Kitobni o'qish: «Ожившие камни Аргоса»

Shrift:

Посвящается великому древнегреческому скульптору Поликлету Старшему

Меня зовут Гюля Ализаде (Ализаде Гюльшен Арифовна), по профессии я врач-онколог, но на деле – писатель и музыкант.

В своем коротком биографическом очерке мне не хотелось загружать тебя, читатель, лишними сведениями о моей обычной человеческой жизни. Думаю, чтобы не заскучать, лучше перейти к самой сути.

С самого рождения и до последней минуты нашего существования в этом мире мы невольно обязуемся возвращать кем-то установленные долги, хотя зачастую даже не осознаем их смысла. И вот так и заканчивается детство, молодость и сама жизнь. «Но это естественно, – скажешь ты, – иначе нельзя и страшно непозволительно: ведь невозможно жить вне той строго установленной границы!»

Но от чего она нас отделяет?.. Думаю, в ответе на этот вопрос она и состоит – та парадоксальная суть, о которой идет разговор в моем биографическом описании. Единственное, что принадлежит лишь тебе в этом мире, – это выбор ответа.

Задумайся над собой, полюби и прими мечты своей души… Позволяй ей (хотя бы иногда) взлетать на ту высоту, какую велит ее свобода!

Предисловие

Наверное, нет на свете человека, который не восхищался бы образцами искусства античной Греции. Монументальные храмы, скульптуры, философия творчества!..

Герой этой книги – молодой скульптор Леонидас, мечтой которого является создание «живых» скульптур. Он не может смириться с устоявшимися канонами, диктующими смиренное следование общепринятым правилам! Бросая вызов обществу, он понимает, что обрекает себя на неминуемое одиночество, но страсть к своему делу затмевает все остальные чувства.

Стремясь вдохнуть живое дыхание в камни, в глину, в бронзу, после долгих усилий, мучительных размышлений, душевных страданий, постоянного самосовершенствования Леонидас добивается своей цели… Свобода мысли – вот его жизненный девиз!

Герой книги не способен воспринимать события, происходящие вокруг него, так, как обязан их оценивать каждый человек его эры. Нет!.. Он противится всему тому, что навязывают ему люди, поскольку в его понимании правда – понятие, исключающее ложь в полном понимании этого слова: без оправданий, без лицемерия и корысти. Скульптор Леонидас из Аргоса ломает стереотипы, наделяя свои статуи настоящей человеческой мыслью!

Глава первая

– Как же можно было создать их такими бездушными?! Они идеальны ровно настолько, насколько неестественны! По какой причине ноги и руки этих статуй так плотно прижаты к телу? Разве мы – люди – стоим в подобном положении, или же наши глаза так же пусты?.. Кто их творец, посчитавший, что работа его завершена?! – громко возмущался худощавый юноша, разглядывающий две поставленные рядом друг с другом громадные статуи.

Это были курос и кора – высеченные из камня фигуры обнаженных мужчины и женщины.

Леонидас не заметил, как наступила ночь. Он долго бродил между гробницами, пытаясь отыскать более современные скульптуры.

«Где же творения Дедала, который хотя бы попытался сдвинуть с места эти каменно-неповоротливые существа?! Или же это старая часть кладбища, и мне необходимо выбрать себе иное направление?» – задаваясь вопросами, свернул назад юноша. Он старался найти путь, по которому пришел сюда, но слабый лунный свет не особенно помогал ему в этом.

Леонидас находился на большом городском кладбище, где было захоронено неисчисляемое количество людей с момента освоения Аргоса. Еще немного поплутав среди многочисленных надгробий и статуй, он наконец-то понял, в чем изначально состояла его ошибка. Заказывать новые скульптуры, являющиеся показателем сословия человека, могли позволить себе лишь богатые люди, которые хоронили членов своих семей подальше от бедняков, надеясь, что те даже в мире ином будут обладать неким отличительным превосходством.

Порядочно устав за день (да и проголодавшись), Леонидас остановился. «Все, на сегодня хватит, нужно выбираться отсюда, пока души усопших не обрели силу темноты!» – решил он. Внезапно легкое дуновение, слишком явно коснувшееся затылка юноши, заставило его вздрогнуть.

