Kitobni o'qish: «Планетолетчик»

Планетолетчик

Глава I. Опасность!

Примерно в полумиле под нами, уверенно взмывая вверх в нашем направлении, белый триплан привлек наше внимание, показав красно-зеленый сигнал " тревога". Я передал управление Рэй, и самолет по спирали пошел вниз, пока мы не оказались в нескольких метрах от машины. Из ближайшего иллюминатора высунулся человек.

– Здравствуйте! Вы случайно не Форбс, из комиссариата?

– Да, – озадаченно ответил я. – Что случилось?

– Плохие новости из Калифорнии. Только что получил их. Примите меня на борт.

В этот момент я и узнал Джона Бэбкока.

Через три минуты самый известный в мире изобретатель спустился по трапу в мою каюту. Рэй взглянула на него и тотчас кивнула; я удивился, когда он сделала то же самое в ответ, ведь я не подозревал, что они знакомы. Но она никогда не терпела формальностей.

– Что случилось с вашей беспроводной связью?

Не дождавшись от меня ответа он сказал:

– Если бы вы его слушали, то наверняка бы узнали, что около тринадцати часов в Калифорнии произошло землетрясение, и вся долина Сакраменто опустилась ниже уровня моря! Теперь ее покрывает залив Сан-Франциско!

Мы с Рэй уставились друг на друга в молчаливом оцепенении. Я представил себе… сердце государства… тысячи людей, миллионы. Затем Рэй быстро перевела дыхание.

– Кто-нибудь спасся? – спросил я Бэбкока.

Тот беззвучно покачал головой. Она резко повернулась и убежала в другой отсек, всхлипывая, когда закрывала за собой дверь.

Но вот о чем я подумал:

Почему Джон Бэбкок решил встретиться с нами, чтобы сообщить эту новость? Потери в людях, вероятно, были ошеломляющими, но что это значило для него?

Наверняка произошло нечто худшее. Я ждал.

– Вода зашла далеко на север, вплоть до Реддинга. Линии разлома, похоже, проходят вдоль предгорий с обеих сторон. Станция на горе Шаста…

Крик снаружи привлек нас к окну. Его спутник докладывал из триплана.

– Фресно сообщает о трех футах воды. Вода перестала подниматься. С юга сообщений нет. Это означает, что Сан-Хоакин в безопасности.

Я уловил возглас облегчения из соседней комнаты. Рэй тоже все услышала. Джон спокойно продолжил.

– Вы измените курс на Нью-Йорк?

– Давайте воспользуемся вашей машиной. Мы перельем мое топливо в ваш бак и выиграем время.

Он задумчиво помогал мне с багажом, пока я перебирался в триплан.

– Как насчет мисс Эббот? – хмуро улыбнулся он мне вслед. Я на какое-то мгновение забыл о ней. В момент моего замешательства он предложил ей подняться по трапу.

– Какой вы молодец, что решили меня бросить, – возмущенно заявила она.

Но я понимал, что она ругается, чтобы скрыть свое волнение, к тому же любопытство брало верх. Она видела, что Джон занимается регулировкой парашюта моего самолета, а бак быстро опустошается. Через мгновение она выпалила.

– Что случилось, Боб? Ты же не собираешься выдвигаться в затопленный район?

Она посмотрела на компас. Я подождал, пока Джон поднимется на борт, прежде чем ответить. Мы втроем смотрели, как аккуратное небольшое судно, управляемое автоматикой, плавно опускается в Индийский океан двумя милями ниже.

– Рэй, я должен попросить тебя не принимать поспешных решений, когда я скажу, что, вероятно, многие люди утонули в море.

Я замер, не решаясь посмотреть ей в глаза. Мне предстояло рассказать кое-что похуже.

Джон выручил меня.

– Видите ли, мисс Эббот, долина Сакраменто была не просто местопребыванием большого количества людей. Речь идет об их деятельности.

– Их деятельность! – повторила девушка с интересом. – Они фермеры, не так ли? Я забыла, что именно там выращивают.

– Пшеницу, – ответил я.

В глазах Рей вспыхнул огонек.

– Два миллиарда человек пользуются пшеницей, которую выращивают несколько тысяч фермеров. Десятая часть мирового урожая поступает именно оттуда, и эта катастрофа произошла в очень неподходящее время. Сбор урожая должен был начаться в следующем месяце.

