Kitobni o'qish: «Золотые крылья»

«Человек не имеет крыльев и по отношению веса своего тела к весу мускулов в 72 раза слабее птицы… Но я думаю, что он полетит, опираясь не на силу своих мускулов, а на силу своего разума.»

Н. Е. Жуковский.

Они казались такими пушистыми… И тем не менее – такими исполинскими, величественными. С набором высоты облака всё больше и больше стали напоминать комочки белой шерсти, разбросанные по лоскутному покрывалу полей, озёр, лесов и речек и переносимые всевозможными порывами майского ветра. Впрочем, сидящему в кабине аэроплана человеку было совсем не до них.

Высотомер плавно отсчитывал набранные футы, прерываясь лишь на те моменты, когда аппарату необходимо было сохранить стабильную скорость. В такие моменты воздухоплаватель выравнивал аэроплан горизонтально относительно земли, и тот, поддавшись воздушным потокам, свободно парил в безграничном пространстве – царстве солнца, ветра и облаков.

Золотистые волосы лётчика, не до конца сокрытые шлемом, развевались на встречном ветру, словно тысячи змеек. Если бы на такой скорости у него отсутствовали защитные очки, его глаза бы уже давно высохли, а любая пылинка причиняла бы невыносимую боль. Кабина была стандартной: открытой, с небольшим лобовым стеклом, которое защищало разве что от прямого задува воздуха от мотора. Зашипело радио, и вскоре из наушников послышался узнаваемый даже через помехи голос:

– Гладерика! Гладерика, как слышно? Это «Эдельвейс».

– Саша? Но как? – воскликнула удивлённая девушка. Ветер заглушал её речь, даже когда та перешла на повышенный тон.

– Не ожидала, да? – голос рассмеялся. – Всё-таки подпустили меня наблюдать за полётом моей птички. Как самочувствие, капитан?

– В норме, – уже спокойным голосом ответила Гладерика.

– Назови эшелон, Гладерика.

– Эшелон два-три. Как тебе такое, «Эдельвейс»?

– Да вы умнички! И ты, и «Идиллия»!

Гладерика улыбнулась. В разговор вмешался другой мужской голос, донёсшийся из радио:

– «Эдельвейс», довольно болтать. Не трать заряд рации. «Аурус», бери два-шесть, затем по спирали на снижение.

– Так точно, Роман Иванович, – сказала Гладерика. – Связь по глиссаде?

– По глиссаде. Конец связи.

– Конец связи.

– Смотри не свались, птичка! – донёсся напоследок голос Александра.

– Так точно, «Эдельвейс»! – воскликнула девушка. На её лице появилась целеустремлённая ухмылка – верный знак того, что свою задачу она выполнит с наилучшим результатом.

Коротко прошипев, рация затихла. Предстояло преодолеть триста футов, а затем, замерив скорость аэроплана и собственное самочувствие, начать спускаться на аэродром.

«Два-четыре, – рапортовала самой себе Гладерика». Спидометр неумолимо замедлял вращение стрелки, в какой-то момент замерев на месте – скорость более не росла.

«Два-пять…». Чуть ранее этой отметки скорость постепенно начала ползти вниз. Зафиксировав этот факт, Гладерика направила рычаг немного от себя. «Идиллия» почти выровнялась горизонтально, и скорость вновь немного подросла. Забрав себе двадцать лишних узлов, лётчик вновь направила рычаг на себя. Задрожали рули высоты – она почувствовала вибрацию от них через тросы, что вели к рычагу. «Давай, малютка, – прошептала Гладерика, – давай, ещё сотню. Ты же Александрова дочь… Тебе и не такое должно быть под силу!»