«Пустяки, Лео, не трусь! Просто ночь явилась уж очень скоро!» – попытался успокоить себя он. Леонидас хотел было сделать очередной шаг, но… не смог. Его переполнило невероятно сильное желание встретиться лицом к лицу с тем, чего он не видел, но ощущал. «Нет-нет, я останусь! То, что есть сейчас здесь, живет и во мне! Я должен узнать, должен!» – судорожно думал юноша.

Начали трещать сверчки и еще какие-то неведомые насекомые. Звуков становилось все больше. К ним присоединился гул, словно исходящий из самых глубин земли и все больше нарастающий. «Ну что со мной может случиться здесь? В самом крайнем случае обрету весьма полезный опыт и стану на одну ночь храбрее!» – начал подбадривать себя он, внимательно оглядываясь вокруг.

– Да и нечего бояться кладбищ, гробниц, привидений! Все это надумано людьми, получающими от испытываемого страха удовольствие! – рассмеялся Леонидас, удивившись своим забавным мыслям.

Смех разлетелся по всему кладбищу, отозвавшись совершенно не похожим на звук его голоса эхом. Неожиданно наступила полнейшая тишина. Юноша почувствовал, как от вдруг появившегося перед ним ужасающего страха на голове зашевелились волосы, а дрожь пробрала все тело.

– Зевс, где ты, покровитель? – испуганно прошептал он.

Кладбище молчало, словно разглядывая его. Леонидас оцепенел, понимая, что происходит нечто, не поддающееся по-человечески живому объяснению.

– Гера, помоги, великая Богиня! – воскликнул он.

В то же мгновение прямо у его ног послышался звонкий щелчок сверчка. Юноша облегченно вздохнул. Звуки вновь начали заполнять гордую, холодную атмосферу.

– Благодарю тебя, Царица! – не сдержав радости, громко крикнул Леонидас.

Но на этот раз ничего не изменилось. Довольно улыбнувшись, юноша прилег между двумя гробницами на землю, уже будучи не в состоянии стоять на ногах. Смотря на ночное светило, он на короткое время забыл, где находится. Все его мысли сосредоточились на мутном световом кольце, которое создавала вокруг себя луна.

В какой-то момент Леонидасу показалось, что он начал слышать знакомые слова в странном шепоте окружающего его невидимого мира; однако, устав от своего же неконтролируемого анализа происходящего, юноша постарался сконцентрироваться лишь на том, чтобы быстрее погрузиться в сон.

Плотно сжав веки, Леонидас запрокинул руки над головой. «Они не в силах воздействовать на тебя физически, помни это! Усопшие способны ожить лишь в твоих мыслях – конечно же, если ты сам откроешь им дверь своего разума! Верь в свою, только лишь в свою силу!» – вспомнил он слова матери, которую видел в последний раз в ночь перед землетрясением, забравшим жизнь единственного родного и любящего его человека на этой земле. Тогда еще, в детстве, Леонидас долго искал ее среди разрушений, но так и не смог найти.

– Да, ты была права, Ариадна: все вокруг обретает жизнь только лишь в то время, когда люди начинают в это верить! Или мы наделены божественной силой, или же вся наша жизнь – сплошная, выдуманная нами же самими галлюцинация и ложь! – грустно улыбнувшись, прошептал он.

Сквозь закрытые веки Леонидаса потекли слезы. Он не мог их сдерживать, когда вспоминал мать. Перед его глазами предстал вынырнувший из одинокого прошлого, боящийся темноты ребенок. Он окинул юношу беспомощно сердитым взглядом и сразу же исчез.

Этой странной ночью Лео видел прекрасные сны. В них ему удалось достигнуть своей мечты – создать совершенно иные скульптуры, которые могли передвигаться и обмениваться немыми, но весьма красноречивыми эмоциями между собой. Его лицо светилось от счастья осознания победы над непоколебимыми гордыми камнями, ведь он обладал большей силой, нежели водные стихии, которые, точа их, уничтожали, растворяя в себе. Он же знал, когда необходимо остановиться, чтобы, преодолев мощь камней, наделить их новой, не сравнимой ни с чем другим красотой.

Юноша проснулся от веселого щебетания ранних птичек. Открыв глаза, он глубоко вдохнул свежий утренний воздух и поднялся на ноги. Все, что вчера внушало ему страх и чувство безнадежности, изменилось до крайней степени, представ перед ним новым (возможно, долгим и трудным, но желанным) путем, ведущим к невероятным достижениям, которых так жаждала его душа.

