Kitobni o'qish: «Дух уходящего лета»
Глава 1.
"Черт тебя дери, стерва, – сказал Ручьёв, – Ты даже худшая стерва, чем я предполагал. Выходит, джокер в этой колоде – я? Джокер, способный побить козырного туза, но пасующий перед валетом?"
"Исключительно верно, – насмешливо согласилась Анна, – Только не перед валетом ты спасовал, а как обычно, перед дамой."
"Капкан для лисицы"
"…Он ее спасает тем, что не оставляет ее".
Зигмунд Фрейд
1. Где благородный герой оказывается в полушаге от воплощения мечты в жизнь.
Начало мая не осчастливило горожан теплой погодой, равно как и присущим весне буйством красок. На газонах только-только пробилась молодая травка, на клумбах только-только раскрыли свои бутоны первоцветы, на деревьях только-только развернулись крошечные листики.
Накрапывал мелкий дождь, когда из здания аэровокзала вышла пассажирка, выгодно отличающаяся от прочих (на казенном языке - прибывающих), очень стройная, высокая молодая женщина в элегантном костюме мышиного цвета. Холодную, совершенную красоту ее лица немного смягчало насмешливое выражение ярко-синих удлиненных глаз. Из багажа в руке ее была лишь небольшая сумка, которую, впрочем, тут же забрал встретивший пассажирку высокий русоволосый мужчина, чьи правильные, но немного резкие черты сглаживала мягкая улыбка, делающая мужчину (красивого от природы) очень обаятельным.
Однако, целоваться (даже в щеку) они не стали. Мужчина только легонько сжал тонкие пальцы женщины и галантно распахнул перед ней дверцу легкового автомобиля марки "Фольксваген" цвета мокрого асфальта.
В "Лагуне" (уже знакомом нам ресторане) народу по обыкновению было немного. Тем не менее, мужчина с женщиной устроились не в общем зале, а отдельной кабинке, отделенной от нескромных взглядов тяжелыми портьерами.
– Ни к чему торопиться, Серж, – говорила женщина, делая пару глотков вина светло-золотистого оттенка, – Главное уже сделано, прочее – частности и вопрос времени.
Я не хочу, чтобы обо мне болтали, будто я бросила мужа только лишь из желания остаться с… – она едва не произнесла "любовником", но как мы уже знаем, Ручьёв все же был для нее бо'льшим, нежели просто любовник, – С тобой.
– Болтать все равно будут, – Ручьёв невесело усмехнулся. – На чужой роток не накинешь… чадру.
Анна слегка покраснела.
– Хорошо, есть еще причина. Я хочу привыкнуть к своему нынешнему статусу: когда не придется никому давать отчета в своих действиях… и соблюдать протокол. Бога ради, только не иронизируй насчет ударившего мне в голову воздуха свободы и прочего.
Я умею ценить то, что у меня есть, – мягко улыбнувшись, она протянула руку и в свою очередь ласково сжала длинные пальцы Ручьёва.
– Это обнадеживает, – он поцеловал ее узкую кисть, – Ну, а чем ты намерена заняться?
– Генеральной уборкой, – Анна засмеялась. Похоже, легкий хмель уже ударил ей в голову, – Страшно представить, что там, в папиной квартире, делается…
– А затем ремонтом? – Ручьёв тоже слегка улыбнулся.
– Возможно, – ее взгляд заволокла легкая дымка, – Затем стану подыскивать себе работу по специальности…
– Без протекции хорошего места не найдешь, – заметил Ручьёв, – И не надейся. Впрочем… у красивой женщины имеется еще один путь найти выгодную работу… но ты им не воспользуешься, конечно.
Анна слегка покраснела.
– Более того, я сейчас влеплю тебе оплеуху за одно подобное предположение.
Ручьёв снова поцеловал ей руку (не иначе из боязни получить этой нежной ручкой отнюдь не нежную оплеуху).
– Успокойся, любимая. Я могу посодействовать тебе в поисках работы… если ты всерьез намерена впрячься в это ярмо.
– До тех пор, пока развод не будет оформлен, я не перееду к тебе, Серж, – сказала Анна спокойно, – Назови это глупостью, ханжеством… как угодно. Но, – снова мягкая улыбка, – Это же не означает, что мы не станем видеться… и прочее.
