Kitobni o'qish: «Черный кузнец»
Пламя играет, льется свет.
Прошлое тает, но надежды нет!
Пламя играет, но надежды нет!
Горн раскален, гудит в печи огонь лихих сердец,
Ты никто, здесь я всему венец!
Сквозь дым пройдешь и сам, войдя в огонь, поймешь,
Что есть Свет и Тьма…
Отрывок из песни «Черный кузнец» группы «Черный кузнец»
Пролог
Человеческое море медленно колыхалось в ожидании начала долгожданного зрелища, глухой шум прокатывался над площадью, на окружающих ее деревьях торжествующе каркали вороны. Цепочка стражников окружала помост, на котором высилась пирамида дров для костра, возле которой суетилось несколько служек Великого Храма. Каждый из них нервничал, то и дело оглядывался и смахивал рукой пот со лба, боясь сделать что-нибудь не так – еще бы, впервые за долгое время казнь почтил своим присутствием сам глава Церкви Единого Спасителя, архонт Сергий, дядя ныне правящего царя, Владислава Справедливого, или Ленивого, как за глаза прозвали его в народе. В общем-то, верно прозвали – в Славии всем заправлял именно архонт, а отнюдь не царь – последнего интересовали только охота, пиры, барышни и попойки с фаворитами. Не худший вариант, ежели разобраться – Сергий править умел, давал людям жить, не притесняя большими податями, да и фанатиком не был. Царю тоже развернуться не позволял, осаживая в случае необходимости, ведь тот, желая больше денег на свои гульбища, не раз пытался содрать с людей последнюю шкуру.
– Слышь, Петро, а кого казнят-то?.. – едва слышно спросил один из служек второго.
– Да колдуна, кого ж ищо живьем жечь станут?.. – удивился тот. – Не по-людски это, уж больно смерть лютая…
– Что колдуна, ежу понятно! Но кто ж колдун-то?
– В жисть не поверишь, кузнец с Шестой улицы…
– Это который с бельмом, что ли? – поразился первый. – Микула?
– Он самый, – важно подтвердил второй. – Я и сам не поверил, када узнал. Мастер же, каких поискать ищо! И чего ему не хватало? Не, колдовать полез, дурень…
– А чего он сделал-то? Расскажи, а?..
– Да зверюгу из чугуна сковал, она сама по двору каталася, да дым черный из трубы на спине пускала… Без конячки-то! А ревела-то как и воняла! Сразу ясно, что из ада… Люди как увидали, так попервах до смерти перепугалися, в храм кинулись, а потом колдуна проклятого чуть дрекольем на месте на забили. Вовремя храмовая стража подоспела, отбила, надо ж судить гадину, как по закону положено!
– Эх, жаль… – огорчился первый. – У меня тесть хотел у него рессоры для телег заказать, никто ж, окромя Микулы, их толком ковать не умеет… А мечи какие…
– Чего уж тут… – развел руками второй. – У меня брательник, он в городской страже служит, тоже с его мечом ходит. Сказывал, чо лучших в Камнераде и не найти. Да токо теперь он уж ничо не скует. Неча колдовать было!
Они замолчали, вернувшись к работе. Архонт отличался редкой строгостью, ежели что не по нему будет, то и в Северный монастырь сослать может. Не сильно этого хочется после спокойной и сытой жизни в столице. Лучше уж постараться, чтобы старик довольным остался. Тогда, гляди, еще чем и наградит, или, хотя бы, не забудет – про карьеру-то думать надо, годы еще молодые, хочется кое-чего к старости добиться.