По дороге он заметил старую полуразвалившуюся гробницу, на которой были высечены имя усопшего и изображение самого атлета. Местами оно было стерто, но, несмотря на это, было видно, как древний художник в свое время весьма удачно начертал изгибы мужской фигуры, воссоздав идеальные пропорции человеческого тела.

«Вот как надо работать! Да, это именно оно! То, что я искал здесь! Какие-то незначительные штрихи, правильно выбранная поза – и он уже готовится к прыжку! Этот атлет просто идеален! – мысленно восклицал Леонидас в сердцах. – Вот, именно здесь, при любовании этим произведением возникает вопрос, который так мучает меня!.. Почему же нельзя воссоздать то же самое, но в натуральную величину? Зачем доказывать и без того очевидное, что статуи, скульптуры состоят из камней?! Ведь возможно сотворить из них нечто иное, открыв, изучив, продемонстрировав другую сторону их жизни! Да, да, именно жизни, а не пустого мертвого существования!»

Оставив попытки пробраться на другую часть кладбища, он поспешил покинуть его. Спеша, волнуясь из-за своих переживаний и мыслей, юноша выбежал через каменные ворота, которые были украшены изображениями сцен из жизни богов Олимпа, и всего лишь на миг обернулся, устремив взгляд на фигуру раскинувшегося на их верхушке великого Зевса. На его громадных руках и ногах виднелись крошечные детские фигурки, что символизировало людей, которых он создавал, охранял, наказывал, помогал, забирал к себе.

– Хвала Зевсу, хвала Зевсу, хвала Зевсу! – три раза повторил Лео, вглядевшись в суровое лицо Бога всех Богов своего народа. – Знаешь, я отличаюсь от всех других людей, за что выражаю тебе свою благодарность! Леонидас из Аргоса воплотит в жизнь то, для чего ты послал его на землю, о великий царь Олимпа! – с гордостью прибавил он.

Непоколебимое выражение лица каменного Бога придало ему еще бόльшую уверенность – так что Леонидас ощутил себя таким же гигантом, как те ворота, от которых он еще некоторое время не мог отвести своего упорного взгляда.

Юноша наконец-то понял, как начать то, что он задумал…

Глава вторая

– Это наваждение какое-то, Филомела! Ты что, окончательно сошла с ума?! Стала такой же безумной, как тот сумасброд, сын той распутницы! Одумайся же, наконец, ну что в нем есть такого, чего ты не можешь найти в других? Тебе же замуж давно пора, глупая, а он никогда на тебе не женится! Даже если и решится, так я тебя за него не отдам! Слышишь, Филомела?! Этому не бывать! – гневно кричала полуседая женщина в белом ночном хитоне – длинном одеянии, свисающем бесчисленными складками ниже пояса.

– Как ты можешь подобным образом отзываться о Леонидасе, матушка?! Как не стыдно! – обиженно воскликнула юная худенькая девушка, стоявшая перед ней. Укоризненно покачав головой, она подошла к окну и отдернула занавесь.

– Я не согласна с тобой, матушка! Он очень талантлив и совсем скоро станет известным! – пристально вглядываясь в окно соседнего дома, с уверенностью в голосе произнесла Филомела.

– Леонидас, Леонидас! – раздраженно проговорила женщина. – Нашла на нашу несчастную голову голодранца! Ну-ка, отойди от окна, упрямая девчонка! – прикрикнула она на дочь.

– Не отстану я от него, матушка, нет! И перестань называть его так! Я не позволю тебе этого! – неожиданно для матери сердито вскричала Филомела и, поспешно накинув на плечи розового цвета хлайну – тонкий плащ с неимоверно пышными складками, – выбежала из дома.

Мать не успела ее остановить. Ошеломленная дерзким поведением дочери, женщина лишь всплеснула руками.

Та же побежала к дому, манящему ее своим странным жителем, прямо на бегу пытаясь собрать непослушные светло-русые волосы в узел на затылке.

– Он не ночевал дома, точно не ночевал! Где же он был тогда?! – прошептала девушка, остановившись у старой, пахнущей гнилью деревянной двери.

