, после чего весело засмеялся, словно пошутил по высшему разряду. – Хорошо, парни. Идите. Но, смотрите, чтобы без хулиганских выходок. Лады?

Олег кивнул, в то время как Антон продолжал вести себя исключительно сдержано.

Они прошли дальше, дойдя до конца коридора, после чего свернули налево. Здесь коридор был уже короче, упираясь в представительного вида дверь, на которой висела табличка с именем директора детдома. Игорь Владимирович достал из кармана связку ключей, выбрал один, которым и открыл дверь кабинета. Пока он проделывал это несложную операцию, Дима посмотрел назад. За его спиной, была лестница, ведущая на второй этаж. Там Диму ждала его новая комната. В который раз за короткий промежуток времени ему стало дурно. Он даже пошатнулся на ватных ногах, но силой воли заставил себя не упасть в обморок.

В кабинете было солнечно и ярко, совсем не так как в коридоре. Сюда лучи проникали через большое окно. По мнению ребенка, в этом кабинете стоял организованный беспорядок. А еще здесь было слишком много тумбочек, бумаг и полок. А стол и вовсе занимал чуть ли не половину пространства.

Директор приюта повесил халат на вешалку и занял место на стуле, приблизив к себе зеленую папку. Открыл он ее с надменностью опытного сказочника.

– Итак, Дмитрий Сергеевич Степин, две тысячи второго года рождения. С сегодняшнего дня тебе предстоит стать частью детского дома под номером 3, и я хочу верить, что ты не станешь для нас головной болью. Ты ведь умеешь вести себя хорошо, не так ли?

Дима решил ответить ему кивком.

– У нас здесь устоявшийся за многие годы порядок, благодаря прописанному перечню прав и обязательств. Ты с ними можешь ознакомиться сейчас в моем кабинете. – Игорь Владимирович, указал ручкой себе за плечо, на одну из многочисленных бумажек, прикрепленных к стене. – Такой же перечень есть в столовой, в ванной комнате, и в коридоре на доске объявлений. Также, ты получишь лист со своими правами и обязанностями от Тамары Григорьевной, вместе со сменным бельем.

Тамара Григорьевна продолжала стоять за его спиной, словно конвоир, скрестив руки на своей груди, отрезая ему возможные пути к бегству. Диме не составило труда изобразить ее в своей голове в форме офицера СС.

– В этих стенах ты продолжишь обучение…ты в третий перешел?

– В четвертый, – чуть ли не шепотом поправил директора приюта Дима.

– У нас высококвалифицированные учителя. Они научат тебя всему тому, что должен знать любой ребенок твоего возраста. Также у нас есть медпункт. Куда ты сможешь обратиться с проблемами, связанными со здоровьем. Если у тебя есть некий творческий талант, развить его ты сможешь в нашем кружке. Один мальчишка, который поступил к нам полгода назад, заявил, что его творческий талант заключается в умении обращаться с футбольным мячом, и поинтересовался, если он сможет развить эти навыки в кружке. Ха-ха! Вот он шутник, не права ли?

Диме не было смешно.

– Я ему посоветовал развиваться на футбольной площадке. Кстати, такая у нас тоже имеется. Те, кто не любит футбол, могут играть в песочнице или же сидеть на лавочке в парке, но – исключительно в компании с другими детьми. Одиночки у нас не в почете. Дети должны развиваться в коллективе, а не замыкаться в себе.

Игорь Владимирович кашлянул пару раз в кулак, открыл шкафчик стола, выудил некую таблетку зеленого цвета и кинул себе в рот. Видимо он подцепил раннюю простуду, или виной было частое курение. Подавив кашель, заведующий продолжил:

– Мы стараемся найти общий язык со всеми нашими подопечными, и к каждому находим уникальный подход. Но, – Игорь Владимирович сделал многозначительную паузу, прежде чем завершить мысль, – мы придерживаемся правила, что каждый должен отвечать за свои поступки и как ты будешь вести себя с нами, также и мы будем к тебе относиться. Ты пойми, я не хочу тебя пугать, но я стараюсь говорить с тобой откровенно. Ты понял, что я имею в виду?