– Ты чертовски меня обнадежила, – иронично заметил Ручьёв, – Особенно если учесть, что другого-то выхода у меня, собственно, и нет…
– Злой ты, Серж, – печально заметила Анна, – Ну хочешь, после обеда поедем к тебе в коттедж?
Ручьёв отчего-то немного закашлялся, деликатно прикрывая рот салфеткой.
– В квартиру, – наконец немного сдавленно сказал он, – В коттедже я затеял небольшой ремонт… как раз к твоему приезду.
– Мило, – заметила Анна, – А как же Малыш? Тесновато такому "теленку" в городской квартире…
– В тесноте, да не в обиде, – усмехнулся Ручьёв, – Только не говори, что ты соскучилась по моей псине больше, чем по мне.
– Не больше, но соскучилась, – Анна мило улыбнулась, – Ты же знаешь: большие лохматые зверюги – моя слабость. Может, со временем я тоже заведу щеночка… такого маленького, хорошенького…
– Карликового пуделя, – подсказал Ручьёв с усмешкой.
– Нет, – Анна поморщилась, – Карманные собачки – это пошло. Я же сказала, люблю больших или хотя бы средних…
вроде, – она прищелкнула пальцами, – Вспомнила – ретривер, вот как называется эта порода, – ее взгляд снова сделался мечтательным, – Золотистый ретривер, звучит? Одна из самых красивых пород, вдобавок умницы…
– Ну, чем бы дитя ни тешилось, – вздохнул Ручьёв.
* * *
2. Где разные герои по-разному улаживают разные проблемы.
– Ну что ты наделал, бродяга? – простонал Кирилл, обращаясь… ну, к кому он еще мог обращаться, как не к золотистому ретриверу Темке, который (благодаря, безусловно, своей сообразительности) устроил на кухне настоящий бедлам, но добрался-таки до кастюльки с фаршем, из которого его мать при активном участии его младшей сестрицы должна была приготовить начинку для чебуреков.
Конечно, сейчас на чебуреках смело можно было ставить крест.
– Ты… просто хулиган. Ты бродячий хулиган. Знай я, что ты такой хулиган… – Кирилл тяжело вздохнул.
Темка, виновато поскуливая, не сводил с хозяина жалостливого взгляда и постукивал хвостом по полу.
– Останешься сегодня без ужина, – буркнул Кирилл, -Обжора…
Темка гавкнул, тем самым выражая полное согласие со справедливым наказанием.
– И иди в мою комнату! – приказал Кирилл, – Иди и сиди там, как мышь! Слышишь, бандит?
Темка снова тявкнул, давая понять, что не только все слышал, но и все понял, и ушел в комнату хозяина.
А Кирилл, в очередной раз издав страдальческий вздох, принялся за наведение порядка в кухне.
После чего следовало бежать в магазин, дабы купить там уже готовый фарш.
"Или свежее мясо? – подумал Кирилл, – А дождавшись Ирки, вместе с ней приготовить фарш?"
Как же, дождешься ее… Мать все равно придет быстрее. И хоть его матушка отнюдь не любительница читать нотации, достаточно будет одного ее взгляда, чтобы самому почувствовать себя нашкодившим щенком.
Недаром Темка, охотно играющий с ним и его пятнадцатилетней сестрой, но слушающийся далеко не всегда, немедленно становился тихим и робким в присутствии Полины Вахтанговны. Хоть она ни разу не повысила на него голоса, а ударить животное вообще считала великим грехом.
Наведя в кухне чистоту и сгоняв в супермаркет за готовым фаршем, Кирилл пристегнул поводок к ошейнику собаки.
– Ладно, сейчас нам с тобой, приятель, лучше тут глаза не мозолить… Поехали, что ли, к "гюрзе"?
Темка согласно пролаял.
Что ж, ретриверы очень сообразительны, кто бы в этом сомневался?
* * *
Отвезя Анну в квартиру ее отца и получив решительный отказ на предложение остаться и помочь с уборкой ("Я должна сама это сделать, Серж. И потом, мне хочется побыть одной и заново все хорошенько обдумать. Не обижайся, Бога ради."), Ручьёв поехал не в свою городскую квартиру и не в коттедж, и даже не в агентство.
Он поехал по адресу: переулок Школьников, пятнадцать.