Помогли не то уговоры, не то восходящий поток, не то увеличение расхода керосина – уже через пару минут Гладерика с радостью отсчитала про себя нужную цифру: «Два-шесть». Замерив на хронометре время пересечения потолка, одной рукой она вытащила из бокового кармашка небольшой блокнот с карандашом и, зажав рычаг между ног, сделала необходимые записи. Впервые за весь полёт девушка оглянулась вокруг кабины. Вокруг простиралась неописуемая, чарующая, поистине волшебная картина. На горизонте зелёные леса и поля мешались с бело-голубой небесной гладью, рисуя неуловимыми оттенками очертания гор и холмов. Чуть ближе к ней киноплёнкой плыли деревеньки, рощи и пруды. С такой высоты она не могла различить ни силуэты отдельных деревьев, ни волн на поверхности водоёмов, ни, конечно же, людей. Держа рычаг между ног, Гладерика спрятала блокнот и карандаш в кармашек, а затем в порыве восторга и триумфа раскинула руки в стороны.

– До чего же здорово! – воскликнула она, вдыхая полной грудью чистый высотный воздух.

Внезапно ей захотелось расстегнуть все ремни, что так неприятно сковывали её движения, снять жаркий и душный её волосам шлем вместе с очками и, расправив руки, словно крылья, полететь в тандеме с красавицей «Идиллией»!

– Вот, что чувствуют те, у кого есть крылья… – сказала про себя Гладерика. – Спасибо тебе, Саша… За то, что дал мне эти крылья. Спасибо, Саша!

Настала пора снижаться. Девушка осмотрела панель приборов и, удостоверившись в норме показателей, потянула рычаг вправо. Почувствовав крен, по указанию инструкторов она повернула голову в сторону земли, попутно оттягивая рычаг от себя. Вновь задрожали рули высоты. Аэроплан, доселе не видевший солнца за облаками, яростно сопротивлялся мощной стихии ветра. Вибрация нарастала. Гладерика заметила это, но, будучи сконцентрированной на снижении, списала это на работу элеронов. Оттянув рычаг ещё немного, девушка начала выравнивать аэроплан…

Внезапный толчок чуть не расшиб Гладерике лицо о приборную панель. К счастью, приложилась она лишь щекой, отделавшись ушибом. Она посмотрела на мотор, звук которого из равномерного шума превратился в то нарастающий, то затихающий гул. Из его выхлопной трубы с резкими хлопками вырывался язык пламени. Гладерика почувствовала, как её лицо мигом покрылось потом. Однако об этом явлении её предупреждали. Инструкции к действиям в чрезвычайных ситуациях она максимально чётко выучила до полёта. Переключив тумблер, лётчик потянула рычаг на себя. Мотор закашлял, захрипел, пламя прекратилось. Лопасти поддались набегающим потокам. Гладерика тотчас нажала на кнопку рации.

– Роман Иванович! «Эдельвейс»! Приём!

– «Аурус», Роман Иванович на связи.

– Внештатная ситуация. Предположительно – помпаж. Эшелон – два-два.

– «Аурус», сохраняй спокойствие. Держи курс ровно, избегай сваливания. Продолжай снижение по плану.

Из-под радиопомех Гладерика расслышала какой-то шум и стук. Вскоре до неё донёсся голос Александра:

– «Аурус»… Гладерика! «Эдельвейс» на связи. Доложи о самочувствии.

– Самочувствие в норме.

– Давление?

– В норме.

– Принято, – отрезал он. – Следуй инструкциям Романа Ивановича. Помпаж исправляется повторным запуском мотора. Попробуй дёрнуть ручку стартера.

Гладерика потянулась к рычагу под сиденьем. Однако даже после десятка вращений мотор не завёлся.

– Не работает, – доложила она.

– Не переживай, в крайнем случае аэроплан рассчитан на приземление без мотора. В таком случае след… – на этом моменте помехи полностью заглушили голос Александра.

– «Эдельвейс», Саша, приём, – сказала Гладерика в шипящую рацию.

Бесполезно. Связь оказалась прерванной. Запросив ответ ещё пару раз, девушка поняла, что дело безнадёжно.