Теперь Рэй все поняла.

– И вы хотите сказать, что мир очень нуждается в этой пшенице, – предположила она.

Затем она резко подняла глаза.

– Насколько сильно? – спросила она.

Она еще не понимала, что эта земля никогда больше не будет использоваться для выращивания пшеницы. Но я должен был ответить ей. Я повернулся к Джону.

– Бэбкок, как нам прояснить ситуацию для мисс Эббот? Вы же знаете, что ее образование было в значительной степени музыкальным. Она не поймет обычных технических терминов.

Джон отвернулся от окна. Мой самолет уже скрылся из виду. Прежде чем ответить на мой вопрос, он включил беспроводную связь и передал предупреждение для находящихся внизу судов. Его круглое лицо было очень серьезным.

– Полагаю, вы знаете, мисс Эббот, что миру грозит перенаселение. По данным прошлогодней переписи, численность населения составила двенадцать миллиардов человек. Это в шесть раз больше, чем было установлено в начале последней войны. Верно, Форбс?

– Примерно так, – ответил я.

– Нет нужды говорить, что, хотя людей стало больше, Земля осталась прежнего размера. Сто лет назад ее было много и даже с избытком. Сегодня все совсем по-другому. Факт в том, что последние четыре века нерушимого мира привели именно к тем негативным последствиям, которые многие предсказывали. Без войн, поддерживающих смертоносность, и без тормозящих индустриальных проблем большинство людей только и делают, что создают большие семьи.

– Я совершенно не понимаю! – запротестовала девушка. – Вы хотите сказать, что эта тревожная ситуация вызвана спокойствием сегодняшнего дня, теми самыми ценностями, которые нам кажутся такими прекрасными?

– И да, и нет, – поспешил объяснить Джон. – Нет, потому что Форбс ошибается. Согласно реальным данным, люди не создают настолько неприлично большие семьи. Есть и другая причина большой численности населения. Вам это действительно интересно?

Рэй коротко кивнула, и Джон продолжил.

– В конце последней войны правительства разных стран столкнулись с проблемой необходимости объяснить своим народам, почему они воевали, истекали кровью и голодали в течение многих лет. Ложь не могла одурачить их, как в прошлом; народы центральных держав теперь видели, что их правительства были настоящими паразитами, а союзники наконец поняли, что "демократия", за которую они боролись, вовсе не была демократией; это было не более чем "каждый сам за себя, и дьявол получит крайнего". Они добились победы своей демократии, но при этом бедные стали беднее, а богатые – богаче. Короче говоря, все страны сразу стали республиками.

Джон вздохнул, как бы тоскуя по тем тяжелым временам.

– Ну, а вскоре после этого наступили великие перемены. Война показала всем, что если государство может вести войну эффективнее, чем частные лица или корпорации, то, возможно, оно будет эффективнее вести дела и в мирное время. Конечно, было много экспериментов. Они должны были установить новый стандарт мотивации.

– Но что же дало это важное преобразование? – поинтересовалась девушка.

Изобретатель замялся в нерешительности, потом спросил:

– Знаете ли вы, каков средний доход на сегодняшний день и каков средний рабочий день в часах? Сколько вы платите за сахар?

Рэй не растерялась.

– Сахар сейчас стоит два цента, я думаю. Почти все работают по три часа в день. Средний дневной заработок составляет от восемнадцати до девятнадцати долларов, не так ли? И что?

– А вот в чем дело, – ответил Джон. – До перемен четыре пятых людей работали много часов за очень низкую плату. Восемь часов и пять долларов считались отличным заработком в то время, когда сахар стоил восемь-девять центов за фунт.

– Вы уверены? – недоверчиво спросила Рэй.

Она обернулась ко мне, и я с энтузиазмом высказался. Это была более близкая мне тема.

– Эффективность – вот ответ. Вы не представляете, насколько расточительным был мир до перемен. Они строили две железные дороги там, где достаточно было одной. : Миллионы людей занимались рекламой, юридическим бизнесом, полицейской деятельностью, и все это стало совершенно ненужным. Поэтому эти же люди могли работать в действительно полезных отраслях и тем самым сократить количество труда для всех.

