Kitobni o'qish: «Искупление. Том первый: Озерон»

Оглавление

ВСТУПЛЕНИЕ

СТАНЦИЯ.

КОРПУС. НАЧАЛО.

ДЕНЬ «А».

АКАДЕМИЯ.

ЗЕМЛЯ. Госпиталь

ОНА.

ОЗЕРОН. Открытие

АКАДЕМИЯ. Перед отправкой на Озерон.

ОЗЕРОН. Эвакуация.

Госпиталь.

Историк.

Исход.

СТАНЦИЯ

АКАДЕМИЯ.

ОНА. Игра.

Поселение.

СТАНЦИЯ. Освобождение Готлиба.

ПОСЕЛЕНИЕ. ОН и ОНА.

Ночь.

ОНА.

СТАНЦИЯ. ГОТЛИБ

ОНА

ПОБЕГ.

АКАДЕМИЯ. Начало.

АКАДЕМИЯ. Безумие.

ОНА. Начало.

Академия

ОЗЕРОН. Последняя высадка.

Три месяца спустя.

ПОСЕЛЕНИЕ. Начало конца.

КОНЕЦ. Нет, правда, конец.

ВСТУПЛЕНИЕ

По классификации Корпуса существует два основных типа цивилизаций: агрессивные и пассивные – так выражается их реакция на внешние угрозы существованию. В свою очередь, каждый тип имеет разделение на «быстрый» и «медленный». Эти свойства характеризуют их отношение к прогрессу.

Обусловлено разделение жизненными кондициями видов: в благоприятной среде, без форсирующих эволюцию экстремальных условий, где разумность – всего лишь результат развития, появляются пассивные цивилизации. Внутривидовая борьба выражена слабо, периоды развития продолжительные. Такие цивилизации редко появляются и редко самоуничтожаются – вырабатываемая ими философия и многообразие форм жизни исключали подобные варианты развития. Они не борются с природой, а приспосабливаются к ней. Планеты, заселенные пассивно-медленными цивилизациями, можно считать поистине жемчужинами в необъятной пустоте Космоса. Гармония с окружающим миром и желание постичь тайны мироздания делает их непревзойденными философами и учеными. За редким исключением они колонизировали более трех-четырех планет, предпочитая оставаться в пределах родной системы.

Корпус многое почерпнул из опыта взращивания такой цивилизации, переняв философию «невмешательства» и «помощи не более необходимого».

Цивилизации второго типа, пассивно-быстрого, эволюционируют не в пример быстрее вышеописанного вида, но медленней третьего и четвертого типов. Следование философии «приспособления и гармонии» дает им возможность быстро колонизировать новые миры, не нарушая хрупкого эко-баланса. Аналитики Корпуса отмечают тот факт, что наиболее экспансивной в аспекте расширения ареала обитания являются цивилизации этого типа. Благодаря им множество небесных тел получили статус обитаемой планеты.

Агрессивные цивилизации возникают на планетах с частой сменой климатических сезонов, подверженных воздействию естественной радиации светила. Окружение формирует их мировоззрение – отнять, выбить, вырвать свой кусок у этого жестокого мира. Выжить любой ценой. Бездумное использование невосполнимых ресурсов превращает их путь в безумную гонку с самими собой. Десятки миров превратились в пустые каменные глыбы, отравленные токсичными отходами и полностью разрушенной экосистемой. Такой сценарий характерен для агрессивно-медленных видов. Только некоторая неспешность прогресса позволяет им выкарабкиваться из бездны самоуничтожения и постепенно осваивать вселенские просторы. Обычно первая колонизация для них – бегство с безнадежно загубленной родной планеты. При должном контроле такие цивилизации становятся лучшими разведчиками и несравненными техниками, становясь первопроходцами звездных далей.