Редко случалось в Камнераде такое событие, как казнь, тем более, казнь колдуна – да и о самих колдунах уже лет триста слыхом не слыхивали. Хорошо их предки повывели во времена Черной войны, поголовно вырезали, жизней не жалели. А вот надо ж, не повывелись они! Попрятались, нелюди поганые! Кто бы мог подумать, что всем знакомый бельмастый кузнец Микула – колдун? Никому в голову не приходило! Вот, выходит, откуда его мастерство взялось… Нечистый подарил! И не побоялся же кузнец душу-то губить…
Люди переговаривались, осуждающе качая головами. Каких только предположений они ни строили, каких только несуществующих подробностей ни выдумывали. Чугунный зверь стал уж и огнедышащим змеем о шести головах, который хотел весь город пожечь, а сам Микула – жутким чудищем, воровавшим детей для своих черных ритуалов. Все соседи говорили, что они давно подозревали кузнеца, уж больно тот много знал и умел, а человеку то невместно. В каждом поступке и слове бельмастого теперь видели злой умысел и сходились на том, что правильно этого гада жгут, что это ему еще легкая смерть будет. Никто не пожалел бедолагу, никто не посочувствовал…
К крыльцу дома городского головы, где разместились важные гости, подкатила карета, из которой не спеша выбрался, тяжело опираясь на палку, сухощавый старик в черной сутане с клобуком. Горожане уважительно загудели, задвигались, многие даже поклонились – архонт Сергий прибыл! Значит скоро начнется. И в самом деле – стража на площади забегала и тупыми концами копий освободила широкий проход от края площади к помосту, оттеснив людей в стороны.
Раздался скрип, и на площадь въехала влекомая двумя быками телега, на которой находилась клетка. А в ней, вцепившись мускулистыми руками в прутья, стоял кряжистый, черноволосый, избитый до синевы человек с резкими чертами лица. Мало кто видел, что в его наполненном отчаянием единственном глазе горит немой вопрос:
«За что, люди?.. Что я вам сделал?..»
Те немногие, кто ловил этот взгляд, на мгновение замирали и опускали голову, обожженные внезапно вырвавшимся из глубины души стыдом. И, чтобы избавиться от этого неприятного ощущения, начинали швырять в клетку камни и громко вопить:
– Смерть поганому колдуну! Смерть! На костер его!
Услышав эти крики, архонт Сергий горько усмехнулся. Люди, всего лишь люди… Им указали – ату его, он виноват – и они кинулись, ни на мгновение не задумавшись, а так ли это. Старик перевел взгляд на клетку и незаметно вздохнул. Эх, Микула, Микула… Ну почему ты не отрекся? Почему? Зачем пошел на страшные муки? Неужто не понимал, что все, что выходит за заветы предков, – уже колдовство? Отрекся бы, постригся в монахи, ковал бы мечи для храмовой стражи – и жил бы! Сергий ведь предлагал! Нет, кузнец даже исповедоваться отказался, утверждая, что не имеет никакого отношения к колдовству, что его «машину» двигала некая сила пара… Ну какая еще сила пара?! О ней ничего не сказано в святых книгах, а значит, ее и нет. Есть проклятое Всевышним колдовство! Простейшая истина, не подлежащая сомнению. Особенно, если вспомнить страшную войну с колдунами, Черную войну, в которой люди с невероятной трудом и огромной ценой победили некромантов, поднимавших мертвые армии. Да и то с помощью того, о ком лучше не вспоминать…
Почему-то Сергий и до сих пор сомневался, что Микула действительно колдун, но как иначе объяснить самобегающее чугунное чудовище, изрыгающее черный дым, не знал. Ведь, несмотря ни на какие пытки, кузнец так и не признался в колдовстве, все талдычил про свою «силу пара», значки какие-то писал, утверждая, что математика все объясняет. Да ничего она не объясняет – правила счета, купцам нужные, и все! Надо будет не забыть велеть после казни, чтобы сожгли его писанину, а то, не дай Всевышний, еще кто-нибудь ею заинтересуется.
Старик досадливо вздохнул – хороший кузнец был, и не просто хороший, а мастер, каких во всем царстве единицы! Кружева железные легко ковал! А уж мечи его ценились не только в Славии, но и во всех окрестных странах. На любом рынке булатные мечи с вытравленными возле рукояти двумя скрещенными молотами стоили бывало и три меры серебра, а в далеком Далвисте за них вообще золота по весу давали! Потому так не хотелось жечь мастера, немалый он доход казне приносил. Но колдовство… Это единственное преступление, за которое в Славии никому нет прощения. Даже царю, ежели тот вдруг решит этим богопротивным делом заняться. Вон, двадцать пять лет назад младшего брата Владислава, тогда наследника престола, сожгли – решил короны с помощью колдовства добиться, неразумный.
Да, никого нельзя прощать, люди должны четко знать: не смей искать запретных знаний! Не для человека они! Убивают они душу! Превращают человека в зверя. Сергий вспомнил перечитанные не так давно свитки хроник времен Черной войны, и у него пересохло во рту. Не дай Создатель повторения того кошмара! Ради его предотвращения и тысячи Микул не жаль! Виноват он там или нет!