– Но это не объясняет, почему у нас теперь гораздо больше доходов.

На это ответил Джон.

– Потому что сотрудничество гораздо более продуктивно, чем конкуренция. У нас нет праздных людей, ни бедных, ни богатых; нет неиспользуемой земли, нет неиспользуемой техники любого рода. Все используется с максимальной пользой. Это понятно?

– В те времена человек был вынужден постоянно зарабатывать на жизнь, постоянно испытывал искушение сократить свои дни "напряженной" жизнью, а сегодня наше благосостояние гарантировано на всю жизнь. Мы работаем, потому что нам это нравится: Знаете ли вы, какова была средняя продолжительность жизни до перемен?

Я увидел, что Рэй не знает, и ответил:

– Тридцать восемь лет.

– Что! – воскликнула она в полном изумлении. – Это… это невероятно. Вы в этом уверены?

– Абсолютно. Мужчины, дожившие до ста лет, были большей редкостью, чем те, кому сегодня двести. В прошлом году средний возраст был восемьдесят четыре года.

Но я поспешил добавить:

– Джон не должен полностью отдавать должное экономическим условиям. Во многом это долголетие обусловлено использованием препарата Фулграта.

– Лекарство, которое делает артерии более мягкими? – уточнила Рэй. – Мой прадед пользуется им, ему сто пятнадцать лет. И поэтому мир так густо населен!

– Именно, – сказал Джон. – Нельзя винить людей за то, что они хотят иметь несколько детей и хотят жить в этом приятном мире до тех пор, пока они ощущают себя молодыми. В то же время, как бы мы ни старались, мы не можем заставить землю производить достаточно пищи. А весенний урожай младенцев i как всегда велик – полмиллиарда.

Рэй размышляла об этом в течение пары минут, глядя вниз на Абиссинию, которую мы миновали на высоте трех миль, чтобы избежать мадагаскарского трафика. Люди там наверняка уже слышали о гибели пшеницы. Мое ведомство будет завалено тревожными запросами. Наконец девушка повернулась ко мне, ее лицо приобрело серьезное выражение.

– Вы не ответили на мой вопрос, Боб. Насколько плохи наши дела?

Я перехватил мрачный взгляд Джона и посмотрел девушке в лицо.

– Завтра весь мир должен перейти на сокращенный рацион.

Глава II. Столкновение

На более низких уровнях виднелся оживленный поток туристов, следующих по течению Нила в Ньянза.

Вскоре мы оказались над унылыми пустошами пустыни, а я стоял у расположенного с юга иллюминатора и обдумывал ситуацию, прокручивая в голове схемы до тех пор, пока не почувствовал умственную усталость. В качестве аргумента я обратился к замечаниям Джона о больших переменах.

"Что толку, – с горечью подумал я. – К чему все это, этот прекрасный идеал в своем воплощении? Мир делал поразительные шаги, но спотыкался о собственные пятки. Голод посреди изобилия, только потому, что мы жили по самым высоким стандартам!"

Мне пришло в голову, что до перемен Рэй Эббот и я не смогли бы совершить эту небольшую поездку из Мельбурна в Каир, не вызвав разговоров, которые погубили бы репутацию девушки. Но сегодня, благодаря хорошим матерям и заботливым учителям, мужчины так же ревностно относятся к своему целомудрию, как и женщины. Молодой паре можно доверить побыть наедине, и общество давно это признало.

Конечно, как отметил бы Джон, экономические условия тоже имеют значение. Мир наслаждается гораздо большей свободой и комфортом, но мы, вместо того чтобы предаваться праздности, используем свое время и деньги для более высоких потребностей, чем телесные удовольствия. Если подумать, то и до перемен именно бедные, а не богатые, имели большие семьи.

Улучшились и критерии "джентльмена". Раньше его главной амбицией было сказать какую-нибудь героическую фразу, чтобы спасти нежные чувства женщины. Сегодня от него ожидают, что он проживет свою жизнь ради человечества; это гораздо лучше, чем старый вариант – жить за счет чужого труда.

И снова я подумал о поразительном прогрессе изобретений со времен соглашения. Этот триплан развивал скорость до четырехсот миль в час, его можно было остановить в воздухе, направить прямо к земле без малейшего напряжения и сразу же поднять вверх. Ранние образцы, хранящиеся в музеях, не развивали скорости более ста пятидесяти миль в час и должны были стартовать с разбега, с земли. При посадке такие самолеты нередко выходили из строя и наносили увечья летчику.

