Kitobni o'qish: «Дорога к вечности»

Глава 1

Покой и умиротворение царили в дворцовом саду, где каждый закуток был прелестен, каждое растение и каждый цветок радовали глаз, а то, что было создано человеческой рукой, казалось продолжением жизни, которую дала растениям природа. В зарослях тщательно (то есть незаметно неискушенному глазу) подстриженных садовниками кустов, усыпанных цветами, мелкими и крупными, прятались беседки, такие легкие на вид, будто их можно было поднять одной рукой. Сад, в изобилии украшенный дорогими и редкими растениями, представлял собой подобие большого лабиринта. Надо было хорошо ориентироваться в этом зеленеющем лабиринте, чтоб отыскать самые милые, самые укромные уголки.

В одном из таких уголков журчал ручей, берущий начало из широкой чаши, куда с негромким плеском рушились короткие и слабые струи фонтана, и через подвижный поток, который можно было преодолеть, сделав широкий шаг, был перекинут изящнейший горбатый мостик. В двух малых чашах из оникса, таких мелких, что там без труда могли купаться воробьи, стояла чистая вода, и почему она всегда оставалась такой прозрачной, знали только садовники, работавшие в этой части сада.

У фонтана цвели два великолепных розовых куста, и девушка, сидевшая на краю фонтана, рассматривала крупные алые бутоны, словно пыталась понять, действительно ли они хороши, как кажутся. На самом деле, ее, конечно, нисколько не интересовали цветы, просто она задумалась, и на что смотреть, не имело для нее значения. Черты лица ее обострились и стали неподвижными, ресницы оставались опущенными, так что теперь девушка напоминала изваяние, и лишь самый внимательный взгляд заметил бы, как ее грудь поднимает и опускает ровное дыхание.

Девушка была так прекрасна, что в первый момент увидевший ее мог бы решить, что любуется неведомой богиней. И вряд ли получилось бы понять, чем же именно она так привлекательна, почему столь совершенна. Может, гармония черт лица? Великолепие шелковистого потока черных, как вороново крыло, волос? Сложение, от которого у любого нормального мужчины голова пошла бы кругом? Сияние огромных, глубоких, как омуты, глаз?

В чем же вообще заключена женская красота? На этот вопрос так же трудно ответить, как и объяснить человеку незнающему, что такое любовь. Задай этот вопрос мужчине – и он, если наделен воображением и вкусом, задумается в замешательстве. Что привлечет его внимание в первую очередь, что породит пламя, охватывающее тело и душу, терзающее и дарящее наслаждение? Линия чистой, белоснежной шеи, или, может быть, мочка маленького, юного в своем совершенстве ушка, тонкое запястье и узкая, маленькая кисть с изящными пальцами и округлыми ноготками, стройная ножка, едва выглядывающая из-под юбки… Может быть, линия плеча, линия талии, переходящая в бедро, мягко задрапированная юбкой…

У девушки, сидящей у фонтана, все было безупречно. Особенно это бросалось в глаза потому, что она была одета не в платье, а в обтягивающий черный костюм для верховой езды и высокие черные сапожки. На широком, отделанном серебром поясе висел длинный кинжал, который при должной сноровке мог стать очень опасным оружием. На ее чистом, высоком лбу, прижимая волосы, красовался узкий серебряный обруч, больше ее одежду и облик не оживляло никаких украшений. Впрочем, она сама по себе была украшением.

Только в лице ее и во взгляде не было мягкости. Глаза ее казались холодными, а взор – твердым, как сталь, и из тех, что подчиняют людей, стоит им только встретиться с ним своим взглядом. Мужчине, который оказался бы хоть на гран слабее ее, рядом с этой девушкой было бы очень неуютно, а сравниться с нею по внутренней силе удалось бы далеко не всякому. Казалось, ее взгляд способен крушить камень – такой внутренней мощью он обладал.