Разговор с Лерой откладывать было нельзя. Анна уже в Городе, и Анна не любит его квартиры. Анна любит его коттедж.
В любой момент Анна решит к нему переехать. И меньше всего Ручьёва воодушевляла перспектива случайного столкновения его любимой женщины с женщиной, которую он не любил, но которая на протяжении нескольких месяцев являлась его любовницей.
…После довольно продолжительного звонка дверь распахнула худощаая женщина лет пятидесяти.
– Вы? – Ручьёв с легким недоумением уловил в ее взгляде неприкрытую ненависть, – Вы еще смеете сюда являться? Вы… нелюдь!
Из глубин квартиры донесся голос Леры, показавшийся Ручьёву немного больным.
– Кто там, мама?
– Никто, ошиблись! – откликнулась женщина и снова повернулась к Ручьёву, – Бог тебя еще накажет, нелюдь, за все, что ты творишь!
"Дама явно не в себе", подумал он с тоской и повернулся, чтобы уйти, когда услышал донесшийся следом визгливый вопль:
– Будь ты проклят!
Дверь позади него снова хлопнула, Ручьёв обернулся и увидел бегущую ему навстречу Леру.
"Черт, как же она подурнела, – подумал он удивленно, – Или, не дай бог, подсела на дурь?"
Глаза обведены коричневыми кругами, лицо имеет сероватый оттенок, волосы, явно давно не мытые, слиплись в сосульки…
Мешковатый свитер, такие же брюки.
…Но взгляд Леры просто горел. Просто лучился счастьем.
– Сережа, – подбежав к нему, она схватила его за рукав плаща, – Я знала, знала, что ты вернешься, вернешься ко мне… Не слушай эту старую дуру, – она небрежно кивнула в сторону двери, – Не слушай, она просто вбила себе в голову… ну, неважно. Сере-ежа… – Лера привстала на цыпочки и Ручьёв, внутренне содрогнувшись, понял, что она собирается его поцеловать.
– Подожди, – он мягко, но непреклонно отстранил Леру от себя, взял ее за плечи, – Во-первых, я не понимаю, о чем идет речь, почему я негодяй и нелюдь, во-вторых, – он повысил голос, ибо Лера, похоже, собралась его перебить, – Во-вторых, я сам хотел поговорить с тобой, прояснить ситуацию до конца… Идем, – он подтолкнул Леру, направляя ее к выходу из подъезда. Та послушно двинулась вперед.
– Присядь, – попросил он, когда они с Лерой оказались во дворе, и указал на скамейку.
Лера послушно села.
Он опустился на скамью рядом с ней, ощущая себя прескверно, однако… что чувствует хирург, собираясь резать живую плоть? Видимо, говорит себе, что делает это больному во благо.
Так же и Ручьёв сказал себе, что для блага самой Леры будет лишить ее всяческих иллюзий, что она в отношении него наверняка еще питает.
– Мне сказали, что ты меня активно разыскивала во время моего отсутствия.
Похоже, Лера смутилась. Даже в сумерках было заметно, как покраснело ее лицо. И, к великому облегчению Ручьёва, она опустила глаза.
– Ты говорил, что уедешь, но не сказал, надолго ли…
– Лера, – мягко сказал Ручьёв, – Это неважно, ты должна была понять это еще до моего отъезда, во время нашего последнего разговора, последней встречи.
– Неважно… почему? – она опять вскинула на него испуганные глаза (Ручьёв мысленно застонал).
– Потому что, – он взял Леру за плечи, – Все закончилось, девочка. Все за-кон-чи-лось. Я считал, ты сама это поймешь.
Лера дернулась, отшатнулась, вскочила со скамьи.
– Не смей так говорить! Не смей! Ты… – она опять понизила голос, – Ты что, любишь другую?
"И всегда любил", подумал Ручьёв с тоской.
– Какая разница? – устало ответил он Лере, – Девочка, все закон…
– Нет! – щеку Ручьёва обожгла сильная пощечина, – Нет, нет, нет… – она зарыдала.
Ему страшно захотелось в свою очередь отхлестать истеричку по щекам, дабы привести в чувство, однако он сдержался.
Просто, встав со скамьи, не оглядываясь, пошел к своему "Фольксвагену" и включил зажигание. Лера, стоя посреди двора, что-то дико орала.
