Kitobni o'qish: «На острове», sahifa 2

Сон

 
День угасал, а зори уж слетали
На лоно вод с небесной высоты;
Как струны арфы в тишине звучали
Могучих волн дрожащие хребты
Великий вечный гимн земной печали.
И, на пути задержанные вдруг
Грядою скал, на части разрывались,
Как золотые кольца, устремлялись
Обратно в море, издавая звук,
Слезами и унылой скорбью полный.
 
 
В просторе, где шумели, пенясь, волны,
Мне чудилось, звучала стоном мгла.
Нас проклинали там; из тьмы могилы
Рвалась там жизнь и напрягала силы,
Но одолеть преграды не могла.
 
 
Закат угас. Ночь покрывала море.
У ног оно кипело, как вулкан.
Мысль разрывалась от тоски и горя
И сердце – от жестокой боли ран.
Слабели силы в необъятной муке —
И я упал, как труп, на лоно скал
И в ужасе мучений умирал.
Но сон сошел и положил он руки
На грудь мою, и далеко ушла
Больная скорбь встревоженного духа.
 
 
Мне снилось: землю покрывает мгла…
Ужасный крик доносится до слуха,
И я во сне почуял ужас вновь:
Томительные черные кошмары
В суровой тьме свои рождали чары
И страшно леденили в сердце кровь.
 
 
Я увидал толпу людей несчастных,
Больных и слабых. Стонов их ужасных
Звук разносился, точно моря рев.
Громада шла. Пот лил с неё ручьями.
Пред ней шла боль кровавыми путями.
Печален был страдальцев легион:
Тела их рвал на части бич неволи,
Сомнение несло им муки боли,
Насилие в груди давило стон.
 
 
А средь людской бесчисленной громады
Кровавый пир свершали духи зла:
В безумии впивались в их тела,
Их кровь сосали, точно злые гады.
 
 
И увидал я ту, что их гнала…
Вливая в раны изнуренных яды,
Она вела их, как толпу зверей,
И грозно им кричала: «Ну, скорей!
Я – Нищета. Я вам повелеваю!
Ваш царь, ваш Бог, ваш всемогущий Пан!»
 
 
«Могуществом своим я убиваю
Людей за непокорность. С болью ран
Я им дарю могилы вечный холод,
Но раньше шлю на них суровый Голод;
Он внутренности их опустошит,
И мозг костей сожрет без сожаленья,
И в жилах кровь до капли иссушит!»
 
 
«Удел покорных моему веленью
Жесток не будет! В мраке и в пыли,
День ото дня слабея и бледнея,
Они сойдут в могилу… Ну, скорее!
Или сотру я вас с лица земли!
Я – Нищета! Я вам повелеваю!
Ваш царь, ваш Бог, ваш всемогущий Пан!»
 
 
«Покорным я щедроты расточаю:
На ужин черный хлеб им будет дан,
На плечи их – отрепье и для гроба
Клочок земли!
Но смерть бунтовщикам!
Повсюду их моя настигнет злоба!
Я – Нищета приказываю вам:
Вперед, вперед! Я вам повелеваю!
Ваш царь, ваш Бог, ваш всемогущий Пан!»
 
 
Вослед за нею шел ужасный стан
Ея родных: Болезни с мрачным Мором
И Тьма, и тощий Голод, лютый враг
Живущего, – ревели диким хором.
И злая Тьма толпе кричала так:
 
 
«Убейте мысли, мысли умертвите,
Или навек лишу я вас ума.
Огонь сердец своих вы загасите,
Скорей! скорей! Я страшный князь ваш Тьма!»
 
 
«Да, мысль – наш враг!» шептал ей Голод злобно:
«Когда она рождается в уме
И тлеет, искре маленькой подобно,
Туши ее, гаси в мертвящей тьме.
Когда же свет все тени уничтожит —
Предай болезни страшной ты народ…
А если это средство не поможет —
Ты кликни Мор, меня и весь мой род!»
 