Самая тяжелая судьба у четвертого типа – агрессивных по духу и быстрых в технологическом развитии одновременно. Истории развития таких цивилизаций бережно собираются Корпусом – за все время удалось зафиксировать их всего пять. Некоторая изначальная обреченность прослеживается в их развитии. Заняв доминирующее положение в пищевой цепочке родной планеты и истребив естественных противников, они начинают свой путь к концу. Перенаселенные миры, истязаемые бесконечными войнами и эпидемиями, в результате превращались в ужасные братские могилы – ни одной цивилизации четвертого типа не удалось выйти в космос. Выживая в и без того жестоких условиях, они только усугубляли свое положение, постоянно создавая новые кризисные ситуации.

Их миры горели в безумии ядерной войны, умирали от искусственно выведенных вирусов, задыхались отравленной атмосферой.

За пятитысячелетнюю историю существования Корпусу удалось простимулировать и вывести в космос одну цивилизацию медленно-пассивного типа. Сейчас их воспитанники с энтузиазмом осваивают систему и готовятся к первому межзвездному перелету.

По одной агрессивно-медленной и пассивно-быстрой находятся под контролем и в скором времени запустят первые космические аппараты на орбиты родных планет. Еще десяток находится под неусыпным вниманием Наблюдателей – разумная жизнь только-только зарождается на этих планетах.

И ни одной цивилизации четвертого типа. Пять попыток. Пять черных страниц в истории Корпуса. Пять планет, к которым пришлось применить «Милосердие». Жуткие памятники безумию, безмолвно вращающиеся вокруг зловеще-желтых звезд.

На заре шестого тысячелетия появилась надежда – Озерон. И Корпус намерен выиграть эту битву.

СТАНЦИЯ.

Пробуждение от криосна происходит всегда одинаково – вам кажется, что морская пучина затягивает все глубже, не хватает кислорода, тело стремится вверх и пытается освободиться от липких оков бездны. Подсознание диким рывком вытаскивает из темноты на поверхность остатки разума. Последние секунды наполнены всепоглощающим ужасом от того, что легкие никак не могут начать работать, а голову словно погрузили на дно Марианской впадины, наполненной киселем – и вот ты очнулся. Резко расширившиеся зрачки и быстро дергающиеся конечности. Первобытный бесконтрольный страх улетучивается за доли секунды, оставляя в напоминание о себе лишь хриплое дыхание и боль, заполняющую все вокруг. К этому невозможно привыкнуть.

Тридцатьседьмой молча держится за раковину слабыми после пробуждения руками. Холодный металл успокаивает горящую кожу. С закрытыми глазами он слушает, как течет вода. Вместе с ней в сточную трубу уходит тот океан боли, в который сейчас погружен его мозг. Шум крови в ушах все тише и тише. Божественная тишина. Благословленная тишина. Боль уменьшается, становясь сладкой. Свойственная выздоравливающим полуулыбка тронула его губы.

–Сэр, вы в порядке? – холодный металлический голос безжалостно разорвал на кусочки покрывало тишины. – Сенсоры за полчаса не засекли никакого движения.

«Чертова параноидальная железка» – с усилием приподняв свинцовые веки, Тридцатьседьмой хмуро изучает отражение в зеркале. Три месяца сна, а все равно тому типу за стеклом явно не помешает вздремнуть. Крупные скулы напряжены, от боли нижняя челюсть выдвинулась немного вперед. Густые брови сдвинуты в болезненном спазме. Короткие жесткие волоски ровнотемным слоем покрывают щеки и горло. Хотя это и было невозможно теоретически – криосон подразумевает торможение всех процессов в организме в миллионы раз, так что три месяца сравнимы были бы с мгновением, – но трехдневная на вид щетина видимо и не подозревает о таких условностях.

–Все нормально, Готлиб – онемевший язык мешает четко поизносить звуки, как и ледяное горло. – Готовь завтрак.

За восемьсот лет можно привыкнуть ко всему. Даже к тому, что к вам приставлена робонянька в виде голубоглазого андроида, готового защищать вас до последней капли биогеля и убить при необходимости одновременно. Не менее привычной становится и станция, запрятанная глубоко в астероид – иногда он готов даже назвать ее своим домом.

