Kitobni o'qish: «Мы живем на Байконуре. Весна»

Ледоход.

Вы видели когда-нибудь ледоход? Нет, не просто плывущий лед по реке. А именно настоящий ледоход? Я Вам расскажу.

Жили мы тогда ещё на Речной улице. Речная – значит рядом с рекой.

Был конец марта. Суббота. Снег весь ещё не сошел, но посерел, стал грязным, ноздреватым, а местами, на солнечных местах уже появились прогалины – грязные, земляные пятна. День был пасмурный, ветреный. Низкие темные облака, казалось летят клубясь и цепляясь за антенны на соседней пятиэтажке. Плотный ветер рвал бельё с веревок, хлопал простынями на балконе. Небо, что называется, хмурилось, казалось, что сейчас пойдет дождь, однако он все никак не начинался. На удивление, ветер был теплый. Мама с сомнением смотрела в окно на кухне решая, отпускать ли меня сегодня гулять или лучше не надо.

Вдруг на улице раздался сильный то ли хлопок, то ли треск. Папа зашел с балкона, где он развешивал бельё, домой и весело сказал:

– Пойдем ледоход смотреть?!

Мама промолчала, а я обрадовался, значит не придется сидеть дома, и стал быстро одеваться пока мама не передумала. Ледохода я ещё не видел. Что это – ледоход? Лед что, сам ходит? Как это? Вопросов было много, но папа уклончиво ответил, что сейчас я все сам увижу.

На речку мы пошли через пустырь за домом и Дворцом Пионеров. Да тут, вдоль речки везде пустырь. На обрывистом берегу, ветер был ещё сильнее, плотнее, казалось, ляжь на него и он будет тебя держать как на мягкой перине. Я не сразу заметил, что лед на реке от берега до берега, пересекала кривая, не широкая трещина. Местами она сливалась со льдом и пропадала из вида, а местами, была видна жирно, отчетливо. Ветер с силой пригибал рыжие метелки камыша к земле. И лед никуда не шел.

Я вопросительно посмотрел на папу: где же ледоход?

– О! Вовремя успели, – сказал папа, – потерпи немного, сейчас сам все увидишь.

И мы потихоньку пошли вдоль берега, стараясь не приближаться к обрывам, что б не поскользнуться и не свалиться вниз, разглядывая лед на реке, трещину во льду, остров напротив нас и вообще противоположный берег. Ничего интересного там не было. Однообразие грязно-серого то ли снега, то ли льда, кланяющийся на ветру камыш, голые ветки кустов и редких деревьев на острове. Интереснее было смотреть на небо над рекой где ветер гнал низкие, клубящиеся тучи, то серые, свинцовые, то, вдруг белоснежные, которые перемешиваясь принимали самые причудливые формы и оттенки. Народ на берег прибывал. Некоторые, как мы, ходили от скуки по обрывистому берегу, другие рискуя поскользнуться и упасть спустились к самой реке, третьи стояли кучками подняв воротники, куря и отворачиваясь от ветра. И дети и взрослые казалось, чего то ждали. Как в кино перед началом сеанса – вроде каждый занят своим делом, но все ждут второго звонка, что б бежать в зал занимать свое место.

Снова раздался громкий треск и серо-белую поверхность льда на реке прочертила ещё одна трещина. Все развернулись в сторону реки, и если бы не ветер, который своим свистом глушил все звуки, я бы сказал, что все притихли. Не успел я прийти в себя, как снова хлопнуло, и снова, раздался протяжный треск, как бы разрываемой материи и трещины уже бежали по льду в разные стороны разделяя лед на отдельные льдины, где большие, где поменьше, где совсем маленькие. Народ восторженно зашумел, даже сквозь шум ветра было слышно.

– Смотри. Смотри, – сказал папа, – вот сейчас…

Я затаил дыхание, несмотря на ветер, казалось наступила тишина… Когда же? И что будет?