Джон утверждает, что эти улучшения – результат совершенствования условий. Естественно, что, поскольку каждый взрослый мог стать обладателем одного самолета, развитие летательных аппаратов было очень интенсивным. Если учесть, что ранние модели были настолько дороги, что из десяти тысяч человек вряд ли хоть один имел такой самолет, то неудивительно, что они были низкоэффективными.

Но наши двигатели настолько же превосходят старые, насколько они превосходили древние паровые машины. Наше топливо – еще одно чудо, которого следовало ожидать с учетом прогресса за столько лет. Я еще не был готов признать, что впечатляющие достижения могут быть равнозначны влиянию постоянных улучшений.

Для меня крупные преобразования – вполне естественное явление, и я постоянно удивляюсь тому, что древние так медленно шли к этому. Ведь это был такой простой шаг. Большие деньги, как их тогда называли, неуклонно вытесняли маленькие. Несколько больших "трестов" превратились в один гигантский трест, и людям оставалось только осознать, что между владением трестом и принадлежностью к нему существует разница в том, чтобы реально контролировать правительство, а не оставлять эту функцию нескольким услужливым партийным лидерам.

В конечном итоге мы втроем поспешили в Нью-Йорк, чтобы помочь решить возникшую проблему. Рэй Эббот, на протяжении нескольких лет являвшаяся фавориткой конкурса фотофонного сопрано, а теперь занимавшаяся с учениками, каждый из которых обещал выступить не хуже нее, выглядела моложе всех. Мне было почти сорок, Джон на три года младше меня; Рэй же было неполных тридцать, изящная, энергичная девушка ростом чуть ниже шести футов. Черты ее лица показались бы слишком крупными для представительницы древности, но единственная настоящая природная красота – сияние идеального здоровья – озаряла ее кожу. Темно-голубые глаза, широко посаженные возле слегка вздернутого, но совершенно прямого носа, отражали каждую мысль, проносившуюся в ее голове, с чарующими переливами света.

Я никак не мог решить, что мне нравится больше – эти глаза или ее чудесные волосы, светлый ворох которых, казалось, постоянно стремился вырваться за свои пределы и превратиться в облако. Мы не были помолвлены, хотя мне очень хотелось, чтобы это было так, и я бы целовал эти волосы по сто раз на дню.

На ней был простой цельный авиационный костюм, довольно яркий по цветовой гамме. За исключением этого, я не смогу описать ее платье. С тех пор, как женщины перестали следовать "модным" тенденциям, и каждая из них стала одеваться так, чтобы стать самой собой. Могу лишь заверить вас, что все вещи, созданные Рэй, идеально подходили к ее фигуре.

Как выглядит Джон, знают все. Его круглое жизнерадостное лицо с великолепной игрой мимики, меняющейся от мальчишеской невинности до напряженной проницательности, знакомо каждому из нас не хуже, чем наше собственное. Любой человек, не дотягивающий до общепринятых стандартов шести футов шести дюймов, утешает себя тем, что Бэбкок ростом всего метр восемьдесят и, честно говоря, склонен скорее к плотному телосложению, чем к стройности.

Я не перестаю удивляться его поразительному мастерству. Получив полное техническое образование, он в кратчайшие сроки создал практическое воплощение художественного таланта своего отца. Величайший изобретатель самого изобретательного века в мире, Джон при первой встрече произвел на меня впечатление мальчика, только начинающего взрослеть. О том, как на моих глазах он стал великим, вы сможете прочитать далее.

О себе скажу, что чем меньше, тем лучше. При росте выше среднего и весе ниже среднего, я отличаюсь, прежде всего, аскетическим типом лица, унаследованным от длинного семейного рода таких же людей. В другое время меня назвали бы аристократом, но нынешняя ситуация сложилась так, что мои слишком развитые таланты к управлению привели меня к цели. Одну свою амбицию я уже реализовал: я стал руководителем американского отдела Комиссариата.