Дима вновь ничего не оставалось делать, как только кивнуть в ответ. Радовало одно: детские сюсюканья прекратились.

– Вот и умница, а теперь, Тамара Григорьевна покажет тебе твою комнату и постель.

На этом беседа «по душам» с директором детского дома № 3 завершились.

В комнате, куда поселили Диму, было двенадцать кроватей. Все на одно лицо и все, на первый взгляд, страшно неудобные. Его прежняя кровать была больше раза в два, да и кровать в доме тети Светы казалась удобнее этих. Здесь стояли запахи простыней и хлорки (пока дети играли в парке, уборщица вымыла пол), сочетание которых приводили к щекотке в ноздрях.

– Займи третью кровать от окна, с правой стороны, – хмуро произнесла Тамара Григорьевна, указав правильное направление пальцем. Дима зашагал вперед, держа в руках аккуратно сложенную одежду. Он любил свою и он не хотел с ней расставаться. Джинсы, зеленая майка и рубашка в клетку – последние вещи, которые остались ему в память о матери и отце. Но, просить, или же настаивать, на том, чтобы сохранить эти вещи при себе он не решился. – Дети, сейчас на улице. Когда они вернуться, ты должен быть в сменной одежде. Грязную – отдашь. Через час у нас обед. Соседи по комнате покажут тебе столовую. Не пропадешь.

Тамара Григорьевна ушла, и Дима остался один. Теперь он мог расслабиться, скинуть с лица маску невозмутимости, и вновь стать маленьким мальчиком, у которого раны на сердце так и не затянулись. Он присел на край своей новой пастели, положил на колени одежду и заплакал.

Но слез было гораздо меньше, чем он ожидал. Хватило лишь на то, чтобы две слезинки потекли по щекам, и, сорвавшись с подбородка, упали. И хотя в груди он чувствовал невыносимую боль, выразить ее уже никак не мог. Она просто была, он ее чувствовал и на этом все.

Он вытер тыльной стороной ладони щеки, после чего дал себе обещания, ни при каких обстоятельствах, не показывать слабость. Теперь он сильный, и никто не докажет ему обратного. Никто не обидит его! Да, ему только десять, но он уже не ребенок. Детство ушло, можно сказать – умерло в той машине, в которой разбились родители.

Дмитрий Степин встал с кровати, отложив в сторону одежду, и принялся раздеваться.

Одежду он сложил не менее аккуратно, чем ту, что принесли из кладовой. Затем, он приподнял матрац и спрятал одежду под ним. Дима не собирался ее отдавать. Пусть ему пообещают, что ее отмоют и обязательно вернут обратно, он не даст себя обмануть. Одежда останется у него, пусть даже ему не придется ее больше надевать. Он сохранит ее как приятное воспоминание, как некоторые хранят фотокарточки о памятных днях прошлого.

Закончив с переодеванием, он подошел к окну.

Комната находилась на втором этаже, и вид из окна открывался красивый. Он находился почти на одном уровне с верхушками деревьев, что только укрепляло в нем веру в сказанные самому себе слова о своем раннем взросление. До, он не только повзрослел по годам, а даже ростом стал гораздо выше, чем любой из его сверстников.

Ниже деревьев находилась площадка для игр, на которой играли около трех десятков детей, под пристальным присмотром двух взрослых в белых халатах. Громкие крики эхом разносились вокруг, наполняя весельем пока еще теплый воздух ранней осени.

Внизу, на первом этаже, зазвенел колокольчик, и работники приюта, начали зазывать детей внутрь. Из-за угла здания появились другие дети, в сопровождении также двоих взрослых. Затем еще…и еще…Дима не ожидал увидеть такое количество воспитанников детдома. По приблизительным подсчетам, детей было не меньше сотни. Все были разных возрастов, если по росту можно было судить о годах.