Вдруг, неподвижно стоявшие до сих пор льдины, одновременно, с шумом, пришли в движение. Вот прям все вместе сдвинулись с места, как отряд бойцов когда только начинает движение. Но нет, не как бойцы! Каждая льдина двинулась по своему. Одни мирно поплыли по течению, солидно, как люди зажатые в очереди, не в силах из неё выбраться и отдавшись на волю случая, другие стали толкать друг друга расчищая себе место. Большие льдины стали выталкивать маленькие из воды, маленькие наползали на большие, словно стремились прокатиться на их спинах. Другие становились торчком и переворачиваясь, падая как бы на спину показывали всем мокрое, белое, ноздреватое брюхо иногда разбиваясь в ледяную кашу. Третьи с шумом выезжали на берег срезая камыш, поелозив по берегу старались вновь заехать в реку, но те, из реки не стремились пустить их обратно. Все это двигалось пока медленно, лениво, с шумом и треском, но постепенно ускоряясь. Вот только что льдины еле двигались, а вот уже быстрее. Вот им было тесно от себе подобных, они толкались, расталкивали друг друга, а вот уже расталкавшись, получив относительную свободу, не спеша плыли вниз по течению. И мимо нас нескончаемым потоком текла сплошная каша из льда, льдин, где-то тихо, где-то вращаясь, сталкиваясь друг с другом с шумом… Зрелище было величественное и обворожительное. Казалось льдины в реке, как стеклышки в калейдоскопе составляли все новые и новые узоры и невозможно оторваться от этого завораживающего, околдовывающего действа.

Не знаю сколько времени стояли мы на берегу, может час, а может и больше. Народ насмотревшись на зрелище и замерзнув, уходил домой. На встречу им шли другие люди, ещё не видевшие ледоход, и конечно хотевшие все увидеть своими глазами. Мы тоже замерзли и пошли домой все ещё находясь под впечатлением увиденного. Даже лежа в кровати вечером, засыпая, я казалось видел все ещё вращающиеся и движущиеся льдины перед глазами.

На следующий день мы снова пошли с папой на берег. Снова было много гуляющих людей, может даже больше чем вчера. Воды в реке прибавилось, это заметно по срезанным вчера льдом будыльям камыша, которые теперь были под водой. А вот льдин стало заметно меньше. Река казалось расправила грудь, вздохнула и теперь льдины, в основном большие, неторопливо и величественно проплывали мимо.

– Куда они плывут? – спросил я папу.

– В Аральское море.

– А Аральское море далеко?

– Нет, рядом тут…

– А потом?

– А потом они растают.

Море не замерзает? А если оно замерзает, то где поместятся все эти льдины, которые толкаясь стремятся туда, на волю, ведь там свои льдины?

Мне было жалко льдины. Я представил как они, стараясь освободиться, вырваться из оков сковывающих их всю долгую зиму, на свободу, толкаясь стремились на волю. А получив эту долгожданную свободу, наконец приплыв в огромное море свободными, вдруг растают, все равно как умрут, завершив свой жизненный цикл. Грустно.

В понедельник на речку я не попал, а во вторник уговорил маму и на прогулке мы тоже пришли на берег. Воды в реке ещё больше прибавилось, река словно вздулась, вздохнула полной грудью, и не выдыхая, катила мимо мутную свинцовую, холодную воду. На надутой её груди ещё встречались льдины, но было их уже совсем мало и были они уже не большие. Мальчишки с обрыва пытались камнями попасть в проплывающие мимо льдины, свистками и криками подтверждая каждое удачное попадание.

Больше никогда в жизни, ни разу, не удалось мне побывать на первом, самом первом движении ледохода. В лучшем случае удавалось посмотреть на проплывающие мимо одиночные, редкие льдины.

Тюльпаны.

Весна у нас во всех смыслах лучшее время года.

Сначала незаметно, потихоньку спадают морозы. День становится все длиннее, снег проседает, начинает подтаивать на солнечных местах. Потом днем кое где появляется капель… В воздухе все отчетливее начинает «пахнуть» каникулами. С этого момента только успевай замечать, как снег стаял, ледоход прошел, уже и солнце все больше пригревает – только разыгрались во дворе в ножички, как уже вся земля высохла и ножик не воткнешь. И вот, в какой-то теплый хороший вечер замечаешь, что отцы, идя с мотовоза домой уже несут в руках букеты, цветов: сначала подснежников, а потом гляди-ка и тюльпаны. Яркие, красные, желтые они так и притягивают взгляд, вызывают улыбки у окружающих. А как этим, все-таки скромным, степным цветам радуются наши мамы!

Вообще степь для нашей местности – так себе название. Потому что какая же это степь? Степь это буйство трав, ковыль, свобода и простор. А у нас? Свобода и простор пожалуй, но буйство трав? Да у нас от травинки до травинки где шаг, а где и три. Правда и пустыней нашу местность тоже назвать можно с натяжкой. Все же и травки встречаются и верблюжья колючка. Чистый бархан песка – ещё поискать надо. А так у нас весь песок покрыт коркой соли из которой торчат высохшие кустики верблюжьей колючки. Из за этого окружающая местность кажется замусоренной. Ещё кое где и высохшие солончаковые озера встречаются – такыры. Так что и пустыней наши края не назвать. Некоторые называют наши места полупустыней и мне так больше нравится. Весной, когда все здесь цветет, красота – степь да и только. А летом, когда все от жары высохло, сморщилось – пустыня и есть. Так и есть: весной степь, а во все остальное время – пустыня. А все вместе: полупустыня.