«Да что это я? – одернул себя старик. – Конечно, виноват! Какие тут могут быть сомнения?..»
Однако сомнения имелись, и немалые. Только вот ничего вернуть было уже нельзя – поздно. Сергий опустил голову, но затем все же заставил себя поднять взгляд и посмотреть в не закрытый бельмом глаз кузнеца. Он сразу уловил немой крик того и вздрогнул.
– Ты знаешь, за что… – неслышно прошептал архонт. – Знаешь… Не притворяйся, знаешь…
Затем накинул клобук, сгорбился, став похожим на нахохлившегося старого ворона, и стукнул посохом по доскам крыльца, давая сигнал начинать.
…Пальцы, крепко вцепившиеся в прутья клетки, кровоточили из ран на месте ногтей, вырванных палачами храма. Но Микула не замечал физической боли, у него куда сильнее болела душа. Он никогда раньше не верил, что душа может так страшно болеть. На костер впереди кузнец не смотрел, он смотрел на лица людей, собравшихся на площади. Да нет, не лица, оскаленные, брызжущие слюной отвратительные морды. Выпученные глаза, из которых буквально рвется ненависть, злоба, жажда убивать. Тянущиеся к клетке скрюченные руки, летящие в нее камни и гнилые овощи.
– Люди, да что вы с собой творите?.. – с трудом выдавил из себя Микула. – Вы же люди… Зачем вы так?..
Брошенный кем-то из толпы камень пролетел между прутьями клетки и ударил кузнеца в скулу. Он только вздрогнул и вытер потекшую кровь об плечо, продолжая смотреть в лица горожан. И с каждым мгновением ему становилось все страшнее и противнее – люди походили на кого угодно, но только не на людей. Они бесновались, вопили: «Смерть колдуну!», прыгали, брызгали слюной, сходили с ума.
Микула слушал их крики с недоумением, все пытаясь понять, что же он им плохого сделал. Ведь ничего! Наоборот, мечтал облегчить жизнь мастеровых, создав машины, работающие на пару. Кузнец вычитал о них в древнем свитке, за огромные деньги купленном у торговца с востока, и загорелся идеей построить такую. С юности выискивал редкие книги, учился всему, чему мог, потому и стал мастером. Немало лет прошло, прежде чем ему удалось создать действующую модель – пока подобрал нужные сплавы, форму котла, придумал клапаны, не дающие котлу взорваться. Все это он делал в тайне, большей частью ночами. А когда все было сделано, захотел поделиться радостью с другими, и установил паровую машину на тележку, по-быстрому соорудив двигающий ее шестереночный привод – думал, что люди оценят возможность перевозить грузы без лошадей. «Оценили» и полной мерой воздали…
Когда в воротах появились с дрекольем в руках соседи, Микула встретил их радостной улыбкой, никак не ожидая дальнейшего. А на него бросились скопом, повалили на землю и принялись избивать… И никто, никто не пожелал его выслушать! Кузнец криком кричал, умолял понять, что он же как лучше хотел, что это не колдовство – не услышали… А точнее, не пожелали услышать, теперь он понимал это четко. Затем появились храмовые стражники и вырвали потерявшего сознание избитого Микулу из рук разъяренных горожан.
