Kitobni o'qish: «Великая Испанская империя»

Hugh Thomas

WORLD WITHOUT END

Перевод с английского В. Желнинова

Компьютерный дизайн В. Воронина

Печатается с разрешения автора и литературного агентстваThe Wylie Agency (UK), Ltd.

© Hugh Thomas, 2013 © Издание на русском языке AST Publishers, 2018

Здесь я не могу не воздать должного достоинству и терпеливости испанцев. Редко или вообще никогда возможно встретить какой-либо народ, испытавший столько несчастий и страданий, как испанцы, обретшие оные благодаря своим индийским открытиям. Однако они продолжали затеянное предприятие с непоколебимым упорством и присоединили к своим владениям множество изобильных областей, словно желая навеки похоронить под сими приобретениями память обо всех пережитых тяготах и хлопотах. Бури, кораблекрушения, голод, восстания, мятежи, жара и холод, чума и прочие болезни всяческих разновидностей, старых и новых, а также крайняя нищета и отсутствие самых необходимых вещей – таковы были враги, с каковыми они сталкивались при каждом своем великолепном и заслуживающем восхищения открытии. Многие годы они провели в неустанных поисках, пусть и преодолели за сей срок не так уж много лиг; немало испанцев положило свою жизнь, труды и достаток на поиски золотого царства, хотя и выяснили о нем немногим больше того, что было известно изначально. Несмотря на все перечисленное, сменявшие друг друга искатели приключений и богатств не разочаровывались. Несомненно, они обрели достойное вознаграждение, завладев несметными сокровищами и поистине райскими местами, каковые твердо намерены сохранить за собою, если им не доведется столкнуться с подобной добродетелью в других народах, кои (быть может) позарятся на названные земли… Со времен падения Римской империи (и оставляя вне рассмотрения германскую, которая не обладала ни величием, ни длительностью) не было на свете восточной страны, каковой страшились бы так, как боялись турок; а на западе не нашлось владетеля, коий простер бы свои крылья шире испанцев, которые с той самой поры, когда Фердинанд изгнал мавров из Гранады, неоднократно пытались стать властелинами всей Европы.

Сэр Уолтер Рэли. «История мира»

Введение

Этой книгой я завершаю свою трилогию об испанской империи в Северной и Южной Америке, начатую в 2003 году «Реками золота» и продолженную в 2010 году «Золотым веком». В настоящей работе я довожу историю до 1598 года, то есть до смерти долго правившего испанского короля Филиппа II; в ту эпоху администраторы, колонисты, священнослужители и прочие должностные лица делали все возможное, чтобы уверенно управлять огромной трансокеанской империей, и не стремились дальше раздвигать ее границы. Обширному политическому образованию было суждено существовать еще более двухсот лет, а в случае Кубы, Пуэрто-Рико, Филиппинских островов и некоторых других регионов – и триста лет. Но к 1598 году жители империи уже сделались не столько завоевателями, сколько хранителями завоеванного.

В ряде глав настоящего исследования я пытаюсь анализировать условия жизни на тех или иных покоренных территориях; другие главы посвящены рискованным затеям, и в них обсуждаются новые завоевания. Порой приключения и повседневная жизнь идут рука об руку, как, например, в главе 11, посвященной Чили. Наконец, имеются главы, где я рассказываю о мерах, предпринимавшихся в метрополии, то есть в Испании, для установления контроля над новыми территориями.