Ее звали Монталй. Не прошло еще и месяца, как она короновалась на престол этого государства, такого огромного, что его размеры почти совпадали с размером единственного материка этого мира. Она еще не отошла от состояния лихорадочной одержимости, в котором находилась, пока боролась за него, хоть и не очень понимала, зачем ей нужна корона как таковая. Эта борьба стала для Монтале единственной дорогой к выживанию, с которой, однажды вступив на нее, уже больше нельзя сойти. И, самое главное, сам не замечаешь, когда и как начинаешь этот путь.

Когда-то, живя в доме своего учителя, наставника воинского искусства, одного из немногих бессмертных в королевстве, девушка считала, что вполне устроена в жизни. Это продолжалось до тех пор, пока на этот дом не напали люди короля. Монтале и двадцать, и пятьдесят лет спустя помнила, как бежала через поле на выручку учителю, но успела только увидеть, как его, так и не сумев взять в плен, просто прикончили – задавили числом. Девушку же, как и остальных учеников старого мастера, захватили и, перебив старших, младших продали с торгов.

Ей было тогда всего пятнадцать лет.

Она очень быстро поняла, что такое рабство, и раз и навсегда возненавидела этот социальный институт. Что ей оставалось делать? Едва только в мире назрело очередное восстание рабов, она кинулась в него с восторгом, подобным тому, которое испытывает наемник, набрасываясь на покоренный город. Не раздумывая о последствиях. Она готова была брать свою свободу силой.

Но что делать потом? Монтале не относилась к числу восторженных дур, и очень скоро поняла – любое восстание такого рода обречено на поражение. Вопрос лишь во времени. И единственный путь к спасению для тех, кто не может покинуть пределы мира – одержать окончательную победу, то есть, попросту говоря, захватить власть в королевстве. Тогда уж с местными несправедливыми законами можно будет бороться по-другому.

В первый раз ее спасло то, что в сколько-нибудь серьезное участие женщины в восстании никто не поверил. Второй раз случилось то же самое. Второе восстание, разразившееся вскоре после первого, было сравнительно небольшим, локальным. Монтале по воле случая оказалась близка к главе мятежа, и ясно видела, какие ошибки он допустил, но сделать ничего не мог. Так уж сложились обстоятельства, что во второй раз рабы рвались не к власти над королевством, а к вину, золоту и веселью самого низкого пошиба. По большому счету им хотелось не выжить, а отомстить. И предводитель не смог остановить насилие.

Тогда Монтале впервые заклеймили. Правда, клеймо поставили щадящее, высоко на боку, и так, чтоб оно особо не бросалось в глаза – пожалели дивную красоту пленницы. К удивлению девушки, ожог очень быстро зажил, и через несколько лет от него не осталось и следа. Правда, она быстро нашла тому объяснение – она уже знала, что бессмертна. А на бессмертных со временем все заживает. К тому же бессмертные сильнее, выносливее и ловчее смертных – немалое преимущество.

Третий раз Монтале спровоцировала восстание сама. Она нашла того, кто стал для нее опорой, она сумела сбить ядро из самых отчаянных и одновременно самых разумных людей, и ее отряд почти добрался до столицы. Этот бешеный вал разбился о королевскую армию, словно волна о неприступный утес, и бессмертная красавица снова попала в плен, начиная постепенно понимать, в чем состоят ее собственные ошибки. У нее медленно оформлялся в голове один план, потом еще и еще один – было из чего выбирать. В тот момент, когда ее второй раз в жизни коснулось раскаленное железное клеймо – теперь уже без церемоний и сожаления, – она, стиснув зубы, пообещала себе, что все равно станет свободной. Все равно.

На этот раз жизнь ей спасла красота, но тот же самый дар заставил ее пройти через длинную череду унижений и мук. Монтале продали на аукционе за весьма солидную сумму, и новый хозяин всерьез взялся приучать девушку вести себя «как положено». Она пыталась бежать, но была поймана и еще раз заклеймена. Последовавшие далее наказания быстро заставили бессмертную задуматься, что если сейчас она не продемонстрирует покорность, то потом у нее не будет никакого «потом».

