Kitobni o'qish: «Война по обе стороны экрана»

© Григорий Вдовин, 2024

© ООО «Издательство АСТ», 2024

Мой коллега репортер ВГТРК Григорий Вдовин в жизни человек непростой (иногда даже невыносимый). Но вот заметки пишет знатные. Если сравнивать (что нельзя делать) с теми, кто себя сейчас называет писателями и военкорами, то телеграмное творчество Гриши – это точно литература.

Там много букоф, но читается на одном дыхании.

Военный корреспондент телеканала «Россия 24» t.me/bbmaksudov трагически погиб в ходе боевых действий на Запорожье в ноябре 2023 г.

Моей дорогой Соне в благодарность за любовь, терпение, веру и надежный тыл.

От редакции

Григорий Вдовин – корреспондент телеканала «Россия-1», за плечами которого работа в ходе событий в Чечне, длительные командировки в Сирию, частые и долгие поездки на Донбасс, причем задолго до 2022 года. Каждый клочок территории ДНР и ЛНР, подконтрольный не признанным никем на тот момент властям, он исползал и изъездил в сопровождении бойцов корпусов народной милиции республик. Это череда человеческих историй и отношение к месту – городу или поселку – и его жителям через призму личных переживаний и воспоминаний автора. Конечно, разделенных огромной чертой на «до» и «после» начала специальной военной операции.

Тревожные и грозные дни, предшествовавшие признанию республик Россией, когда неизбежность военной составляющей происходящего уже ощущалась и витала в воздухе, вместе со съемочной группой Григорий Вдовин встретил в Донецке. Там же наступило для него и 24 февраля 2022 года.

Из текстов телеграм-канала, который автор вел с самого начала военных событий 2022 года, можно понять и наивность надежд первых дней, и трансформацию их в понимание грандиозности и грозности стоящих перед страной и армией задач. И неизбежность, и сложность победы, в конце концов, в которую мы все верим.

Бесчисленные километры фронтовых дорог и разрушенных и опустевших городов и поселков, пройденные автором, буквально взрываются яркостью, разнообразностью и чудовищностью человеческих трагедий Мариуполя, когда население огромного и густонаселенного города было заперто в пределах городской черты обороняющимся гарнизоном, который полностью подчинили себе нацисты из «Азова». Заминированные дороги и подорванные мосты, полные подвалы потрясенных, ошарашенных, но выживших людей, рассказывавших, через что им пришлось пройти, часто с детьми, – все это не могло оставить равнодушным ни автора, ни читателя, и, безусловно, в контексте этой книги является самым пронзительным впечатлением всей череды событий.

Предисловие

Звонок с работы в абсолютном большинстве случаев означает лишь один и тот же вопрос в разных интерпретациях, но с одним и тем же смыслом: ты где? Звонить могут из разных отделов и кабинетов разных размеров, но суть примерно одинаковая. Если первый вопрос угадан правильно, то следующий уже известен железобетонно: когда ты сможешь быть в Донецке?

При этом ты можешь быть в момент этого разговора с семьей на море, в деревне с ружьем на охоте в сугробе, или второго января колешь щепки, чтобы разжигать мангал, или набираешь воду в баню, или в «Ашане» с полной тележкой расплачиваешься на кассе. Или же это может быть обычный рабочий день, когда я сам, что называется, «в конторе», в соседнем кабинете от звонящего.

Сразу начинаешь думать и считать… Сколько времени потребуется на то, чтобы содержимое тележки пробить на кассе и притащить домой, куда-то девать детей с моря и попасть в Ростов, слить баню и объяснить остальным охотникам, что я срочно уезжаю, или уезжать в разгар рабочего дня прямо с работы, бросая все дела, иногда к неудовольствию текущего выпуска, для которого ты, бывает и так, уже начал писать какой-то текст, на который они рассчитывают.

Семья уже понимает – все движения, которые пошли после этого звонка, остановить невозможно. Фразы «у тебя же отпуск/выходной/больничный» уже давно перестали даже произносить. Я уезжаю, со всеми сложностями, со сложной логистикой, в которой участвуют дети и собаки, для того чтобы завтра – как правило, это нужно именно завтра – оказаться в Донецке.