Важную часть этой истории составляют книги, как справедливо отметил еще Ирвинг Леонард в своем замечательном труде «Книги храбрецов», впервые опубликованном в 1949 году¹. Количество людей, вдохновлявшихся рыцарскими романами и отправлявшихся искать счастье в Новом Свете, было весьма значительным. Антонио Пигафетта, итальянский хронист и автор описания кругосветного путешествия Ф. Магеллана, писал: «Будучи в Испании в 1509 году, я, благодаря некоторым людям, с коими я встречался, и отдельным книгам, кои мне довелось прочитать, открыл для себя чудеса великого океана и немедля вознамерился узреть сии чудеса воочию»². Размышления по этому поводу немца Филиппа фон Гуттена приводились во второй части моей «испанской» трилогии, «Золотом веке»: «Мне кажется, что я не упокоюсь с миром, пока не увижу Индий»³. Берналь Диас дель Кастильо, родом из Медины дель Кампо в Кастилии, писал в своей «Правдивой истории завоевания Новой Испании», что взгляд, брошенный издалека на Мешико ¹ / Теночтитлан, напомнил ему о некоем городе из чрезвычайно популярного рыцарского романа об Амадисе Гальском («волшебные рассказы»); это кажется немного странным, поскольку лично я не нашел в этом романе ни единого описания крупного города. Но Диас утверждал именно так, и следует помнить, что он был непосредственно знаком с автором (или переписчиком)«Амадиса», Гарси Родригесом де Монтальво: как ни удивительно, они были родом из одного и того же города, их дома стояли недалеко друг от друга. Родригес де Монтальво был советником (рехидором) в Медине-дель-Кампо, как и отец Диаса.

Знаменитая хроника Диаса, подобно «Амадису» Монтальво, была характерна для той эпохи и вряд ли могла бы появиться хотя бы сотней лет ранее. Ведь шестнадцатое столетие познакомило Европу с изумительным новшеством, которое в немалой степени определило дальнейшую историю континента. Речь о книгопечатании и о возможности широкого распространения текстов и копий иллюстраций. Чтение из привилегии малочисленной элиты, располагавшей средствами на приобретение рукописных копий, превратилось в досуг наиболее образованных людей, приобщавшихся к нему посредством печатных памфлетов и книг. Результат можно сопоставить с внедрением в жизнь общества радиовещания в двадцатом веке и расширением аудитории слушателей музыки. В Испании новая эра началась с рыцарских романов наподобие «Тиранта ло Бланш» («Тиранта Белого») Жуанота Мартуреля и Марти Жуана де Галбы ², опубликованного в 1490 году в Валенсии, и «Амадиса Гальского», первая подтвержденная публикация которого состоялась в Сарагосе в 1508 году. Благодаря этим романам «широкая публика осознала, что книга также может быть средством развлечения»⁵. В этом новом мире люди воспринимали рыцарский роман как своего рода современный туристический путеводитель: за следующим мысом, как говорилось в романе «Похождения Эспландиана», наверняка обитают амазонки.

Эти рыцарские романы во многом определяли поведение людей. Фернандо де Авалос, маркиз Пескара (области в Италии), муж подруги Микеланджело Виттории Колонна, прочел в юности много рыцарских романов, прежде чем начать свою доблестную карьеру⁶. Святой Игнатий Лойола, основатель ордена иезуитов, завел привычку читать эти «баснословные трактаты», чтобы скоротать скуку выздоровления после перелома ноги в 1522 году при осаде Памплоны⁷. Точно так же святая Тереза Авильская признавалась, что обзавелась «пристрастием к чтению [рыцарских романов], и мне казалось, что нет ничего дурного во многих часах дня и ночи, потраченных на сие суетное времяпрепровождение, пусть я и читала тайком от моего отца. Я настолько пристрастилась к этому занятию, что, если не находился новый роман, ощущала себя глубоко несчастной»⁸. Безусловно, такой круг чтения во многом оказал влияние на жизнь святой Терезы и на ее собственную книгу, «Эль кастильо интерьор о Лас морадас» («Замок души»). Ирвинг Леонард рассказывает о священнике, который не только знал о деяниях Амадиса и прочих героев, но и считал их правдой, поскольку романы об этих деяниях были напечатаны⁹.