Монтале пришлось пережить и это. Ее тошнило при одном воспоминании о том, что ей тогда пришлось выделывать, чтоб доказать свою покорность. Хозяин был в восторге; а поскольку норовистая рабыня выдержала достаточно много измывательств, он поверил в то, что она сломалась и смирилась, и верил до того самого момента, пока его горло не рассек нож в ее руке. Впервые в жизни Монтале с наслаждением следила, как умирает человек. Раньше ей не случалось так ненавидеть и с таким восторгом любоваться тем, во что выливается ее ненависть. Только еще одного человека во всем мире она ненавидела подобным образом – его величество короля, поскольку именно он, по ее мнению, был главным виновником смерти старого мастера.

Девушка знала точно, что уж в четвертый раз ее не пощадят, а значит, надо побеждать – или умирать свободной. Потому на этот раз она готовилась очень тщательно, и подготовке почти не мешало то, что одновременно с этим ей приходилось петлять, будто зайцу, убегая от преследующих ее представителей закона.

Ее задумке во многом помогло то, что в глазах многих и многих она превратилась в легенду. О ее похождениях слагали баллады и пели песни, и рабы тайком от хозяев рассказывали друг другу об этой бессмертной – самой красивой женщине мира.

И когда Монтале явилась, готовая осуществлять свой план, за ней пошло так много людей, готовых умереть свободными, что она даже изумилась. На такую большую армию она не рассчитывала. В Монтале верили, как в богиню свободы, и потому без колебаний доверились ее приказам. Это помогло девушке обуздать тех, кто сразу кинулся грабить, насиловать, выпытывать у пленников местонахождение тайников с ценностями. Бессмертная провозгласила в своей армии строжайшую дисциплину и придерживалась установленных ею же правил со скрупулезностью педанта. В открытую с нею не решались спорить, признавая требования разумными, ведь дисциплина действительно нужна. Потому-то и само правило привилось.

Это была первая в истории королевства настоящая армия восставших рабов с жестким делением на отряды, военным советом, тактикой и стратегией. Монтале за свою жизнь успела усвоить и практику, и теорию военного дела, так что теперь действовала не хуже военачальников короля. И наконец-то сумела, раздавив его армию о крепостные стены столицы, затем взять и саму столицу.

И стать королевой.

Она не рассчитывала на это, она не хотела этого. Монтале нужна была только свобода и месть. Но в тот момент, когда ее меч прервал нить жизни короля, и она оглянулась на своих людей, замерших в отдалении – схватка двух предводителей должна была завершиться один на один (хотя какая там схватка, его величество совершенно не умел драться), – то увидела в их глазах пламя. И поняла – то, что мнилось ей концом, превращалось в начало.

Она не смогла отказать своим людям и приняла из их рук корону, понимая, что никто из них с поставленной перед правителем задачей не справится. А если говорить о бессмертной – ее «легендарность» поможет преодолеть кризис первых двух-трех лет, а там уж дело пойдет на лад. Главное – протянуть эти первые годы. Королевство надо было сохранить в целости, потому что любой раскол означает гражданскую войну, и это в стране, и так изнуренной долгими военными невзгодами.

Стоило только короне коснуться головы Монтале, как она тут же бросилась придумывать самые правильные законы, которые должны привести страну к процветанию. Но, как оказалось, на пути стояло множество трудностей. Просто было отменить рабство, однако решить сразу же возникшие следом проблемы непросто. Если не будет рабов, то кто выйдет на поля огромных латифундий? Кто спустится в шахты и рудники? Кто сядет на весла галер? Кто станет трудиться от зари и до зари под палящим солнцем или в полной темноте, и не потребует за это слишком высокой платы?