"Знать бы, что связываюсь с психопаткой…" На миг Ручьёву даже сделалось не по себе. Впрочем, он подумал, что с тем же успехом на его месте мог оказаться любой другой и в том, что у Леры неустойчивая психика, его вины нет. И эта мысль его успокоила.
* * *
…Анна медленно прошлась по комнатам. Вот отцовская библиотека и одновременно его рабочий кабинет. Она пробежалась пальцами по стоящим на стеллажах фолиантам. Некоторые из них имеют немалую ценность…
Гостиная (она же столовая), спальня… непривычно крохотная кухня.
Она словно воочию услышала голос своего отца – мягкий, глуховатый, чрезвычайно интеллигентный голос:
"По-человечески он мне несимпатичен, но он сумеет обеспечить тебе куда более достойное будущее, нежели я. Увы. Сейчас наступают времена таких как он, Аня. Темные времена…"
"И опять же ты, папа, ошибся, – с горечью подумала Анна – ведь ее отец говорил о Зарецком, – Все, на что он оказался способен – это отобрать у меня моего ребенка, да кинуть вслед нищенскую подачку (по его меркам определенно нищенскую…)." Она даже скрипнула зубами. И чтобы не расслабляться, не раскисать, не впасть в депрессию по-настоящему, отыскала в шкафу старую одежонку – джинсы и отцовскую клетчатую рубаху, – переоделась и засучила рукава, дабы приняться за генеральную уборку: в квартире не жили больше года, с тех пор, как дальняя родственница Анны из глухой провинции, закончив в Городе институт, вновь удалилась в свою провинцию, уже с дипломом. "Не все истории Золушек заканчиваются счастливо, – снова подумала Анна, – Рано или поздно для любой часы бьют полночь."
Даже для той, что уже воображала себя Королевой…
Правда, у Королев остаются сэры Ланселоты.
"Посему не раскисай", снова приказала она себе. И разве ее нынешний статус не имеет массы преимуществ? Какая-то принцесска, если верить старому фильму, даже из дворца сбежала, дабы глотнуть воздуха свободы… дура.
В дверь продолжительно позвонили.
"Снова Ручьёв?"– подумала она с недоумением.
Нет, Ручьёв не так воспитан. Он обязательно предупредил бы о своем визите по телефону…
– Анна Валентиновна? – услышала она в трубке домофона молодой мужской голос, – Это Савельев, охранник. По поручению шефа. Не верите, подойдите к окну…
Она приблизилась к окну (не без опаски) и увидела стоящий у кромки тротуара серебристый "Пежо". Да-да, тот самый "Пежо", за рулем которого год назад (неужто всего год?) сидел вчерашний мальчишка.
Она открыла дверь. Савельев немного смущенно улыбнулся и протянул ей ключи от машины вместе с пультом охранной сигнализации. Затем из нагрудного кармана извлек техпаспорт и конверт из плотной бумаги.
– А это от шефа. Он сказал, предварительный расчет, – Савельев слегка покраснел, – Ну и… поскольку гаража у вас нет… пока… я могу отогнать машину на платную стоянку. Если хотите.
– Подожди, – Анна прошла в библиотеку, плотно закрыв дверь за собой, и вытряхнула на стол содержимое конверта. Доллары. Не пятьдесят, а пятьдесят пять "штук". "Какая щедрость!" – иронично подумала она, убирая деньги в оборудованный отцом в стене, за репродукцией Саврасова, тайник. Вместе с деньгами из конверта выпал и сложенный вчетверо лист бумаги. "Последнее напутствие? А пошел бы ты со своим напутствиями… далеко."
Она вышла из библиотеки и сняла с крюка в прихожей старую кожаную куртку.
Подала Савельеву долларовую двадцатку.
– Это тебе за труды. А сейчас идем, покажешь, где стоянка…
К вечеру, когда уборка была завершена и квартира если не засияла, то по крайней мере приобрела жилой, уютный вид, Анна устроилась на диване с кружкой горячего чая и одним из собранным отцом фолиантов.
Правда, намечавшаяся идиллия была нарушена телефонным звонком.
Либо Ручьёв ("Сошлюсь на головную боль, и никаких программ на вечер," подумала Анна), либо г-н Зарецкий.
Оказалось, господин Зарецкий.
