Kitobni o'qish: «Взгляд. Лица и события от Памира до Кремля»

Shrift:

* * *

Какая замечательная книга Шарифа Хамдампура! Сколько в ней тонкости, деликатности, ума, откровения… Он умеет выбрать собеседника, расположить его, произнести такие слова, что собеседник, подчас осторожный, недоверчивый, вдруг раскрывается ему и говорит о своём, о сокровенном.
Незабываемы часы, проведённые мною с Шарифом. Мы спускались в глубокие подземелья на стройке великой Рогунской ГЭС и видели, как в черноте, в глубине земли работают отважные неутомимые люди. Мы садились с ним за богатые, ломящиеся от явств столы, и ликовали на счастливых свадьбах. Вместе с подразделениями ОДКБ отправлялись на полигоны, где земля сотрясалась от орудийного грохота и рёва танков. Поднимались на гору Тора-Бора, и на этой высокой горе, как два мудреца, мы сидели, беседовали, и нам открывался мир: перламутровые дали, цветущие сады, розовые и золотые зори. Мы видели восходы и закаты солнца. Мы видели народы, которые населяют землю, страдают, ссорятся, просят друг у друга прощения, воздают хвалу Всевышнему.
Дорогой Шариф, ты уже в низине, занят своим замечательным трудом: своими газетами, своей прозой, своей публицистикой, а я всё ещё на горе. Поднимись ко мне, и я обниму тебя…
Александр Проханов

Бободжон Гафуров – летописец таджикского народа

Бободжон Гафуров (1908–1977) – герой Таджикистана, видный политический и государственный деятель, ученый-востоковед, журналист, выдающийся историк, доктор исторических наук, профессор, академик Академии наук Советского Союза (1968), заслуженный деятель науки Республики Таджикистан, автор книги «Таджики».

Бободжон Гафуров (1908–1977) – герой Таджикистана, видный политический и государственный деятель, ученый-востоковед, журналист, выдающийся историк, известный таджикский востоковед, доктор исторических наук, профессор, член-корреспондент Академии наук Таджикистана (1951), член-корреспондент Академии наук Советского Союза (1968), заслуженный деятель науки Республики Таджикистан (1967).

Был такой мальчик

В самом начале его звали «Бобо», что по-таджикски созвучно слову «дедушка». Бободжоном, то есть «дорогим дедушкой», звать стали позже. Однако в жизни его были дни, когда новая поросль руководителей Таджикистана страшилась даже произнести это имя, тихо бубня себе под нос: «Не Бободжон, а “беда-джон”, чума на наши головы!»

Время было такое, скажет сегодня кто-то. Но ведь не все ему покорялись!

В то время пролить свет на то, что скрывалось за этими причитаниями, было невозможно. Так же, как и пытаться найти лучик света в потухших сердцах тех руководителей. Истина тогда была запечатана за замками стальными в тюрьмах – зинданах всепоглощающего страха, в притонах предательства и карьеризма.

Но, как говорят, время и в камне делает брешь. И в самых мощных стенах пролягут трещины, сквозь которые на пожелтевшие страницы, хранящие тайны времен, пробьются лучики света.

Совершенно секретно

В Москве, в доме на улице Горького (теперь Тверская), 8 в библиотеке академика Бободжона Гафурова меж книг и поблекших папок я обратил внимание на красочный журнал «Огонёк». Перелистывая его страницы, я наткнулся на статью о жизни мальчика-таджика. Автором статьи значился некто Хасанов, педагог Детского дома Худжанда.

Статья меня заинтриговала. Описание «немощного, голодного ребенка, лежащего в лохмотьях с опущенными веками у стены железнодорожной станции», произвело на меня сильное впечатление. История та повествовала, как затем к ребенку подошел милиционер, приподнял с земли его голову, вытер платком влажный лоб и, уложив под тень единственного дерева на том месте, стал поить его водой. Веки мальчика чуть приподнялись, из-под них проглядывали потухшие глаза. После недолгого расспроса милиционер заключил: «Твое место – в детском доме». В приюте он передает мальчика воспитателю, тот бережно кладет ребенка на кровать и спрашивает его имя. «Я нашел его у железнодорожных путей», – было единственным, что ответил милиционер.

Капитолина Александровна, супруга Бободжона Гафурова, застав меня за чтением «Огонька», присела рядом и спросила:

– Автора узнали?

– Нет.

– Это сам Бободжон, он просто не хотел быть узнанным.

