Kitobni o'qish: «Ордер на уничтожение»

1

В холодные ночи луна поднималась высоко, течение реки затихало, и Чена, смотрящая на Луну, спускалась по тропе утеса.

Путь домой, – короткий или близкий? Чена не задумывалась, две мили до реки и две обратно, два плюс два равно… – цифру Чена не назовет. Она умеет считать любые числа, и без проблем даже сложные. Но цифру не назовет, потому что скучает по Стефани. Они любили здесь гулять, – интересным занятием было загадывать загадки и придумывать задания. Весело проходило время, в одном ускоренном ритме, и как будто они не подозревали о том, что их ждет впереди.

Способ ходьбы на спуске ей когда-то показала Стефани. Ноги ставишь перпендикулярно вектору тропы, совершенно не обращая внимания на собаку, у которой здесь много дел, начиная с посещения семейства кроликов, поселившихся в ближайших зарослях. Чена тогда так увлеклась этим шагом, настолько быстро стала переставлять ноги, что Стефани сказала, люди так не ходят. На что она намекала? Чена поняла, но не обиделась.

Чена спустилась, перед ней в тумане лежала долина, за которой на изгибах блестело покрывало уснувшей реки, и стороннему наблюдателю могло показаться будто женщина приходила поправить сползающее покрывало, и теперь возвращается.

Тропа из долины выводила к террасе, а там к крутому косогору, где Чену всегда встречал ветер, пришелец с горных хребтов Гундеборду. Холодок по лицу, бодрящая дрожь по спине и бедрам – Чене это нравится, хотя не стоит лишний раз выражать эмоций. Еще чего! Бродяга ветер возгордится, не вернется и тогда его ищи – свищи. В такие минуты важно сделать остановку, чтобы восстановить дыхание после спуска и перед подъемом на холм. До этого она не зря бежала, расставив руки, не зря попадала в объятия стихии. Встретились, отдышались, разрешила потрепать волосы и плащ, ну все, пока, дорогой, спускайся в долину, погоняй клубы тумана.

2

Чена продолжает путь, рядом пес Харли, у нее взволнованное настроение, холодок в лицо, слезы от ветра, скачущие звезды, запахи трав, довольные глаза собаки и все такое. То, что тучи уже на изготовке, и ветер где-то притаился – это не в счет.

По тропинке, петляющей между кустами шиповника, она выходит к крайней усадьбе. В деревне все дома пусты, стоит ли первую усадьбу называть «заброшкой»? Пожалуй, да. Она спешит, ощущает чувство голода и ей до лампочки все названия, кстати «до лампочки» – любимое выражение Стефани.

Покосившийся штакетник уже выбежал на тропу, его будто выгнали из сада настырные кусты сирени, за которыми торчит дом, двухэтажный, мрачный, одноглазый, насупившийся – точно голова циклопа, ушедшего по шею в землю. Пес выбирает удобную позицию, и методично, как вчера, как позавчера, с паузами начинает лаять в сторону усадьбы. Чена встает рядом с Харли, принимает позу Наполеона со скрещенными руками и готовится лаять в унисон со своим неугомонным другом.

Харли глазами ищет старуху, – она исчезла после того дня, когда жителей отвели к сараю, который теперь скрыт в высоких зарослях бурьяна. А пес все никак не уймется, обижен на старуху, – та постоянно ругалась на Стефани – его первую хозяйку.

Чене не терпится идти вперед, но стойкий защитник продолжает свой собачий ритуал. Эх, Харли, Харли, большой глупыш, она все понимает.

«Я здесь выросла», – любила приговаривать Стефани и вела Чену к заброшенному фермерскому дому. – Вот видишь, – в этом месте я просто не могу сделать ни шагу. Ноги не идут. У меня был сон, как люди шли к сараю, нет не сами, их принуждали солдаты с оружием. А потом люди превращались в жуков и пауков и искали норы в земле. У сарая оставалось только странное существо, как в фильме «Лабиринт фавна». В этом месте я просыпалась».

Так говорила Стефани.

После последнего визита военных в деревне не осталось людей, домашних животных, за исключением хитрюги Харли, кошек и подвальных грызунов. Чена семь дней и ночей просидела в подвале. Запасов там хватило бы может на месяц-два, но без Стефани, прогулок, реки, ветра и Харли тяжко, слишком тяжко, что ни говори. Харли, какой молодец, похудел, поистрепался, завел вшей, но все это время прилежно прятался в лесу, заходя иногда в гости к кроликам.

В этот момент у Чены наворачивались слезы. Но только в этот момент, она не помнила других событий, она вообще не помнила, как очутилась в деревне и куда делись люди.

Стоят дома, но из трубы не пойдет дым, не отворятся двери, хозяйка не выйдет с тазом белья, не закричит петух, не залают собаки.

Чена не знала, куда повезли людей, – они никуда не собирались, – солдаты вытаскивали всех из домов, и усаживали в грузовики, без вещей, как на прогулку.