 
«Ты знаешь, я силен. Как сон могилы,
Проникну в них, возьму их жизнь и силы,
Не оторву от тел их бледных губ,
Все буду кровь сосать со злобой жадной,
Пока в добычу смерти беспощадной
Останется холодный, синий труп!»
 
 
«Бездушный труп, лишенный чувств, свободный,
В глубокой мгле останется один!
Так задушу я мысль, «я злой, голодный,
Могучий пан, я – Голод, царский сын!»
 
 
И вся толпа злых демонов завыла:
«Да, эти люди наши! Их светило
Потушено! Скорей от света прочь
Мы поведем их в пасмурную ночь
С неволею и страхом леденящим!»
 
 
Вдруг грянул гром, ужасен и могуч,
И молния своим мечом блестящим
Разсекла плащ суровых, хмурых туч.
 
 
И силы мрака дрогнули толпой…
В тревоге тайной вся их рать застыла.
 
 
И тишина повисла над землей.
Свой путь прервали вечные светила,
И молния огнистой полосой
Стояла в небе и горела светом,
Разорванными тучами одетым,
И месяц, точно рыцарь золотой,
Держащий стражу полночи глухой,
Остался в тишине необычайной.
 
 
Мир ожидал чудес великой тайны.
 
 
Оттуда, где терялся полосой,
Ведущей к неизвестному чертогу,
Путь Млечный, схожий с чистою росой,
Где, потеряв обычную дорогу,
Лишь изредка комета пролетит
И след её волос огнем горит, —
Оттуда духи выплыли толпою
И близились огнистою рекою.
 
 
Летела Мысль всех ближе в вышине,
Прекрасная, с лицом богинь Эллады;
Пытливостью её горели взгляды
И чудно отражали в глубине
Уверенность в могуществе и силе,
Стремленье вечный разрешить вопрос…
Разсеянным клубам туманной пыли,
От века представляющей хаос,
Она дала иные очертанья
И мерный путь. Порядок мировой
Явился в царство нового созданья
И гордо поднял вечный скипетр свой.
 
 
Вослед за нею Чувство направлялось;
Его лицо в движеньи изменялось:
На нем была то радость без границ,
То грусть и боль, то пламенные грезы —
И вдруг опять под бархатом ресниц
Кристальные сверкали тихо слезы.
Безумным ритмом пульс его стучал,
Оно то бледно было, то румяно.
И крови ток в груди его дрожал,
Подобно лаве в кратере вулкана.
 
 
Направо же неслась Надежда вдаль,
С участьем ободряя все созданья,
А рядом с ней, в очах тая печаль,
Унылое летело Состраданье.
Все вместе, взявшись за руки, они
По голубому фону неба плыли
И далеко виднелись и светили,
Как яркие горящие огни,
Как перья благородного убора
На шлеме рыцаря, как средь простора
Небес – три птицы дивной красоты.
 
 
Любовь летела вслед; её черты
Одела ярко прелесть неземная…
Она несла в очах туман мечты,
Она дышала быстро… Прикрывая
Рукою страстной наготу грудей,
Биенье сердца удержать старалась…
За нею пелена её кудрей
Неслась вдали и пышно развевалась.
И тех кудрей роскошная волна
В своем стремленьи на звезду упал, —
Звезда же, новых светлых чувств полна,
Зарделась и, как солнце, засияла.
 
 
За нею мчалась с страшной быстротой
Фантазия; её стремились взоры
В безбрежности лучины мировой
За грани бесконечного простора.
И видно было, как безумно бьет
Она в эфире мощными крылами,
А гордый ум своими удилами
Смирял её стремительный полет.
 
 
И вдруг все духи опустили крылья
И замерли в просторе голубом,
Как паруса в покое и бессилье
Спускаются в безветрии морском.
 
 
В волнах эфира медленно, без шума
Там Творчество в потоке света шло.
 