Полчаса спустя. Тридцатьседьмой полулежит в уютном кресле комнаты управления и просматривает архивные записи новостных трансляций. По всем имперским каналам говорят только об одном – пуск в эксплуатацию станции «Маррака-1». Ее называют Первым Чудом Света, Рогом Изобилия, Источником Богини и другими лестными именами. И есть за что: атомная электростанция Маррака-1 обеспечила все западное побережье Империи электричеством и сотни тысяч человек – работой. Первая из должных быть построенными на пяти великих реках Империи станций.

По форме АЭС напоминает звезду – символ Империи. Это не просто прихоть архитектора, но инженерные соображения. Пять реакторов, расположенные в «лучах» звезды, полностью автономны. По мощности стен, укрепленных свинцовыми щитами на случай аварии, и количеству охраны такая станция сравнима с крепостью. Сотни открыток, фотографий и ежедневные репортажи – соперничать с ней по популярности могла бы только Богиня, внезапно материализовавшаяся на центральной площади Фериса¹.

Совсем другие новости приходят с севера – небольшая АЭС, построенная на месяц позже, заслужила только одного репортажа об открытии, да и тот выглядит как-то серо и вымученно. Официально, основное предназначение – проведение экспериментов. Черно-белая фотография сделана специально так, чтобы не показать, а скрыть как можно больше.

Поведение северян настораживает – они не смирятся просто так с потерей инициативы в мировой экономике и политике. Весь мир гремит о Марраке, ведутся дебаты – безопасно ли это? Не станет ли быстро растущая на дешевом электричестве Империя гегемоном в мире? Станет ли это методом политической игры и шантажа? Неужели нашли панацею от кризисов? На фоне всеобщего возбуждения угрюмое молчание Северной Республики просто необъяснимо. Без детального расследования на поверхности планеты не обойтись.

План, разработанный Тридцатьседьмым еще в Академии, вступает в самую сложную и опасную фазу. На кону будущее Озерона и четвертого типа в целом. Тревожно теребя мочку уха, он перечитывает материалы, ища хоть малейшую зацепку. Мысль ускользает, теряясь во множестве ее сестер, беспорядочно загромождающих ум. Это вызвало легкое раздражение, несколько упорядочившее бесформенный поток сознания.

Неожиданно злость заполнила каждую клеточку – так бывает, когда даже глубокий анализ не дает искомого результата. Резко вскочив, он зашагал по комнате. Мягкий ворс глушит тяжелые шаги. Автоматически подойдя к разложенной на столе карте, он сверился с координатами и поставил аккуратную точку на берегу реки и подписал «Маррака» – к списку важных объектов на территории Империи и Республики прибавился еще один пункт. Неосознанно постукивая по металлическому краю стола автоматической ручкой, он потянулся, чтобы отметить АЭС Республики. Вдруг пальцы замерли. Поразмыслив, он повторил последнее движение – оторвал ручку от одной точки и по параболе переместил к другой. В горле мгновенно пересохло. Он посмотрел на дисплей браслета – двести дней. Времени катастрофически не хватает, но все же небольшой запас есть.

–Готлиб, подготовь шаттл, отбытие через три часа.

КОРПУС. НАЧАЛО.

Красный свет тревоги и разрывающая барабанные перепонки сирена подгоняют бегущего по коридорам техника, играя туго натянутыми нервами такие мелодии, что сердце скоро взорвется от давления перегоняемой крови.

Содрогающаяся палуба и тонкий свист вырывающегося сквозь пробоину воздуха только добавляют адреналина в кровь. Застегнуть на ходу гермокостюм и приготовиться к эвакуации – задача не из простых, но сейчас от ее решения зависит, выживешь ты или нет, а времени катастрофически мало. Трясущиеся от возбуждения руки не способствуют положительному результату – никак не удается вставить шлем в нужные пазы.