В 1922 году трудности того времени забросили 13-летнего Бободжона в детский дом Кистакуза, небольшого селения на севере нынешнего Таджикистана. Позже старейшины Исфисара и Худжанда подтвердят правдивость этой истории. Детский приют распахнет Бободжону двери в совершенно другой, новый мир, из которого через несколько лет окрепший и возмужавший Бободжон выйдет во взрослую жизнь и станет творцом. С сознанием мудреца и железным характером он будет прокладывать новый путь для своего народа, вдохнет жизнь в погибающее тело их Арянам Ваэджи (мифическая прародина древних ариев).

В Исфисаре их называли «адашкан»

Разные источники сообщают, что Бободжон Гафуров родился 18 [31] декабря 1908 года в кишлаке Исфисар Ходжентского уезда Самаркандской области. В то время эти территории относилась к Бухарскому эмирату. Зебуниссо и Тоджиниссо, две сестры Бободжона Гафурова, помогли мне уточнить место его рождения и почувствовать атмосферу времени, в котором проходили детство и юность их брата.

– На самом деле мы ходжентцы, – говорит младшая сестра Зебуниссо. – Трудности жизни привели нас в Исфисор. В Исфисоре не было таджикской школы, была только узбекская. А брат вначале учился в таджикской и не знал узбекского языка. Нас поэтому называли «адашкан», то есть потерянными, перемешанными. Вот почему мою старшую сестру Тоджиниссо брат отдал в русскую школу. Затем его и самого отправили в Москву учиться на журналиста. Жизнь наша была очень тяжелой. Отец был инвалидом, работать не мог…

Лида – первая любовь Бободжона

Кроме матери и любимых сестер, в жизни Бободжона Гафурова были еще несколько женщин, которых он страстно любил. Они станут для него и нестерпимой болью, и счастьем, дарующим жизнь.

Из воспоминаний Зебунисо:

– В 1932 году, когда брат приехал из Москвы в отпуск, он уже был женат. Мне было 12 лет, младшему брату Олиму – всего 4 года. «Вам слишком тяжело, я заберу Тоджинисо и Олима», – сказал брат. Мама не стала возражать.

Тоджинисо, старшая сестра Бободжона:

– Мы сели в поезд, денег на еду у нас не было. Мы были так голодны, что Олим всю дорогу плакал. В сумку мама положила сушеные абрикосы. Когда поезд останавливался, брат набирал абрикосы в свою тюбетейку и бежал на перрон, чтобы обменять на хлеб. Так мы доехали до Москвы – живыми. Бободжон жил в маленькой комнатке в общежитии. Помню, как мы гуляли с ним по улицам Москвы. Завидев любого человека в тюбетейке, мы начинали визжать: «Одам (человек), одам, там – одам!» Будто все, кто не носил тюбетеек, не были людьми…

– Вскоре новая беда постучала в нашу дверь, – продолжает Зебуннисо. Умер мой 22-летний брат. Другой, 5-летний брат утонул в реке. Бободжона положили в больницу, у него страшно болела нога. Мы послали ему письмо, попросили, чтобы он отправил Олима и Тоджинисо обратно к нам.

Через некоторое время с ними в Исфисор приехала Лида, жена Бободжона. Она была очень доброй женщиной. Но когда мы выходили вместе с ней на улицу, люди брезгливо ворчали нам вслед: «Смотрите-ка, адашкан еще и русскую привез!» Однажды Лида заплела мне волосы, привела к озеру и сказала: «Посмотри на воду, видишь, какая ты красивая!» У нас не было зеркал. Нашим зеркалом была вода. Та вода, как и Лида, была доброй, но судьба у брата оказалась очень злой.

Лида была на восьмом месяце беременности. Однажды она выбежала из своей комнаты и начала кричать: «Голова, голова болит!» Мы ничего не поняли. Отец лучше знал русский и догадался, в чем дело. Мы срочно побежали за доктором Манчаловским. Осмотрев ее, он распорядился, чтобы мы отвезли ее поскорее в городскую больницу. Отец привез тележку, и мы погрузили туда нашу Лиду… Она умерла по дороге, немного не доехав до города. Мы все были в шоке. Такая беда привалила к нам! Телеграмму брату мы послали уже после похорон. Он сразу приехал. Уткнувшись в Лидино пальто, он горько и долго рыдал. Мы все рыдали с ним вместе.