Громко постучав в нее, Филомела отошла, нервно потирая влажные от пота руки. Дверь открылась, и на пороге показался старик – владелец дома, комнаты в котором сдавали бедным студентам его сын и невестка. Было очевидно, что он недавно проснулся, так как еще не успел (или же позабыл) снять с головы белый войлочный колпак.

– Никого нет! Прислуга на рыночную площадь пошла, а эти, – указал старик на что-то сзади, – поехали в Афины поглазеть на состязания атлетов. Меня оставили здесь, неблагодарные люди! Я что, обязан сторожить этот дом?! – размахивая руками, начал ворчать он.

– Я… я всего лишь хотела спросить! – опустив голову, нерешительно пробормотала девушка.

– Что ты там тявкаешь, как собачонка?! – подойдя к ней ближе и подтолкнув ее кулаком в плечо, скрипучим голосом выговорил старик.

Филомела испуганно попятилась назад.

– Леонидас! Мне надо увидеть его… Меня матушка послала! – наконец-то решилась выговорить она более внятно и в тот же миг почувствовала, как выдуманная ею ложь проявила себя алой краской на ее щеках.

– Девчонка без стыда! – завизжал старик. – Распутница! К мужчинам бегаешь, да?! В костер бы тебя закинуть, чтобы сгорела заживо! Да еще при всем народе, чтобы и другим, таким же, как ты, неповадно было!

Филомела вскрикнула от произнесенных оскорблений. Она оглянулась по сторонам в надежде на то, что никто не услышал обвинений старика. Он же, шагнув к ней, замахал кулаками прямо над ее головой. В это мгновение кто-то сзади обнял девушку за талию и быстро оттащил ее от взбесившегося старика.

– Фили, – послышался низкий хриплый голос, – что здесь происходит?

Обернувшись, Филомела бросилась к юноше на шею и затряслась от рыданий.

– Чего ты разошелся, кириос?! – обняв девушку, прикрикнул на старика Леонидас. – По какой причине ты обижаешь ее? Уймись сейчас же!

– Замолчи, сирота, оборванец! Вот дождешься, что выгоню тебя из этого дома! Будешь спать на улице! Сгниешь, сгниешь на моих глазах вместе со своей блудницей! – изрыгая слюну из беззубого рта, закричал в ответ старик.

– Пойдем отсюда, – шепнул Филомеле на ухо юноша, не обращая на мужчину никакого внимания.

Они торопливо зашагали от дома, не оборачиваясь на громкие ругательства старика, который, по всей видимости, собирался возмущаться и проклинать все на свете до самого вечера, дабы заполнить хоть каким-то смыслом свою безнадежно пустую жизнь.

Дойдя до развалин древнего храма, молодые люди остановились. Леонидас кое-как расчистил ступеньки, ведущие к главному входу разрушенного землетрясением старого сооружения, и помог девушке сесть, заботливо придерживая ее за руку.

– Ты все еще не рассказал мне о том, где был минувшей ночью! – сжав пальцы юноши, настойчиво вперив свой взгляд в его глаза, обиженно произнесла Филомела.

В ответ Леонидас удивленно поднял брови.

– Фили, маленькая Фили, разве разрешено благочестивой девушке задавать мужчине подобного рода вопросы? Как это могло случиться, что твоя мудрая матушка не научила тебя этому? – весело подмигнув ей, юноша покачал головой.

– Не смей дразнить меня, Лео! Отвечай! – вскочив с места, звонко прокричала она. – Неужели ты намекаешь на то, что ходил в непристойные места?!

– Это какие такие непристойные места ты имеешь в виду? И что вообще это слово означает? Для каждого человека есть своя оценка того, как нельзя поступать, ровно как и того, как можно! – с невозмутимым видом произнес он, все еще улыбаясь.

– Не строй из себя философа, Леонидас! Хватит уже с меня! Я ухожу, и не думай меня останавливать! Не желаю более слушать весь этот бред! – негодовала охваченная ревностью девушка.

Она отвернулась, но сделать шаг не решилась, больше всего боясь того, что юноша ее не остановит.

– Ну и..? Куда ты собралась? – зевнув, устало проговорил тот. – Зачем настолько милой девушке так не терпится узнать, где я переночевал? А что, если ответ мой тебя не устроит, и ты огорчишься еще больше? А, Фили-Фили, малышка Фили? – рассмеялся юноша. – Что ж, так и быть, я отвечу на твой вопрос, но поверь, ты бы предпочла, чтобы я провел эту ночь в том месте, которое вызывает в тебе бурю беспричинной ревности, чем там, где я был в действительности!