Последующий кошмар кузнец и хотел бы, да не мог забыть. Неглупые, как будто, люди уперлись в свое идиотское «колдовство», как тупые ослы, и принялись выбивать из него признание любой ценой. Пытками выбивать. Святые отцы напрочь отметали его объяснения, твердя свое раз за разом. Позволяли написать формулы, при помощи которых Микула рассчитывал паровую машину, но даже не смотрели в написанное, интересуясь только тем, что это за заклинание. Поначалу кузнец подумал, что они все сумасшедшие, но позже понял, что дело куда хуже – фанатики. Для таких не существует ничего, что выходит за пределы их догм…
Под конец пытки почему-то прекратились, Микулу даже подлечили, и с ним начал вести долгие разговоры сам архонт, уговаривая прилюдно раскаяться и уйти в монастырь. Но кузнец не понимал, в чем он должен каяться. Он же ни в чем не виноват! Нет в его действиях черного колдовства, как утверждал Сергий! Однако тот гнул свою линию. И тогда в душе Микулы впервые возник обжигающий гнев, столь сильного гнева он никогда до тех пор не испытывал. Этот гнев дал кузнецу силы держаться. Была бы в словах архонта хоть доля истины, он бы покаялся, но так?.. Нет! Ни за что! И он выплюнул в лицо архонту проклятие. После этого кузнеца и приговорили к сожжению заживо…
Отыскав взглядом в толпе несколько знакомых лиц, Микула с надеждой уставился на них, надеясь хоть у кого-то увидеть в глазах каплю сочувствия. Не увидел. Только злоба и ненависть. Боже, да что же это?! Как это?! За что?! Никто не ответил. И он понял, что отвечать некому… Что и на небе ему не поверят и так же осудят, как осудили здесь. Осудят невинного…
Слева кузнец заметил сапожника Мирко, незлого, как будто, мужика, известного всему городу растяпу, которому не раз помогал – тот жил очень бедно. Десять детей, как никак, попробуй их прокорми, хоть вообще без отдыха работай. Последний раз крыша у него дома прохудилась, да еще и зимой. У Микулы как раз были деньги, полученные за очередной заказ, так почему бы не помочь человеку? Помог, не жаль. А что теперь? Мирко выглядел каким-то диким зверем – перекошенное лицо, бороденка растрепалась, брызги слюны летят во все стороны, что-то воет – и нетрудно догадаться, что именно. Почему? Почему даже он поверил, что Микула колдун?..
Взгляд раз за разом вылавливал из толпы людей, которых кузнец раньше считал друзьями. И все они выглядели не лучше Мирко, швыряли в клетку камни, проклинали «колдуна», желали ему сдохнуть помучительнее. И гнев Микулы постепенно становился все сильнее, огненной пеленой скрывая весь мир.
– Значит вот вы какие на самом деле?.. – по его щекам стекали слезы, но он не замечал этого.
Гнев рос, постепенно переходил в ярость, казалось, кузнеца наполнил ледяной огонь, каждая его жилка горела одновременно льдом и пламенем. Он больше не видел в собравшихся на площади горожанах людей. Не мог их воспринимать таковыми – зверье какое-то, не более. Наконец пузырь гнева прорвало, и из клетки донесся дикий рев:
– Я отрекаюсь от вас, люди!!! Будьте вы прокляты вовеки веков!!! Да падет на вас кара за невинную кровь!!!
И такой силой искреннего чувства были наполнены эти слова, что затронули древнее нечто, спящее далеко среди гор. Оно пробудилось и вслушалось в происходящее, быстро оценило увиденное и заинтересованно принялось ожидать развития событий. Похоже, трехсотлетний сон подошел к концу. Но судить пока рано, нужно еще поглядеть, что выйдет. Хватит ли у этого человека гнева и боли, чтобы пройти все, что он должен пройти. На первый взгляд – хватит. Но это только на первый…
Стражники вытащили из клетки бешено бьющегося Микулу, оттащили на помост и приковали к столбу над костром. Он немного подергался и замер, поняв, что вырваться все равно не получится. Когда кузнец поднял голову, отшатнулся даже палач – его единственный глаз наполнял такой нечеловеческий гнев, что видевших это людей затрясло.
– Создатель! – осужденный внезапно поднял взгляд вверх. – Ты же знаешь, что я невиновен! Так помоги же мне! Ты же Свет!
– Заткнись, гнида! – озлившийся на такую наглость стражник ударил осужденного древком алебарды, но тот не обратил на это ни малейшего внимания, он продолжал бросать в небо богохульства.
– Да пусть себе орет, – ухмыльнулся палач, хлопнув стражника по плечу. – Щас ему припечет, еще не так заорет…
– Значит, я безразличен тебе, Создатель?.. – хрипел Микула, корчась в путах. – Тогда я отрекаюсь от тебя! Слышишь?! Я отрекаюсь от тебя и твоего Света! И будь ты вместе с ним проклят!!! Я больше не твой!!!
Если бы проснувшееся недавно нечто имело тело, оно бы удовлетворенно покивало. Похоже, этот действительно достоин. Хорошо бы, давно пора навести в этом злосчастном мире хоть подобие порядка, да только инструмента подходящего никак не попадалось.