– Чёрт!.. – выругалась девушка. – Надо садиться. Без мотора…

Внезапно «Идиллия» резко накренилась под напором бокового ветра. Гладерика машинально дёрнула рычаг в противоположную от крена сторону. Послышался треск и хруст разрывающегося полотна. Теперь девушка почувствовала первородный, поистине животный страх. Оглянувшись на крылья, она оторопела: лоскутки тканевой обшивки неистово болтались на ветру, а сквозь оголённый деревянный каркас виднелся обрывок троса. Аэроплан потерял управляемость и стал неистовыми толчками лететь в бездонную пропасть, ловя малейшие колебания воздуха, кои теперь стали для него словно барьерами и плотными заслонами…

Глава 1. Путь мечтателей.

– Что за ерунда? Пойдём уже, хватит здесь торчать!

Неожиданный возглас разбудил задремавшего за партой юношу. Тот вздрогнул, а затем, оглянувшись вокруг, забавной физиономией уставился на нарушителя его спокойствия.

– Ха-ха-ха, какая у тебя всё-таки смешная рожа! – засмеялся он, подойдя к нему. – Вставай, на прогулку опоздаешь.

– Коля? Чего тебе нужно? Какую ещё прогулку? Разве уже вечер?

– Седьмой час пошёл, ей-богу. Забился, как плесень, в глубокую каморку, света белого не видишь – разве так должен выглядеть образцовый столичный студент?

– Ради Бога, оставь меня в покое, – проговорил сонный юноша, протирая глаза. – Я зачитался трудом Лилиенталя и незаметно задремал.

– Неужто настолько скучное чтиво?

– Наоборот, Коля. Впрочем, вряд ли сия наука будет тебе интересна. Можешь не звать на прогулку. И так знаю, что это будет скучнейший вечер со смолянками.

– Ошибаешься, брат, – ответил ему Николай. – Это будет преинтереснейший вечер. Да, мы пригласили благородных девиц, однако совсем не для того, о чём ты можешь помышлять. Ваня Орлов будет демонстрировать работающую модель субмарины, о которой он вычитал в «Двадцати тысячах лье» Жюля Верна.

– Неужто ему это удалось выполнить? – с удивлением и некоторым недоверием спросил юноша.

– А то! Своими глазами видал. Здоровенная машина, натуральнейшее чудо, прости Господи.

– Чудес наука не знает. Есть лишь временно необъяснимое.

– Вот и проснулся наш маленький зануда, – в шутку ласково протянул Николай. – Вот что, Саша: пойдём сейчас. Если и дальше сидеть здесь, всю жизнь за формулами прозеваешь.

– Назови хоть один аргумент в пользу того, что мне надо идти туда, – настаивал он. – Мои идеи – и есть жизнь.

– Скучновато… Ну хорошо. Во-первых, свежий воздух. Поскольку мой отец – превосходный доктор, о полезных свойствах воздуха я могу рассказывать часами.

– Пожалуй, о пользе оного я сам наслышан. Однако этого недостаточно.

– Во-вторых, демонстрация субмарины.

– Эта посудина потонет, – скептически махнул рукой Александр. – У Вани отсутствует теоретическая база. Ха, а знаешь, почему я уверен в его провале? – он злорадно усмехнулся. – Он просто не взял меня в инженеры. Если бы я руководил теоретической частью проекта, успех был бы ему обеспечен. Хм… – на секунду призадумался он. – А знаешь что? Пойдём, Коля. Я хочу посмотреть лично на то, как эта ржавая бочка пойдёт ко дну Невы вместе с его косым паровым двигателем.

– Отрадно слышать, что хотя бы это увлекает тебя, – улыбнулся Коля. – Тогда собирайся и выходи.

– Погоди… Я возьму кое-что. Не хочу, пусть даже на время прогулки, зря терять время.

Сказав это, Александр пощупал книжную полку, а затем вытащил оттуда пару листов бумаги.

– Что это? – спросил Николай.

– Это чертежи моего аэроплана. Однако они всё ещё нуждаются в доработке.