Да, я испытываю волнение каждый раз. Уж не знаю, сколько раз я там был, но все равно предчувствие и предвкушение такой всегда неожиданной работы вызывает целый водоворот мыслей – как мы будем решать поставленную задачу, что именно мы будем делать, справимся ли? Как туда попасть, в конце концов? Напомню, что в вегетарианские времена коронавируса границы с ДНР были перекрыты.

Но ни разу не было такого, чтобы мы съездили туда, что называется, вхолостую. Мы отрабатывали, отбывали потом положенный срок, возвращались. Зная, что вернешься снова, и вполне возможно, что также в таком же пожарном режиме – да, иногда это было и ночью, когда через час после звонка к твоему подъезду уже приезжала машина с надписью на борту: «Телеканал „Россия”», а еще через два ты уже сидел в самолете и просил у стюардессы томатный сок.

Я до конца не знаю природу происхождения тех импульсов, которые запускали и запускают цепочку команд, приводящую к этим распоряжениям в отношении меня и моих коллег. Но я четко знаю свою роль и функцию в происходящем – в этой идущей уже давно войне огромную роль играет информационная составляющая. Кому-то ее реализация нравится, кому-то нет, но она есть. В наши суровые и безжалостные времена постправды никому не интересен сам факт, которого может и вовсе не быть. Мы сейчас боремся за интерпретации. И в этой войне за умы и сердца – да, в том числе и я выполняю определенную задачу, что не вызывает у меня никаких внутренних противоречий. Солдат идет и копает канаву, если он получает такой приказ. Копаем эту канаву и мы, получив тоже соответствующее распоряжение. То, что делаю лично я, нужно, как и все то, что делает сейчас моя страна. Вклад в происходящее мой и моих коллег, может, и не очень большой (а может, и очень), но его оценками будем заниматься, наверное, не мы и не сейчас. Сейчас просто надо бросить все – тележку с покупками, детей на пляже (в глазах их недоумение), товарищей по охоте в сугробе (тоже с недоумением), коллег по работе, которые не в курсе, что в отношении меня все уже резко изменилось, чтобы ответить в телефон стандартное: «Да, вещи собраны. В Донецке смогу быть завтра».

Стихи Дмитрия Мельникова

 
Напиши мне потом, как живому, письмо,
    но про счастье пиши, не про горе.
Напиши мне о том, что ты видишь в окно
                 бесконечное синее море,
Что по морю по синему лодка плывет,
                 серебристым уловом богата,
Что над ним распростерся космический флот —
                 снежно-белая русская вата.
Я ломал это время руками, как сталь,
                 целовал его в черные губы,
Напиши про любовь, не пиши про печаль,
                 напиши, что я взял Мариуполь.
Напиши – я тебя никому не отдам, милый мой,
                                  мы увидимся вскоре.
Я не умер, я сплю, и к моим сапогам
                 подступает Азовское море.
 

31 марта 2022 года

1 марта

Освобожденные территории. Поселок Бугас. Целый. Украинцы его бросили, бросили технику, танки, совершенно исправные и с б/к, просто убежали. «Волга» с жутковатой католической монахиней, нарисованной на капоте – на ней ездил один из украинских командиров дислоцированных в Николаевке подразделений, машина расстреляна и стоит как-то очень неприятно и неестественно. Подозреваю, проблемы у командира.

По разговорам с нашими военными, организованного сопротивления нет, судя по всему, у них полностью легла связь; действия тех, кто не сдается, похожи на поведение каких-то слепых щенков, которые не понимают, куда идти и что делать, и даже куда ехать на танке; несколько пока гоняют по окрестным полям, но скоро их или подобьют, или закончится горючка. Ну и тогда, наверное, сдаваться. Артиллерия лупит хаотично, такое впечатление – чтобы просто расстрелять боекомплект и не тащить его за собой. Связь у наших очень особенная. Я такие штуки видел в Сирии. Может, и громоздко несколько, но, видимо, зато безотказно. Кроме них ничего в округе не работает. Это армия ДНР, напоминаю. Многие едут буквально домой, хоть и на танке, – впервые за восемь лет. И не остановит их ничего, поверьте. И за все то, что там происходило в этот период, они намерены спросить.