Железное перо журналиста

Бободжон Гафуров будет прокладывать свой путь, вооруженный своим пером. Его статьи и сатирические памфлеты будут публиковаться под псевдонимами «Хромой Бободжон», «Хромой Бободжон из Исфисора», «Қаламфур», «Батрак Исфисора», «Бободжон из Ходжента», «Корреспондент из Исфисора». Острым словом, он будет вскрывать проблемы на злобу дня, заставляя ответственных лиц «прыгать на раскаленных углях». Мужество журналиста будет признано обществом, партийные руководители заметят его талант.

В 1929–1930 годах Гафуров работает спецкором газет «Овози тоджик» и «Красный Таджикистан». Тогда же ЦК Компартии назначит его заместителем главного редактора газеты «Кызыл Точикистон» (Красный Таджикистан). Через год, в 1931 году, его отправят на учебу в Московский коммунистический университет журналистики (КИЖ).

В 1935 году он окончит этот престижный институт и станет одним из первых журналистов Таджикистана, получившим высшее журналистское образование.

Он возвращается на родину, в Таджикистан, где его назначают вначале заместителем главного редактора, а затем и.о. главного редактора республиканской газеты «Красный Таджикистан». Возглавив это издание, он закатывает рукава для серьезной работы. Не для того, чтобы копать могилу своему родному языку, истории и культуре, а чтобы начать возрождать их. Правду говорят в народе: чтобы сад был зелен, нужен хороший садовник.

Близкие считали, что Бободжон станет маститым писателем. Его статьи и рассказы в газетах и журналах были тому порукой. Тем не менее сам он считал, что для него – сына народа, отрезанного от своих культурно-исторических корней, важнее всего восстановить историческую справедливость. И он выбирает стезю историка.

Понимал ли он, что один в поле не воин, знал ли, что набрать соратников будет неоткуда, что он будет стоять один в жарком поле сражения? Уже тысячу лет, как его народ утратил свое величие. Страшась экспансии соседей, этот народ утешал себя поэзией и песнопением и страдал от своей разобщенности. Ради теплого карьерного места предводители народа отдавали части своей земли в чужие руки. Те же, кто не хотел, чтобы историческая правда вышла на Божий свет, кто не хотел видеть доказательств того, что таджикский народ является коренным народом в Средней Азии, объявляют Бободжону Гафурову войну.

Грязные схватки за историю

27 мая 1936 года профессор Василий Яроцкий – революционер и большевик, историк и ректор первого советского вуза в Средней Азии (САГУ), пишет в ЦК Компартии свои комментарии на «Учебник истории Таджикистана для средних и неполных средних школ». Он ссылается на отсутствие учебников по истории таджикского народа в школах Таджикистана, за исключением нескольких научных исследований, проведенных Василием Бартольдом. ЦК предлагает провести широкую дискуссию по этому вопросу. Совещание соберет ученых историков различных направлений, а также представителей власти.

Информация об этом совещании, о месте его прохождения, как и другие темные страницы тридцатых годов таджикского народа, бесследно канули в Лету. Однако в архиве Таджикского филиала Института марксизма-ленинизма хранится единственный документ – текст доклада и дискуссий той встречи. Этот документ дает некоторое представление о том, почему идея профессора Яроцкого создать учебник истории таджикского народа потерпела крах.

Как видно из документа, после докладов выступил с речью некто Закиров. В его речи отражается не только нигилизм по отношению к давней и недавней истории наших предков, но и та всеядная трясина страха, которая на корню уничтожала любые потуги поиска правды. Страх был одной из главных причин того, что после дискуссий на той встрече ни один историк еще долгие годы не брался за создание учебника по истории таджикского народа.

В своей речи Закиров отмечает, что он не специалист по истории. Однако это обстоятельство не мешает ему противодействовать работе ученых. В руках таких людей в то время находились судьбы науки и политики, как и смыслообразующие ценности и жизнь народа.

Отрывок из речи Закирова:

«Товарищи, хоть я и некомпетентный человек, но хочу сказать несколько слов по поводу доклада и тех выступлений, которые были сделаны здесь. Мы заслушали нескольких ораторов и тезисы, составленные профессором Яроцким. Прежде всего мне пришлось вспомнить Бартольда и его школу. Он, как вы знаете, известный буржуазный историк, который описывал историю Средней Азии. Надо сказать, что труды этого историка представляли интерес для господствующего класса, и вся его школа всячески старалась смазывать роль классовой борьбы в Средней Азии. Те люди, которые учились по трудам Бартольда, протаскивали его концепцию, то есть смазывали классовую борьбу в Средней Азии, не сумели критически отнестись к трудам Бартольда, в результате делали выводы, что с завоеванием Средней Азии Россией в ней начался прогресс.