Кроме того, покорение обеих Америк отчасти представлялось этаким последним крестовым походом. Роль Католической церкви в постановке этой великой драмы была ничуть не меньше, нежели в иных, предшествующих свершениях во славу христианства. Очевидны достижения в этот век имперских завоеваний францисканского, доминиканского и августинского орденов, а позже иезуитов. Христианство наделило испанскую империю идеологией, а также дало империи цель и немало содействовало насаждению и укреплению дисциплины.

За помощь в работе над книгой я признателен следующим людям: мистеру Стюарту Профитту из издательства «Пингвин букс» и его верным помощникам Шен Вахиди и Дональду Фьючерсу; мистеру Эндрю Уайли, миссис Саре Чалтант, Джеймсу Пуллену и другим сотрудникам литературного агентства «Уайли»; правку мистера Профитта по моему тексту мне хотелось бы оценить как великолепную, используя любимое слово Колумба. Он был дотошен, изобретателен, проницателен, щедро делился познаниями и живо интересовался подробностями.

Также благодарю Ану Бустело из издательства «Планета» (Барселона); Глорию Гутьеррес и Кармен Бальсельс из «Ахенсия Кармен Бальсельс»; Гийома Вильнева, моего замечательного французского переводчика; Агнес Хирц и Жана-Луи Барре из компании «Робер Лаффон»; тех, у кого я останавливался или у кого консультировался: мистера и миссис Джон Хемминг; сэра Джона Эллиотта; Дамьена и Палому Фрейзер в Мешико; покойного Карлос Фуэнтес; Мариту Мартинес дель Рио де Редо; Энрике Краузе; доктора Квази Квартенга, члена парламента; профессора Энрикету Вилу Вилар; доктора Хуана Хиля и профессора Консуэло Варелу; герцога и герцогиню Сегорбе; Херарду де Орлеанс; Рафаэля Атиенцу, маркиза Сальватьерра; маркиза Тамарона; дона Гонсало Анеса, маркиза Кастрильона, директора Королевской академии истории Испании; дона Висенте Льео; дона Рафаэля Мансано; директора Архива обеих Индий в Севилье; дона Антонио Санчеса, директора «Музея де Лас фериас» в Медине-дель-Кампо; и дона Мигеля-Анхеля Кортес, члена парламента от Вальядолида.

Мои помощницы Тереза Веласко, затем Сесилия Каламанте, а за нею Карлотта Рибейро Санчес сделали много полезного для этой книги на разных этапах работы над текстом, и я всегда буду благодарен за их труды. Тереза Альсугарай, как и в прошлом, помогала мне с испанскими рукописями шестнадцатого века.

Полагаю необходимым перечислить отдельные книги, которые дарили мне вдохновение и были неоценимым подспорьем. Прежде всего это «Испанский национальный биографический словарь»; из данного шедевра книжной индустрии я почерпнул много полезных сведений (в библиографии я ссылаюсь на него как на DBE или на Diccionario Biográfico Español). Также отмечу собрание документов «Colección de Documentos inéditos relativos al descubrimiento, conquista y organización de las antiguas posesiones Españolas ан América у Oceania» в 42 томах (Мадрид 1864–1884; в библиографии ссылки на CDI). Я многим обязан следующим трудам: «Эразм в Испании» Марселя Батейона; «Китайская империя» Мануэля Олле; «Филипп Второй и его эпоха» Мануэля Фернандеса Альвареса; «Имперская Испания» сэра Джона Эллиота; «Люди Кахамарки» и «Испанское Перу» Джеймса Локхарта; «Новая Испания» сэра Николаса Читэма; «Книги храбрецов» Ирвинга Леонарда; «Филипп Второй» Джеффри Паркера; «Средиземное море в эпоху Филиппа II» Фернана Броделя; «Бартоломе де Лас Касас» Мануэля Хименеса Фернандеса; «В поисках Эльдорадо» Джона Хемминга; «История папства» Людвига фон Пастора; «Духовное Завоевание Мексики» Робера Рикара.