Колхоз абсолютно цел. Коровники, ангары, зернохранилища – все целое. Поля вспаханы, по паханому – много свежих прилетов. Вокруг постоянно и разнообразно грохает из всего.

Потрясающие разговоры с местными жителями. Свои, наши! Ребята, наконец-то вы пришли! Мы все эти восемь лет ждали! Охотно и с удовольствием общаются с прессой: «Только бы те не вернулись! Не вернутся, точно?»

В поселке очень много этнических греков – их вообще очень много на юге ДНР. И их все это время эти странные люди заставляли орать: «Слава Украине!» – и скакать, и прочее. При том как все говорят: мы греки, тут и грузины, и русские, и хохлы – все всегда нормально жили вместе. А ваш Бандера мне зачем? Что вы в меня его пихаете? Дедушка с костылями вступает: гнать их не то что до Киева, а и дальше! Вспомнив из школьных времен (я учился когда-то в православной гимназии) молитву «Царю Небесный» (Βασιλεῦ Οὐράνιε) по-древнегречески, читаю ее вслух старенькой бабушке, гречанке, подходят заинтересовавшиеся другие домашние, и я срываю аплодисменты. «Наши, вы наши! А они чужие!» Подозреваю, что дело совсем не в молитве на греческом.

Все закрытые дома были взломаны и ограблены, оставлять дом даже ненадолго было нельзя. Дед-фермер остался стеречь большой, двухэтажный дом, который его семья строила поколениями. Просто выгнали его и все забрали. В первую очередь собирали телефоны. Все машины у людей «реквизировали в пользу армии», чтобы на них вывезти награбленное. Условно «нормальные» военнослужащие извинялись и говорили, что выхода нет, так как командиры их попросту бросили, и как выезжать – непонятно. Единственный способ сохранить машину – собственноручно сломать ее, чтобы была не на ходу и не заводилась. На всех магазинах – расстрелянные замки. Внутри все разбросано. Пиво осталось, крепкий алкоголь – нет. Дедушка с просто фантастически большим носом приходит взять крупы. Телефонная «платилка» взломана. Сигаретные стеллажи пустые, а наши ребята из армии ДНР стреляют сигареты у нас, у кого есть – отдаем все, конечно. Храм УПЦ МП цел и невредим, закрыт, дом причта и лавка взломаны.

И да, уважаемые товарищи условные либералы. Узнавать о том, что происходит сейчас в освобождаемом Донбассе, вы имеете возможность только из наших (или моих) репортажей и публикаций. Больше источников информации у вас нет. Не исключаю, что вы начнете смотреть телевизор и новости. Можете пропускать мимо ушей оценки и трактовки, но слушайте, что говорят люди. Это сейчас очень важно. Это позволяет не сойти с ума, понять, что это все не зря, не просто так. Это не выдумки, не пропаганда. Эти люди что, врут? Зачем, для чего?

Впереди Волноваха. Потом Мариуполь. Там людей держат насильно, выйти не дают. Плевать в спину собственной армии, даже если она и называется «народная милиция», нельзя. Военные, наши военные, ювелирно и бережно, насколько только могут, делают очень важное и благородное дело.

2 марта

Широкино

Как много в этом звуке! Для меня оно всегда было чем-то зловещим, хотя я никогда тут не был. Это была неприступная цитадель на далеком высоком берегу моря – если в Безымянном выйти на моpской пляж, оно было далеко справа, на изгибе береговой линии. Оно несколько раз переходило из рук в руки в результате жестокой рубки. Потом договорились сделать его нейтральным. Войска ДНР отошли. Украина тут же вошла, возмущения «мы договорились» и «вы же обещали», естественно, результат имели никакой. С тех пор – с 2015 года – там базировались националисты. Надо сказать, что южный фронт ДНР всегда был максимально жестким, тут обмены артиллерийскими ударами проходили всегда, даже когда сверху категорически требовали тишины. Гасить обстрелом обстрел можно было только с фиксацией происходящего и отправлять отчет начальству. И командиры с остервенением лупили друг по другу, снимая это на телефон и отправляя наверх эти съемки и отчеты-отписки.

