Kitobni o'qish: «Саморазрушение»

1 сентября

Та, которая явилась причиной кровавой трагедии, разыгравшейся спустя восемь с половиной месяцев, сидела за предпоследней партой левого ряда.

Он увидел ее не сразу. Когда он повернул голову в ее сторону, он находился в классе не менее четверти часа. Эффект получился тем сильнее, что ему казалось, он уже рассмотрел всех, сидевших в этом кабинете. Позже этот момент превратится в памяти в болезненный ностальгически-сладкий миг.

Большие, с длинными ресницами глаза, в зависимости от яркости дня серые или голубые. Скуластое лицо. Изящные удлиненные кисти, сплетенные у самого подбородка. Ямочка на левой щеке, существовавшая вне зависимости, улыбалась хозяйка или нет. И волосы. Длинные, пышные, вьющиеся.

Она сидела в ближнем к окнам ряду, и яркий свет на миг создал ореол вокруг ее головы. Волосы крашеные, но блондинкой она казалась естественной.

Он замер, испытал настоящий шок, но этого, похоже, никто не заметил.

Здесь он был гостем. Он пришел на школьную линейку к новым знакомым, с кем провел август в спортивном летнем лагере. Тех из его школы, кто пожелал туда ехать, сгруппировали с учениками другой школы. Большинство из которых он не знал. Теперь у него появились новые друзья.

Они возвратились в город вечером двадцать восьмого августа, и у них оказалось еще три дня каникул. Для него, будущего выпускника, это были последние каникулы. Все три дня он совершал обход новых приятелей, большинство из них жили в частном секторе, в своих домах. Позже он поражался, что даже не подозревал о существовании этой девушки. Не подозревал, когда уже шел в ее школу после линейки в своей школе. Вышло так, что по всем десяти школам города линейки были в девять часов утра, и только в ее школе – в десять.

В первый день не было уроков, он предназначался для встречи с одноклассниками и учителями, получения учебников, утряски различных формальностей. Для «возвращения в прежнюю реальность», отдалившуюся за дни школьных каникул. И парень, конечно же, улизнул от всего этого. Почему бы ни побывать за один раз сразу на двух линейках?

Он нашел класс, откуда была основная часть новых приятелей, после чего вместе с ними плавно переместился в кабинет их классного учителя. Они все на год младше его, им учиться еще два года. Его приняли за нового ученика, учитель даже записал его фамилию в классный журнал. Предварительно выслушав ровные, спокойные объяснения, из какого города прибыл этот самый новый ученик. Те, кто понимал, что это всего лишь маленькое шоу, давились от смеха. Другие, кто не ездил в летний лагерь, не понимали в чем дело.

Когда же смешки растаяли и о «новом» ученике на время забыли, он и увидел ее. Затем уже смутно понимал, о чем в классе идет речь. Его как будто оглушили.

Он хотел смотреть и смотреть на нее, но со второй парты среднего ряда он не мог постоянно оглядываться, не привлекая внимания остальных. Пришлось смириться, и он молча переваривал свои ощущения. Шок не прошел даже, когда учитель сказал, что все свободны. Ученики потянулись к выходу, она вместе с ними, но он все сидел и лишь молча провожал ее взглядом.

Будь она девушкой, проходившей мимо него по улице, быть может, он и подошел бы к ней. Наверняка подошел бы. Но она оказалась не случайной прохожей, которую рискуешь больше никогда не встретить. Он всегда сможет ее найти. И увидеть. Пожалуй, по этой причине он не решился заговорить с ней в тот день, оставил утоление жажды на потом. Как он вообще мог подойти к такой девушке?

Он даже не знал ее имени. Как не знал, что спустя какой-нибудь час эта девушка рассказывала своей подруге о том, что ей очень понравился мальчик, пришедший сегодня в их класс.

И он не мог знать, что это приятно-щемящее чувство, зародившееся внутри, является началом событий, способных привести к смерти нескольких человек.

Май

Дрожь, охватившая его тело, не прекращалась весь путь до ее дома.

Он шел, прилагая усилие, чтобы переставлять ноги. Кто-то невидимый, ополчившийся против него, как и остальной мир, повязал на ноги неосязаемую тяжесть. Ее не сбросишь, как мешочки с песком, ее можно лишь нести на себе.

