«Атлас, составленный небом» kitobidan iqtiboslar, sahifa 12
Речь идет о процессе, известном в области теории музыки, - благодаря
композиции произведения у слушателя создается впечатление, что внутри у него
возникает космос. Поэтому многие мировые авторитеты считают: если возможно,
что в человеке под действием музыки сгущается космос, то не исключено, что
по этой же причине и на небе могут собираться все созвездия. И хотя
официальных результатов изучения этого явления еще нет, уже сейчас (и с
этого расстояния) просматривается новая, чрезвычайно важная нить,
связывающая человека и звезды.
Воображаемая точка - это крохотная исходная точка всех отсутствующих
взглядов, исходная точка, от которой начинаются бескрайние фантастические
просторы. Она есть у каждого человека, но многие не в состоянии ее увидеть.
Поэтому для них эти широкие просторы остаются навсегда недоступными. Для
первых же, однако, пространства следуют одно за другим. По ним блуждают,
исследуют их или просто пользуются ими для прогулки. Группы воображаемых
точек составляют одноименную галактику, которая своими размерами превышает
любую из известных до настоящего времени звездных систем. (По данным
Энциклопедии Serpenti-аnа, глава "Человек вне тела". )
Если постоянно плыть в одном направлении, независимо от всех задержек в пути, в гавань, из которой отплыл, возвращаешься с другой стороны.
Так же реально, как пахнет снящийся цветок, может сорваться и увиденный во сне камень, а укус приснившейся змеи столь же смертоносен, как и настоящей.
Дом номер 78 на этой улице последний. Взгляд на ухоженный сад и особняк говорит о том, что небольшое хозяйство ведется с любовью и терпением. Входную дверь Саше открывает загорелый мужчина с банкой пива в руке. За его спиной видна не менее приятная женщина, светлая на вид. Ни ему, ни ей никак не больше сорока лет.
- Добрый день, я вас слушаю, - любезно произносит мужчина.
- Добрый день, могу ли я видеть Михаэла? - отвечает Саша.
- Михаэла? - изумляется мужчина. - Михаэла в настоящее время здесь нет. По сути дела, он еще не родился. Нашему сыну всего тринадцать лет, а женится он после того, как ему исполнится двадцать. Михаэл будет его вторым ребенком.
- Ох! - У Саши вырывается вздох разочарования.
- Не расстраивайтесь, - включается в разговор женщина. - Приходите через две недели в конце дня, Михаэл тогда будет как раз вашего возраста.
- Спасибо, - смущенно произносит Саша. - Означает ли это, что мы больше не...
- Да, - прощается с ней мужчина улыбкой и жестом свободной руки. - Очень рад был с вами познакомиться. Прощайте!
- Прощайте! - взмахивает волосами Саша, выходя за калитку.
Странно, через две недели отыскать дом номер 78 оказалось ничуть не легче. Улица выглядит совершенно иначе. Только недавно, на позапрошлой неделе, посаженные молодые сосны превратились теперь в полные достоинства деревья. Саше помогает только то, что она помнит - дом Михаэла был последним домом на улице.
Дверь открывает он сам. Не говоря ни слова, отступает на шаг в сторону. Саша проходит в коридор, затем в комнату с белыми стенами, красиво меблированную запахом корицы и коньяка. Михаэл обнимает Сашу за талию. Теперь она чувствует и его запах. Через Сашино тело, песочные часы, струится желание, сначала медленно, потом все быстрее, быстрее и быстрее, как горная лавина. Михаэл дотрагивается своими губами до Сашиных. Поцелуй прост, он похож на пирожное, посыпанное сахарной пудрой. Сашины пальцы погружаются в волосы Михаэла. Руки Михаэла двигаются по Сашиному телу. При встрече ее ниспадающей нежности травы с его восходящей горячей лаской начинает дрожать огонек, пламя, пожар. Огонь стремительно распространяется, он везде, где кожа соприкасается с кожей. Тем не менее ожогов нет. Только в комнате, пахнущей корицей, царит сильная жара.
- Саша, Саша... - шепчет он.
- Михаэл, Михаэл... - шепчет она. - Пойдем...
- Нет, это было бы нехорошо, - тихо говорит он. - Мы с тобой два разных мира. Здесь дерево вырастает из семян в течение одной ночи. Все события происходят с молниеносной быстротой. Ты должна без меня вернуться туда, где ход времени соответствует ходу твоих ступней...
Саша выходит из дома номер 78. Вечер стеклянно тих, видимо, поэтому в нем есть что-то зловещее. Только бы не поднялся ветер. Не сдул бы сахарную пудру с губ. Не развеял бы запах корицы и коньяка из волос. Не остудил бы тепло тела.