Победившие рабы в пылу удачи, в усталости от нечеловеческого напряжения хотели жить, а не ломаться на тяжелой работе, а превращать в рабов бывших хозяев Монтале не хотела. Да их бы и не хватило на все плантации и рудники.

Именно об этом напряженно думала девушка, сидя у фонтана. Она знала, что многие из ее армии были настолько разумны, что понимали: победа – лишь начало новой жизни. Они торопились отрезать себе участок земли, женились, брали скот и приступали к трудам праведным. Но немало было других – тех, кому понравилась походная жизнь. Они желали продолжать в том же духе, и эту вольницу Монтале предстояло обуздать.

За миг до того, как произошло нечто странное, она подняла голову и бдительно сосредоточилась. Девушка не владела магией, но природа подарила ей особое чутье: магию она чувствовала. Это странное ощущение, смутный привкус на грани сознания, что-то почти инстинктивное – все это порождало у Монтале тревогу и желание как-то защититься от неизведанного. Она поднялась с места, готовая схватиться за кинжал, и в этот миг буквально в паре шагов от нее из воздуха появился человек. Сперва ей показалось, что он парит, не касаясь ногами травы. Впрочем, нет, он вполне твердо стоял на земле, просто оказался на голову выше девушки, и потому ей показалось, будто он нависает над нею.

Мужчина был одет во все черное, лишь слегка оживленное безупречно-белым воротником и украшениями – золотой цепью на груди, браслетами, застежками, бляхами и пряжками на ремне. Он с такой непринужденностью носил на себе немалое количество золота и драгоценных камней, что здесь легко читалась давняя привычка. У незнакомца были длинные черные волосы, прихваченные тонким гравированным обручем, и внимательные глаза, которые тоже показались Монтале черными. «Маг», – подумала девушка, чувствуя дрожь в кончиках пальцев. От магии ее не могло спасти ничто – ни охрана, ждущая поблизости, за пышной куртиной алых роз, ни ее собственные навыки воина.

Мужчина взглянул на девушку, и глаза его округлились.

– Моргана? – спросил он недоверчиво.

В жизни у бессмертной было слишком много всего, и она мигом взяла себя в руки. Чему быть – того не миновать, но в лицо будущего надо смотреть с достоинством.

– Нет, – ответила она холодно. – Меня зовут Монтале. Вы ошиблись.

Незнакомец еще раз окинул девушку внимательным взглядом, правда, не восхищенным, к каким она давно уже привыкла, а недоумевающим.

– Простите, – сказал он. – Вы напомнили мне сестру. Вы очень похожи… Впрочем, еще раз простите. Я, кажется, вторгся в чужие владения, – он учтиво приложил руку к груди. Слегка поклонился – это у него получилось весьма изящно. – Поверьте, все произошло случайно. Сбой заклинания; вполне возможно при испытании новой системы.

Монтале расслабилась. Этот человек явно не имел к ней никаких претензий – что ж, тем лучше. Она уже с бульшим любопытством посмотрела на него, думая, что это, наверное, самый сильный маг на ее памяти. А он был сильным, вне всяких сомнений, – только самые могучие чародеи способны вот так непринужденно и стремительно появляться, а потом исчезать. Магам послабее приходится для этого проделывать уйму манипуляций, и в результате они устают настолько, что в конце пути просто валятся без сил.

– Вы не могли бы сообщить мне, где я нахожусь? – продолжил мужчина, оглядываясь. – Как понимаю, я ошибся в своих предположениях – и в смысле координат, и в смысле выбора мира. Что это за мир?

Монтале назвала.

Она, конечно, знала, что миров во Вселенной множество, что каждый из них имеет свою классификацию, номер и название помимо обиходного, собственного. Она знала, что во Вселенной существуют миры, населенные куда более искусными магами, чем те, которые жили здесь, на родине девушки, что эти маги умеют путешествовать между мирами. Некоторых она видела – они обслуживали караваны торговцев-иномирян, но им стоило огромных трудов и усилий открывать магические врата и поддерживать их все то время, пока через них пробирались повозки, запряженные лошадьми и быками. К тому же они всегда работали группами, а не в одиночку.