Его рука не прекращала нервные, следующие одно за другим, проникновения в правый карман ветровки. Там лежал пистолет. Обычный, ничем не примечательный «Макаров».

Необычным было то, что пистолет лежал у парня, которому в марте этого года исполнилось всего семнадцать. Парня, не державшего ранее в руках оружия, не имевшего отношения к криминальным кругам, ни разу не замеченного в том, что каким-то образом нарушало закон. Парня, уже как год не участвовавшего даже в драках.

Даже сейчас он не верил, что у него в кармане оружие, хитроумная машинка, состоящая в основном из металла, с помощью которой можно просто и быстро лишить человека жизни. Не верил, пока потная ладонь в очередной раз не касалась рукояти. Он чуть вытаскивал пистолет из кармана, как будто собирался убедиться в его наличие еще визуально, и только присутствие прохожих удерживало его от этой затеи, созерцать оружие на улице средь бела дня.

Между тем прохожие встречались часто. Слишком часто для этой улицы, тянувшейся от центра города, но в этом месте облепленной лишь старыми деревянными домами. Или так лишь казалось?

У него стоял в ушах непонятный шум. Словно давление превысило все мыслимые нормы. Когда мимо кто-то проходил, ему казалось, что проносится грузовик. Ему казалось, прохожие знают о том, что у него в ветровке. Знают, но не показывают это внешне.

Его трясло, и было холодно, несмотря, что он оделся слишком тепло для сегодняшней погоды. Вряд ли это бросалось в глаза. Ветровка легкая, нараспашку. Она понадобилась ему, чтобы спрятать пистолет. В голову не пришла мысль о сумке или пакете. Когда он собирался, в голове жестоко хозяйничала настоящая сумятица. И он беспрерывно напоминал себе, что надо взять пистолет. Это самое главное. Без пистолета никак. Это – волшебная палочка, с помощью которой он откроет дверь в другой мир. Какой? Этого он не знал. Это не столь важно. Прежде всего, он избавится от прежнего мира, что погрузился во тьму и вместе с собой погрузил туда и его. Он избавится от неправильного мира, принесшего ему в последнее время столько отрицательных эмоций.

Май в самом разгаре. Запах цветущих яблонь и вишен. Кажется, деревья так и норовят вырваться из-за пыльных заборов. От их аромата может закружиться голова, но у парня, бредущего, как уставший старик, она кружилась по иной причине. Небо высокое, пронзительно-голубое. Усеяно небольшими белоснежными облачками, но они не уменьшают яркости дня. В воздухе ощущается летнее тепло. Весна, и без того теплая, уступает место лету.

Ничего этого парень не замечал. В его личной жизни давно началась зима и, похоже, не собиралась заканчиваться. Если он не приложит некоторые усилия. В частности, не проникнет в один дом и не подождет хозяйку и двух знакомых ребят. В дом, где он бывал бесчисленное количество раз. Куда в последний раз он заходил всего две недели назад и в то же время уже в прошлой жизни. Дом, каждый угол в котором ему знаком, как в собственном жилье. Дом, в каком-то смысле становившийся более родным, нежели родительская квартира. Дом, даривший ему сладкое томление, но и заставлявший испытывать острый кисловатый страх. Дом, обладавший собственным запахом. Собственной тишиной, убаюкивающей не хуже медленной композиции, включенной в плеере перед сном. Дом, вошедший в его жизнь восемь месяцев назад и постепенно ставший основой этой жизни.

Ему надо лишь в очередной раз попасть в этот дом, но сегодня отличалось от прошлых дней, как день отличается от ночи. Сегодня он не войдет следом за Кристиной, сегодня он должен войти в ее дом один. С пистолетом. Войти так, чтобы никто этого не заметил. Для человека, ни разу в жизни ничего не укравшего, не говоря о проступках более серьезных, это нелегкая задача. Тем не менее, он должен проникнуть в ее дом подобно вору, тихо и незаметно. И ждать.

Вот это, возможно, будет тяжелее. Ожидание.