Что касается короля Филиппа, я пользовался несколькими важными биографическими трудами: а именно работой покойного Мануэля Фернандеса Альвареса (Мадрид, 1998); весьма содержательной книгой Джеффри Паркера (Бостон, 1978) и исследованием Генри Кеймена, чья биография короля доставила мне немалое удовольствие. Эти книги чрезвычайно помогли мне в работе над первым томом моей «испанской» трилогии. Кроме того, много лет назад в Риме мне посчастливилось познакомиться с ныне покойным Орестом Феррарой, который написал замечательную биографию Филиппа в 1940-х годах, вынужденный бежать с Кубы (Париж, 1961). Два рыцарских романа той эпохи оказались значимым подспорьем, о чем подробнее ниже, sobre la marcha, как говорят испанцы: это «Амадис Гальский» (1508) и «Тирант ло Бланш» (1490).

В заключение искренне благодарю мою жену Ванессу за помощь и терпение; она читала и вносила исправления в раннюю версию моего текста; еще хочу сказать спасибо моим детям, Иньиго, Исамбарду и Изабелле, за поддержку. Наконец, благодарю моего зятя доктора Георгиоса и моего внука Александра Варуцакиса.

Хью Томас, 31 января 2014 года

Пролог: Путешествие в Париж

La Reine manda au Roi qu’elle conjaurit de ne plus courir, qu’il avait si bien fait qu’il devait être content et qu’elle le suppliait de revenir auprès d’elle³.

Мадам де ла Файет. «Принцесса Клевская»⁴

Мирный договор, заключенный в 1559 году между Францией, с одной стороны, и Испанией в союзе со Священной Римской империей, с другой стороны, возвестил о начале, как принято сегодня говорить, Нового времени. Договору предшествовали две военные победы союзников, которые брали верх над противником на северо-востоке Франции, в сражениях при Сен-Кантене (1557) и при Гравелине (1558). Истощение государственных финансов побудило Францию искать перемирия. Обе эти победы были торжеством одного национального государства, Испании, над другим национальным государством (Францией), хотя Испания могла полагаться в качестве союзника на старинное политическое образование – Священную Римскую империю, то есть, по сути, на Германию.

Переговоры о мире начались в 1558 году в монастыре Серкан на севере Франции, построенном в двенадцатом столетии, а завершились в близлежащем городе Ле Като-Камбрези. Кроме того, обсуждения велись и в Камбре. Эти населенные пункты издавна относились к фламандскому графству Эно и потому являлись частью наследства герцогов Бургундских. В Камбре был заключен предыдущий мирный договор, так называемый «Дамский мир» ⁵ 1530 года, а десятилетиями ранее этот город прославился изготовлением тонкой белой льняной ткани, получившей название «камбрийской». Словом, история виделась хорошим предзнаменованием.

В Камбре в 1558 году собрались ведущие представители всех заинтересованных сторон – фактически всех крупных стран Европы. От Испании выступал величественный третий герцог Альба, аристократ, который выказал себя умелым полководцем, придворным и дипломатом. Это Альба на самом деле одержал для императора Карла верх в битве при Мюльберге в 1547 году, и его триумф запечатлел Тициан на одном из наиболее известных своих портретов. В Камбре также присутствовал главный секретарь Филиппа II Руй Гомес, придворный, прибывший в Испанию с королевой-матерью, португалкой по происхождению; потом она стала королевой-императрицей, а сам Гомес недавно удостоился неаполитанского титула «принц Эболи».