– Ты ни разу нам не показывал эти чертежи, однако…

– Это правда. Хотелось сохранить в секрете. Впрочем, основная часть выполнена, поэтому я могу лишь поправлять некоторые детали.

– Это ты молодец. Ну ладно, идём, идём скорее! Девицы уже заждались!

В жаркую летнюю пору большинство студентов желали заниматься на свежем воздухе, поскольку в помещениях становилось невыносимо душно. Вечером же территория Васильевского острова оказывалась оккупированной учащимися – гимназистами и студентами. Александр Стефенссон, о котором недавно шла речь, не любил больших и шумных обществ, предпочитая им сидение в собственной комнатке или же посещение университетской библиотеки. Юноша справлялся со всеми заданиями и сдавал практически все экзамены на высший балл, исключая, пожалуй, лишь спорт. Внешности он был типично варяжской: гордая, осанистая фигура, широкие плечи, русые волосы, выразительные черты лица и большие, вечно любопытные, голубые глаза. Его не интересовали светские забавы его сокурсников, которые, по его словам, «вечно пьяны и не способны на великие свершения». Однако даже такой его оценки избежали двое парней: Николай Кирсанов и Иван Орлов. Первый ему приглянулся за необыкновенную живость и умение поглощать знания на лету. Именно Коля мог в самые трудные моменты вытянуть его на прогулку по вечерней столице, тем самым немного снимая накопившиеся тревоги и переживания. С Ваней же у Александра отношения не задались с самого начала, поскольку тот был таким же своенравным и упрямым, как и он сам. Однако было в Орлове что-то, за что юноша хоть и сдержанно, но всё же восхищался им. Это была невероятная работоспособность, трудолюбие и практичность. Не проходило и дня, как Иван не задумал бы какую-нибудь новую машину или устройство. Чаще всего его работы терпели неудачи, однако среди сотен различных поделок и изобретений попадались и толковые. Примером плода воспалённого ума Вани является пресловутая субмарина, прототипом которой выступил аппарат, выдуманный великим французским писателем.

Стоит сказать, что Александр не столько хотел увидеть крах его изобретения. Нет, он не был злорадным или завистливым. Больше всего ему хотелось именно взглянуть на это творение, полюбопытствовать о его устройстве, узнать о характеристиках, по возможности предоставив разумную критику. Именно в этом он видел смысл общения между людьми – в обмене опытом и знаниями, в совместном решении вопросов и проблем окружающей действительности. «В конце концов, если так подумать… Его практические навыки и мой багаж знаний вместе образовали бы превосходный тандем, – размышлял он. – А Коля был бы отличным Гермесом между моим и Ваниным миром. Сколько бы мы смогли создать вместе!.. Не только аэроплан. Нет… И в космос, и на Луну мы бы полетели!»

Тем временем, двое товарищей вышли на набережную Невы. На перекрёстке Университетской и Дворцового моста скопилось много народу. Александр узнал в этой массе то знакомое, с вечно горящими глазами, выразительное лицо – Ваню Орлова. Тот держал в своих руках довольно внушительных размеров медный сигарообразный предмет.

– Пойдём поближе! – воскликнул Коля и жестом руки позвал Александра следовать за ним. – Ваня!

– Вот он, гений нашего города, – иронично молвил Александр. – Ну, коль уж позвал, нечего отгораживаться.

Иван обратил внимание на зовущего, и, протиснувшись с моделью из толпы, подошёл к друзьям.

– Привет, Ваня, – поприветствовал его Николай, пожав тому руку. – Ну и махина. Тяжёлая?

– Фунтов тридцать, не меньше, – сказал Иван. – Здравствуй, Саша.

– Да, привет, – пожал протянутую ему руку юноша. – И как же она работает?