Голос его показался Анне немного усталым.
– Ну, как добралась? Благополучно?
"Нет. Самолет взорвали террористы, коих ты патологически боишься, и с тобой разговаривает мой бестелесный дух".
Тупая острота. Не оценят.
– Спасибо, – сказала Анна, – Вполне благополучно.
– Ну а машину Савельев пригнал? – опять поинтересовался супруг (фактически "экс").
"Какую машину?"
От искушения так ответить ее удержала мысль о том, что в этом случае влетит приятному парню, добросовестно исполняющему свои обязанности, а вредить Савельеву ей не хотелось. Еще и потому, что она помнила, как тот вел себя в аэропорту, в день ее отлета в Швейцарию.
Посему она опять поблагодарила супруга – и за машину, и за подъемные.
– Не за что, – великодушно ответил г-н Зарецкий, – В "Полиглот" ты уже звонила?
– Какой полиглот? – с недоумением переспросила она, затем вспомнила о записке супруга, которую, не читая, куда-то сунула… вот только куда?
– Ты не прочла моего письма? – судя по голосу, Зарецкий этому не так уж и удивился. После чего объяснил, что "Полиглот" – фирма, занимающаяся репетиторством: английский и французский для начинающих, для деловых людей, для поступающих в вузы и прочее.
– Если хочешь, я заново продиктую тебе номера телефонов… Директор там… минуту… Синичкин Игорь Сергеевич. Тебе ни на кого ссылаться не нужно, просто назовись. Но сделай это в течение двух недель… если, конечно, тебе вообще нужна работа,– Зарецкий отчего-то вздохнул.
– Нужна, – коротко ответила Анна. Хотя бы для того, чтобы не увязнуть в меланхолии и депрессии.
Конечно, замечательно, что у нее есть Ручьёв, но Ручьёв, увы, не в состоянии находиться рядом постоянно и постоянно ее развлекать. Порой и самому Ручьёву хочется побыть в одиночестве (вот это Анна, по натуре интроверт, понимала прекрасно).
– Как малыш? – спросила Анна.
Тут последовала пауза. Определенно Зарецкому стало не по себе от того, что мать крохотного ребенка вынуждена интересоваться его здоровьем по телефону.
– Ползать пытается, – наконец ответил президент "Мега-банка", – Лопочет что-то…
"Ты же меня поставишь в известность, когда он назовет Агнету "мамой"?"– едва не слетел у нее с языка злой вопрос, но Анна удержалась.
Пока ее положение зыбко и неопределенно, не следует обострять с Зарецким отношения. Совсем не следует.
Поэтому она просто сказала:
– Береги его, – потом добавила (вполне искренне), – И себя береги.
– Да и ты не превышай скорости выше дозволенной, – ответил Зарецкий. Намек был слишком прозрачен.
– Постараюсь, – сказала Анна ласково, поблагодарила супруга (экс) за звонок и вообще за заботу.
– Дня через два я опять позвоню, – пообещал Зарецкий, – Узнать, как твои дела.
– Зачем? – вырвалось у нее помимо воли.
– Я же твой муж, – невозмутимо ответил он, тем самым оставив-таки ее в легком недоумении.
Причина его ответа ей стала ясна позднее.
* * *
3. Где мы вместе с героем испытываем разочарование.
Зачем он поехал в Луговку, Кирилл и сам толком не знал. Интуиция? Предчувствие? Озарение? Вряд ли все объяснялось так сложно (или настолько примитивно).
Истинной причиной того, что Кирилл поехал в дачный поселок Луговка, где находился летний коттедж покойного профессора Васнецова, было случившееся накануне.
А накануне Кирилл вместе со своим приятелем и однокурсником Женькой Федоровым торчал на трамвайной остановке и, чтобы занять себя, рассматривал в киоске глянцевые журналы для автолюбителей, прикидывая, хватит ли у него средств на покупку очередного номера "За рулем".
Женька в свою очередь развлекался тем, что разглядывал проходивших мимо девушек, отпуская порой довольно ехидные замечания.
Все объяснялось просто – каждый из друзей тосковал по труднодосягаемому. Кирилл (по мнению Орлова, технарь "от Бога") был с детства неравнодушен к машинам, а в собственности имел лишь старенький мотоцикл "Ямаха", который вдобавок полтора года назад распродал на запчасти, да периодически садился за руль ненового, опять же, "жигуленка" своего брата.