Прочими значимыми членами весьма интернациональной по составу испанской делегации Испании были епископ Арраса, будущий кардинал Гранвель; ученый-законовед Виргилиус ван Айтта из Цвикен, бывший президент Тайного совета Нидерландов; и принц Вильгельм Оранский, молодой и богатый голландский дворянин, который в ту пору флиртовал с фламандской девушкой по имени Ева Элинкс (эта интрижка показала Альбе, человеку строгих нравов, что на принца нельзя полагаться). Граф Эгмонт, еще один имперский делегат, также являлся выдающимся человеком эпохи. Он происходил из древнего рода, который сыграл немалую роль в золотые годы бургундского самоутверждения в пятнадцатом столетии. Граф был женат на сестре курфюрста Рейнского и участвовал в катастрофической экспедиции императора Карла в Алжир ⁶ в 1541 году. Рыцарь Золотого руна с 1546 года, Эгмонт отличался добродушием, был обаятельным и отважным и отменно командовал конницей. Впрочем, он питал склонность к поспешным выводам и неосмотрительным действиям. Он командовал германской – бургундской – конницей, так называемыми «Шварцрайтерн» ⁷, которая принесла Испании победу как при Сен-Кантене, так и при Гравелине.

Французов на мирных переговорах возглавлял коннетабль королевства, миролюбивый герцог Анн¹⁰ де Монморанси, которого поддерживал более воинственный и умный кардинал Лотарингский, брат герцога де Гиза, опытного воина, отобравшего у англичан Кале. При столь высокородных фигурах французской делегации состояли Жан де Морвилье и Себастьян де Л’Обеспен, образованные люди, исполнявшие обязанности секретарей (Л’Обеспену вскоре предстояло стать французским послом в Нидерландах)¹¹.

По поводу Монморанси венецианский посланник Мартин де Кавалли сообщал дожу: «Когда царит мир, коннетабль является наиболее важной персоной во Франции; если начинается война, он становится узником, лишенным всяких полномочий»¹². Отмечу, что сообщения венецианских посланников вообще служат отличным сторонним источником сведений о дворах, при которых эти посланники состояли.

В состав этих делегаций, если коротко, входили лучшие люди Европы. Альба и Монморанси в 1559 году совместно прилагали дипломатические усилия. Первый был надежнейшим из придворных короля Филиппа, который восхищался герцогом – и опасался его. Второй же славился как умелый переговорщик¹³.

На мирных переговорах, которые завершились подписанием документов 2 и 3 апреля 1559 года, обсуждалась судьба множества территорий и границ, в том числе участь значительной части Италии и ряда небольших городков с гарнизонами (так называемых presidios) – Таламоны, Орбетелло, Порто-Эрколе и Санто-Стефано; они находились в имперском владении, что позволяло Испании препятствовать торговле между Генуей и Неаполем¹⁴. Также подлежали обсуждению браки и права наследования. Выйдет ли новая королева Англии Елизавета замуж за короля Филиппа, овдовевшего супруга ее сестры Марии? А как быть с красивой, но очень юной дочерью Генриха II Французского, Елизаветой Валуа? Возможно, она станет женой наследника испанского престола Карла («Дона Карлоса»)? Или, быть может, предпочтет сочетаться браком с его отцом Филиппом? Герцог Альба писал из Ле-Кеснуа, укрепленного города между Камбре и Парижем, что для короля Испании не кажется разумным отказываться от повторной женитьбы, поскольку у него всего один сын¹⁵. Между тем будущее Кале определилось весьма любопытным образом. Если королева Елизавета Английская выйдет замуж и родит сына и если этот сын женится на дочери короля Франции (или даже на дочери дофина), он унаследует Кале. Но если это предложение не понравится королеве Елизавете, город вернется к ней спустя восемь лет. Приблизительно 500 000 крон подлежали уплате в Венеции в качестве обеспечения для даров¹⁶.

Итальянцы приняли то, что Стендаль через несколько сотен лет назовет «испанским деспотизмом»¹⁷, поскольку им в равной степени требовались надежная защита от турок и желанное американское серебро¹⁸. Но Франция сумела сохранить за собой несколько опорных точек в Италии, причем сразу пять в Пьемонте, включая Турин, Пинероло и Савиньяно, а также маркизат Салуццо. Впрочем, эти опорные точки не шли ни в какое сравнение с теми областями Корсики и Сиены, которые пришлось отдать генуэзским дожам и великому герцогству Тосканскому, фактическим вассалам Испании.