Он знал примерное время, когда она вернется домой со своими гостями, и мог проникнуть в дом незадолго до ее прихода, но он не хотел рисковать, хотел уверенности, что есть запас времени. Мало ли что. Он понятия не имеет, сколько понадобится возни, чтобы проникнуть в запертый дом. Лучше подстраховаться. Потому он и шел сюда в десятом часу утра, игнорируя школу. Кроме того, что он и так достаточно погулял в этом году, несмотря на приближавшиеся выпускные экзамены, какие сейчас могут быть уроки? Сначала он должен избавиться от опухоли, растущей у него в душе. После чего можно заняться чем угодно, в том числе и учебой.

Если все получится, и он одолеет закупоренный дом без проблем, его встретит ожидание. Сидеть несколько часов в пустом доме, не имея возможности чем-либо заняться, сидеть в постоянном напряжении, все равно, что держать горячий предмет в руках. Чем дольше, тем сильнее боль, тем все более невмоготу. Он достаточно знал себя, чтобы предвидеть, какое это мучение. Ничто не помешает его собственным мыслям разъедать его плоть. Мыслям, которые и стали причиной того, что он сейчас совершал. Но выбора не было. Он сделает все с хирургической точностью, ошибок быть не должно. Ради этого он сознательно пойдет на самоистязание. В конце концов, лечение, дающее результат, всегда болезненно. Надо ждать – он подождет.

И все-таки сначала ему нужно дойти. Мелочь в сравнении с тем, что предстояло потом. Но эта мелочь с каждым шагом утверждала обратное. Его как будто что-то не пускало, воздух уплотнился, подарив ассоциации со сном, когда бежишь, но расстояние не сокращается. Он шел как в толще воды. Омерзительная дрожь дошла до той стадии, когда его трясучка стала заметна со стороны, если бы кто-то задержал на нем взгляд. В горячей пустоте, распиравшей мозг, появилась мысль повернуть обратно. Плюнуть на все, в том числе на Кристину, избавить себя от ощущений, наверное, схожих с посиделками на электрическом стуле.

Эта мысль, крохотное ничто, крепла, наливалась, увеличивалась. Как маленький камешек, катившийся вниз, она сталкивала другие, те в свою очередь катились тоже, и все это грозило превратиться в лавину, похоронившую любое мужество. Возможно, он бы не выдержал и повернул обратно, хотя, вернувшись домой, клял бы себя жуткими словами, если бы с дорогой не произошло то, что и должно было произойти. Она подошла к своему завершению. Он увидел пруд и дом Кристины на противоположном берегу.

Когда он уловил запах стоячей воды, дрожь, наконец, прекратилась. Исчезла, будто ее и не было.

Сентябрь

Наташа, сидевшая всего в метре, разговаривала по телефону. Кто-то позвонил ей, прервал их общение. И, хотя Клим не знал, кто звонит, почему-то он почувствовал, что это Кристина.

– Хочешь поговорить с ним? – спросила Наташа.

Клим Вересов услышал это, как сквозь сон. Его потормошили среди ночи, но он так и не проснулся полностью.

Наташа отвечала на какие-то вопросы насчет завтрашних уроков, изредка поглядывала на Клима. Наверное, в какой-то момент Кристина спросила одноклассницу, с кем она, и Наташа сказала, что с Климом. И поинтересовалась, не хочет ли Кристина с ним поговорить.

В доме было тепло, но парню стало зябко. Спина покрылась гусиной кожей. Сейчас он услышит ее голос. Потребуется что-то сказать. Привет, как дела? Ты к Наташе часто заходишь?

Похоже, Кристина спросила, зачем, потому что Наташа пожала плечами:

– Просто… Поболтаете.

Кристина отказалась, постеснялась или просто не захотела, и разговор снова перешел на школу. Клим перевел дыхание.

Он встречался с Наташей неделю, в гости пришел впервые. До поцелуев дело дошло уже на второй вечер, но на большее в ближайшее время рассчитывать не приходилось. Но он к этому по-настоящему не стремился. Ему чуть больше шестнадцати, ей – пятнадцать с половиной. В его теперешнем возрасте с девушками, которые нравятся, гуляют, не спят. Ему уже достаточно, что такая симпатяжка обратила на него внимание, он может целовать ее, трогать в разных местах. Да, можно сказать, они встречаются.