 
Глубокая таинственная дума
Окутала высокое чело.
Спокойны были взоры. Лишь порою
Их трепет озарял черты лица.
А волосы влачились пеленою
Огромною, – я не видал конца.
И звезды в них, объятые экстазом,
Подобно ярким огненным алмазам,
Горели, жизни трепетом полны.
Оно узрело все средь тишины
В просторе мирового океана,
И голос полился из глубины,
Подобный звучной музыке органа:
 
 
«Вы, духи, вы мои! С начала дней
Я царствую над вами и доныне
И вас теперь на скопище теней
Веду в послушной доблестной дружине.
В неисчислимом времени веков
Предметы все моей покорны власти.
Холодный мрамор силой тайных слов
Даст статую, исполненную страсти,
И чувств, и жизни, мощи и огня…
Я камень оживить могу бездушный!
И слушаются краски все меня,
И струны мне подвластны и послушны:
Едва коснусь я их своей рукой —
Оне звучать и льются в строе дивном
То нежной песней с тихою тоской,
То гордым, властным, всепобедным гимном.
Послушны мне пустые звуки слов:
Лишь захочу – их рифмами свяжу я,
И потекут они потоком строф,
Как быстрая река, сердца волнуя.
И дивно славит их согласный хор
Мои дела хвалою бесконечной»…
 
 
«Лишь Демоны, исчадья ночи вечной,
Меня злословить смеют до сих пор!
От козней их доныне стонут люди,
Они по миру сеют мрак и зло,
Хоть для людей я свет давно зажгло
И искры им давно вложило в груди,
Чтоб сами чудеса творить могли
Мои сыны, сыны моей земли.
Размножилось неистовое племя
И на земное лоно тяжело,
Как страшное томительное бремя,
Своею темной силою легло.
И обратить грозит та сила ныне
Орлов в ворон, могучих львов пустыни —
В трусливый и ничтожный род щенят!»
 
 
Оно умолкло. Лучезарный взгляд
Его лица зарделся гневом жгучим,
В нем недовольства светоч заблистал,
И в страхе целый мир затрепетал.
А Демоны, подобно черным тучам,
Собрались все огромною толпой.
Дрожа во тьме со злобою слепой,
Их пьяные от бешенства дружины
Несли в груди предчувствие кончины
И, издавая злобный, дикий стон,
Помчались на блестящий легион.
И словно эскадрон гусар крылатых,
Скрывается в густых толпах татар,
Тревогою и ужасом объятых,
И лишь порой сверкнет вдали, как жар,
Копье иль меч, иль панцырь золотистый
И снова все закроется толпой, —
Так скрылся духов легион огнистый,
Окутанный суровой, злобной тьмой.
 
 
Раздался крик, звучали восклицанья…
Потом на черном теле мрачных туч
Зажглось огней волшебное сиянье,
Как будто солнце бросило свой луч
И он все рос, блистая без предела…
Промчались молний золотые стрелы,
На части рвали тучи впереди,
Горели ярким светом в небе чистом
И сыпались они дождем огнистым,
Как будто бы из демонской груди.
Вся мерзкая ужасная громада
Была разбита. Сквозь ночной туман
Летели с диким криком силы ада
И рухнули в глубокий океан.
 
 
Сорвав оковы сна, открыл я очи.
 
 
Пора рассвета уж была близка.
Печально гасли звезды – слезы ночи.
По небесам блуждали облака,
Как голуби, воздушною толпою.
Так вся земля с равниною морскою
Еще была ночною мглой полна.
Великая царила тишина.
Я чувствовал, как тени прочь бежали,
Как волны под дыханьем ветерка
Друг другу весть об утре лепетали,
Которое идет издалека.
 

* * *

 
Умолк – и тихо-тихо замирала
Одна струна… вот умерла и та…
И в тишине минута пролетала,
Как звука путь из сердца на уста.
 
 
И вдруг в толпе, молчанию на смену,
Раздался крик немногих голосов…
Венок упал на шумную арену,
Пятная землю роем лепестков.
 
 
А вслед за этим полились каскадом