Альба, Гомес, принц Оранский и граф Эгмонт отправились из Камбре во французскую столицу. До отъезда они посетили в Брюсселе заседание капитула ордена Золотого руна, рыцарского ордена, основанного Филиппом Добрым в Бургундии в пятнадцатом столетии; потомки Филиппа старательно поддерживали статус наивысшего рыцарского ордена. Как выяснилось, герцогу Альбе предстояло сыграть в Париже новую роль: ему выпало жениться на французской принцессе Елизавете от имени короля Филиппа.

Свадьба, призванная ознаменовать конец войны, была назначена на 22 июня, и церемония прошла на помосте, установленном к западу от собора Нотр-Дам. Альба облачился в золоченую ткань и надел на голову императорский венец, а новая королева сверкала бесчисленными драгоценными камнями. После церемонии герцог передал Елизавете шкатулку, полную самоцветов и с портретом короля на крышке – разумеется, от имени Филиппа¹⁹. Затем вошел в спальню королевы, возложил одну руку и одну ногу на кровать, после чего удалился. Благодаря этому опосредованному браку с Филиппом Елизавета осталась в истории под именем «Королевы мира». Затем состоялась вторая свадьба, между Маргаритой, сестрой Генриха II, и герцогом Савойским Эммануэлем Филибертом. Последний, в отличие от короля Филиппа, присутствовал на церемонии лично и стал первым савояром, который получил европейскую известность как государственный деятель.

Дальше начались турниры. Также устроили охоту в Шантильи, и на этой охоте король Генрих сказал принцу Оранскому, что герцог Альба готов приступить к искоренению ереси, опираясь на совместную испано-французскую армию, и начать хочет с «чумного пятна» Нидерландов. Король ошибся в выборе наперсника: Оранский промолчал, но пришел в ужас²⁰.

Специальную турнирную площадку устроили на рю Сент-Антуан, знаменитой парижской улице, что вела от Лувра до Бастилии; этой дорогой от королевского дворца до тюрьмы в прошлом частенько проходили разные люди, в том числе – нежданно-негаданно для них самих – особы благородных кровей. Король Генрих II Французский лично бился на этом турнире²¹. С мостовой по такому поводу сняли весь булыжник. С балконов свисали роскошные штандарты с гербами Испании, Франции и Савойи, а между колоннами особняков поставили статуи, аллегории выгод и преимуществ мирного сосуществования.

Два дня состязаний прошли благополучно. 30 июня король Генрих, в черно-белых цветах своей официальной фаворитки, maitresse en titre, Дианы де Пуатье и верхом на коне по имени Мальер ⁸, взял верх в нескольких поединках. Диана присутствовала и радовалась победам монарха. Королева Екатерина Медичи, которая, пускай муж надел цвета соперницы, тоже наблюдала за турниром, попросила Генриха прервать выступления под предлогом жары, но король ответил, что должен провести еще три поединка, как предписывают правила. Он успешно справился с герцогами Савойским и де Гизом, но затем ему бросил вызов молодой гугенот Габриэль де Монтгомери, граф Лоржеса, капитан королевской шотландской стражи²². Первое столкновение не выявило победителя, и, возможно, турнир следовало на этом закончить. Но Генрих отказался положить копье, воскликнул: «Я хочу отомстить!», потому что Монтгомери едва не ссадил монарха с коня. Он снова напал на графа, и на сей раз столкновение вышло столь яростным, что деревянные копья сломались, а оба бойца рухнули наземь. Монтгомери вскоре поднялся, а вот Генрих лежал недвижимо и истекал кровью. Кусок дерева длиной четыре дюйма торчал из забрала королевского шлема. Монтгомери умолял, чтобы его покарали за явное преступление, но король, очнувшись, даровал ему прощение. Затем Генриха перенесли в ближайший королевский дворец, ветхий Maison Royale des Tournelles, получивший свое название из-за многочисленных башенок и возведенный в конце четырнадцатого века канцлером Франции Пьером д’Оржемоном. К королю призвали величайшего хирурга эпохи, бельгийца Амбруаза Парэ, которого направил из Брюсселя Филипп Второй, а также анатома Андреаса Везалиуса, лучшего врача тех лет, который служил сперва императору Карлу, а после его сыну королю Филиппу²³. Присутствие у постели раненого двух столь выдающихся людей, служивших вдобавок двум противоборствовавшим монархам, и вправду доказывало, что в Европе наступил мир. Увы: пускай он временно приободрился, попечением этих даровитейших врачей, король Генрих умер 10 июля²⁴ – в расцвете сил, всего сорока одного года от роду. Он оставил сиротами четверых малолетних сыновей, ни один из которых не был готов править королевством.