– Не пугай меня, Лео! – широко раскрыв глаза, прошептала Филомела.

Она подошла к юноше и прильнула к его плечу.

– Ты же знаешь, как я переживаю за тебя! – проговорила девушка нежным голосом.

– Фили, малышка, мы же обсуждали это с тобой, – пытаясь мягко отстранить ее от себя, смущенно произнес Леонидас. – Ты слишком юна для… всего такого!..

– Я знаю, что ты не любишь меня, Лео! И я не маленькая девочка! Понимаю: твои слова подчиняются мыслям, в которых меня нет, но не отталкивай вот так! – просила она, умоляюще смотря в его глаза. – Я соскучилась, любимый!

Леонидас ощутил дрожь в руках. Он быстро завел их за спину, чтобы не поддаться желанию обнять ее.

– Фили, я не предназначен для серьезных отношений, ты знаешь. Не могу себе этого представить даже! Я скульптор, пойми… У меня много планов, обязательств перед богами и людьми! Каким ты видишь наш союз? Твоя матушка называет меня сумасбродом! Разве она согласится на то, чего ты хочешь от меня? – не зная, что именно сказать, совершенно запутавшись в чувствах, мыслях и настойчивом взгляде девушки, бормотал юноша.

– Неправда! – обиженно вскричала она в ответ. – Все это ложь! Ты всего лишь не хочешь брать на себя ответственность за другого человека! При чем тут моя матушка?! Не приводи глупых доводов, прекрати!

– Я не пара тебе, Фили, – продолжал виновато оправдываться Леонидас, – у меня другие мысли, иные цели в жизни! Моя голова забита идеями, которых тебе не понять!

– А ты пытался объяснить, рассказать?! Может, я и поняла бы тебя! Вполне возможно, что «маленькая Фили» не так уж и глупа! – с упреком в голосе ответила она. – Ты просто жесток, Лео! Эгоистичный и жестокий человек, которого интересует лишь собственная персона! Камни, о которых ты думаешь все время, постепенно превращают в них и тебя, заполняя твое сердце холодным равнодушием! Ты не тот, что был год назад или даже вчера! Лео, ты меняешься с каждым часом, становясь неузнаваемым! – совсем расстроившись, заплакала Филомела.

– Фили, не надо! – тихо произнес он. – Не плачь, прошу тебя! Я так виноват, что вызвал в тебе чувство настолько сильной привязанности к себе!..

– Чувство сильной привязанности?! Лео, не надо так, не надо! – с болью в голосе вскричала девушка. – Я люблю тебя, и ты это знаешь!

Филомела вновь отвернулась, но уже с явным намерением уйти. Леонидас не стал останавливать ее, даже не успев понять, хочет он этого или нет. Юноша просто смотрел на ее все более отдаляющийся силуэт.

Но внезапно что-то нестерпимо защемило у него в груди. Догнав девушку, он схватил ее за руку и сказал:

– Я ночевал на кладбище…

Леонидас лишь смущенно развел руками, когда Филомела посмотрела на него глазами, полными удивления и ужаса. Оставив ее в этом состоянии, он пошел в неизвестном (даже ему самому) направлении.

Глава третья

Слишком требовательное, а порою даже несколько навязчивое поведение девушки настораживало Леонидаса. Юноша был немного раздосадован.

«Неужели так все и должно быть между женщиной и мужчиной? – думал он. – И устраивает ли меня происходящее или же я желаю избавиться от него?.. А что, если на миг представить свою жизнь без Фили? Но об этом мне тоже не хочется думать!.. Так чего я при таком раскладе чувств действительно хочу? Как же сложно все, запутанно!»

Леонидас сел на траву и начал проводить по ее верхушке пальцами, еле касаясь.