Неожиданный толчок и рвущийся под ногами металл. Гигантский, невозможный в обычных условиях прыжок – отказала система искусственной гравитации. Он выругался, ударившись головой о потолок, но адреналиновая пелена перед глазами несколько спала. Закрепив все-таки шлем, быстро отталкивается от переборки. Энергичный гребок руками – вперед, сквозь искореженный коридор, к спасательным капсулам. Уворачиваясь от кусков обшивки и труб, разорванных чудовищным давлением, он помянул добрым словом создателей инженерного костюма. Разработанное для работы в космосе, это чудо технической мысли предохраняет от радиации и сверхнизкой температуры, система регенерации воздуха поддерживает необходимый уровень кислорода более двух суток, а уж утилизация отходов вообще не имеет себе равных. Светоотражающая поверхность хранит маленький секрет – нанороботы, оперативно устраняющие повреждения и усиливающие в нужный момент эластичный материал до крепкости титана.

Эти свойства спасли ему жизнь – взрыв разорвал напополам космолет, выбросив закованную в скафандр фигурку прямо в пробоину. Разом наступившая неестественная тишина ужалила сознание, выбивая последние крохи здравого смысла.

Вспомогательный крейсер, осуществлявший прикрытие дредноута Империи, только что перестал существовать как боевая единица – теперь это лишь облако стремительно разлетающегося во все стороны металлолома вперемешку с останками экипажа.

Отлетая в сторону открытого космоса, он становится невольным свидетелем эпической картины разворачивающейся битвы. Беззвучной, и от того еще более трагичной и жуткой. Дредноут, гордость флота Пяти Солнц, угрожающе навис над окутанной голубоватой дымкой планетой. Состоящий из пяти проржавевших от кончика радиолокатора на носу до дюзовой камеры на хвосте флот авианосцев повстанцев пытается отсрочить неизбежное – орбитальную бомбардировку. Еще пару минут – и в Галактике одной радиационной свалкой станет больше.

Подавляется восстание безжалостно. Дредноут уничтожает даже эвакуационные корабли, прорывающиеся к нуль-вратам. Роем окружившие гиганта легкие истребители пытаются отвлечь внимание, быстрыми и колючими ударами заставляя сосредоточить огонь на себе. Дредноут уязвим пока готовится к запуску сотня баллистических ракет.

Полускрючившись, протягивая руки в отчаянной попытке ухватиться хоть за что-нибудь, летит сквозь ледяную пустоту закованный в скафандр техник. Песчинка жизни в мертвой бесконечности. Мысль о неотвратимости конца настойчиво пробивается сквозь пелену паники. Тщетность действий перед неумолимостью судьбы. Он постепенно затих, судорожно дыша.

Все еще пытающиеся одолеть гиганта повстанцы несут потери. Периодические яркие вспышки означают смерть еще одного пилота. Взрывается алым цветком пламени центральный авианосец, получив протонную торпеду в лоб. Два других повреждены, но все еще боеспособны.

Еще одна самоубийственная атака эскадрильи, старающейся поразить ахиллесову пяту гиганта – сопла. Ценой десятка жизней удалось обездвижить врага – тараном выведен из строя главный двигатель. Сейчас внутри корабля творится сущий ад. Экстренно изолируются бесстрастной автоматикой горящие отсеки, не смотря на наличие в них выживших. Ремонтные боты пытаются устранить разгерметизацию. Но радиацию от повреждения главной силовой установки это вряд ли остановит. Кажется, это победа повстанцев.

Ужасающе медленно съезжают защитные пластины пусковых шахт. Махина дредноута сотрясается агонией залпов. Первая десятка носителей апокалипсиса устремилась к поверхности планеты. С перерывом в три секунды лег на курс второй десяток. За ним – третий. Истребители в отчаянной попытке сделать хоть что-то несутся на перехват, но слишком поздно – каждая ракета рассыпается на еще десяток боеголовок. Через двадцать семь секунд адская паутина полностью опутывает обреченный мир.

Некогда голубоватая дымка сменилась кроваво-алым свечением. Сотни зияющих ран в одну секунду открылись на беззащитном теле планеты.