А доставалось мирным в первую очередь, конечно же. В Широкино в результате ни одного жителя не осталось. Такой вот морской курорт, который Украина превратила в неприступную крепость. Это был какой-то азовский приморский Минас-Моргул¹. Я говорю исключительно о своих ощущениях. Форпост обороны Мариуполя теперь стал точкой, где Мариупольская операция планируется. Мы снимаем, как Глава ДНР награждает в освобожденном Широкино отличившихся бойцов. Есть и специфика момента: награждаемые называются по имени и отчеству, и все. Георгиевские кресты получают прапорщик Максим Павлович и старший сержант Антон Витальевич. Снайпер говорит: два дня не спал, но спать не хочу. Командир с элегантным позывным Пикассо: «Мы на связи с нашими людьми в Мариуполе. Это опасно для них, но мы переписываемся. Нас ждут, нас очень ждут!» Про сложную ситуацию в городе, думаю, все знают. Про минирование заводов, про то, что националисты не выпускают не только гражданских, но и военных, которые хотят сдаться. Развязка Мариупольской осады и котла близка.

4 марта

Гранитное

Большой поселок. Если кто помнит провокационную историю со Старомарьевкой в ноябре, она от Гранитного на том берегу Кальмиуса. Фактически это единый населенный пункт, хоть и по Кальмиусу проходила линия разграничения между ДНР и Украиной. Но в магазины ходили в Гранитное, а на машине в Старомарьевку можно было попасть только из ДНР, так как автомобильный мост в Гранитном ВСУ взорвали еще в 2015 году. А пешеходный мостик украинские военные, отходя, взорвали только сейчас. Но его восстановят на днях.

Тогда, в ноябре, громкая перемога возникла из ничего: по минским соглашениям в Старомарьевке позиций ДНР не было, так как держать оборону в низине – это тактически неверно, и дома деревни оказываются на линии огня. Позиции были оборудованы выше. В итоге украинские военные туда тихонько по мостику перешли, флаг повесили, а потом стали думать, зачем они это сделали. Шумиха была грандиозная.

В Тельманово нам тогда рассказывали, что украинские военные ходят по домам, проверяют документы. Гнобят людей за паспорта ДНР и РФ, а российских граждан там более тридцати человек.

Перемога была поддержана медийно – «репортаж из ДНР» украинского журналиста Цаплиенко начинается с того, что он попил водички «в серой зоне» и сразу вспомнил русский язык. Но общаться с ним все равно никто не захотел, кроме дамы, представленной как Виктория Петрухнова. Она много и охотно озвучивала нужные журналисту Цаплиенко тезисы: как все рады приходу Украины, какие плохие сепаратисты, как все якобы в Старомарьевке вздохнули с облегчением. И вот сегодня мы попытались эту барышню разыскать. Такой тут никто не знает, хотя друг друга знают все. Приезжее интервью. Такая вот перемога с непонятным послевкусием. Хотя теперь-то уже какая разница, и Старомарьевка, и Гранитное – это ДНР.

Памятник на площади, все трансформации последних лет его затронули максимально. До 2014го это был стандартный поселковый Ленин, смотрящий на сельсовет. Потом с приходом Украины, Ленина декоммунизировали. Опустевший постамент раскрасили в державные цвета и установили на него флагшток с флагом. И вот на днях, денацифицировали и эту конструкцию, причем с запасом: написали на постаменте не только ДНР, но и СССР.

Надо помнить еще одну важную вещь. За неделю до того, как Украина отсюда убралась, в поселковом кафе «Кирпич» что-то праздновали двое украинских военных. Перебрали. Всех присутствующих стали громко называть «сепарней», требовали признать собственный героизм в защите украинства и взывали к чувству благодарности, которое в их адрес у присутствующих должно быть априори. В итоге, когда их попросили заведение покинуть, вытащили пистолеты и открыли стрельбу. Просто беспорядочную. Погиб муж поварихи и молодой человек, который просто на улице что-то делал в капоте своей машины. Патроны кончились. Если бы не кончились, они бы продолжали стрелять. Татуировки соответствующие, лица – одухотворенные, посмотрите фото. Они есть в интернете. Наверное, их амнистировали сейчас, дали оружие и выпустили на улицы Киева. Погибших хоронили всем селом.