А этот – раз – и появился здесь. Он, наверное, очень могуч.

– Вы, как я понимаю, представитель какой-то торговой гильдии? – предположила она.

– Нет, – незнакомец выглядел раздраженным, но явно не в адрес девушки. – Подумать только. Я ошибся еще и Стороной. Это же мир из системы Белой магии, верно?

– Насколько я знаю, да. – О существовании во Вселенной двух типов магии – белой и черной, – а также о делении миров в соответствии с этими типами она тоже кое-что слышала. Правда, не интересовалась.

– Мм… Так… Простите, у вас есть магическое образование?

– Откуда? – даже удивилась Монтале. Она не ожидала столь неуместного вопроса. Неужели она похожа на колдунью?

– Но способности-то у вас есть, несомненно. – Маг снова окинул ее взглядом, на сей раз испытующим. – Способности немалые даже для бессмертного.

– Вы знаете, что я бессмертная?

– Это же видно.

Монтале в недоумении подняла глаза на собеседника – и вдруг поняла, что он имел в виду. Потому что теперь она видела, что он тоже бессмертный.

И еще что-то ощутила – едва-едва, слабо. Какое-то особое чувство, которое почему-то влекло ее к этому человеку. Нет, не как к мужчине, хотя неизвестный маг был очень красив, красивее любого другого мужчины, что девушка видела в своей жизни – статная подтянутая фигура без изъянов, правильные черты лица, обрамленного густыми кудрями, изящные аристократические кисти с длинными пальцами и взгляд темных глаз… О, этот взгляд способен был покорять. Она вдруг поняла, что их красота – одного плана.

И ей почему-то хочется ему довериться. В конце концов, ей просто хотелось общаться с ним. Не будь Монтале всей своей жизнью приучена относиться с подозрением буквально ко всему, что происходит вокруг нее или с нею, она и внимания бы не обратила на странность, просто отметила б, что имеет дело с очень приятным человеком.

Нет, это не магия. Она просто знала, что он не воздействует на нее своими чарами, чтоб добиться доверия. Ее артефакт – привозной, очень сильный, предохраняющий от чужого проникновения в душу или сознание – молчал. Им Монтале обзавелась сразу же, как только смогла, и очень доверяла. Маг сосредоточенно смотрел на нее, но не колдовал. Когда чародеи колдуют, это заметно – от внутреннего сосредоточения стекленеют глаза, и мышцы лица либо чрезмерно напрягаются, либо, наоборот, расслабляются до предела.

Она не выдержала первой.

– Почему вы так смотрите на меня?

– Простите, – проговорил он. – Я чувствую то, что не могу просто отбросить, как совпадение или кажущуюся видимость… А вы – не чувствуете?

– Что?

– Простите, что задаю такой, может быть, очень сильный вопрос… Кто ваши родители? – И, заметив, как вытянулись в струнку ее губы, налился холодом взгляд, он уточнил: – Вы не хотите отвечать?

– А какое ваше дело, кто мои родители? – она хотела ответить грубее, но сдержалась. Все-таки малый – маг. Кто его знает, на что он способен, особенно если обидится.

– Просто вы… Вы так похожи на мою сестру, и я знаю этот мир… И бессмертных, как я понимаю, здесь немного.

– Хорошо знаете наш мир…

– Не в том смысле. Я не жил здесь. Просто энергетика этого места такова, что естественным образом популяция бессмертных просто не могла здесь появиться.

– Что – бессмертных?

– Популяция. Ну, народ. Население. Как я понимаю, все бессмертные, живущие здесь, – иномирового происхождения.

– Вы что, полагаете, что ваша сестра нагуляла меня и потом бросила здесь? – съязвила Монтале, но в душе ее что-то болезненно сжалось.