Душа Микулы выгорала, корчась в невидимом никому белом огне, он отрекался от всего человеческого, всего, что было дорого ему еще вчера. Отрекался от веры, жизни, дружбы, любви, доброты, злобы и ненависти. Никто не понимал, почему это осужденный вдруг начал вести себя так. Большинство разочарованно подумало, что он сошел с ума и теперь не прочувствует до конца казнь. И опять ни один человек не посочувствовал! Трудно сказать как, но кузнец понял это и разъярился еще больше.
– Прими же мою душу, Владыка Тьмы, Зверь Ада! Прими ее Мать-Тьма!!!
Однако и Тьма ничего не ответила, напрасно Микула взывал к ней раз за разом. Несмотря на это, жажда отплатить палачам и убийцам все сильнее овладевала им. Гнев уже не бурлил, он бил фонтаном, захлестывал всю сущность кузнеца, превращал его в нечто такое, чему и названия-то нет в человеческих языках. Однако Тьма продолжала игнорировать неистовые призывы точно так же, как проигнорировал их Свет.
– Вот, значит, как?!. – нечеловеческий хохот разнесся над площадью, заставив людей потрясенно замолчать, уставившись на трясущегося, как в лихорадке, осужденного. – И тебе я не нужен?! Что ж, я отрекаюсь и от тебя! Будь ты проклята, Тьма!!! Ты и твой Владыка!!!
Нечто далекое тоже зашлось в диком хохоте. Да! Наконец-то настоящий, не боящийся быть самим собой! Быть тем, кто он есть! А ведь всю жизнь держал себя в кулаке, только сейчас, когда его невинно осудили, осмелился выпустить свою суть наружу. Но это еще не все. Осталось последнее испытание…
– Поджигай! – вскочил Сергий, вне себя от гнева. – Он совсем сошел с ума!
Палач поклонился и поднес факел к основанию пирамиды дров. Они сразу занялись – были политы горючей жидкостью. Огонь сперва нерешительно, а затем все живее принялся пожирать дерево. Прикованного к столбу кузнеца скрыл густой дым.
Микула закашлялся, он уже чувствовал жар, но пока не сильный – в кузне порой куда жарче бывает. Но это только пока, огонь еще не добрался до его тела… Стоп, огонь. Он ведь всегда служил именно огню, как и любой кузнец… Так может попросить огонь, чтобы тот взял его тело, даровав быструю смерть?..
Кузнец и сам не понял, что сделал в следующее мгновение – кажется, полностью открыл душу пламени, впустил его в себя, сделал своей сутью. Неудивительно, что он смог – ни привязанностей, ни веры, да и вообще ничего у него не осталось. Все отобрали. И от всего он отрекся, все отринул. Микула не обратил внимание на боль, когда огонь добрался до его ног, наоборот, радостно приветствовал ее. И опять же принял в себя, сделал своей частью. Кожа человека, перестающего быть человеком, почернела и полопалась, но он этого не ощутил. Из костра донесся безумный хохот, и стражники с палачом вздрогнули, осенив себя святым крестом.
Пламя коконом охватило Микулу, а он продолжал смеяться, приветствуя огненную купель. Что-то менялось в нем, менялось раз и навсегда. Во что он превращался? Кузнец не знал, да и знать не хотел – он торжествовал. А затем в сознании непонятно откуда возникли слова, странные, непонятные слова. И из костра, на страх собравшимся на площади людям, загремел нечеловеческий голос:
Я прошел сквозь жар огня,
Вслед пылала мне земля,
Ветры пели гимны крови.
Был распят я средь толпы,
Сброшен в лоно пустоты,
Проклят был богами ночи.
Я отринул свет и тьму,
Лишь огню теперь служу,
Не блаженству и не боли.
Средь миров мой дом стоит,
В нем очаг всегда горит,
Манит многих против воли.
Его сопровождала зазвучавшая с небес скрежещущая, пугающая музыка, такой в Камнераде никогда не слышали. Да и попробовал бы какой бард сыграть что-то такое – камнями бы закидали! Над городом начали заворачиваться в воронку мгновенно набежавшие черные тучи. А затем прямо в центр костра ударила черная молния. Нет, не молния, столб тьмы, прошитый огненными плетями!