– О, всё до боли просто, – начал Иван. – Сердце моей субмарины – большая батарейка, оббитая резиной для изоляции. Я заметил, что если пропустить ток по спирали, та начинает раскаляться. Собственно, двигателем служит простая спираль из меди, опущенная в резервуар с водой. Воду субмарина берёт из реки с помощью этого клапана, – с этими словами Ваня поднёс модель поближе к Александру и показал ему маленькое отверстие в корпусе. – Нагреваясь и испаряясь, вода приводит в действие двигатель Стирлинга, который и вращает вал с закреплённым на конце гребным винтом. Просто как всё гениальное, не правда ли? – ухмыльнулся он.

– Да уж… – призадумался Александр. – Ты действительно многое предусмотрел. Однако я готов с тобой поспорить, что без твоего вмешательства она не поплывёт.

– Что ты такое говоришь? – поднял глаза Ваня. – Поплывёт, и ещё как!

– Говорю же тебе: могу поспорить. Не на деньги, таковых не имеется, – ехидно прищурился Александр.

– Если ты так уверен, – горящим взглядом посмотрел на него начинающий инженер, – то пусть же любая нелепица будет участью проигравшего. Свидетелем же пусть выступит наш общий товарищ Николай. Согласен ли ты, Стефенссон, на такое условие?

Тут взгляд загорелся и у Александра.

– Замечательно! Пари можно считать заключённым.

– Да.

Оба изобретателя пожали друг другу руки, а Коля разъединил их своей ладонью.

– Пройдёмте же ко зрителям! – воскликнул тот.

– С удовольствием, – улыбнулся Иван. – И пусть же благодарная публика рассудит нас.

Десятки любопытных юношеских и девичьих глаз уставились на подошедшую к ним троицу. Спустившись к небольшой платформе, Иван поднял над головой своё творение.

– Дамы и господа! – торжественно начал он. – Позвольте же мне завершить свои последние приготовления перед запуском сего прекрасного аппарата. Я назвал его «Цитадель». Пусть же она послужит цитаделью науки и инженерной мысли!

– Лишь бы она не стала цитаделью Ла-Рошель, – с улыбкой молвил Александр.

Пару девиц в белых кружевных перчатках прыснули со смеху от неожиданной шутки. Это заметил Иван, однако это лишь сильнее его раззадорило. Открыв крышку, он соединил провода, что были спрятаны за ней.

– Итак, дамы и господа, едва «Цитадель» коснётся поверхности воды, по моей задумке она должна будет погрузиться в воду под собственным весом. Затем, набрав нужное количество воды в резервуар, в ней заработает чудесный двигатель сэра Стирлинга.

В рядах послышался шёпот удивления и обсуждения изобретения. Александр и Николай переглянулись. Иван же тем временем, закрыв крышку, плавно опустил субмарину на поверхность воды. Саша, скрестив руки на груди, самодовольно смотрел на модель. С таким же самодовольным выражением лица смотрел он на то, каким напряжённым становился с каждой секундой Иван. «Цитадель» не просто не погружалась. Поймав невское течение, она, словно гигантская сигара, легла таким образом, что водозаборный клапан оттопырился наверх, и, блеснув пару раз закатными лучами июльского солнца, плавно ушла под Дворцовый мост под недоумевающие взгляды зрителей.

– Но… Как… Неужто Саша незаметно сломал мою «Цитадель»?.. Однако он даже пальцем её не тронул… Каким образом? – растерянно бормотал Иван, смиренно провожая взглядом своё творение и результат многонедельной работы.

– Я могу рассказать, почему это пари мне было выиграть столь легко, – сказал подошедший к нему Александр.

– В чём же дело?! – воскликнул раздосадованный Ваня.

– Да-да, я сам изумился. Честно говоря, – заключил Николай, – мои ставки-то были равны.

– А дело в том, что где-то в Элизиуме на тебя разочарованно только что посмотрел один древнегреческий математик… – нарочито печально промолвил Саша.