Нашим пилотом был Гарри Мейпс, молодой человек, восхищавшийся Джоном, благодаря чему он был выбран из тысяч людей для работы с изобретателем. Его специальностью был тепловой анализ, поэтому он добился максимального эффекта от нашего аппарата.

Перед наступлением ночи мы оказались над Атлантикой. В ответ на мое сообщение с группой Джона в районе островов Зеленого Мыса нас ждал штатный топливный аэростат. Нас постоянно прерывали аэрограммы из бюро, а также от различных официальных лиц, включая самого председателя. Но даже ему мы ответили, что ничего нельзя сделать до конференции в Нью-Йорке. Поужинали мы только ближе к полуночи.

После этого мы сидели в кормовой каюте и хранили напряженное молчание. Джон смотрел в маленький призменный бинокль на Млечный Путь, а Рэй безучастно следила за фиолетовыми огнями почтовых самолетов на соседнем ярусе, сопоставляя их полеты с расписанием. Помню, она ворвалась в мои мысли, упомянув, что "антарктический самолет опаздывает на десять минут", и я как раз начал возвращаться к работе, когда Джон издал изумленный возглас.

– Посмотри на Сатурн! – сказал он и сунул мне в руки свой бинокль.

В следующую секунду Рэй достала еще один, и Джон показал нам, куда нужно смотреть. Я, конечно, ожидал увидеть знаменитые кольца огромной планеты, но был поражен: за знакомым диском виднелось огромное желтовато-белое облако. Кольца были сильно деформированы, и по мере того, как я наблюдал, странное облако увеличивалось в размерах, а кольца начали распадаться.

Рэй взволнованно произнес.

– Что это может быть, Джон? Неужели ты только что обнаружил это?

– Это произошло за последние полчаса, я уверен, – заявил он. – Раньше я ничего подобного не замечал. Не может быть, чтобы старина просто взорвался!

Пока он говорил, мне пришла в голову одна очевидная вещь. Для такой катастрофы может быть только одна адекватная причина.

– Мы наблюдаем нечто грандиозное, товарищи; крупнейшее событие со времен образования нашей Луны. Сатурн столкнулся с темной звездой.

Мы даже не предполагали, к каким далеко идущим последствиям приведет это явление.

Глава III. На сокращенном рационе

Оказалось, что я был не совсем прав. Еще до того, как мы достигли Нью-Йорка, обсерватории объявили, что это столкновение произошло из-за слабо светящейся планеты, которая была объектом наблюдения за два-три часа до этого события. По-видимому, это было одним из тех бесчисленных безымянных космических объектов, которые постоянно попадают под влияние Солнца. Этот, можно сказать, планетоид, использовал единственный шанс из миллиардов и нанес удар по нашему далекому и молчаливому соседу.

Через несколько часов Сатурн окутало раскаленное облако, в пять-шесть раз превышающее его прежние размеры. Очевидно, что скорость блуждающего "громовержца" должна была быть намного больше, чем у планеты, чтобы привести к таким потрясающим результатам; но только через несколько дней астрономы узнали, что планетоид был двойным, "бинарным", двигавшимся с такой же скоростью, как комета. Удар одной из двух светил в правую сторону старшего брата Земли превратил планету в раскаленный газ и почти привел к ее разрушению. Вторая половина двойного светила продолжала беспрепятственно двигаться к Солнцу:

Когда волнение улеглось, мы устроились в креслах как можно удобнее и дремали до рассвета. Иногда мы притормаживали рядом с ретрансляционным самолетом, который доставлял еще одного пилота для замены Гарри и Джона. В обычных условиях я бы сам сел за штурвал, но мне нужно было быть свежим для конференции.

К семи тридцати, когда показалось побережье Делавэра, мы завершили довольно аппетитный завтрак и наблюдали за тем, как наш пилот осторожно пробирается вниз сквозь поток автотранспорта. Даже при соблюдении всех правил спускаться с высоких скоростных уровней в окрестностях Нью-Йорка – героическая задача. Если бы мы не торопились, то следовало бы спуститься на сотню миль раньше. Плохие новости, похоже, привлекают самолеты так же эффективно, как и праздники.