Нечто в горах скачком расширилось до пределов мира – свершилось! Он рождается! У него хватило гнева, отчаяния и решимости! Теперь все в его руках. И оно растворилось в мироздании, одновременно став единым целым с душой человека, которого когда-то звали Микулой. Впрочем, уже не человека…
С костром происходило что-то невероятное – он вдруг распух до пределов помоста, с которого спешно попрыгали стражники, прикрывая лица от страшного жара. Палач спрыгнуть не успел и вспыхнул факелом, заорав не своим голосом. Впрочем, он недолго орал, почти мгновенно превратившись в пепел. Люди в ужасе бросились прочь с площади, давя друг друга. Казнь проклятого колдуна обернулась чем-то жутким.
Музыка, звучащая с неба, стала оглушающей. Стихии вообще сошли с ума – дул ураганный ветер, тучи вертелись над городом жуткой воронкой, улицы заливали потоки воды, молнии били одна за другой – и чаще всего черные. Жуткий голос, звучащий из костра, заставлял людей корчиться от ужаса и непонимания. Все, во что они верили, превратилось в фарс, все, чем они жили, в один момент стало ничем! Не успевшие сбежать горожане сходили с ума, бились в корчах на мостовой, разбивали себе головы о камни. Кузнец отплатил им за все! Сторицей. А чудовищные слова продолжали звучать:
Я – хозяин всех путей!
Между днем и тьмой ночей,
Прокуратор Пантеона.
В ночь идете вы ко мне
По одной большой тропе,
Что под сводом небосклона.
Вы должны пройти огонь,
Либо сгинуть, либо вновь
Возродиться у истока.
Я – хозяин все путей,
Душ кузнец и лицедей,
Брат огня и грома!
Со своего кресла медленно встал трясущийся архонт. Он единственный на площади понял, что происходит – недавно перечитывал древние хроники. Тот, кого лучше не упоминать, снова рождается… Черный Кузнец. Хозяин Дома Между Мирами. Вечный ужас их несчастного мира. А самое страшное для Сергия было в осознании, что он сам виноват в случившемся. Ведь Черным Кузнецом мог стать только невинно казненный великий мастер. Неважно чего мастер – молота, меча, резца, гитары, кирки или пера. Главное, что невинно казненный, отрекшийся перед смертью от Света, Тьмы, людей и всего человеческого в себе. Значит, Микула не был колдуном… И он, архонт, виноват в появлении этого ужаса, осудив невиновного…
– Останься человеком, кузнец… – умоляюще прохрипел Сергий, не рассчитывая, что его услышат. – Не становись чудовищем…
Однако его услышали, и нечеловеческий голос ответил:
– Зачем?.. Чтобы вы снова казнили невиновных и творили зло?
– Не суди людей так строго… – сгорбился архонт. – Мы слабы, мы в плену своих слабостей…
– Каждому да будет воздано по делам его! – отрезал Черный Кузнец.
Да, именно Черный Кузнец – Сергий понял это твердо, человеком это жуткое нечто уже не являлось. Все было потеряно. А ведь он не простит город. Судя по хроникам, Черный Кузнец никогда и никому ничего не прощал. Он являл собой высшую справедливость этого и многих других миров. Чем он был на самом деле – неизвестно. Некая сущность, которой опасались и служащие Свету, и служащие Тьме. Не говоря уже об обычных людях. Иногда он даже помогал кому-то, но только по собственному желанию. Как, например, во время войны с некромантами. Люди тогда хорошо «отблагодарили» спасшего их от участи худшей, чем смерть, от всей души «отблагодарили»… Ударили в спину, когда Кузнец отдал почти все свои силы в бою, и сумели уничтожить его при помощи специально разработанных заклинаний. Тогда еще существовали маги немалой силы, способные применить их. Это позже Церковь уничтожила и их, посчитав, что колдуны больше не нужны, что их вообще не должно быть. Как теперь понимал архонт – зря. Некому теперь было защитить людей от мести вернувшегося чудовища.
Хотя, конечно, трудно сказать является ли Микула тем же самым Черным Кузнецом и обладает ли его памятью или хотя бы знаниями. Силы у него, конечно, немереные, уже видно. Прежний владелец Дома Между Мирами таких представлений не устраивал – по крайней мере, об этом ничего не известно.