Всклокоченное сознание замерло в ледяном ступоре. Перед глазами застыла картина: на фоне пылающей планеты темными пятнами выделяются космические корабли…

Инерция несет его сквозь угольно-черное пространство с редкими светящимися вкраплениями звезд. В дело вступили кризисные программы, добавив малую толику усыпляющего газа в систему регенерации кислорода. Глаза постепенно закрылись – отключилось перегруженное сознание. Последняя мысль, скользнувшая по краю сознания, оставила горькое послевкусие: «Эх, долететь бы до дома и сгореть в атмосфере. Еще одна падучая звезда – загадай желание!». Техник наконец задышал ровно и мерно, но подергивающиеся веки подтверждали – мозг ведет свою работу не смотря ни на что. Как и скафандр – аварийный маяк посылает короткие сигналы о помощи во все стороны, да только теперь вокруг лишь пустота, смерть и холод на световые года вокруг… Империя умеет подавлять восстания, пусть даже и планетарного масштаба.

Сутки спустя. Темноту командного центра обагрил свет тревожной лампочки на пульте управления. Оживший голубоватым светом экран выводит информацию о поступившем сигнале.

Сидящий в кресле внимательно ознакомился с ней. Поразмыслив, он подтверждает запуск спасательной программы. Зажужжали автоматы, готовясь перехватить источник сигнала бедствия. Мягко скользнула в ложе аварийная капсула. Пуск.

Серебристая капля отделилась от астероида. Немного повисев в пустоте, капля резко повернула в нужную сторону и на полном ускорении помчалась к невидимой цели. Идти по пеленгу – примитивно, но крайне эффективно. Вскоре аппарат настиг объект поиска. Осторожно магнитный щуп зацепил свернувшуюся на манер эмбриона фигурку. Затянув несопротивляющееся тело в мягкое нутро, капсула легла на обратный курс, попутно анализируя найденный объект и передавая информацию на станцию.

Скользнув взглядом по ежесекундно обновляющимся данным, силуэт в кресле нечеловечески резким движением поднялся и направился к выходящему на поверхность шлюзу. К моменту прибытия капсулы он уже подготовил все необходимое для встречи неожиданного гостя.

–

Освободив техника от скорлупы скафандра, он подключил тело к автодоку. Аппарат сразу же запищал, обнаружив подозрительный предмет в большом пальце правой руки. Началась подготовка операции по удалению – автодок ввел обезболивающее. Внезапно техник забился в конвульсиях. Времени для раздумий нет – спасатель прижал локтем дергающееся в конвульсиях тело. В руке тускло засветилось энерголезвие – и он решительно отсек палец страдальца.

Он уже видел такое – в армии Империи всем вживляли чип, контролировавший ЦНС бойца. По ним идентифицировали личность, эти же чипы подавляли страх. И в случае пленения или попытки допроса чип выполнял истинное предназначение – уничтожал носителя, вызывая одновременное сокращение всех мышц до такой степени, что невозможно даже дышать. В результате, наступала смерть от асфиксии.

Видимо, осмотр автодоком и введение транквилизатора чип расценил как попытку допроса.

Дождавшись, пока автомат завершит необходимые процедуры, он отнес все еще бессознательного техника в свободную анабиозную камеру. Поразмыслив, он отправился в свою каюту, на дверях которой значилось: «А-2715. Андроид специального назначения»

ДЕНЬ «А».

Тяжелое марево нависло над землей. С трудом летают даже мухи, натужно гудя в неподвижном горячем воздухе. Горы вздымаются к бесцветным небесам, неся на своих склонах память о тысячелетиях. Они были свидетелями рассвета человечества, приютив первых людей в пещерах. Они же молчаливо наблюдают его предсмертную агонию…

По склону, растянувшись цепочкой, продвигается отряд разведчиков. Серая невзрачная форма без опознавательных знаков отлично маскирует их на фоне желтовато-серой травы и валунов.

Пот заливает глаза Историка. Отряд в пути уже третий день. Ноги давно перестали чувствовать что-либо, мозг работает автономно – перебежка от валуна к валуну, жесты Лиса и тихий голос Кранца из рации, ожидающего на точке. Усталость сливается с окружающим жаром, гнетет и пригибает к земле. Хочется прислониться к одному из этих горячих камней и уснуть в их тени. Отяжелевшее от постоянного напряжения сознание постепенно проваливается в безразличие. Терпкий привкус полыни во рту поддерживает некоторый тонус.

