Kitobni o'qish: «Марика»

Наступал вечер. Тот самый южный вечер, что всегда приходит внезапно, без предупреждения, резко накрывая мглой мир. Вроде солнце только начало клониться к закату, как уже вокруг – хоть глаз выколи – стоит всепожирающая тьма.

А из глубин ее доносятся пронзительные крики и звук разрываемой плоти…

***

…Марика подскочила на месте – ее сморило после утомительного трехчасового путешествия из города в лес; потрескивание охваченных пламенем веток, исходившее от костра тепло и умиротворяющий запах хвои окончательно расслабили девушку, хотя любой в подобной ситуации не решился бы даже на секунду сомкнуть глаз: Марика, совершенно одна посреди густой чащи, сидела под елью с планшетом, из которого раздавалась напряженная музыка, а на экране мелькали испуганные лица – она смотрела фильм ужасов, пока не задремала.

Марика проделала такой путь, поскольку ежедневно испытывала скуку и жаждала острых ощущений. Адреналинового всплеска. Заряда кортизола. Чего-нибудь, что непременно взбодрило бы ее и раскрасило унылые серые будни.

Невзирая на противный внутренний голос, ехидно шептавший, что, как бы она ни старалась, она не сможет получить желаемого.

Но попробовать-то стоило.

Девушка, подтянув ноги и укутавшись в одеяло, грустно посмотрела на сложенную палатку, купленную буквально накануне, и, мысленно махнув на нее рукой, вновь попыталась вникнуть в сюжет хоррора. В принципе, если совсем похолодает, решила Марика, можно будет накинуть свитер, но разве она приехала сюда ради того, чтобы провести ночь в брезентовом коконе и пропустить все веселье снаружи? Нет уж, спасибо. Вдруг…

Кто-то очень грузный и большой, прорычав, пробежал за деревьями в паре метров от нее. Приведенные в движение листья в панике зашелестели, словно предупреждая об опасности.

Девушка, поставив кино на паузу, моментально обратилась в слух: кто это? Медведь? Но в их краях нет медведей. Как и лис, волков и прочих животных. Раньше они частенько встречались, рассказывали очевидцы, жившие поблизости, правда, недавно в одночасье исчезли. Испарились, как будто их здесь никогда и не было. Никаких следов, останков – ничего, что очень насторожило городскую общественность в лице экологов: прибыв на место происшествия, они досконально исследовали территорию, однако признаков аномалии не обнаружили – как и разумного объяснения пропажи огромного количества зверей. Ретировавшись обратно в институты и лаборатории, ученые безуспешно ломали голову над возникшей проблемой.

Впрочем, для туристов отсутствие хищников в лесу означало только одно – неожиданно появившаяся возможность устраивать походы и пешие прогулки в прежде закрытом (по естественным причинам) направлении без опаски за свою жизнь. Сотни людей ринулись странствовать через непроходимые буреломы и топкие болотца, временами останавливаясь передохнуть на девственных опушках и полянках. Многие пользовались шансом первыми сделать эффектные кадры для социальных сетей, ну а кто действительно наслаждался длительным пребыванием на природе – уезжал на несколько дней с палатками, собирая ягоды и грибы. Казалось, жизнь вернулась в опустевшие земли. Но ненадолго.

Потому что туристы перестали возвращаться домой…

***

…Марика, увлекшись нескончаемым потоком мыслей и замерев в трепетном ожидании, провела в гордом одиночестве не дольше десяти минут.

Внезапный шорох заставил девушку обернуться – но не слишком быстро. Скорее, с долей любопытства и одолжения: мол, ей попадались вещи пострашнее, а потому она просто сделает заинтересованный вид и в случае халтуры уставится обратно в экран планшета – уж лучше халтура, искусственно приправленная гнетущим саспенсом и безобразным гримом «монстров», нежели подделка от глупых шутников, нередко устраивавших дурацкие пранки на фоне тревожных новостей об исчезновении очередного бедолаги в лесу. «Они вроде мародеров в зоне бедствия – с той лишь разницей, что те наживаются на материальном, а эти – на чувствах и эмоциях. Такие же преступники…»

– Я вовсе не преступник! – оскорбленно прогнусавил незнакомец, с трудом вылезая из кустов.