Женька при высоком росте был, увы, весьма тщедушного сложения, не обладал ни стройной осанкой, ни спортивной походкой. Кожа его лица не являлась безупречной (как и линия его носа), а глаза Женьки прятались за толстыми стеклами очков.
Девушки, впрочем, ценили Женьку за его ум и относительно добрый нрав (во время сессии они ценили его особенно).
Кирилл также не был тупицей, и злым его никак нельзя было назвать, но впридачу к этому он обладал и внешностью, которая девочкам (как и женщинам, впрочем) очень даже нравилась.
Но поскольку Кирилл не испытывал жгучей потребности одерживать одну за другой победы на любовном фронте и вообще вопреки словам Орлова считал, что ему фатально не везет в любви…
то он и не вытягивал шеи вслед любой особи с относительно стройными ножками… и прочим.
Молодые девушки, по его мнению, в подавляющем большинстве не выдерживали конкуренции с Ольгой, молодые женщины не были так же элеганты и изящны как Анна.
А раз так, то по мнению Кирилла, не следовало насчет них и особенно "париться".
А симпатичные особы, учащиеся с ним на одном курсе, от злости кусали локти, ибо восхитительные "бархатные" глаза смотрели на них одинаково приветливо… и равнодушно.
Что очень грело душу приятели Кирилла Женьки. Сам он не располагал роскошью смотреть абсолютно равнодушно на смазливые мордашки, но никто не мог ему помешать замечать мельчайшие недостатки особей противоположного пола и порой весьма ехидно и желчно их высмеивать.
Но на сей раз вместо того, чтобы посетовать, сколько потеряла кавалерия от того, что в ее рядах нет столь кривоногой девицы, Женька тоскливо изрек:
– Да, вот настоящая красотка… наверняка модель.
– Угу, – согласился Кирилл, листая глянцевый журнал и рассматривая новейшие модели спортивных авто.
– И на какой "тачке"… – добавил Женька еще более завистливо, и Кирилл немедленно вскинул голову (что лишний раз доказывает, что к "тачкам" он был более неравнодушен, нежели женщинам).
Он вскинул голову и на противоположной стороне дороги увидел… серебристый "Пежо".
Как две капли воды похожий на тот, за рулем которого Кирилл сидел год назад.
Да это и был тот "Пежо".
Что в свою очередь означало:
либо Анна вернулась из-за границы, как и обещала ему по телефону;
либо… "Пежо" был продан другому лицу.
Проводив машину горящим взглядом (и не имея, увы, никакой возможности броситься вдогонку), Кирилл схватил друга за предплечье.
– Опиши ее!
– Кого? – спросил Женька с легким недоумением.
– Женщину, которая села в машину. Она высокая?
Женька ухмыльнулся.
– Еще бы. И ноги – от ушей.
– Блондинка, брюнетка? Во что она была одета?
– Не блондинка, точно. А одета… – Женька пожал плечами, – Как может быть одета дамочка, разъезжающая на такой шикарной "тачке"? Уж ясно, что шмотки на ней были не с барахолки…
– Анна, – пробормотал Кирилл.
Женька от изумления даже приоткрыл рот.
– Ты ее знаешь?
Кирилл в свою очередь неопределенно пожал плечами и разговор свернул.
Чтобы на следующий день поехать в Луговку и убедиться хотя бы в одном – том, что Анна не продала отцовскую дачу.
А раз она ее не продала, значит, предполагает вернуться в Город.
…Логично, конечно, но тут же возникал следующий вопрос – если она вернулась и не поставила Кирилла в известность о своем приезде, значит…
Значит, ей это и ни к чему.
Подобную мысль он от себя отогнал, приближаясь к старенькому двухэтажному коттеджу в окружении яблоневых деревьев, только зацветающих.
Нагнувшись, Кирилл нашарил под третьей ступенькой крыльца ключ (без особой надежды его обнаружить… впрочем, замок был настолько прост, что его умеючи можно было вскрыть и шпилькой).
Уже открыв дверь, Кирилл услышал позади себя оклик:
– Эй, малой!
Он с замиранием сердца обернулся.
