Вторая мысль была еще неожиданней первой. Федор прозой баловался редко, все больше был по стихоплетной части (наследство?!), но ему подумалось: как же тяжело, наверное, описывать сцену, где присутствует так много персонажей! Внутренний взгляд еле-еле успевает бросаться от лица к лицу: Княгиня, Тамара, священник, Акулина, тетушка Хорешан... наконец, он сам, Федор Сохач... Впору радоваться, что Друц ускакал! На какие-то описания, подробности, пикантные мелочи просто не хватает времени, места, слов, потому что время обманчиво топчется на месте, готовое в любую минуту сорваться с этого места резвее скакуна на ипподроме... боже, какие глупые мысли порой лезут в голову, когда опасность уже стоит на пороге!
Ныне наши герои под "крышей" облавников. Новая жизнь - вроде бы спокойная, умеренная: Рашка - жена самого князя Джандиери (кстати, история их любви, совершенно ненавязчиво проблёскивавшая в истории противостояния, здесь получит феерическую концовку), Друц работает при конюшне облавного училища - учит юнкеров джигитовке, Акулина и Фёдор поженились, ждут пополнения, а пока Фёдор Сохач, "леший" из Кус-Кренделя, который с трудом связывал два слова, - популярнейший поэт ("Небось, ворчать станет Феденька: надоели. Влажные глаза поклонниц — надоели; рукоплескания — надоели; «Автограф! весьма обяжете!..» — хуже горькой редьки. Лжет господин сочинитель. И сам знает, что лжет. Он без этого жить не может."), рыба-акулька же нашла своё призвание на должности при зоопарке. Всё хорошо? Всё хорошо... Только мается душа, только висит над каждым движением облавный запретный купол, только каждый финт из числа разрешённых, и даже рекомендованных во славу Е.И.В. и отчизны, не доставляет ни малейшего ощущения, какие появились бы на свободе... Появляется тут ещё один очень нестандартный член магического сообщества - обер-старец Георгий, который лично визирует все дела по "эфирным воздействиям". Как, скажем, в нашем реальном мире лучшие сотрудники лабораторий, разрабатывающих антивирусы, когда-то были хакерами, так и отец Георгий - Десятка червей, имеющая редчайшую магическую специальность - Стряпчий. И он же - из редчайшей породы магов, которые силой собственной воли удерживаются от магических финтов очень долгое время, что вообще-то для мага смертельно... И наконец-то читатель узнает точный смысл Закона и лицом к лицу встретится с Духом Закона, тем самым таинственным Некто, кто как будто всё время поддерживает постоянную беседу с персонажами.
Закон распространился в магической среде быстрее чумы. Еще бы! Гарантированно обрести мастерство, не прилагая к тому усилий! Пускай часть дара просыплется сквозь пальцы! все равно — кто откажется?! А с другой стороны: подготовить вполне достойного ученика, не тратя времени на монотонные уроки, а занимаясь вместо этого собственными изысканиями! Ну да, ну да, ученику не достичь уровня учителя — но многие ли готовы признать превосходство собственного ученика над собой?! А здесь первенство наставника безусловно. Все довольны!.. кроме одного. Кроме создателя Договора: слишком поздно осознал он дело собственных рук, осознал — и ужаснулся!..
Да, вот такое "побочное" действие имеется у обучения по схеме "крёстный - крестник", когда знания без заучивания, осознания и старания просто ... переходят. Мельчает магия, мельчает... Но не бывает правил без исключений. Те самые Фёдор и Акулина (ой, теперь надо уж уважительно - Александра Филатовна, или Зверская дама, как окрестили её сотрудники зоопарка) и есть исключение.
Вот он, брудершафт, во что вылился! Не пойми во что... Неужели покойный Ефрем Жемчужный не сказками тебя-малого развлекал? Что, мол, редко, раз в сотню лет, или того реже, объявляется среди кодлы Джокер. Маг силы необычайной, любого Туза тузовей; любой масти маститей. Приходит во время смутное, жизнь живет ярко да коротко; уходит не в срок — а жизнь живая за Джокерской спиной другой становится. Как после смерти очередного Ответчика за грехи наши. Сказки! Побасенки ночные!
Не сказки, скорее страшные были... И есть в книге два по-настоящему страшных эпизода. Не имею в виду страшилок с чудищами. Первый - описание мироощущения дочери князя Тамары, рождённой душевно-больной. Честно - плакала, хотя читаю книгу не в первый раз.
Я поднимаю глаза вверх и вижу, сквозь потолок, свозь крышу: лазурь, сияние в небе, там парят ангелы, и среди них — мама! Она там, она улыбается, она машет мне рукой — я улыбаюсь и машу в ответ. Маму взяли на небо, она теперь ангел! Все хорошо, никто не умер! Зачем этот траур, эти скорбные лица, эти скупые слезы?! Ведь все хорошо! Мне становится смешно. Я смеюсь, я хохочу, захлебываюсь смехом, не в силах удержаться. Меня куда-то ведут, прочь из комнаты, прочь от гроба, от мертвой восковой куклы-отражения — а я уже не хохочу, я кричу: — Мама! Возьми меня к себе, на небо! Я тоже хочу стать ангелом! Мама!!! Забери меня к себе!.. я хочу увидеть Его!..
Второй эпизод - как толпа местных деревенских, да под руководством урядника, является к дому князя в поисках магов и справедливости, как они её понимают.
ЗАМЕТКИ НА ПОЛЯХ Много глаз у толпы. А во всех одинаково: ...огонь. Бьет красный петух крыльями, рукотворную зарю поет. Языки к самому небу вымахали. Облизывают шершаво; дерут в клочья. Тени вокруг гопака пляшут: с вывертом, с подскоком. Вот уже и стропила рухнули. Вот уже громыхнуло что-то, лопнуло. Ищет огонь вкусненького, по сторонам косится. Любят люди в огонь смотреть. И со стороны вроде бы, и при деле.
Долго ли ещё суждено существовать Закону? Не пора ли что-то менять, если даже среди облавников появляются люди (и не из последних) с такими мыслями:
Но я едва ли не впервые усомнился в справедливости наших законов. В ПРИНЦИПИАЛЬНОЙ справедливости! Не в Букве Закона, но в Духе! Надеюсь, вы меня понимаете?
А Духу это - как слону дробина. Силой своей он выносит приговор безмастным Акулине и Фёдору, такой, что дышать невозможно, такой, что сводит с ума страшной ситуацией выбора.
Выбор — это, пожалуй, единственное, что ты не сможешь разделить ни с кем из живущих. Впрочем, иногда кажется, что это не так...
Из стихов Фёдора Сохатина:
— Мы не хотим, не можем и не знаем — Что дальше? что потом? что за углом? Мы разучились рваться напролом, Ворчим под нос: «Случается... бывает...» — И прячем взгляд за дымчатым стеклом...
Izohlar
8