Вы наверняка понимаете, что бедствие с калифорнийской пшеницей было слишком деликатным делом, чтобы решать его обычным способом через фотофон. Эта система прекрасно подходит для обсуждения общих вопросов, таких как выборы, но в случае, требующем быстрого и радикального решения с последующими разъяснениями, ничто, кроме закрытой конференции, не годится. Она проходила в южном крыле центрального зала заседаний, и на ней присутствовали только председатель, совет, руководители различных бюро и восемь моих заместителей.

Не дожидаясь даже изложения проблемы, председатель неформально призвал меня предложить решение. Я просто указал на то, что вы уже знаете: при использовании каждого сантиметра земли наилучшим образом, мир, тем не менее, остро нуждается в пшенице, которая была потеряна. Я сказал, что, возможно, людей можно побудить отказаться от земли, используемой сейчас для других целей, и самым верным способом убедить всех в том, насколько серьезно дело обстоит, было бы сокращение поставок муки. Это, по моему мнению, обеспечит запас на случай неурожая других культур.

Начальник транспортного отдела поинтересовался, может ли его ведомство сделать что-нибудь для снижения нагрузки. Я заверил его, что он прекрасно справляется со своей задачей. Начальник азиатского отдела моего бюро сказал, что в его области принимаются все меры для предотвращения чрезвычайных происшествий, и на несколько минут воцарилась тишина.

Ее нарушил глава судебной власти. Его солидный возраст придавал ему внушительный вид, когда он, высокий и подтянутый, на мгновение замер, прежде чем заговорить.

– В регламенте нет ничего, что могло бы помешать шагу, который рекомендует товарищ Форбс, – заявил он своим гулким, рокочущим басом. – Но я считаю, что народ будет критиковать администрацию. Такая ограничительная мера не соответствует современным идеалам. Это отдает привкусом глубокой древности.

Но тут на мою поддержку поднялся итальянский председатель.

– С другой стороны, Ваша честь, – заявил он, – на нас лежит двойная ответственность. Мы должны не только не допустить истощения наших запасов, но и решительно внушить каждому необходимость радикальных перемен.

Остальные выразили свое одобрение, и было проведено голосование; так на тайном заседании мы поступили в интересах всех, приняв знаменитое решение о сокращении расходов в 410 году новой эры.

О том, как отнеслась к этому событию общественность, сейчас мало что можно сказать. В течение первых часов после объявления телефонные провода были раскалены добела, но единственное реальное проявление гнева исходило из четырех или пяти широко разбросанных точек Африки и Азии, где люди уже надеялись, что голода впредь больше никогда не будет. Но уже на следующий день все неприятности улеглись, и мы знали, что мир будет терпеливо ждать нашего следующего решения.

А пока я был занят тем, что получал предложения из тысяч источников. Мое бюро уделяло им самое пристальное внимание, но из множества предложенных средств лишь немногие были достойны рассмотрения, да и те уже были отброшены нами после тщательного изучения. Я пришел к выводу, что, выражаясь словами моего предка, "все зависит от меня".

Однажды днем Рэй лично пришла ко мне, чтобы посочувствовать и, взглянув на мое лицо, посоветовать принять какое-то таинственное средство для лечения нервов. Я послушно пошел за ней на озеро, где выяснилось, что она взяла с собой старинную гребную лодку, несомненно, копию какой-то музейной реликвии. Эта нелепая идея поразила меня до глубины души, и я позволил ей грести до середины водоема, в то время как мои помощники стояли на берегу и недоумевали.

У Рэй хватило здравого смысла ничего не говорить, а я улегся на сиденье и почти заснул – так быстро подействовало успокаивающее плавное движение лодки. И тут, в один из полубессознательных моментов вдохновения, ко мне пришла потрясающая идея. Не полноценная, как мелодия песни, но основная концепция средства от грозящей катастрофы.

Рэй снова продемонстрировала высокую степень самообладания, сдерживая свое любопытство, пока я с волнением хватался за весла. Я поспешно выскочил из лодки, мысленно обдумывая схему, и помчался в свою лабораторию, даже не взглянув на бедную девушку. Только на следующий день я вспомнил об этом и сразу же позвонил Рей.