Почему я это вспомнил? Потому что хоть я не хочу чего-нибудь приписать товарищу Яроцкому, я его знаю, просто предупреждаю, чтобы он не попал в плен Бартольда. У товарища Яроцкого есть кое-какие элементы неясности. Хотя вот в пункте 5 представленного проекта автор предлагает собрать отчеты путешественников, русских и иностранных, исторического характера, касающиеся истории Таджикистана. Здесь авторам рекомендуются буржуазные историки, у которых можно найти документы истории народов Таджикистана, а почему-то не слова о Марксе, Энгельсе, Ленине и Сталине. Почему даётся такая методическая установка обратить внимание в первую очередь на буржуазных историков? Всё это показывает, что автор проекта должен обратить серьёзное внимание на то, чтобы не попасть, если можно так выразиться, в капкан Бартольда. Неужели эти люди до сих пор не могли перестроиться?

Я вчера спрашивал профессора Яроцкого, и он мне ответил, что якобы в Бухаре сначала произошла революция, а потом произошло национально-освободительное движение. Может быть, я не понял его или он меня. Но это получается формулировка Резцова, который говорил, что национально-освободительное движение есть уродливая форма басмачества. (Профессор Яроцкий: «Вы ещё мне припишите этим защиту басмачества».) Я говорю о том, чтобы тут не было недоразумения. Наше совещание должно дать хорошие результаты в ускорении составления учебника по истории Таджикистана. Но нужно сказать, что при составлении истории таджикского народа можно обратить внимание на те указания, которые были даны нам на этом совещании, и на указания товарища Сталина, Жданова, Кирова как самое главное, которое мы должны взять в основу при составлении учебника.

Совершенно правильно говорил товарищ Брагинский в отношении таджикских народов, возьмите товарища Нерсесяна, он более практично поставил вопрос. Правильно, школьники спросят, откуда я взялся, откуда я явился, но в первую очередь школьник будет требовать рассказать ему, как получилась у нас настоящая, весёлая, счастливая жизнь. Он попросит рассказать, как жили его прадеды и деды. Он захочет сопоставить свою весёлую жизнь с прошлой проклятой жизнью дедов, прадедов. Если я пойду в школу и буду говорить ему о завоеваниях его дедов и прадедов, то он будет смеяться. Нам нужно будет изменить отдельное строение проекта составления истории, изменить на основе указания товарища Сталина».

(Источник: Таджикистанский филиал. ИМЛ, Ф–4511, Оп–16, Душанбе–2. С. 4–5. Об учебнике по истории Таджикистана для средней и неполной средней школы.)

Возможно, именно благодаря этой речи, полной угроз и намеков на пробуржуазный характер проекта и на его несоответствие идеям марксизма-ленинизма-сталинизма, учебник по истории таджикского народа для школьников вышел лишь в 1959 году, то есть через 23 года после того совещания. Историку Яроцкому, взявшемуся за восстановление исторической правды, в речи Закирова прозвучала такая угроза, которую никто из его коллег, видимо, не смог проигнорировать.

И один в поле – воин!

В самых верхах своим ходом идет жестокая борьба за власть, приводящая к регулярным «чисткам». И поэтому в республиках во всех сферах ощущается нехватка национальных кадров. Вопросы об их подготовке и использовании выносятся на съезды и пленумы партии.

Именно в это время статьи и личность Бободжона Гафурова привлекут внимание руководителя отдела печати ЦК Компартии Таджикистана Иосифа Брагинского. Все сотрудники его отдела были русские, первый секретарь ЦК Компартии Таджикистана Дмитрий Протопопов тоже был русским. Брагинский ставит перед Протопоповым вопрос о привлечении хотя бы одного таджика в его отдел. Между ними достигается согласие.

Интересно, что Иосиф Брагинский, как и его предки, – евреи, в свое время бежавшие из Ближнего Востока и избравшие местом своего нового жительства столицу государства Саманидов – Бухару, проявлял особенное уважение к таджикскому народу. Известно, что у него был необычный интерес к таджикской истории и литературе, и есть свидетельства, что ему нравилось слушать «Шахнамэ».