Еще пара перекатов из укрытия в укрытие – и вот уже они у входа в пещеру. Из полутьмы выступил суровый и угрюмый Кранц. Он молча показал им «следуйте за мной» и скрылся в глубине.

Тяжело переставляя одеревеневшие ноги, Историк дотащился до конца залы. Сухой пол пещеры показался ему самым мягким ложем в мире. Он удовлетворенно закрыл глаза. Здесь им предстояло провести не меньше десяти дней, просто сторожа горный проход. После адского штурма города, где отряд был на самом острие атаки и дважды чуть не погиб в полном составе, эта миссия казалась извинением командования перед разведчиками, брошенными против танков и укрепленных позиций противника.

Но Историк не смог уснуть. Его расслабленный мозг напоминает сложный механизм, очень долго работавший на износ и требующий сейчас ремонта. Слишком много произошло за этот год. Из невнятной мешанины выпрыгивающих как пружины мыслей собралась картина…

Воспоминание. Это был первый потерянный город. Они должны прикрывать отступление – так называли власти панический бег всего живого из каменной ловушки. Никто не питает иллюзий – победить невозможно, можно только замедлить ход неумолимой машины уничтожения. Противник превосходит их по численности в пять раз, успеть бы унести ноги. Ставка делается на тактику полного разрушения – в руинах и на пепелище невозможно расквартировать гарнизон, нет запасов провизии и воды. А значит, противник вынужден ждать поставок, что позволит выиграть несколько дней, а может даже неделю.

Отряд Кранца держит под наблюдением центр города – при приближении противника должна сработать артиллерия, их роль как наводчиков неоценима.

Историк лежит на полуобрушеной крыше трехэтажного дома – постаралась вражеская авиация. Прошло несколько часов, но усталости нет – холодноватый воздух с частичками пыли несколько бодрит. Мягкая сажа и крошка делают ложе чуть удобней, чем просто жесткий бетон, на котором их учили вылеживать без движения по двадцать часов. Внимание сосредоточено на мелких деталях. Какое-то неуловимое движение в трехстах метрах от позиции привлекает его. Он прильнул к окуляру, попутно доложив по рации.

В прицеле он разглядел прячущуюся в руинах худую девушку в оборванном платье, осторожно грязными руками пеленающую младенца – тот лежит на бетонной плите. Слезы оставили на отощавших впалых щеках матери неизгладимый след. Поправляя сальную прядь, она нежно улыбается серьезному бутузу, аккуратно поддерживая его за голову. От резкого пронзительного свиста девушка удивленно поднимает голову, ища источник звука. Историк чуть не закричал: «Беги!», хотя это бы и не спасло от минометного снаряда, упавшего в метре от беззащитных и несчастных. В последнем бессмысленном порыве она накрыла собой ребенка…

Онемелые от напряжения пальцы сжимают цевье винтовки. К оцепеневшему сознанию Историка пробивается голос из рации:

–Пост три, цель поражена? Расчет семь-двенадцать вызывает пост три, подтвердите уничтожение.

«Сейчас я тебе все подтвержу. Лично» – собралась из кусочков ненависти мысль. Покинув крышу, он устремился в сторону позиций артиллерии.

Через пару часов. Кранц резко откинул подол палатки и уверенно шагнул внутрь. На полу лежит связанный Историк. Перевернув тело на спину носком сапога, Кранц присел на корточки.

Разорванная форма, разбитые вкровь костяшки, порез на щеке и ухмылка, заморозившая бы даже ад. Отведя взгляд , Историк сплюнул кровавый сгусток.

Кранц побагровел. Схватив за грудки и приподняв над полом безвольное тело, он зло зашипел:

–Ну что, герой-богатырь! Какого черта меня снимают с задания, а? Чтобы узнать, что ты здесь подрался как мальчишка с улицы?!– резкий удар по щеке, но ухмылка продолжает играть на губах Историка. А взгляд стал только еще более горящим.