Белокурая девочка в красном платьице лет восьми-девяти, стоящая в сторонке, подняла вверх голову и уставилась на него. Дима непроизвольно сделал шаг назад, отойдя от окна. Ему было неловко за то, что его застали при наблюдении, словно он занимался чем-то постыдным. Но, взяв себя в руки, он вернулся к окну. Девочка продолжала глядеть вверх. И увидев его вновь, помахала ему рукой. Дима помахал ей в ответ и улыбнулся.

Дети, дружным шагом, вошли в здание детдома. Взрослые шли за ними следом, а замыкала колону его новая знакомая. И судя по лицам работников приюта, их мало заботил факт, что ребенок шел позади остальных, словно сам по себе.

Диме понравилась ее самостоятельность, и он засмеялся по-детски весело и громко. Он неожиданно быстро проникся к ней симпатией и уже мечтал поскорее познакомиться с ней.

– О, новенький! Откуда ты, новенький?

Обратили на него внимание мальчишки, которые вошли в комнату, но первым заговорил рыжеволосый парень с веснушчатым лицом. Он морщил нос и щурил глаза так, словно солнечные лучи слепили ярким светом даже под сводами крыши. Внешне он выглядел ровесником Димы.

– Я из Стерхова, – ответил ему Дима, чувствую легкую дрожь волнения.

– Так это не далеко отсюда. А звать тебя как?

– Дмитрий Степин.

– Дмитрий Степин, – передразнил черноволосый парень, который на голову возвышался над остальными детьми, вошедшими в комнату. Он прошел к своей постели и плюхнулся на нее в одежде. – Ты еще отчество назови.

Рыжеволосый слегка понизил голос и произнес.

– Это Эдик. Он у нас старший.

– Эдуард Валерьевич! – добавил тот.

«Старший», повторил в уме Дима. «Скорее всего, здесь речь идет не о росте и не о годах. Плохо, когда кто-то считает себя важнее остальных».

– Парень он не плохой, но заносчивый, – добавил Рыжеволосый, после чего протянул руку. – А меня Петром зовут. Как апостола. Поэтому меня в ворота ставят, когда мы гоняем в футбол. Ты любишь футбол?

– Не очень. Но, мой отец болельщик «Спартака»…То есть был болельщиком.

– А это Стас и Генка, – поспешил его познакомить с другими парнями Петя, видя, что на глазах его нового знакомого наворачиваются слезы из-за дурных воспоминаний. – Мы трое – друзья. Уж не знаю почему. Есть еще один друг – Артем, но он в туалете. Познакомишься с ним уже в столовке.

– Привет, Димка.

Дима пожал руки Стаса и Гены, при этом испытывая некое слабое теплое чувство. Такое же чувство он испытал когда смотрел несколькими минутами ранее в окно.

Среди пришедших девочки, которую он видел из окна, не было. Девочек среди них вовсе не было. Они наверняка имели отдельную комнату. И почему только он решил, что увидит ее среди пришедших?

– Тебе отдали койку Лехи? – заметил Эдик, лежа на своей кровати, заложив руки за голову и скрестив ноги. – Повезло тебе!

Кривая, чуть ли не ехидная улыбка Эдика Диме очень не понравилась.

– А Леха это кто? – спросил он Петю, как можно тише, чтобы их не услышал заносчивый мальчишка.

– Парень, чье место ты занял в комнате. Ему повезло – усыновила богатая семья из Америки.

– Поскорее бы обед, – простонал Стас, и потер упитанный живот ладонью. – Надеюсь, сегодня нас ждут макароны с котлетками, а не ячневая каша. Ненавижу ячневую кашу!

Последние слова Стасик произнес как можно громче, дабы заглушить утробное урчание желудка, который вторил хозяину.

– Эй, как там тебя….Степан!