Любой ребенок, в каких бы замечательных условиях он ни рос, как бы сытно его ни кормили и хорошо ни одевали, мечтает о родителях – матери и отце. Ребенку куда важнее любовь близких, чем кусок хлеба. И, хотя Монтале искренне любила старого мастера-мечника и жившую у него женщину, которая заботилась о ней, она все равно мечтала о матери. Эта мечта из детства пришла в юность и поселилась в глубинах сознания вполне взрослой женщины.

Бессмертная предводительница армии восставших рабов и не подозревала, что по-прежнему мечтает найти свою мать. Прижаться к ней, дождаться от нее ласки и ненадолго стать ребенком, беззаботным и легкомысленным, которым не была никогда… Или хотя бы взглянуть ей в лицо и спросить – почему ты оставила меня, почему не стала растить? И почему в моей душе горит такой огонь, почему по вечерам сердце сжигает тоска? Не по тебе ли?

– Нет, – мужчина покачал головой. – Все было иначе, – он протянул руку. – Можно взять образец вашей крови?

– Это еще зачем? – сразу насторожилась Монтале.

– Я хотел бы проверить правильность своих предположений.

В голове у девушки сразу завертелись неприятные мысли. А что, если все это – просто ловушка? Хорошему магу достаточно волоска или ноготка, чтоб подчинить себе сознание жертвы, заставить себе служить. А тут – кровь… Может, именно эту цель преследует этот человек – хочет подчинить ее?..

Но он слишком хороший маг. Он мог бы просто околдовать ее и взять все, что ему нужно, сам. Что она, не владеющая никакой магией – разве что покупной артефакт, который можно, к примеру, сорвать силой, – смогла бы ему противопоставить?

– Что за предположения? – холодно спросила Монтале. Холодность была придана искусственно, потому что все подозрения сейчас казались ей несостоятельными. Этому человеку хотелось верить.

А маг, неплохо знающий людей, понял, что если он не станет объяснять, то ничего и не добьется. Мысль действовать силой, конечно, даже не пришла ему в голову. Он чувствовал, что та первая мысль, которая посетила его, стоило ему всерьез задуматься о похожести незнакомки и его сестры, имеет право на существование, но, если окажется верной, то ничего хорошего не жди. Чувство вины уже притаилось поблизости.

От очевидного было не отмахнуться. Он ведь тоже чувствовал к ней огромное расположение и, в отличие от Монтале, понимал, что это ощущение может оказаться знаком родственности.

– Моя сестра много лет назад попала в очень сложную ситуацию, – начал он нехотя. – Ее отец… вы знаете, кто такие вырожденцы?

– Представляю, – поморщилась Монтале.

– Нет, не как ругательство. А как термин.

– А что, есть такой термин?

– Есть… Впрочем, долго объяснять. Ладно. Словом, ее отец взял ее в свою постель.

У Монтале округлились глаза.

– Он что… совсем ничего не соображал?

– Он был вырожденцем.

Девушка помолчала.

– Это термин?

– Да. Это нарушение энергетической структуры сознания бессмертного.

– Это… болезнь?

– Вроде того. Что-то вроде помешательства. Очень опасного. Моя сестра временно потеряла рассудок – от того, что с нею делал отец. Но ко всему прочему забеременела. А вырождение – это болезнь, которая наследуется. Почти всегда. – Маг сжал губы и помолчал. – И я решил, что когда сестра придет в себя, она… словом, ей тяжело было бы узнать, что она родила от отца, но еще тяжелее будет, когда эти дети, зараженные вырождением, умрут.

Монтале, конечно, все поняла. Она соображала очень быстро – иначе не выжила бы в этом безумном мире, не привела бы своих людей к победе хотя бы на четвертый раз. Этот человек не затеял бы этот разговор, если бы… Она пристально посмотрела на замолчавшего собеседника, протянула ему руку ладонью вверх.

