Kitobni o'qish: «Искупление во лжи»

– Тьма, брат… Она окутывает тебя, поглощает твой разум. Ты чувствуешь её прикосновение? Такое холодное… Такое… Благословенное. Отдайся ей, не открывай глаза несколько минут. Тебе пока не стоит видеть, то что несёт в себе свет. Но, кто я такой, чтобы указывать тебе, что делать?

Одинокий человек сидел в грязи, омытый дождём. Русые волосы ниспадали до широких плеч. Его вытянутое лицо выражало досаду и ужас. В его серых глазах играл огонь. Он смотрел на горящий дом. Он наблюдал, как горел его дом. Что-то очень важное для него осталось в уходящем пламени. В этом доме осталось то, ради чего он был готов жить и умирать каждый день на этой жестокой земле. Вокруг не было никого. Или ничего он видеть не хотел.

Здесь только дом, огонь, дождь, грязь и забитый человек. Остальное пространство заполняла пустота, манящая своей таинственной надеждой и давящим отчаянием. Слезы наворачивались у него на глазах. Он не помнил. Он не хотел это вспоминать. Он хочет это все забыть.

– Всё это повторяется каждую ночь, брат. Каждую ночь горит этот дом. Каждую секунду пламя сжигает и тебя. Ты чувствуешь его? Долгие годы горит этот дом. Ты уже и не помнишь как давно.

Мужчина хотел встать, но не мог. Он следовал определённому сценарию вновь и вновь, без возможности его выучить или предугадать. И сценарий всё повторялся и повторялся, пока разум человека пожирал сам себя. Всё это сжигало его душу, выворачивало наизнанку. Мужчина хотел чтобы это наконец закончилось. Он бы желал, чтобы это никогда не начиналось.

– Сколь скоро ты сойдёшь с ума, брат? Может ты уже потерял голову? Может тебе и не нужна голова? От неё одни проблемы. Проблемы, как раз, в твоей голове и я тоже твоя проблема. Я твоя навязчивая проблема. Не мучай себя, ты уже насмотрелся вдоволь. Позволь себе проснуться. Открой глаза. Открой их и узри мир, где ты не нужен. Узри каким ублюдком ты стал.

Глубокая полная ожидания тишина пронизывала холодный каменный коридор. По бокам виднелись десять камер, что были ограждены решеткой и только в одной, девятой, сидел один единственный заключенный. Человек с вытянутым лицом, длинными русыми волосами, забранными в хвост и серыми глазами ожидал своего часа. Он был абсолютно спокоен, уверен в себе и в своей миссии. В его глазах не было страха суда, ни ужаса предстоящей кончины. Он готов был принять смерть, как старого друга, так же как был готов продолжить выполнять свою задачу.

Дверь в казематы отворилась и внутрь вошли двое – мужчина и женщина. Он узнал мужчину. Это капитан гвардии Графини Грейфаст и зовут его Вилфорд. Высокий, сильный и не обделенный умом благородный муж. Женщину же он видел впервые. Он предположил, что она является писарем, если судить по грозной большой книге подмышкой и одежде, что присуща клеркам.

– Дэйл Фрикман, – начала девушка, открывая книгу для записей, – Я так понимаю, это не ваше настоящее имя.

– Вы больно уж проницательны, мадам, – язвительно ответил “Не Дэйл Фрикман” и подошёл ближе к решетке, – Приятно иметь дело с образованными и умными людьми.

– Мужик, не зарекайся, – Вставил Вилфорд, скрестив руки на груди. – Мы здесь не для того, что бы играть в твои игры.

– И так… Ты назовёшь своё имя? – Продолжила девушка.

– Нет. Если бы сам его помнил то, назвал бы. Честные люди называют меня Пекарем.

– Пекарем? – Улыбнулся мужчина.

– Пекарем. – Твердо ответил заключенный.

Девушка посмотрела сначала на своего компаньона, после на Пекаря. Она уже хотела продолжить, но заключенный уже перехватил инициативу.

– Капитана я знаю, но вас, мадам… Вы?

– Она здесь, чтобы задавать вопросы, на которые ты обязан ответить, – Вставил Вилфорд.

– Моё имя тебе знать не обязательно, – вставила девушка, попытавшись сделать каменное, непробиваемое лицо.