Храм в Гранитном – УПЦ МП. Патриарха Кирилла поминали за богослужением все эти годы. ПЦУ присылала в войска своих капелланов, а ближайший храм ПЦУ – в каком-то далеком поселке.

Техники украинские военные побросали в округе уйму. У грузовика под военными номерами оказались гражданские из Днепропетровска.

Уходя, старались нагадить. Подорвали трансформаторы, заминировали линии электропередачи. При разминировании погиб сотрудник МЧС. Поселок пока без света.

Магазины официально бивалютные. Продавцы быстро переводят рубли в гривны и обратно. Рубли берут охотнее. ЦБ ДНР гривну принимает, курс 2,7. Урны все забиты использованными сухпаями военных.

Люди подходят, плачут и обнимаются, потому что у меня в руке микрофон с надписью «Россия». Нас ждали, все эти восемь лет. Смотрели тайком российское ТВ – тут оно очень по-другому воспринимается, многие об этом говорят. И вот свершилось. Вопросов миллион, но все они решаемы. Главное для Гранитного уже позади.

10 марта

Освобожденные азовские курорты – Бердянское, Сопино

Между Новоазовском и Мариуполем очень живописный берег Азовского моря. Местами он поднимается высоко вверх, но вдоль всей береговой линии ласковые, невероятно манящие пляжи, как из рекламных проспектов.

Все самые лучшие частные виллы первой линии националисты заняли еще в 2015 году. Размещались с комфортом – в каждой комнате обязательно так или иначе присутствовал кондиционер. По стенам везде огромное количество детских рисунков – повертайся живым, Тарас Шевченко, злой москаль против доброго казака, героям слава. Везде значки правого сектора, расписанные флаги – ми переможемо, подписи и телефоны, один такой я подобрал – и о нем будет идти речь ниже.

В одном из домовладений даже после всевозможных трофейных команд, побывавших тут после бегства националистов, горы оружия и боеприпасов. Выстрелы к РПГ, БМП, патроны, противотанковые и противопехотные мины. Целая мастерская работала над тем, чтобы доставать из боеприпасов взрывчатку, из патронов – порох, выплавлять пятилитровыми баклажками пластид. Коробками получали подшипниковые шарики – поражающие элементы. Получали, кстати, по почте – есть и отправитель, и получатель. От Лугового Анатолия Ивановича из Харькова Лобчуку Зиновию Ивановичу в Мариуполь. Думаю, к ним обоим скоро придут с вопросами про эту посылку. Пластиковые стабилизаторы-хвостовики, распечатанные на 3D-принтере. Кейсы от квадрокоптеров. Все эти восемь лет именно тут клепались смертоносные самоделки, которые сбрасывали на позиции ДНР, в том числе и когда там работали мы, журналисты. Ранения и смерти, поставленные на подлый поток, исподтишка. Часто эту дрянь сбрасывали и просто на мирных людей: стоят вместе три-четыре человека у магазина, у почты, на остановке – и они становятся мишенью. Здесь это делали просто километрами.

Зачем-то огромные емкости с украинскими пятикопеечными монетами. Для чего использовали их – непонятно, но вряд ли это было что-то хорошее.

Местным жителям запрещали купаться и вообще выходить на пляж. Сами себе в этом удовольствии не отказывали, естественно. О том, чтобы выплыть на лодке, речи вообще быть не могло, везде плакаты о том, что акватория заминирована. По первому требованию надо было предъявлять паспорт; если он в доме, в машине, в кармане одежды на берегу – нарушение. Могли забрать в какую-то комендатуру, прокомпостировать мозги и выписать штраф. Много пили, одно подразделение трезвым не было вообще никогда поголовно, постоянно докапывались до местных – вы сепары, вас надо убивать. А в устах пьяного человека с автоматом это в высшей степени неприятно. Вообще вели себя странно. С криками о том, что они тут хозяева, всегда ходили с опущенной головой, по два-три человека, всегда с оружием. И вообще никогда не здоровались – это самое странное. С ними ни о чем нельзя было поговорить. Мужики местные рассказывают: ну вот с нашими солдатами, ДНР, и поздороваешься, и парой слов перемолвишься, хоть о погоде, хоть о чем. И он тебе ответит. Эти – не ответят никогда.