На него, чуть сощурившись, смотрел мужчина лет пятидесяти (или чуть больше), с брюшком, лысеющий, с лицом в красных прожилках и мясистым носом. Одет он был как типичный дачник и одновременно отставник – то бишь, в старые армейские штаны и армейскую вылинявшую рубаху.
– Ну че, – невозмутимо продолжал отставник, – Продала, значит, эта фифа банкирская халупу своего отца? Ну, ясно, – мужчина ухмыльнулся, продемонстрировав небезупречные зубы, – У ее муженька, небось, в Испании вилла, в Италии дворец… Умеют эти ворюги шиковать на народные денежки!
Кирилл мысленно перевел дыхание – значит, за вора его не приняли.
В свою очередь пожал плечами, решив идти "ва-банк".
– Да нет, – произнес он как можно небрежнее, – Как раз не продала. Меня просили сюда приехать, взглянуть, все ли в порядке…
Блекло-голубые глазенки дачника немедленно приобрели неприязненное выражение.
– А, так ты, значит, им прислуживаешь… Погоди, я ж тебя видел в прошлом году. Привозил ты сюда свою, – откровенно грязная ухмылка, – Хозяйку… Ну и как? Платят нормально? Цыганочку не заставляют плясать, а, цыганенок? – рожа отставника все больше краснела, – Как же, не помню, называют таких как ты, смазливеньких – жи… жо…
Кирилл сильнее стиснул челюсти. Он отнюдь не испытывал симпатии к таким, как г-н Зарецкий, но по его мнению, подобные "поборники социальной справедливости", реально способные лишь жрать водку да третировать домашних (и безусловно хаять родную державу), были не менее отвратительны. С каким удовольствием он впечатал бы свой кулак в широкую морду… однако, сдержался. И больше не обращая внимания на мужика (и так было ясно – после вчерашних возлияний он успел опохмелиться и теперь его тянуло "на подвиги"), вошел в дом.
…Там ничего не изменилось. Та же ветхая мебелишка (покрытая слоем пыли, конечно), тот же камин… и даже тот же запас поленьев рядом.
Кирилл поднялся по довольно скрипучей лестнице на второй этаж, отыскал там старую газету (зажигалка была у него с собой, хоть сам он не курил), опять спустился к камину и, положив туда дрова, подпалил газету и сунул ее сверху – помещение было достаточно сырым, его следовало протопить.
Одновременно Кирилл распахнул и форточку (из-за сырости в доме появился запашок плесени).
Он присел перед камином на корточки (тяга в дымоходе была хорошей, как ни странно, будто его недавно прочищали) и просто стал смотреть на огонь, помимо воли вспоминая все, что было связано с этим домиком… и его хозяйкой.
Шум мотора легкового автомобиля, заглохнувший напротив коттеджа, заставил его обернуться, а затем вскочить на ноги.
Но не успел Кирилл сделать по направлению к двери и пары шагов, как та распахнулась сама.
И элегантная высокая женщина замерла на пороге.
Похоже, она ничуть не меньше Кирилла была ошеломлена нечаянной встречей.
...........
– Ты… – наконец, не сказала, а скорее выдохнула Анна. В голосе ее превалировало даже не изумление, а попросту неверие. Словно она сочла Кирилла слишком яркой галлюцинацией.
Он ощутил, что густо краснеет. Чувствуя себя все более неловко, тогда как из глубин сознания уже пробивалось тихое ликование: "Вернулась… вернулась, как и обещала… Вернулась, черт возьми!"
(Только, похоже, не к нему вернулась…)
– Что ты тут делаешь? – наконец спросила Анна немного подсевшим голосом, – Или Зарецкий успел продать этот дом… без моего ведома и участия?
– Нет, – Кирилл мотнул головой и даже неуверенно улыбнулся (с досадой отметив, что ведет себя не лучше Темки – тот тоже, напакостив, старался подольститься к хозяину). – И вообще, у меня нет денег, чтобы купить даже такую халупу, – Кирилл сделал еще шаг навстречу Анне, но та, быстро сунув руку в сумочку, извлекла из нее продолговатый предмет.
– Оставайся на месте, – спокойно произнесла достойная дочь своего отца (и не менее достойная супруга г-на Зарецкого), – Знаешь, что это такое?