Костер распался облаком искр, и на помост казней ступила черная, словно опаленная, обнаженная по пояс мускулистая фигура с огромным черным же молотом, положенным на правое плечо. Лицо ее скрывал капюшон, из которого на мир взирала светящаяся едва заметными огоньками мгла. От этой фигуры веяло мрачной, беспощадной силой, от которой стонал и содрогался сам мир. Кузнец Душ во всей своей красе…
– Жители Камнерада! Вы скопом кинулись на того, кто хотел помочь вам, – голос жуткого существа завораживал, заставлял дрожать землю, пронизывая каждого слышащего его до костей, – и осудили невиновного на мучительную смерть. Вы радостно смотрели, как он умирает и были при этом похожи на зверей, а не на людей. Вы сами себя прокляли! Я не намерен вас наказывать, вы сами себя накажете. Я всего лишь лишаю вас всей и всяческой удачи. Навсегда. Живите, если сможете!
Снова с неба загремела жуткая музыка, и из ниоткуда раздались заставляющие корчиться от ужаса голоса:
Пламя играет, льется свет.
Прошлое тает, но надежды нет!
Пламя играет, но надежды нет!
Горн раскален, гудит в печи огонь лихих сердец,
Ты никто, здесь я всему венец!
Сквозь дым пройдешь и сам, войдя в огонь, поймешь,
Что есть Свет и Тьма…
Затем в последний раз содрогнулась земля, и площадь опустела – Черный Кузнец ушел, покинув обреченный город. Куда? Об этом знал только он сам. Справедливость восторжествовала.
Упав на крыльцо, содрогался в рыданиях старый человек, обрекший себя и людей родного города на гибель. Он-то прекрасно знал, что это такое – полное отсутствие удачи, как таковой. В любом деле – от мелочей до жизненно важных вещей. Мало кто из камнерадцев проживет хотя бы сутки после этого. В этом Сергий был уверен, и отчаянно молил Создателя отменить приговор Кузнеца. Но почему-то ему казалось, что Создатель согласен с приговором. И от этого старику было еще больнее и страшнее…
Что-то изменилось вокруг, и рецепторы Дома подали сигнал тревоги, насторожив защитные контуры. Неужто кто-то решился проникнуть сюда, в промежуток между мирами, в отсутствие хозяина? Если бы Дом мог, он бы рассмеялся – много таких идиотов приходило за прошедшие годы, очень много. И где они все? Никого нет, даже следа по себе не оставили. Нужно быть сумасшедшим, чтобы идти к обиталищу Черного Кузнеца. Когда он дома – да, иногда появляются те, кого он ждет. Такие становятся гостями, а порой и учениками. Остальные? Пусть примет их грешные души Бездна…
Но приближающееся существо оказалось знакомо, и Дом радостно приветствовал его. Хозяин вернулся после долгого отсутствия! Он сильно изменился, кажется, даже сменил личность и тело, но это все равно был он. Перепутать невозможно – слишком уж отличалась от любой другой аура Кузнеца Душ.
Подойдя, тот положил руку на ворота, и они распахнулись, чуть ли не повизгивая от счастья.
– Ну, здравствуй, Дом, здравствуй… – в его голосе слышалась легкая грусть.
В ответ хозяина окутала теплая волна дружелюбия. Он усмехнулся и вошел. Внутри Дома тут же вспыхнули все очаги и горны, пламя яростно загудело, ожидая своего брата. Кузнец оказался в прихожей, напоминающей скорее огромный зал, заваленный кузнечными принадлежностями. У дальней стены пылал гигантский горн, возле которого стояла на окаменевшем демоне наковальня, а рядом с ней – глубокое кресло. Судя по отблескам, стальное. Без подушек.
Опустившись в это кресло, Черный Кузнец наклонил голову и задумался. Он частично все еще был Микулой, помнил себя им. Но только частично – одновременно знал и умел столько, сколько человеку никогда не узнать. Помнил все, что должен был помнить – воспоминания всех прежних Кузнецов были в его полном распоряжении. Он пока не знал, что дальше делать. Ничего, вскоре узнает.
Для начала, по всей видимости, нужно выковать тех, кто начнет Путь. Где их искать? Трудно сказать, они могут оказаться в любом месте мира. Его прежнего мира или другого – мало ли этих миров? Придется хорошенько поискать. А затем положить найденные души на наковальню, растопить горн и приступить к делу.