«Вот они, краски земного мира! Хорошо, что Боги наделили людей способностью распознавать окружающие их цвета, обделив, однако, некоторых из них внутренним светом! А есть ли в моем мраке Филомела?! Возможно, она бродит где-то там, как заблудшая душа, которую я своей невидимой силой стремлюсь сбить с правильного пути. Было бы честнее отпустить ее на свободу, но я не могу сделать этого, поскольку ощущаю в ней нечто, чего жаждет мое темное сердце! Мне невыносимо не быть честным, и потому признаюсь: как этой робкой траве необходим солнечный свет, чтобы стать привлекательной настолько, дабы у каждого живого существа возникало непреодолимое желание провести по ней рукой, так и мне нужна маленькая Фили, которая больше всего на свете любит драматично объясняться в любви!» – улыбнулся мысленно Леонидас.

Он решил вернуться домой.

Едва подойдя ко двору, юноша заметил, что Филомела, пытливо оглядываясь на дорогу, стоит в переулке, неподалеку от мясной лавки. Леонидас сразу же спрятался за боковой стеной первого дома и начал следить за ней.

Девушка ходила туда-сюда, то и дело приглаживая по привычке волосы. Ощущая ее беспокойство, юноша только решил было подойти к ней, как услышал оклик.

– Филомела, – позвал мясник Алексиус, – здравствуй!

Леонидас решил переждать.

– О, Алексиус, – обернувшись на голос, проговорила девушка, – я совершенно не заметила, что стою у твоей лавки.

– Тебе надобно что-то? Я помогу! Прошу, скажи только, и я сделаю для тебя все, что бы ты ни пожелала! – начал суетиться мясник.

– Я жду Лео… Подумала, может, он решит домой вернуться. Не знаю даже! Но нет, все это напрасно! – строя предположения и колеблясь, с досадой в голосе ответила Филомела.

– Кого? Лео?! Нашего Лео?! – наигранно удивившись, воскликнул Алексиус. – Да брось, Фили, какие у тебя могут быть дела с ним?!

Леонидаса охватило дикое желание схватить мясника за горло и протащить так по всему кварталу. Но он не мог сделать этого при девушке.

– Алексиус! Тот, кого тут дожидались, уже здесь, так что, дружище, ты можешь возвращаться к своим делам! – подойдя к ним, изо всех сил сдерживая гнев, надменно обратился он к мяснику.

– Лео! – подскочив к юноше, радостно воскликнула Филомела. – Ты пришел! Я знала, знала!.. Потому и дожидалась тебя здесь!

– Филомела, как ты себя ведешь?! – возмутившись, обратился к ней Алексиус.

Он едва удержал себя от того, чтобы не вцепиться в руку девушки и не оттащить от Леонидаса.

– Спокойнее, Лекси, что это с тобой?! – остановив его движением руки, холодно проговорил тот. – У тебя что, трудности со слухом? Сказали же, не лезь не в свое дело!

Алексиус побледнел. Он с ненавистью посмотрел юноше в глаза. Леонидас же, дерзко усмехнувшись, взял Филомелу за руку и, резко притянув ее к себе, обнял, совершенно позабыв о том, что подобное поведение в его стране непозволительно по отношению к гречанке, не связанной с ним родственными или же брачными узами.

Филомела, на какой-то миг задержавшись в его объятиях, все же отстранилась от него. Взглянув на юношу, она смущенно улыбнулась, ее круглые щечки раскраснелись. Счастливая девушка, не зная, как вести себя дальше, и ничего более не сказав, быстрыми шагами направилась к своему дому.

Леонидас смотрел ей вслед, совершенно игнорируя присутствие мясника, который, вконец взбесившись, готов был разорвать его на тысячу кусков.

– Как ты можешь так мерзко поступать с ней?! – подойдя вплотную к юноше, гневно проговорил Алексиус.

– Лекси, угомонись, – грубо оттолкнув его от себя, брезгливо поморщился Леонидас, – и ступай к своим тушам, они заждались тебя! Ты кем себя возомнил, что смеешь мне указывать на то, как я должен поступать с Филомелой?! Ты ей кто – брат, отец? Откуда эта… затрудняюсь даже назвать… смелость или же наглость?.. Да, скорее наглость, поскольку смелость присуща разумным людям!

– Ты со мной так не разговаривай, нечестивец! Знаю, видел я таких болтунов, как ты! – скрежеща зубами, сердито вскричал Алексиус. – Разливаешься при наивной девушке подобными хитроумными речами, она и поддается им! Но нет, со мной не пройдет! Я поставлю тебя на место, Леонидас!

– Пошел отсюда вон, Лекси! – нарочито равнодушно, спокойным голосом ответил юноша и, повернувшись, зашагал прочь.