Конечно, фотофон был не так удобен, как портативный визифон, которым мы пользуемся сейчас. Человек заходил в небольшую кабинку и, стоя перед мозаичным "зеркалом", заполнявшим одну сторону комнаты, настраивал циферблаты вызова на правой стене. Как только собеседник отвечал на звонок, он тут же видел отражение интерьера другой кабинки в полный рост, в естественных тонах, с освещением и прочим, так что разговор был практически таким же, как и лицом к лицу. Аналогичное зеркало слева позволяло разговаривать сразу трем собеседникам. Разумеется, для официальных дел существовали кабинки, продуманные до мелочей.

Человек говорил естественным тоном, не нужно было прикладывать трубку к уху или держать рядом рупор. Диафрагмы удобно располагались справа. Разговор был внятным и естественным по уровню громкости, так что в нем были все достоинства личного визита, за исключением только самих тел.

К этому времени Рэй вернулась в свой дом в Калифорнии и занималась со своими учениками. Она не позволила мне извиняться.

– Я была слишком счастлива, чтобы обижаться, – улыбнулась она, – я была уверена, что мое лечение сработало.

В ее голосе была особая дрожь, которую я часто улавливал в голосе матери, какая-то тревожная обеспокоенность, которая, кажется, всегда исходит от чистого сердца. Это меня очень ободрило, и я решил сделать предложение при первой же возможности.

Но в течение следующих нескольких месяцев я был очень занят реализацией своей идеи. Я считал, что в первую очередь я должен быть предан своей службе, а личные дела должны подождать. Кроме того, предстояло проверить множество установок самым тщательным образом. Мой замысел должен был решить серьезную проблему, и его надо было проработать с должной тщательностью.

Все это время я держался в тени. Я обязал своих помощников хранить тайну и уверен, что никто из посторонних не узнал о моем замысле. Возможно, я ошибался, и мы могли бы добиться более быстрого прогресса, если бы получили больше советов. Но я рассудил, что раз уж мы в тайне вызвали неудовольствие народа, то и исправлять ситуацию надо аналогичным образом.

В это время я мало что слышал о Джоне Бэбкоке, смутно зная, что он работает в своих венесуэльских лабораториях, совершенствуя несколько изобретений. Но я не удивился, когда однажды администратор фототелефона объявил, что изобретатель желает "познакомить народ с хорошей новостью". Джон всегда вел себя нестандартно, а кроме того, благодаря своим выдающимся успехам он получал провода от фотофона, когда ему вздумается. Джонни нравился людям, они восхищались и уважали его.

Я шагнул к своему стенду, зная, что это того стоит.

Очевидно, кабинка Джона находилась прямо в его мастерской, так как он оставил дверь открытой, и часть его аппарата была на виду. Одет он был в комбинезон в полный рост, который оказался в тот момент сильно испачканным.

Но если уж на то пошло, то и лицо, и руки свидетельствовали о том, что в спешке он не успел привести себя в порядок. Его изможденное лицо свидетельствовало о том, что он, вероятно, работал несколько дней без отдыха.

– Я это сделал, парни! – ликовал он. (Смею предположить, что половина бодрствующего населения внимала его словам.) – О еде можете не беспокоиться. Ее будет достаточно для всех и даже больше. Поверьте мне на слово – я не могу сейчас вдаваться в подробности – все будет в порядке! Ну и ну, как же я рад!

И мальчишка, каковым он сейчас предстал, радостно ухмыльнулся и выскочил из кабинки, чтобы через мгновение вернуться с любопытным конусообразным предметом из какого-то алюминиевого сплава, видимо, моделью, достаточно маленькой, чтобы ее можно было держать в руках.

– Вот что я изготовлю! – крикнул он в дверь своего стенда. – Не спрашивайте меня, как – я расскажу вам все, как только все будет готово. До свидания!

И он ушел, оставив весьма озадаченный мир гадать, что он имел в виду, и улыбаться самому себе, говоря: "Не правда ли, в точности в духе Джонни?".

Со своей стороны, я не сомневался в его искренности. Я также верил, что он выполнит то, что обещал, ведь его послужной список до сих пор был безупречен. Единственная возможность неудачи – это какие-то недостатки в материалах, которые он не мог предусмотреть. Я почувствовал явное облегчение от его заявления, но, конечно, не прекратил заниматься своей работой. Проблема была достаточно серьезной и требовала максимальных усилий.

Я лишь уделил еще больше внимания каждой детали. В моей работе не должно быть изъянов. А между тем люди не возражали против двух третей от буханки.