Дома, жители которых уехали, разграблены под ноль. Даже обращения на двери – уважаемые мародеры, в доме ничего нет, перестаньте все курочить.

Но все равно курочат. Со столбов снимают провода, снимают поселковые трансформаторы. Дома подрывают просто так, причем несущие стены и перекрытия, чтобы здание не подлежало восстановлению. На турбазе «Алые паруса» в Широкино (обитаемых частных домов тут не осталось) прямо в корпуса для отдыхающих через окна заезжали на БМП – так решали проблему маскировки. Руны и свастики по стенам везде. Но уходили в спешке – в бане оставили даже белье, на вторых этажах везде разложили взведенные гранатометы, чтобы устроить при штурме «карусель», но они так и остались лежать по подоконникам. Удирали в итоге без боя, все побросав.

Немногочисленные жители поселков стоят на улице и смотрят строго на запад вдоль моря – там Мариуполь. В нем дети, внуки, родственники, близкие. Мосты в сторону Новоазовска (ДНР) заминированы или взорваны. Украина вообще не рассматривает направление эвакуации в эту сторону.

С «нашими» вообще потрясающая история, прямо в духе Второй мировой войны: провокации подлости уровня Волынской резни. Вышедшие из Мариуполя люди уже в палатке МЧС рассказывают: утром стук в окно, все сидят в подвале, глава семейства идет смотреть, кто там. Военные. Хлопцы, вы кто? Наши. А кто наши? ДНР. Смотрю, говорит, и шевроны ДНР. Кошмар в том, что нацики иногда выдавали себя за дэнээровцев и проверяли реакцию людей. За радость встречи расстреливали, и это не преувеличение, к сожалению, это факт, которому есть свидетели. Но это оказались настоящие наши («а не те уроды»), показали им, как выйти на блокпост, где уже ждал автобус в тыл. А люди, выбиравшиеся на машинах, и подрывались целыми семьями, и их расстреливали, тоже целыми семьями. Об этих преступлениях сейчас рассказывают живые свидетели – те, кому удалось спастись. Еще из реальных рассказов непосредственно нам: семья укрывалась в заброшенных рыбацких домиках у пруда, где была когда-то платная рыбалка. Куда и как ехать – непонятно, дороги раскисшие, машины буксуют. Стрельба отовсюду. Сидели в яме, которая как-то укрывает от осколков. Машины все уже изрешечены. Подлетает коптер, зависает и смотрит на эту группу испуганных людей своей злой бездушной камерой. Мужчина поднимает ребенка и показывает в камеру: дескать, мы мирные, смотрите. Коптер улетает. И сразу по домикам рыбака начинается минометный обстрел, из-под которого выводили опять же солдаты ДНР. И спасали дальше, помогали выбраться.

Квартал за кварталом Мариуполя сейчас начнут занимать наши солдаты. И людей, которым они в прямом смысле спасли жизнь, будет все больше. И страшных историй, которые не умещаются в голове, будет все больше и больше. Понимания, с какими чудовищами из полка «Азов» мы столкнулись, – видимо, тоже.

В поселке Сопино уцелел многоквартирный дом. Все жители сгруппировались в его подвале в своеобразную коммуну, в основном пенсионеры. Командует ими фельдшер – не сбежала, не бросила своих пациентов. Вместе готовят еду, у всех приезжающих просят свечей и батареек. В первый же день освобождения со стороны ДНР привезли хлеб и сотрудника пенсионной системы – первая выплата пенсии уже на днях. Флаг на остановке сшит из подручных материалов, цветов ДНР – черный, синий и красный.

Противотанковые рвы и позиции, которые пересекали все дороги со стороны Новоазовска, уже засыпаны. На этих территориях начинается новый период жизни. Но на разруху и неустроенность всем, ну буквально всем, сейчас плевать. Сердца и мысли абсолютно всех сейчас – с детьми и родственниками в Мариуполе.