Дима повернулся в сторону Эдика, который глядел на него с высокомерием, свойственным мальчишкам пубертатного периода. Над верхней губой парня виднелся пушок будущих усов. Наверняка он ими сильно гордился.

– Я Дима, – с неохотой поправил он Эдика.

– Ты уже сколько времени здесь? – продолжил тот, никак не отреагировав на поправку.

– Не знаю, у меня нет часов. Скорее всего, не больше получаса. А что?

– А что? – воскликнул собеседник. – А то, что каждый новенький обязан делиться с нами всем тем, что у него осталось из прошлой жизни. Я прав?!

Несколько мальчишек поспешили согласиться с Эдуардом: кто-то громко и весело, а кто-то с неохотой и опаской. Даже Гена кивнул одобрительно головой. Петя и Стас промолчали.

– Но, у меня ничего нет, – развел руками Димка. Не отдавать же им одежду, в конце концов.

Эдик встал с кровати и, выпятив грудь колесом, направился к Димке. Тому хотелось убежать поскорее из комнаты, но он пересилил страх, понимая, что бегством делу не поможешь. Скорее наоборот – усугубишь положение.

– И как же тогда ты наладишь отношения со мной? – процедил сквозь зубы Эдуард. – Без подарков или денег я не стану защищать тебя от тех неприятностей, с которыми ты столкнешься здесь.

– С какими неприятностями? Я не хочу ни с кем ссориться.

– А здесь не важно, что ты хочешь, – продолжал напирать на него Эдик. – Неприятности тебя сами найдут.

– Эдик, оставь его в покое, – попросил Петя. Именно, что попросил, а не потребовал.

Парень косо взглянул на рыжего мальчишку, криво усмехнулся, но отошел в сторону, при этом, не забыв оставить за собой последнее слово:

– Так и быть, оставлю. Но, если я узнаю, что твой новый дружок обманул меня, припрятав что-либо от нас, по голове получите вы оба. Понятно?

Как только Эдик вновь лег на кровать, уставившись в потолок, Дима поблагодарил Петю за помощь.

– Э, – отмахнулся он, – я не сделал ничего такого. Как я уже говорил, Эдик не такой плохой парень, каким хочет казаться.

Судя по лицам Стасика и Гены, они не были согласны с мнением Пети.

В комнату вошла молодая женщина в белом халате и сообщила им готовиться к обеду. Мальчишки не ровным строем направились к выходу. Женщина подошла к Диме и попросила отдать ей одежду, и эта просьба (именно что просьба, а не требование) его задела даже сильнее, чем стычка с Эдиком. Видя скованность Димы, женщина присела перед ним и провела по его голове ладонью.

– Прекрасно тебя понимаю. Я обещаю тебе, что верну их после стирки.

«Вы меня обманываете!» захотелось прокричать ему, но глядя в карие глаза женщины, Дима поверил ей. И все же, он не мог не взять с нее слово:

– Вы мне обещаете это? – в голос прокрались скрипучие нотки.

– Ты – Дима? – женщина протянула белую гладкую ладонь, подождав пока Дима пожмет ее. – А меня зовут Ирина. И я обещаю тебе, Дмитрий, что верну тебе твою одежду сразу же после стирки и сушки. Наш детдом не богатый и мы не можем позволить себе покупать детям новую одежду и выбрасывать старую, а потому большинство детей носят ту, в которой они пришли к нам. Не сомневаюсь, что даже сменка будет состоять из той одежды, которая принадлежала тебе.

Дима подошел к кровати, достал одежду из-под матраса и протянул женщине. Та взяла ее, улыбнулась и снова погладила Диму по голове.

– Молодец. А теперь иди скорее в столовую.