– Электрошокер? – без энтузиазма догадался Кирилл, не находя в ярко-синих, длинных глазах и капли тепла. Что было особенно обидно, ибо он успел отвыкнуть от того, насколько Анна красива. А сейчас эта красавица смотрела на него едва ли не как на пакостника и мелкого подонка. И, похоже, напрочь забыла о том, что происходило в этом домишке год назад (неужто всего год?)
– Верно, электрошокер, – хладнокровно согласилась Анна, – И куда большей мощности, нежели продающиеся легально. Желаешь испытать на себе? Можно… но не советую. Он уже проверен в деле. На "качке" не ниже тебя и вдвое шире в плечах.
Последнее замечание показалось Кириллу обидным – узкоплечим он отнюдь не был.
Впрочем, к дискуссиям ситуация не располагала.
– Так что ты тут делаешь? – повторила Анна вопрос и, не дождавшись ответа, добавила. – Ты один?
– Один, – просто сказал Кирилл.
– Я проверю, – пообещала она и быстрым шагом прошла в помещеньице, служившее чем-то вроде кухни, а затем стала подниматься на второй этаж.
Кирилл имел уйму возможностей сбежать… являйся он действительно мелким воришкой.
Но он счел, что это, во-первых, было бы слишком унизительно, ибо ему нечего стыдиться;
во-вторых… он ведь ждал возвращения Анны. Может, даже сильнее, чем себе в том сознавался…
И в третьях, она была достаточно умна, чтобы быстро понять, как ошибается на его счет.
Со второго этажа Анна спустилась медленнее.
– Убедилась? – мягко спросил Кирилл, – Я тут один. Никаких рандеву.
Анна скривила губы в презрительной улыбке (отчего ему стало очень неприятно).
– Однако, спрашиваю в третий раз – что ты тут делаешь?
– Развожу огонь, – он кивком указал в сторону камина.
– Очень остроумно, – ледяным тоном отозвалась Анна, – Вызову-ка я полицейский наряд… хотя нет. Лучше поставлю в известность другое лицо. Его парни, если нужно, умеют быстро действовать.
– Ручьёва поставишь в известность? – тоскливо спросил Кирилл.
– А хоть бы и его? – Анна непринужденно опустилась на покрытую стареньким пледом тахту, – Ну, так я дождусь от тебя ответа?
– Я видел тебя вчера, – Кирилл отвел глаза, – Точнее, твою машину. Твой "Пежо". И решил проверить, действительно ли ты вернулась.
– Приехав сюда? – насмешливо полюбопытствовала Анна, – Оригинальный способ проверки, не находишь? Кстати, как ты открыл дверь?
– Ключом, – буркнул Кирилл, – Он лежал где обычно – под третьей ступенькой. Я просто хотел убедиться, что ты этот дом не продала. А если не продала, значит, планируешь вернуться.
– Убедиться можно было, порасспросив соседей, – ледяным тоном парировала Анна, – Ты же влез внутрь. Тем самым нарушив права владения. Это статья, милый мальчик, – ласково добавила она.
Кирилл промолчал. Очень кстати вспомнив, что подобную стервозность Анна уже проявляла в прошлом году. Кажется, приревновав его к Варе.
– По телефону ты разговаривала совсем по-другому, – наконец негромко сказал он.
По лицу Анны вновь пробежала гримаса недовольства. Словно ей было неприятно само упоминание о том телефонном разговоре, состоявшемся в канун Старого Нового года.
– Многое изменилось, – она наконец положила электрошокер на тахту, рядом с собой, – И извини, я тебе не слишком верю. Ты не впервые посещаешь этот домишко без моего ведома, так?
Кирилл обреченно подумал, что Ручьёв конечно же рассказал о своем столкновении тут с ним, Кириллом, прошлым летом.
– Да, – чуть хрипловато ответил он, – Я тут уже в третий раз… после твоего отъезда.
– Замечательно, -конечно же, презрения в ее голосе только прибавилось, – Удобно тут отдыхать, да?
Кирилл бросилась в лицо кровь.
– По-твоему, я способен водить сюда шлюх после… после того…
– Хватит, – откровенно жестко оборвала его Анна и, достав из сумочки сигареты (безусловно Vogue) и зажигалку, закурила – очень элегантно по обыкновению, – Ты хочешь убедить меня в том, что влезал сюда, дабы предаваться сладким воспоминаниям?