Он кольнул ее в палец едва видимой невооруженным глазом «эфирной иглой», а потом в воздухе перед ним стремительно развернулась и заискрилась сотканная из лучей живого света причудливая магическая система. И что-то там дало тот результат, которого маг и ожидал, потому что он, хоть ничего и не сказал, как-то очень внимательно и грустно посмотрел на нее. И она все поняла по его глазам лучше, чем если бы он объяснил словами.

Они несколько минут мерились взглядами. Тогда же Монтале между прочим пришла в голову мысль, что этот человек, который стоит лицом к лицу с нею, тоже здорово похож на нее… Вернее, нет, это она похожа на него. Они почти одинаково красивы, и, хоть он, несомненно, привлекателен по-мужски, красота их обоих принадлежит к одному типу. Он, получается, ее дядя…

Впрочем, особой приязни к новоявленному родственнику эта мысль не вызвала. Наоборот, девушку вдруг захлестнула ненависть.

– Так это по твоей милости я носила эту штуку? – медленно, стараясь владеть собой, спросила Монтале, касаясь шеи.

На коже до сих пор был виден след от ошейника. Далеко не каждый раб в этом мире носил ошейник, но для опасной и непокорной Монтале сделали исключение. Ничего удивительного, ведь ошейник – очень удобная штука, особенно если для наказания или для надежности рабыню надо посадить на цепь. Девушке случалось сидеть на цепи, впрочем, на собственной шкуре она испробовала и многое другое, что теперь разом вспомнилось ей. Как это водится, месть принесла удовлетворение, но не такое, как ожидалось. И теперь, увидев перед собой того, кто, похоже, был во всем этом виноват, бессмертная почувствовала, как в ней пробуждается зверь.

Мужчина смотрел на нее с мэкой во взгляде и не пытался защищаться или оправдываться. Если бы он тут же кинулся объяснять Монтале всю правильность своего поступка, она, наверное, без разговоров попыталась бы его убить. Попыталась, потому что отнюдь не была уверена в своих возможностях. Маг не только явно отличался немалой колдовской силой – он, похоже, отнюдь не раздобрел, сидя за книгами, отличался прекрасным сложением, а такая атлетическая фигура формируется только долгими тренировками, и не просто так. Но девушка совсем не думала о своей безопасности. В первый момент ее сознание действительно затопило бешенство. А потом она увидела страдание в его глазах.

Нет, Монтале не испытала к нему сочувствия – с чего бы вдруг? Просто она подумала – этого человека надо выслушать. Может быть, его поступку и в самом деле есть какое-то, хоть малое, оправдание (свою неведомую мать она оправдала тут же – ведь было сказано, что после пережитого та женщина была не в себе; уж кто-кто, а много пережившая Монтале отлично представляла себе, как это бывает). По крайней мере, в ситуации следует разобраться, и только потом плевать незнакомцу в лицо.

К тому же ее посетила еще одна мысль.

– Дети? Вы сказали – дети?

– Да. Моя сестра родила двойню. Мальчика и девочку. И я был твердо уверен, что в этом мире должен был находиться мальчик. Видимо, мы… я перепутал детей…

– Так у меня есть брат-близнец?

Монтале прикрыла глаза. Она вдруг поняла, что всю жизнь знала это… Вернее, нет, не могла знать – чувствовала. Постоянно ощущала какую-то пустоту за плечом, кого-то неосознанно искала и не могла найти. Конечно, не могла, ведь она попросту не знала, кого именно искать. Родственную душу. Того, кто девять месяцев был к ней так близок, как никто, и в ком теперь она так мучительно нуждалась.

Все на свете разом потеряло смысл. Захотелось кинуться, искать. Перерыть всю Вселенную… Следом пришло отрезвление. Именно, что Вселенную. Он сказал: «Я был уверен, что в этом мире должен был находиться мальчик…» Значит, на самом деле ее брат находится в другом мире. Как добраться до него? Обратиться в какую-нибудь Торговую гильдию из другого мира? Но надо знать, куда именно ей нужно попасть.