В 1937 году, в самый разгар массовых зачисток руководства компартии, Бободжон Гафуров соглашается возглавить отдел печати и издательств ЦК Компартии Таджикистана – и назначается на эту должность решением Бюро ЦК КП(б) Таджикистана от 2 ноября 1937 г. А с 1939 по 1940 г. он работает заведующим отдела культпросвета ЦК.

Такое было время, что вне должности и трибуны слово не достигало цели, не имело никакого значения, а вся власть была сосредоточена в руках предводителей всадников с двустволкой.

Покровительство Иосифа Брагинского и других друзей-востоковедов помогло Гафурову в 1940 г. попасть в заочную аспирантуру Института истории АН СССР. Именно там при защите диссертации, перед самым началом Великой Отечественной войны, секретарь ЦК КПСС академик Емельян Ярославский, на тот момент руководитель кафедры истории Высшей партийной школы ЦК ВКП(б), увидит в лице Гафурова талантливого ученого и организатора. По его рекомендации в апреле 1941 года Гафуров назначается секретарем ЦК Компартии Таджикистана по пропаганде и агитации.

Сталин о таджиках

Интересно, что именно в конце тридцатых и начале сороковых Иосиф Сталин, архитектор национального строительства в СССР, обращает особое внимание на судьбу таджикского народа, обделенного на весах истории в начале XX века. Теперь трудно говорить о том, что именно повлияло на формирование отношения вождя коммунистов Сталина к таджикам. Важно только то, что когда представился очередной случай, а именно на приеме участников Дней таджикской литературы и искусства в Москве, в своей речи Сталин вернул огонь жизни в сердца таджиков, чем, конечно же, вызвал негодование недругов – соседей.

Вот отрывок из той речи Сталина 22 апреля 1941 года на приеме в Кремле участников декады таджикского искусства:

«Я хочу сказать несколько слов о таджиках. Таджики – это особый народ. Самый древний народ Средней Азии. Таджик – это значит носитель короны, так их называли иранцы, а таджики оправдали это название.

Из всех нерусских мусульманских народов на территории СССР таджики являются единственной не тюркской – иранской народностью. Таджики – это народ, чья интеллигенция породила великого поэта Фирдоуси, и недаром они, таджики, ведут от него свои культурные традиции. Вы, должно быть, чувствовали в период декады, что у них, у таджиков, художественное чутье тоньше, их древняя культура и особый художественный вкус проявляются и в музыке, и в песне, и в танце.

Иногда у нас русские товарищи всех смешивают: таджика с узбеком, узбека с туркменом, армянина с грузином. Это, конечно, неправильно. Таджики – это особый народ, с древней большой культурой, и в наших советских условиях им принадлежит большая будущность. И помочь им в этом должен весь Советский Союз. Я хотел бы, чтобы их искусство было окружено всеобщим вниманием».

Герои рождают героев

В 1944 году Бободжон Гафуров, секретарь ЦК КП Таджикистана по агитации и пропаганде, приступает к изучению, точнее – воссозданию истинной истории таджиков. Но это дело оказалось не из лёгких, у него достаточно много противников. Один из них – профессор Сергей Толстов. В своих докладах и статьях он обвиняет Гафурова в присвоении таджиками культурно-исторического наследия иранцев в Средней Азии. Толстов настойчиво требует, чтобы это наследие было отнесено ко всем тюркоязычным народам Средней Азии.

Статус партийного деятеля, руководителя идеологического фронта республики дает Гафурову возможность быть смелым и бороться присущими ему способами с недругами таджикского народа. В начале 40-х события Великой Отечественной войны обязывают Бободжона Гафурова обратиться к историческим событиям давних лет.

Тыловой фронт в те дни был фронтом борьбы за поставки продовольствия и за подготовку новых сил. Главной же силой на том фронте была вера в победу. В самые тяжелые дни войны Бободжон Гафуров публикует свою большую статью «Таджики на фронте» в «Известиях». В этой статье он описывает героизм таджиков на передовых и на тыловых фронтах войны, их самоотверженную борьбу за победу.

Бободжон Гафуров призывает работников слова и пера обратиться в этой борьбе к истории. В своих работах «Герой таджикского народа Темурмалик» и «Восстание Муканны» он и сам воссоздает подвиги героев таджикского народа. Позже его духовный учитель Садриддин Айни в своем письме к другу Мухаммаджону Рахими признается, что написал свое произведение «Восстание Муканны» по просьбе Бободжона Гафурова.