– Не называй меня так, бездельник! Босоногий сумасброд! Куда ты пошел?! Я не закончил еще! – в бешенстве заорал ему вслед мясник. – Ненавижу тебя, оборванец!

Леонидаса все случившееся очень сильно разозлило, хотя он и не подал особенно виду. Юноша понимал, что эмоции Алексиуса – это не что иное, как следствие нежных чувств, которые тот испытывал по отношению к Филомеле.

«Может, все-таки вернуться и хорошенько поколотить этого наглеца, дабы выбить из него всю дурь?!» – подумал было юный скульптор. Однако неотвязное желание утолить вопиющий голод одержало верх, заставив его на какое-то время забыть о влюбленном мяснике и свернуть на агору – местную рыночную площадь.

Дойдя до лавки, где продавались вкусные ячменные лепешки, Леонидас ощутил, как от их свежего манящего аромата у него закружилась голова.

– Эй, паренек! – вдруг услышал он.

Юноша обернулся.

– Помоги мне, – обратился к нему хозяин лавки, – если хочешь заполучить парочку-другую лепешек, да еще и несколько монет в придачу.

– Да, конечно, – растерянно ответил Леонидас. – Что надо делать?

– Все это нужно аккуратно разложить на полках, – пояснил торговец, указав на целую гору лепешек на подмостках, которые совсем недавно были принесены рабами из соседней пекарни, снабжающей бедняков хлебом и лепешками из низкосортной ячменной муки, а зажиточных горожан – дрожжевым пшеничным хлебом.

– Я готов, конечно, помочь, да только подкрепиться мне надобно сначала, – смущаясь, произнес Леонидас. – Ну, чтобы повысить эффективность труда.

– Да бери, конечно же, ешь, – рассмеялся мужчина. – Вот сказал: эффективность труда!

Юноша быстро схватил две лепешки и запихнул их в рот.

– Ты же подавишься так, сынок, не торопись! Вот, запей! – протянув ему гидрию с водой, предложил торговец.

– Благодарю тебя, отец! – залпом выпив содержимое сосуда, ответил Леонидас и сразу же принялся за дело.

– Поел бы еще, – обратился к нему мужчина, но скульптор спешил завершить начатое, ведь ему многое надо было успеть сделать сегодня.

Распределив весь товар на полках, Леонидас вытащил из кармана четыре бронзовые монеты-лепты и протянул их торговцу.

– Что это? – удивился тот.

– Деньги за лепешки, – пожав плечами, промолвил юноша. – Но если этого мало, то вот еще! – покопавшись в другом кармане, он достал еще две монетки.

– Сынок, этого много за те лепешки, что ты взял! Да и зачем же ты тогда помог мне, коль у тебя и так было чем расплатиться? – всплеснув руками, воскликнул мужчина.

– Ты же сам попросил о помощи, отец! – рассмеялся Леонидас.

– Так я же подумал, что у тебя денег нет! – вытаращив глаза, ответил растерявшийся торговец. – А раз есть, чего же ты тогда босым-то ходишь и людей в заблуждение вводишь?!

– Ноги меня о свободе прошлой ночью попросили. Я не мог отказать, ибо каждый день загружаю их тяжестью своего тела. Я многим им обязан, понимаешь? – немного приблизившись к мужчине, словно намереваясь выдать ему чрезвычайной важности секрет, сказал юноша.

– Ноги… попросили? – переспросил тот так же тихо, решив, что ослышался.

– Именно они, – подмигнув ему, прошептал Леонидас.

Он не стал более дожидаться какой-либо реакции от совершенно ошарашенного его ответами торговца и, непроизвольно улыбаясь, продолжил свой путь.

«Почему же все – абсолютно правдивые – изречения обречены на то, чтобы казаться странными?! По какой причине, прежде чем ответить на тот или иной вопрос, человек обязан подумать о том, как воспримут сей ответ окружающие его личности, для которых ничто кроме их собственных рассуждений не кажется в полной степени нормой? Ведь честности в таком случае становится все меньше и меньше! Нет, так дело не пойдет… Кто-то все же должен взяться за столь ответственную задачу: дать свободу не только ногам, но и мыслям!» – рассуждал про себя Леонидас, перед глазами которого все еще стояло нелепое выражение лица бедняги торговца.