Кранцу стало жутковато – таких людей он встречал редко. Для них броситься под танк с гранатой ничего не стоит, как и остаться добровольно у пулемета, прикрывая отход – даже приковывать не надо. Кранц аккуратно усадил его у стенки. Развязать руки он не рискнул. Достав из-за пазухи флягу, Кранц плеснул тепловатой водой на лицо Историка. Тот зафырчал от неожиданности. Хрипло задышав, он тряханул головой. Из клокочущего горла вырывались бессвязные слова:

–Они…В клочья!…Напополам! Даже закричать не успела!…за что?!?! Они не виноваты!!! Аррорхрг – еще один сгусток крови вылетает вместе с этим хрипом. – Капитан, мы никого не спасаем! Они гибнут! Они верят нам и гибнут!! За что!!??! – истеричные нотки сложились в песнь отчаяния. Закашлявшись, Историк завалился набок и продолжил что-то бормотать.

Кранц молча слушает этот поток. Что он может ответить идеалистичному юнцу? Жизнь не раз бывала гадкой. Сам он провел юные годы в Африке, где бал правили геноцид и насилие, жуткое и пугающее в своих масштабах. Где убить и съесть противника – норма. А изнасиловать после очередной перестрелки парочку пленных независимо от пола – вполне себе сложившаяся традиция. Головы на оградах деревень. Посаженные на кол пленники. И тысячи жирных мух, тучей кружащие над этими полуразложившимися кусками мяса. Звери и то гуманней убивают жертву. И даже не знаешь, кому бить за это морду.

Кранц потряс головой, сбивая наваждение. Он поднял не сопротивляющегося Историка, попутно освободив его от веревок. Боец стоит перед ним пошатываясь. Ну что же, нужно применить старое доброе «стимулирование армейским способом». Сам командир таких методов не любил, но они помогали – тысячелетия практики подтверждали эффективность технологии.

–Соберись, тряпка – звонкая пощечина. – Здесь и сейчас – еще одна оплеуха, но уже с другой стороны, обжигает щеку. – Жертвы будут всегда. – мутный взгляд Историка никак не прояснялся. – Мы здесь чтобы остановить врага. А такой раскисший кусок известно чего даже собаку не испугает – она помочится на тебя! – он тряханул посильней. – Один слабак тут – тысячи убитых там. И этот слабак сейчас – ты! – лицом к лицу, так что жаркое дыхание Кранца обжигает бледное лицо Историка.

Никакого ответа. Только глаза стали металлически-колючими, серьезными. Взрослыми. В эту долю секунды Историк постарел, казалось, на десяток лет разом.

–Командир, – хриплые слова с трудом вылетали из опухшего горла, задерживаясь на разбитых губах. – Ради чего убивать их? Нас?

Кранц горестно вдохнул. Еще один философ. И без них тошно. Молча поддерживая Историка, он потащил его к выходу. Тот не сопротивляется, лишь механически передвигает ноги, стараясь не споткнуться. Они добрались до наспех разбитой большой палатки с поблекшим красным крестом на боку. Откинув тяжелый полог, Кранц втолкнул Историка в полутемные недра.

Здесь на койках в невообразимой тесноте и жаре лежат те, кому не посчастливилось умереть быстро в поле. В нос ударил терпкий запах спирта, гноя, запекшейся крови, давно не мытых тел и испражнений. Невесомая гипсовая пыль свербит в носу. Усталый санитар, невзирая на стоны, меняет повязку на голове очередного несчастного. Тяжелые капли сального пота скатываются на некогда белый халат, теперь безнадежно запятнанный желтоватыми потеками. Снятый бинт полетел в стоящее рядом ведро, наполненное такими же кровавыми тряпками. Медбрат, привычным движением отмотав свежий кусок марли, выудил из кармана пузырек и открыл его, от чего к адской симфонии зловония добавился душок фурацилина. Обмазав как следует повязку, он не церемонясь поднял голову больного, от чего бедняга заскулил совсем уж по-песьи. Быстро замотав ужасную рану в пол-лица, он оставил в покое несчастного, опустив его на черный, лоснящийся от пота сотен предыдущих мучеников, кусок каменной ваты, считающийся в армии подушкой.