В один из теплых, весенних вечеров, катались мы с Сашкой на велосипедах по лабиринтам дорожек на площади Королева. Дорожки, обсаженные кустиками, пересекаются под прямыми углами. Где то идут параллельно рядом, где то подальше. На велосипедах здесь самое то кататься. Мы оборудовали свои велосипеды сегодня трещётками. Знаете, на заднюю поперечину прищепкой цепляется кусочек картона так, чтоб колесо вращаясь спицами задевало картон. Раздается резкий звук, как от проезжающего мотоцикла. Самые классные трещётки из кинопленки. Но её у нас нет. А картон мы оторвали от ящиков на свалке возле магазина Новосел, там их много. Если треск надоел, то можно картон вместе с прищепкой повернуть боком и всё, никакого треска!

Нагонявшись, остановились передохнуть возле памятника. Мимо, с мотовоза, растекаясь ручейками по улицам и дворам расходились по домам офицеры. У многих в руках были букеты тюльпанов, у кого открыто, у кого завернутые в газету.

– Саш! А твой отец маме тюльпаны уже привез?

– Привез! Раньше подснежники, а вчера тюльпаны.

– Мой папа тоже и подснежники и тюльпаны привозил! Маме очень понравилось. На серванте сейчас тюльпаны стоят. Только знаешь что? Надо бы и нам подарить мамам тюльпаны.

– Где ж мы их возьмем? – спросил Сашка. – Цветы растут в степи, в городе их нет. В степь далеко и нас не отпустят.

– Есть и в городе степь, – сказал я. – Знаю где, тут не далеко. Давай завтра съездим и нарвем.

– Если не далеко, наверное там сорвали уже все, – предположил Сашка.

– Может и сорвали, а может и нет, – парировал я, – давай съездим и посмотрим.

Крайний район города, улица Сейфуллина, а в простонародье «Даманский», заканчивался огромным пустырем. Точнее он заканчивался стройкой новых домов, а уже за ними и был пустырь. Там, в крайнем доме у пустыря жили знакомые моих родителей дядя Вася и тетя Галя. И была у них дочка Наташа, на год меня старше. Мамы наши познакомились когда стояли за чем то в очереди в универмаге. Потом мамы познакомили меня с Наташкой, потом познакомили наших пап. Ну а потом на праздники стали ходить друг у другу в гости – то они к нам, то мы к ним. По очереди. Так что дорогу к пустырю я знал. Здесь был как бы взгорок. С него и был хорошо виден огромный пустырь. Дальше видно вдалеке и забор из колючей проволоки, и посадочную платформу мотовоза и ещё дальше маленькие домики Тюра-Тама. Я предполагал, что на этом-то пустыре и должны быть тюльпаны. Потому что он большой, огромный, как степь. Туда то я и собирался за цветами.

Не смотря на кажущуюся свободу передвижения, мы все же были в ней ограничены. Я, например был ограничен временем. А время, как ни странно, прямо связано с пространством. Как только научили меня родители понимать время на часах, то стали меня отпускать гулять одного. Но на час. Через час я должен был прийти и показаться маме на глаза – вот мол я, живой. И можно было идти дальше гулять. Ну спросят, конечно куда пошел…. А вот если через час не придешь «отметиться», то всё. Будешь наказан и гулять больше не будешь. Не только сегодня, но может и завтра – в зависимости от того, на сколько опоздал. Часов у меня не было и время я должен был определять сам. Как? Ну как… спросить у кого-нибудь можно. Или так, по «внутренним часам» определить, что уже пора. Или по солнечным. «Внутренние часы» и солнечные часы неоднократно меня подводили, по этому лучший способ – спросить у прохожего. За час далеко не уйдешь от дома. Ведь ещё и вернуться надо обратно… значит за пол часа. Так что вся моя свобода ограничивалась кругом с радиусом в пол часа времени. Велосипед конечно это расстояние здорово увеличивал.

По этому, что б выбраться на пустырь за цветами надо было точно рассчитать время. Что б сработало: туда – там – обратно.

Понятно, что на велосипеде – быстрее.

Немаловажно и когда ехать? С утра – школа. После обеда – сразу не отпустят, скажут – уроки учи. В воскресенье? Там все утро родителями занято: найдут чем занять… Значит только вечером. Завтра или после завтра. Затягивать поход тоже не вариант: цветы быстро отходят, не успеешь оглянуться как их и нет уже.