Перед Марикой предстало… крохотное нечто: существо ростом всего в полметра с обвисшим животиком и непропорционально его тельцу гигантской головой, непонятно как еще не оторвавшейся от тонюсенькой шейки, с которого стекала слизь, смешанная с кровью, медленно направлялось к ней, недовольно скорчив рожицу.

– Участь бездельников-падальщиков, скрывающихся в темноте, весьма печальна. Их больше нет. Я позаботился. А Бука помогал мне. Он быстро бегает и грозно рычит.

Девушка удивленно уставилась на странного малыша в лохмотьях и намеревалась что-то сказать, еле подавив непрошеную улыбку, как он ее опередил:

– Ты хочешь засмеяться – глаза тебя выдают. Даже не думай. Я очень легко обижаюсь. А меня нельзя обижать. Я хозяин здешних мест. Я позову Буку!

Однако Марика была не робкого десятка и за словом в карман не лезла – особенно в нестандартной ситуации.

– Какой хитрый – явился ко мне посреди ночи, отчетливо бредишь, запрещаешь вполне безобидные вещи, да и к тому же угрожаешь фольклорной нелепицей? Что ты за хозяин? Абьюзер, не как иначе.

Чудаковатый тип не нашелся что ответить на такую неслыханную наглость и неизвестные выражения – прежде люди не доставляли ему столько хлопот: заприметив его, они сразу удирали, сверкая пятками, и запирались от греха подальше в своих деревянных домишках. А эти современные дети словно не осознавали, с кем имели дело, и испытывали судьбу.

– Хм…

– Что «хм»?

– Ты не боишься меня, – произнесло существо, добравшись до костра и уютно расположившись напротив девушки.

– Капитан очевидность! Ты уродливый, но ничуть не страшный. Ты и ребенка не напугаешь.

Нечто издало звук, напомнивший Марике ее голос на том этапе простуды, когда инфекция опустилась из горла в легкие, и грудину обволакивало что-то противное, не дававшее ей полноценно дышать и разговаривать без хрипов. Затем повторило несколько раз.

И тогда она поняла.

– Ты… смеешься?! Вот как?! Мне, значит, нельзя веселиться, а ему – можно! Поганец!

Хозяин леса проигнорировал неуважительный тон и колкость, за которые он обычно вырывал язык грубияну, осмелившемуся дерзнуть ему (разумеется, не по собственному желанию), а после заставлял жертву съесть этот самый язык и давиться им насмерть – зрелище, специально затевавшееся пузатым головастиком потехи ради.

Эх, не учат давеча бабушки и дедушки потомков, кого следует остерегаться в глухой чаще…

Однако для особ чересчур самоуверенных и бессовестных у маленького существа было припасено другое, более жуткое наказание – для него, несомненно, презабавное.

– Я прошу прощения… Я не сдержался. Я услышал кое-что, весьма тронувшее мою душу.

– Да ну? И что же? – Марика кипела от злости, сверля взглядом незваного гостя.

– Ты произнесла: «Я не напугаю ребенка». Но я пугаю не детей – я пугаю их родителей. Ведь я тоже ребенок. Только мертвый.

***

Йован медленно брел по тропе за товарищами, совершенно не в восторге от их идеи добраться до последнего места сбора городских сектантов, да еще и поздно вечером: ходили слухи, что именно из-за колдовских ритуалов животные покинули лес, мол, оккультисты осквернили черной магией озера и реки, и теперь там течет не вода, а гнилая желчь и кровь убитых ими людей. И, хотя Йован не слишком прислушивался к сплетням, похожим больше на выдумки и ни на йоту не содержавшим толику истины (ему не единожды попадались по пути чистейшие источники, не тронутые человеком), его одолевало дурное предчувствие.