И вот, на тебе. Пришел к ней в гости, и тут звонит Кристина.

Они с Наташей одноклассницы. Еще одна ступень абсурда, в котором он завяз, как в болотной жиже. Три недели назад, впервые увидев Кристину, он испытал шок, настолько она ему понравилась. Но сейчас он сидит дома у ее одноклассницы, с Кристиной же лично так и не познакомился. Почему так получилось?

После первого сентября он раз семь приходил в школу, расположенную возле центрального городского рынка и окруженную частным сектором, по большей части старыми деревянными домами. Школа номер № 5 была под стать району: старая, с бордовой односкатной крышей, типичный вариант постройки шестидесятых годов. Не считая школы № 3, расположенной недалеко от железнодорожного вокзала, та школа самая старая в городе. И учеников немного. Например, всего по одному десятому и одиннадцатому классу. И шестьдесят старшеклассников не наберется.

Несмотря на частые появления, он увидел Кристину всего один раз. И то издали. Кажется, она тоже на него посмотрела, но это ничего не означало. Он не понял значение ее взгляда. Подойти он так и не решился. Было в ее лицо что-то, какой-то внутренний стержень, присущий сильным духом людям, независимо мужского они или женского пола. Возможно, это и сыграло основную роль. К такой девушке может подойти лишь самодостаточный мужчина. Клим же пока – мальчишка.

Конечно, он не мог думать о ней беспрерывно. Ощущения, вызванные первой встречей, не имея подпитки, поблекли, стали не такими яркими. Наверное, поэтому он и встретился с девушкой, откровенно обратившей на него внимание. Их представила общая знакомая, Оля, она была вместе с Климом в летнем лагере. Их класс выходил из школы, Клим только что подошел к крыльцу, пожимая руку каждому второму однокласснику Кристины. Наташа ему тоже понравилась, но сейчас, у нее дома после звонка Кристины, он осознал, что первого сентября даже не обратил на нее внимания.

Когда Наташа, попрощавшись с Кристиной, положила трубку и посмотрела на Клима, он почувствовал, как что-то изменилось. Может, лишь с его стороны, и Наташа ни при чем, но этого оказалось достаточно. Его будто развернули, резко и в наглую, в ту сторону, куда он изначально хотел отправиться.

– С кем ты говорила?

– С Кристиной, одноклассницей.

– И ты… Почему ты предлагала ей со мной поговорить? Как будто она меня знает?

Наташа улыбнулась.

– Конечно, она тебя знает. Тебя в нашем классе все знают.

Еще бы. Классный руководитель с неделю отмечал Вересова в журнале, когда кто-то ляпнул, что новый ученик заболел. Отмечал, пока правда не вылезла наружу, и учитель понял, что никакого нового ученика не было.

Впрочем, и без этого Кристина видела его. Они находились в одном классе почти целый урок!

Ему стало не по себе. Как если бы он уже встречался с Кристиной, и она застала его в гостях у своей одноклассницы. Казалось, они с ней уже пообщались и, не говоря об этом в открытую, решили, что должны встретиться. Но он поступил непорядочно.

Чувство это усиливалось. Общение с Наташей стало пробуксовывать, хотя, как ему показалось, она этого не заметила. Отлично начавшееся свидание оказалось подпорчено. Промучившись с четверть часа, Клим сказал, что ему пора. Было действительно поздновато. И топать ему домой больше получаса. Наташа жила на окраине города, возле еврейского кладбища и воинской части. Ему же идти в Центр.

Они вышли из дома, у калитки остановились на минуту. Наташа воспользовалась сумерками, обняла его, нашла своими губами его губы. Ее активность, порадовавшая его еще бы час назад, сейчас лишь усилила непонятный дискомфорт.

Когда они простились, он понял: нужно что-то изменить. Если он еще и придет к Наташе, прежнего у них уже не будет. Перед глазами, как и несколько недель назад, стояла Кристина.

Он уже засыпал, когда подумал, не лучше ли просто плыть по течению, ничего не меняя? Не будет ли у него в этом случае, как ни странно, больше спокойствия?