Поджав губы, Монтале посмотрела на мага, который продолжал что-то говорить, что-то объяснять… Его слова пропадали напрасно. Девушка ничего не слышала и не хотела слышать. Она думала только о своем брате, которого не помнила, но всегда чувствовала.

– Где он?

– Кто?

– Мой брат.

Маг удивленно посмотрел на нее – он все еще был в тисках своей покаянной речи, – но, сообразив, в чем дело, поторопился объяснить:

– Он на Черной стороне…

– Ё-моё, – не выдержав, крякнула девушка. – Далеко.

– Да, на Черной стороне, в мире под названием Провал. Я могу вас туда переправить, если желаете. Или, может, можно на «ты»?

– Мне все равно, как вы будете ко мне обращаться, тем более что общаться с вами я не имею особого желания.

Он дрогнул.

– Я понимаю, я виноват. Но у меня одна просьба – не откажитесь пообщаться с моей сестрой, с вашей мамой. Ведь она совсем ни в чем не виновата перед вами.

– С мамой… Да, но позже. Сперва брат.

– Я отведу, – он попытался взять ее за руку, но Монтале вырвала пальцы.

– Я должна буду сюда вернуться.

– Понимаю. Но чтоб изготовить соответствующий артефакт, не нужно много времени. Сгодится любой драгоценный камень вроде рубина, сапфира… Даже бриллиант.

Девушке нужно было лишь обернуться и махнуть рукой, чтоб из-за куста выглянул слуга, он же младший телохранитель, выслушал приказ и бросился исполнять. За беседой королевы и неведомого мага наблюдали с самого начала, но не вмешивались, считая, что ей виднее, говорить с чужаком или нет. Мигнет – и мигом поволокут пленника в казематы, да еще предварительно отметелят на совесть, чтоб руками зря не махал. И Монтале это прекрасно знала, правда всерьез сомневалась, смогли бы телохранители помочь ей в случае чего.

Нужный камешек в оправе белого золота мигом принесли. Маг принял украшение из ее рук, повертел в пальцах и одним мановением руки распахнул перед нею портал. Его, похожего на масляное пятно, колеблющееся в волнах, только не горизонтальное, а повисшее в воздухе, Монтале разглядела лишь потому, что контур его чуть-чуть искрился. На миг она испугалась – о заклятии переноса болтали всякое, да и стоит ли так всецело отдавать себя во власть неизвестно кого? Но девушка справилась с собой, обернувшись, бросила: «Скоро буду» и шагнула вперед.

Перемещение прошло незаметно, и перед девушкой распахнулось сероватое небо чужого мира, в лицо ударил ветер, пахнущий дождем, а вокруг развернулся неласковый пейзаж – скалы, кустики темной травы между камней, вдали горы и на полдороги к ним – огромная долина, лес и город, размеры которого поразили девушку. Он даже не был окружен стеной, стена имелась лишь вокруг грандиозного замка, а домики, сгрудившиеся вокруг, никакой защиты не имели.

Границу города сложно было определить – долина оказалась буквально испещрена крышами домов и вилл, утопающих в зелени садов и парков. Она долго разглядывала замок и быстро пришла к выводу, что защищать такую громаду слишком сложно. Обычно замок – это одна, три или пять башен, вокруг которых возведены кое-какие хозяйственные и жилые постройки, а здесь… Можно было биться об заклад, что построек, причем многоэтажных, в этом замке больше, чем могут потребовать хозяйственные нужды. Намного больше.

Но зачем?

– Это Магическая Академия, – сказал появившийся из портала маг. Монтале, успевшая забыть о его существовании, вздрогнула.

– Вот этот замок – Академия?

– Именно так. Это не замок, а большой комплекс учебных корпусов и общежитий. Семья, в которой воспитывается твой брат… ваш брат… живет рядом с Академией. Если они не переехали… Надеюсь, что нет.