Обсудив все детали договорились встретиться завтра во дворе с велосипедами в 5 часов вечера. Мы ещё покатались по дорожкам и поехали к дому. Но не короткой дорогой, дворами, а вокруг, мимо «Дружбы», мимо технической библиотеки, потом мимо «Новосела», потом по дорожке мимо садика и молочной кухни и вот уже наш дом. По асфальту классно кататься. Да и вообще – велосипед это вещь!

У Сашки велосипед – «Орленок», он как раз под его и мой рост, не большой и не маленький. Верткий, удобный, отличный велосипед вишневого цвета. У меня сначала велосипеда не было. Катались на Сашкином. Он давал мне покататься на своем «Орленке», во дворе или вокруг дома, никогда не жилил. Но все равно, чужой велосипед есть чужой, а хотелось то свой. Я упрашивал папу купить мне такой же как у Сашки, но все как то не получалось. То не было денег. То велосипедов в магазине не было. То все было, но надо было уезжать в отпуск. Потом уже зима на носу и зачем велосипед? Так время шло, и я был без велосипеда. И вот, этой весной папа вдруг купил велосипед. Я был в субботу в школе, прихожу домой а в комнате стоит большой, голубого цвета велосипед Урал. С багажником. С насосом. Со специальным кошельком для инструмента. Он больше Сашкиного. У Сашки получается велосипед как бы для школьников, а у меня как бы для взрослых. Хотя взрослые и на таком как у Сашки велосипеде кататься могут. Я сам видел. Взрослым можно, хоть коленки им мешают конечно…

Папа и говорит, мол вот купил. Катайся. После обеда папа спустил велосипед во двор и дал мне покататься. Велосипед мне пока большой. Мне на нем ездить получается только под рамой или на раме, до сиденья, что б крутить педали и сидеть в седле я ещё не достаю. Но можно разогнаться, а потом привстать на педалях – тогда получается в седло сесть, но не получается крутить педали. Приходится выбирать: или педали крутить или в седле сидеть. Я попробовал и так и так и эдак, на раме мне все же пока удобнее… что ж, не всегда ж я буду маленьким, потом вырасту и велосипед мне станет как раз. Пока так приходится ездить. Когда часто катаюсь, велосипед стоит в комнате, у стенки между кухней и коридором, а вообще-то место ему мама выделила на балконе. На балкон я ещё его затаскивать и вытаскивать не могу, он тяжелый, а места там мало. И на улицу его спускать по ступенькам тяжело. Но папа сказал: любишь кататься – люби и саночки возить. По этому приходиться спускать и поднимать велосипед по ступенькам самому. Пару раз спустишь, поднимешь – и больше кататься не захочешь. Ну да ладно…

На следующий день мы встретились с Сашкой как условились. Поздоровавшись я заторопился:

– Давай быстрее, поехали! – Все теперь надо было делать быстро, что б уложиться в выделенный родителями час. Вскочив на велосипеды мы помчались.

Пропустили машины по улице Неделина. Возле 5 дома, перевели велосипеды на другую сторону улицы. Дальше дорога пролегала вдоль забора больницы, потом через пустырь между больницей и «Даманским». На этом пустыре цветов не было, только местам «колосились» кустики верблюжьей колючки. Дальше дворами мимо 222 школы, мимо стройки и вот наконец и пустырь. Мы остановились на взгорке сразу за стройкой очередного дома. Перед нами простирался огромный кусок степи, вдалеке разделенный железной дорогой. То там то тут виднелись желтые и красные пятнышки тюльпанов. Местами зеленели стебли какой-то травы, верблюжьей колючки. Кое где были и люди, в основном мамы с маленькими детьми – они уже рвали наши тюльпаны. Прямо, к платформе мотовоза, тянулась хорошо утоптанная широкая тропа, почти дорога. По ней мы и поехали сначала.

Если присесть, и смотреть в даль, опуская глаза к горизонту, то кажется, что земля покрыта зеленоватым пушком. Ну прям как ворсом ковер. Если привстать, то эта зелень отодвигается дальше, а возле тебя травинки, цветы в метре – другом друг от друга… Кажется, что это здесь, возле тебя травы мало, а там, вдалеке, она лежит свежим зеленым ковром, надо только добежать, дойти, добраться и можно упасть на этот ковер и лежать раскинув руки, смотреть в небо, считать облака… Но сколько не иди, все так и остается: рядом травы чуть, и она не сплошным ковром, как кажется, а так… травинки далеко друг от друга… и падать некуда, разве что в песок.