Другие больные с ужасом ждут своей очереди на необходимую, но бессмысленную в этих условиях процедуру. Из-за разделяющей палатку металлической перегородки послышался визг пилы, вгрызающейся в кость. Высок этот звук, но крик, сдерживаемый кляпом, еще выше.

Историка чуть не выворотило наизнанку, он отшатнулся и задел рукой противно задребезжавший медицинский столик. Кранц не дал ему упасть, схватив и подтянув за подмышки, от чего тот совсем стал похож на мешок. Санитар повернулся на шум и криво ухмыльнулся:

–Гляди, какой нежный. Небось, только от мамкиной юбки отстал – гогоча, он указал на Историка пальцем. – А вот и мамка рядом. Ишь, как заботится. Выведи, а то сейчас пол заблюет, потом поскользнётся и к нам попадет.

Угрюмые обитатели палатки присоединились к неудачной шутке, сипло давясь натужным смехом.

–Заткнись, иначе спринцовку затолкаю куда нужно, потом долго выковыривать будешь – пообещал медбрату Кранц, выталкивая Историка наружу. Как раз вовремя – неуверенно шагнув, тот полусогнулся и начал шумно блевать.

Вышедший из палатки санитар вынес ведро с бинтами и подставил его Историку, чем вызвал у того еще один приступ тяжкой рвоты.

Хмурый Кранц стоял неподалеку, но спиной к действию. Рядом незаметно появился медик. Лейтенант сплюнул и вытащил из нагрудного кармана жестяной портсигар. Ловко выбив тоненькую папироску, потянулся за спичками. Поскребя щетину, грузный медбрат опередил его, достав из необъятного кармана халата зажигалку, и помог прикурить. Портсигар вернулся в карман. Они молча постояли пару секунд. Неожиданно санитар пожаловался вслух неизвестно кому:

–Обезболивающих-то нет, вот и латаем и режем их как есть, на живую. Посиди тут денек так вообще оглохнешь. Пусть покричит, зато живой останется. Нельзя не кричать, совсем больно иначе – он вопросительно посмотрел на Кранца. Тот передал ему дымящийся остаток папироски.

Крепко затянувшись, санитар продолжил свой монолог в никуда:

–Говорят, раньше вот напластают тебя мечом как докторскую, тут уже не сшить, не перевязать – лежи, умирай, на кишки свои смотри. Долго, некоторые часами так отходили. А сейчас гуманизм, попали в руку или ногу – не велика потеря, лежи смирно, выковыряют кусочек, перевяжут где положено, вот и живой, и вроде как повоевал. Единственно, что может и отрежут чего, так ведь протезы не дураки придумали. А если куда посерьезней ранят – голова там, или сердце, или вообще граната-идиотка зацепила, так изволь помереть. Так нет же – еще одна крепкая затяжка, – живучие гады. Тот, с лицом-то – ему и глаз разорвало, и мозг задело, а все кричит, жить просится. А там уже опухоль, гнить начинает все. Ему бы в госпиталь, так тот разбомбили еще дней пять назад. А ты сиди с ними, мучайся. Тебя один, а их – десяток, и каждый день прибавляются – поток сетований закончился с последней затяжкой, и санитар вернулся в свой маленький ад, напоследок щелкнув бычок в рой мух, собравшийся вокруг ведра.

Немного оклемавшийся Историк наконец разогнулся и угрюмо посмотрел на командира. Во рту стоит резкий противный привкус, до судорожного отвращения скрипят зубы. Кранц молча протянул небольшой флакон с янтарно-чистым содержимым. Отвинтив пробку, Историк принюхался – виски! Острый запах алкоголя вернул некоторую реальность чувствам. Осторожно пригубив, он прополоскал рот и сплюнул. Второй глоток мгновенно осушил флакон. Обжигающая жидкость быстро разогрела горло, стремительно опускаясь вниз. Перехватило дыхание, и уже через секунду мощный выдох очистил легкие от тяжелого духа полевой медицины.