Столовая гудела от детских голосов. Когда Дима появился в дверях, почти все места за столом были заняты. Воспитанники детского дома, как и в остальные дни, разделились исходя по возрасту и полу. Слева от входа большая часть столов были заняты девочками, а справа – преобладали мальчики. У окон, где было солнечно и открывался красивый вид на улицу, сидели почти уже взрослые дети. А ближе к дверям сидели совсем еще малыши лет пяти-шести, не больше. Сам того не желая, Дима принялся считать количество присутствующих в столовой, опуская взрослых в форменной одежде, стоящих по углам помещения, сурово глядящих по сторонам и изредка требующих тишины от через-чур шумных. Он остановился на двадцати трех, когда один из работников приюта подошел к нему и потребовал поскорее занять место за столом, не посчитав и трети присутствующих на обеде.

Дима прошел через ряды, когда услышал свое имя. Его звал Петя, сидящий за одним столом с Геной, Стасиком и еще двумя мальчишками, которых он не видел в спальной комнате. Возможно, одного из них звали «Артемом».

Эдика рядом с ними не было. И это не могло не радовать.

Сев рядом с Петькой и Геной, Дима уставился в тарелку с супом, от которой поднимался пар и не очень приятный запах вареной капусты. Бульоном тут и не пахло, хотя парочка золотистых кружочков все же плавало на поверхности прозрачной жидкости. На дне же виднелись три кусочка картошки, пара кружочков моркови и изобилие грубо нарезанной капусты.

– Кстати, Саша, Артем – это Дима, – представил его остальным мальчикам Петя.

Артем сухо кивнул, после чего взялся за ложку, принявшись хлебать юшку из своей тарелки. Саша осторожно протянул свою хилую ручонку над столом и подождал, пока Дима ее пожмет. Не только рука у Саши была худой и вялой, а весь он был похож на голодающего африканского мальчика, с поправкой на цвет кожи. Выглядел он болезненно-бледным. Казалось, все свою недолгую жизнь, он прожил в темном чулане, из которого его выпустили всего пару дней назад.

– Вкуснатищщщааа-то какая! – с неожиданной восторженностью произнес Стасик, громко втянув в себя содержимое ложки, что заставило Диму переключить свое внимание с Саши на него.

– Да тебе дай хоть дохлую кошку, ты ее уплетешь с тем же восторгом, – покачал головой Гена, дуя на суп.

– Зависит, когда она умерла, – не стал спорить Стас, уже приподнимая край тарелки, чтобы легче было из нее черпать содержимое. – Я слышал, что кошачье мясо ничем не отличается от кролика.

– Фууу! – хором отозвались мальчишки, после чего рассмеялись.

– А ну-ка тише там! – накричал на них работник приюта, хмуря брови. – Хотите остаться без второго?!

– Никак нет, дядя Витя, – покачал головой Петя. – Был бы суп на второе – другое дело.

Мальчишки снова засмеялись, но в этот раз, прижав ладони ко рту. Все же никому не хотелось остаться голодным до ужина.

Пока они хихикали, Стас осушил тарелку с супом, после чего отодвинул стул и направился по рядам в сторону смеженного помещения, где готовилась еда.

– Он всегда так быстро ест? – спросил Дима, обращаясь к Пете. Тот, в свою очередь, посмотрел на свои воображаемые наручные часы, после чего констатировал:

– Нет, свой же рекорд недельной давности он не побил.

Дима решился тоже отведать супа. На вкус тот был не таким уж и мерзким, каким казался. И все же, мясо ему точно не хватало. Мама Димы прекрасно готовила первые блюда. Он просто обожал ее куриный суп с лапшой. Жаль, что он больше никогда его не попробует. Боясь расплакаться в любой момент, Дима принялся быстро забивать рот супом.

– О, поглядите, у нас появился очередной рекордсмен, – кивнул в его сторону Артем.

Дима, ничего не говоря, продолжал работать с усердием ложкой.

Вскоре вернулся Стас, держа в руках тарелку с пюре, на верхушке которой красовалась тертая свекла. Дима любил пюре, а вот свеклу терпеть не мог. Стасик же был всеяден. Он тщательно размешал содержимое тарелки, превратив желтое пюре в розовую кашу, и принялся пихать все в рот.