Дикие тюльпаны – не то что домашние. Стебель у них короткий, волнистые листья, обычно два, лежат прямо на земле. Если срезать тюльпан сразу под листьями, то ножки не будет, листья осыпаться даже могут. Такой тюльпан только выкинуть, с короткой ножкой его не поставишь ни в стакан, ни в кувшин. В песке стебля ещё примерно столько же, сколько и над землей. Так что срезать тюльпан нужно стараться поглубже, ближе к луковице.

Как на зло, я забыл взять с собой ножик. Как их резать то теперь? Вон Сашка – не забыл. Пыхтит, одной рукой тащит по песку велосипед, в другой руке и тюльпаны и ножик… Велосипеды оставить негде, таскать за собой по песку – тяжело….

Тут я вспомнил, что в кошельке моего велосипеда есть велосипедная, плоская отвертка. Сойдет! Достал отвертку, бросив велосипед у дорожки, примерился на ближайшем тюльпане, как резать его отверткой. Испортив несколько штук (слишком коротко оборвав), приловчился. Забрав велосипед и откатив его на несколько метров от дорожки, стал обрывать тюльпаны вокруг. Оборвав тюльпаны вокруг велосипеда, я перекатывал его на новое место и там снова обрывал тюльпаны вокруг велосипеда. Сашка поступал так же. Нарвав по букету мы встретились в «чистом поле».

– Ну что, пора домой?

– Пора!

Только как ехать то? Сумок мы никаких не брали, так как и не могли представить, что цветы носят в сумке. Даже ниток, что б перевязать букет, что б он не рассыпался, мы не догадались взять. Пружина у меня на багажнике жесткая, букет не зажмешь – в миг перерубит цветы. У Сашки вообще багажника нет. Ехать на велосипеде придется держась за руль одной рукой, в другой держать букет. Конечно мы велосипедисты – профессионалы, вопрос идти пешком и вести велосипед нами даже не рассматривался, нам одной рукой управлять велосипедом – плевое дело. Мы даже без рук умеем ездить. Но это когда никто не мешает. А тут по пустырям, через бордюры, по дорожкам мимо людей, тут и с одной рукой тяжеловато будет…

Вытащив велосипеды из песка на дорожку приловчились тронуться. Одной рукой держим руль, в другой, в кулаке, букет тюльпанов. Кулаком ещё придерживаем руль помогая, так удобнее. Бордюры и канавы стараемся объезжать. А где не получается – спешиваемся. Так, потихоньку, добрались до дома, остановившись с триумфальным видом у Сашкиного подъезда. Показали букеты девчонкам сидящим на лавке:

– Видали! Сами нарвали, на пустыре! Для мам!

– А нам? Мы тоже женщины… будущие! – сказала Венерка.

– Вам в следующий раз нарвем! – гордо пообещали мы.

Хорошо все таки мы придумали: цветы мамам привезли, вот они порадуются. Мы же уже взрослые. И главное я во время уложился. Попросив девчонок покараулить велосипеды мы понесли цветы по домам, договорившись, по быстрому отдать цветы и поехать кататься на площадь Королева.

Принесли цветы и … попали: Тюльпаны? Где ты их взял? Как далеко ты ездил? Кто ещё с тобой ездил? Кто разрешал? А вдруг… А если…. Разве так можно? И вишенка на торте: гулять больше не пойдешь!

На улицу и меня и Сашку выпустили только поднять велосипеды домой.

– Попало? – хмуро спросил я Сашку.

– Гулять больше не пускают, – ответил Сашка.

– Меня тоже… у тебя отец дома уже?

Сашка кивнул.

– Боюсь меня и завтра не выпустят. – сказал я, а сам подумал: хорошо хоть в угол не поставили.

– Не подумали… у меня отец только в 8 вечера придет, – вздохнул я, и подумал: ещё не поставили…

– Все впереди, – прочитав мои мысли усмехнулся Сашка.

Перекинувшись фразами мы понуро пошли с велосипедами по домам.

Закатив велосипед в коридор, протерев мокрой тряпкой шины, я отправился на балкон. Усевшись на ящик задумался. Подумать было о чем: во первых придет папа с работы, – воспитательные мероприятия продолжатся. Ну а во вторых, сама организация похода была ниже плинтуса: нож не взял, про сумку и нитки даже не подумал, ну и конечно сам факт дальней поездки не скроешь… отдав цветы все равно что сам сказал: вот я ездил далеко, вот доказательство, наказывайте… Так хорошее, вроде бы дело, обернулось совсем не хорошим финалом. Головой надо было лучше думать.

Что ж, впредь умнее будем.