– Ну что же, жаль. Так какие вопросы вы мне хотели задать?

– Не будем ходить вокруг темы, скажу кратко… Отрицаешь ли ты, что ты пытался убить сестру графини подмешав ей в угощения яд?

– Капитан, у вас сигареты не найдётся?

– Обойдёшься.

– О, не скальтесь, вкус табака развязывает язык и настраивает на добрую волну. Для вас же это будет не так сложно.

И Вилфорд испытал на себе взгляд Пекаря. Он не внушал ужас или жалость… В его печальных серых глазах виделось понимание и сострадание, даже некоторое мученичество. Этот человек внутри истоптан, изранен, распят, но при этом чувствовалось, что он никогда не сдастся.

Капитан достал портсигар, отсчитал три самокрутки и с огнивом протянул Пекарю. Что плохого, что человек покурить перед своей казнью?

– Благодарю, – Пекарь принял их, вставил одну в зубы, поджег и затянулся. Потянуло густым табачным дымом. – Что касается яда… Да, я пытался убить эту женщину, ибо знаю, что она не сестра графини и, возможно, даже не человек.

Девушка сделала запись и вздохнула. Вилфорд в свою очередь округлил глаза и процедил через зубы.

– Что ты несёшь?

– В сумерках трудно разобрать кто враг, а кто друг…

Писарь и Вилфорд притихли на мгновение. Эта фраза была для них весьма неожиданной. Орден Сумерек использовал её в качестве своего девиза.

Орден преследовал еретиков и отступников, при этом не являясь доменом ни одной из существующих церквей. Они о себе и о своих делах не распространяются и ведут себя достаточно странно, надевая на себя вуаль тьмы. Мало кто знает, как они ведут рекрутинг, ещё меньше людей осведомлены сколько их на самом деле. Они пользуются правом, которое им предоставил сам Вергил в эпоху мифов. Орден старше любой из церквей и религий, и если последние прививают к себе уважение и любовь, то Сумерки полагаются на куда более эффективный метод взаимодействия с массами.

Вилфорд мог бы проигнорировать заявление, что “сестра графини, возможно, даже не человек.”, но последняя фраза… Она посеяла сомнения в его голове и вызвала любопытство.

– Разбрасываешься старыми девизами охотников на чудовищ. Не слишком ты о себе много думаешь, парень?

– О, я не говорю, что я брат ордена или большая шишка. Я аколит. Принял клятву совсем недавно и прибыл я сюда несколько дней назад. Прибыл я с абсолютно понятной целью – убить Амелию Грейфаст. Действовал, конечно, я во имя человечества и для блага нашего мира. В процессе я предпочел использовать её же яд, найденный в такой мрачной дыре…

– Ты хоть понимаешь, что это может вызвать конфликт между благородным домом и орденом?

– Капитан, – Пекарь сделал глубокую затяжку самокруткой. – Мы живём в эпоху хаоса. Вашего королевства уже нет. За последние двадцать лет погибло чуть ли не половина человечества. Мы погружаемся во тьму. Мы на грани. И это заслуга таких личностей, как эта женщина, за которую меня хотят казнить. Да, это могло бы вызвать конфликт. Нет, я не мог поступить иначе.

– Ты безумец, – произнесла девушка и сделала у себя пометку в книге.

– Во времена хаоса следует идти за безумцами, – уклончиво ответил Пекарь, подойдя ближе к решетке.

– Я не вижу смысла с ним разговаривать, – закрыла книгу девушка и посмотрела на капитана.

Вилфорд оглядел девушку, а после вновь заглянул в глаза Пекарю.

– Думаю, нам бы стоило выслушать полную историю. Я уже много раз нес потери от того, что не видел полной картины.

– Вы меня разочаровываете, капитан, – официальным тоном произнесла, девушка, при этом не собираясь вновь открывать книгу, – Его исход уже ясен. Этот бред никому не нужен. Оставьте эти формальности.

– Я должен знать всё. Тебе ещё есть что сказать?