Тем самым власть над Францией перешла к скорбящей вдове Генриха, умной и решительной Екатерине Медичи, правнучке Лоренцо Великолепного, правившего некогда во Флоренции. Ее правление длилось почти тридцать лет. Среди первых действий Екатерины в качестве регента стоит упомянуть снос дворца Maison Royale des Tournelles, где скончался король²⁵. Она перебралась в Лувр, где и жила с тех пор. На месте же снесенного дворца сначала разбили лошадиный рынок, а затем, в апреле 1612 года, здесь появилась площадь Пляс-Рояль, ныне известная как Площадь Возегов. Виктор Гюго говаривал, что этой привлекательной площадью, на которой проживал он сам, мир обязан копью Монтгомери²⁶.

Герцог Альба написал королю Филиппу об этой трагедии на следующий день после смерти Генриха²⁷. Покойный король Франции восхищался Филиппом и велел своим придворным поступать так же, несмотря на войну с Испанией. Дочь Генриха Елизавета, как уже упоминалось, вошедшая в историю как «Королева мира» из-за ее брака с Филиппом, принесла Франции политический успех, поскольку ее помолвка не позволила испанскому монарху заключить брак с другой Елизаветой, новой королевой Англии, хотя Филипп делал предложение (и был отвергнут в октябре 1558 года)²⁸.

«Французы наперебой торопятся выказать на словах всемерное уважение Вашему Величеству, – писал герцог Альба месяцем ранее. – Те, кто окружает короля, не в состоянии произнести даже трех слов без того, чтобы не упомянуть о любви и почтении, какие наихристианнейший монарх [Генрих] питает к Вашему Величеству, и о том, что он готов помогать Вам во всяческих начинаниях. Возможно, в этом нет и толики лукавства, поскольку подобные умонастроения видятся вполне разумными. Также возможно, что французы так рвутся участвовать в предприятиях Вашего Величества потому, что опасаются, как бы эти предприятия не обернулись гибелью их страны»²⁹.

Король Филипп, в отличие от подданных, вернулся из Брюсселя на родину к августу 1559 года³⁰. С тех пор, не считая двух лет в Лиссабоне в 1580-х, после превращения Португалии в испанскую «сатрапию», он неизменно, до конца своей долгой жизни, оставался в Испании, причем проживал почти постоянно в мрачном, напоминавшем монастырь дворце Эль-Эскориал (куда окончательно перенес двор в 1571 году) в деревушке у подножия гор Гвадаррама; этот дворец построили в ознаменование побед над Францией в 1558 году, и потому Филипп мнил себя «жандармом Европы» – и вел себя соответственно³¹.

Роль «жандарма» испанскому королю помогала играть армия, насчитывавшая от 50 000 до 60 000 человек³². При этом король Филипп являлся жандармом не только Европы, но и обеих Америк. Венецианский посланник Антонио Тьеполо именовал Филиппа «мировым арбитром»³³. В 1560 году казалось, что правитель Испании и вправду сделался правителем целого мира.