Покончено с эксгибиционистским искусством. Пришел конец его примитивным
попыткам навязать себя вниманию публики в тщетной надежде пробудить хоть
какие-нибудь, пусть далее самые скромные, эмоции. Покончено с этой постыдной
и недостойной потребностью обнажаться перед чужими глазами и чужими
сердцами. Грядет новая эпоха!. Воцарятся новые отношения! На сцену вступит
новое искусство - искусство вуайеризма! Произведения искусства будут
рассматривать публику. Они, подобно вирусам, беспрепятственно проникнут во
все доступные им места через поры и слабо защищенные участки. Теперь публика
станет объектом, выставленным для обозрения. Слова литературы будут следить
за человеческими душами, а музыка расставит сети, в которых запутаются
чувства. Картины в головах посетителей галерей будут рождать новые картины.
Произведения искусства будут любить, наказывать, насиловать, загонять в
глубины или возносить на высоты человеческие тела и души с такой легкостью,
будто они не тяжелее птичьего пуха. Человеческому роду не остается ничего
другого, кроме как подписать капитуляцию перед искусством, которое тысячи
лет собирало силы для совершения этого переворота. В противном случае его
настигнет грозная судьба - окончательная и бесповоротная Пустота.
КРЫЛАНЫ-ПОДКОВНИКИ Люди этой странной разновидности встречаются по всей Европе, чаще всего
они живут в равнинных местах. Рост их всего несколько сантиметров, а кожа
красновато-коричневого оттенка. Их интересуют все виды искусства,
формулирование вопросов (и другие виды исследовательской деятельности),
коллекционирование бабочек, старинных рукописей, будущих успехов и взглядов
любимых женщин. Они нервозны и легко впадают в пограничные состояния. Чаще
всего их можно встретить на берегу реки в послеполуденные часы, когда все
остальные томятся в своих коробках-ловушках. Там, прямо на месте, под ивой
или тополем, среди ракушек, улиток, волн и гальки, они внимательно следят за
природой, пытаясь определить свою роль и степень своего участия в реализации
ее законов. Ввиду того что этим наблюдениям они предаются настолько
самоотверженно, что по нескольку дней могут провести без пищи и воды, их
почти никто не замечает, так как, находясь в таком особом состоянии, они
почти невидимы и еще менее понятны и без того невнимательной окружающей их
среде.
Крыланов можно легко узнать не только по характерному рту,
напоминающему своей линией подкову, но и по постоянной, а иногда и
совершенно полной погруженности в собственные, необычайно разветвленные,
наподобие кроны дуба, растущего посреди поляны, сны.
До недавнего времени и сам служащий почты, <...> Арон Хартман в начале прошлого года был уволен из-за того, что вскрывал чужие письма с печальным содержанием и подменял их веселыми. Доводы защиты, в которых особо подчеркивалось, как много радости принесли действия Хартмана, в расчет приняты не были. Те, чьи сердца слушаются того, что продиктует им рука, объявили господина Хартмана виновным в том, что он позволил своей руке послушаться голоса сердца.
То, что он делает доброе дело, подтверждает само небо - оно благословляет его труд дождем. Музыка под сочными каплями зреет, мелодии бурлят, звук пахнет полем, поросшим молодой травой.
Осенью 1936 года решили переместить около пяти сотен "перевоспитуемых" в другой трудовой лагерь. Изнуренные трехдневным переходом по промерзшей тундре, мы наконец добрались до парома на берегу Енисея. С криками и побоями нас разделили на несколько групп. Я оказался рядом с одним пареньком, которого мы называли Иванушка из Крыма. Он был худощавый и тихий, перед охраной не пресмыкался, а самые бывалые говорили, что долго он здесь не протянет.
Енисей сердито пенился. Северный ветер беспощадно выдувал последнее тепло, которое мы вынесли за пазухой из барака последнего лагеря. Когда паром был где-то на середине реки, этот парнишка, Иванушка из Крыма, снял свои рукавицы и сунул их мне, прошептав:
- Вот, художник, бери, пригодятся.
Все остальное произошло мгновенно. Он перемахнул через низкую загородку у края парома, шагнул в воду, несколько раз взмахнул руками, будто хотел защититься от того, кто мог помешать ему спастись. Сначала казалось, что его тело слишком легкое для тяжелой воды. Но тут же вода расступилась, накрыла его, закрутила и потащила вниз.
Пока мы дожидались, когда переправится девятая или десятая группа, своенравный Енисей вышвырнул Иванушку из Крыма на берег. Он лежал в нескольких шагах от нас и в одной руке сжимал ракушку - неоспоримое доказательство того, что ему удалось достичь дна и увидеть хрустальный дворец Водяного. В другой руке - и этого я никогда не забуду - он держал чайную розу (бутон с бархатными лепестками, из тех, что растут в Крыму и которых никогда не было и не будет в Сибири). Кто-то вполголоса, будто читая молитву, говорил:
- Милые мои, не плачьте. Милые мои, не растворяйте слезами желтый цвет этой розы. Милые мои, не плачьте, но помните.