– Да, – выдавил из себя с облегчением Пекарь, переводя взгляд на пол, – Но чтобы понять меня, необходимо начать с самого начала. Это было началось совсем недавно, кажется, на третий день…

– Твою же мать…

Кислый запах дешевого алкоголя и крепкого табака ударил в нос мужчине, заставляя невольно поморщиться. Этот сон… Он преследовал его уже несколько долгих и угнетающих лет. Бессонница и кошмары давно сопровождают его, провалы в памяти стали обыденностью, а ломка от марева дает возможность понять, что он ещё живой. Он попытался подняться с холодного дощатого пола, на чьих половицах он и провел ночь.

В темной, маленькой комнатке царил настоящий хаос. Кровать сломана пополам, стол лежал на боку, а вокруг были раскиданы, судя по всему, рабочие документы. Кучка окурков в углу, бутылки портвейна за столом. Дыра в стене от удара кулака.

Мужчина поднялся и осмотрел себя. Длинные, слипшиеся волосы закрывали его правый глаз. Густая хаотичная растительность на лице, за которым не ухаживали долгое время. Мешки под глазами походили на трупные пятна. Порванная ночная рубашка висела на его теле, словно поверженное полковое знамя.

Но собственный внешний вид волновал мужчину меньше крайне мало. Он нашел у обломанной кровати свой грязный офицерский мундир, которое и принялся надевать. После он нашел свой портсигар на треснувшей кровати и выудив оттуда самокрутку, вставил в зубы и блаженно закурил.

Выйдя из комнаты, мужчина оказался в общем зале дома. Некогда здесь жила весьма зажиточная семья. Дорогие подсвечники, резная древесина, теплый камин и качественная посуда. Сейчас же это место переоборудовали под армейский склад. Всюду были расставлены ящики с провизией, инструменты и фураж.

На одном из ящиков сидел мужчина лет двадцати пяти в красном военном обмундировании. Легкий полудоспех, добротный клинок и сержантская нашивка на правой руке. Он апатично смотрел в окно. Завидев новое лицо в комнате, он еле сдержал язвительную улыбку.

– Лейтенант, – проговорил охранник.

Лейтенант же, в свою очередь, ответил кивком. Подошёл к бочке с водой, откуда отпил немного и умылся.

– Лейтенант, – вторил сержант. – Вас к себе вызывал капитан. У него к вам срочное распоряжение.

– А какое именно он, разумеется, не сказал?

– Не-а, но, что-то мне подсказывает, он сейчас злой.

– И почему на этот раз?

– А вы разве не помните?

– Хочу услышать это от тебя.

– Думаю, вам лучше будет взглянуть в окно.

Лейтенант подошёл к окну. Солнечный свет вошёл в его глаза, словно лезвие ножа в мягкие ткани тела. Через некоторое время он разглядел деревянные обветшалые дома, солдат в красной униформе, что выполняли приказы или занимались своими делами и пару селян, что бегали по своим личным проблемам. Вдали виднелись величественные горы, их снежные шапки доставали до облаков. Под горами, в долине, простирался весенний хвойный лес. Лишь только одно дерево стояло обособленно, старое и иссохшее, на холме. В двухстах метрах от села на этом дереве повесилась девушка.

– И капитан из-за сельской шлюхи расстроился? – Цинично ответил Лейтенант.

– Да нет, – мягким голосом ответил сержант. – Не из-за этого.

– А из-за чего?

– Наверное, вы были вчера слишком настойчивы.

– Твою же мать…

Лейтенант провел рукой по волосам и отвел взгляд в сторону, склонил голову вниз, ссутулился и потушил самокрутку о подоконник. Вышел на улицу.

Он смутно помнил о том, что произошло вчера. Вечером он пошёл спать, но бессонница резко изменила его планы. Он начал грустить о потерянной жизни, скорбеть о судьбе и жалеть о том, в кого превратился. Немного крепкого должны были помочь прийти сну. Он припал губами к бутылке, в глазах потемнело… Несколько мгновений и он уже просыпается у себя на полу, в разбитой комнате с обрывками воспоминаний о ночи.

На улице стояло позднее утро, десять или одиннадцать часов. На удивление, день был ясный. Лейтенант привык к хмурому небу в этих краях, слабым, но продолжительным дождям, порывистому горному ветру. Маленькое селение на шестьдесят домов они заняли без боя. Из-за войны большая часть домов опустела и защищать остатки жителей было больше некому. Они оккупанты, но тем не менее, они защищали мирных жителей и предпочитали с ними сотрудничать.