– Господи… Да как же я…

– Именно, Ваня. Не стоит пренебрегать законами Архимеда, когда делаешь аппарат, столь тесно взаимодействующий с ними. Тебе всего-то нужно было откачать из «Цитадели» воздух. Я заметил это по клапану, который служил отличным его проводником.

– О Боже, да как я мог забыть об этом несчастном законе?! – вновь воскликнул Иван – так, что все зрители обернулись на его возглас. Однако уже через несколько мгновений люди начали расходиться.

Александр заметил, как из разбредающейся в разные стороны толпы к ним поспешила одна девушка с длинными золотистыми волосами и красивыми чертами лица, одетая в униформу воспитанницы Смольного института благородных девиц.

– Прошу прощения, messieurs, за моего незадачливого cousin Ивана, – выпалила она, оказавшись перед ними.

– Приятно познакомиться, сударыня, – откланялся и поцеловал ей руку Николай. – Je suis Nicolas Kirsanov¹, а это – mon ami² Александр Стефенссон.

– Приятно познакомиться, mademoiselle, – неуверенно ответил Александр, ограничившись лишь поклоном. Посмотрев на него, девица по-доброму улыбнулась.

– Меня зовут Гладерика, я из рода Дельштейн-Орловых, – ответила им реверансом девушка. – Мой братец вечно выдумывает всякие нелепости, из-за чего сам же и страдает. Ещё раз прошу прощения за него.

– Нет же! – ответил раздосадованный таким представлением Иван. – Мои изобретения редко терпят провалы.

– Можно ли так сказать о модели паровоза, что окатил паром нашу бедную служанку madame Лизавету семь лет назад?

– Это было давно, Гладерика, и ты сама прекрасно помнишь, по чьей вине произошла катастрофа паровоза «Солидарность». Я, доверив тебе управление системой подачи пара, по своей неосмотрительности решил отлучиться по важным делам. Вернуться же мне пришлось из-за твоих криков и красной от пара служанки.

Александр и Николай улыбнулись. Гладерика заметила это и, улыбнувшись им в ответ, довершила разговор:

– Смею напомнить, мой дорогой незадачливый братец, что когда эта страшная бочка начала пыхтеть, а из предохранительного клапана стала сочиться тонкая струйка пара, я тотчас позвала Лизавету. И, как только та подошла, её тут же окатило, однако я догадалась открыть второй кран, а затем и вовсе потушить костёр.

– Mademoiselle Гладерика, вы настоящая изобретательница и повелительница паровых машин! – восхитился её находчивости Николай.

– Ах, ну что вы! Мы – дети новой эпохи. Мы понимаем устройство сложных механизмов на подсознательном уровне.

– Ваша правда… Ходят слухи, что в скором времени мы покорим Луну и космос!

– Судя по тому, каким неистовым галопом погнал нас ко звёздам технический прогресс, очень вероятно, что сие чудо удастся лицезреть собственными глазами! – восторженно воскликнула Гладерика. – Ах, если бы вы знали, как мне хочется взглянуть на нашу родную планету откуда-то издалека! Обрести крылья, расправить их, и однажды, забравшись на головокружительную высоту, воспарить над полями, горами, лесами, озёрами, реками и деревнями…

– Смею напомнить, Гладерика, что полёт на Луну – это вовсе не чудо, а вполне осуществимый концепт, – впервые вмешался в разговор Александр. – Это возможно, если соорудить достаточно большой двигатель Циолковского.

– Двигатель Циолковского?.. – удивилась девушка. – Право же, вы милы, когда мечтаете.

Александр смутился, однако виду не подал.

– Да, возможно сейчас я лишь мечтатель, и предел наших чаяний – это аэропланы. Однако нет ничего невозможного ни для меня, ни для вас, Гладерика. Равно как и для вас, Николай и Ваня, нет ничего невозможного. Ибо мы – люди. Мы создали огромные и могущественные города, построили гигантские корабли, плавим сталь в исполинских печах и пробуем оторваться от земли. Совсем скоро мы подчиним себе звук, электричество и свет, и тогда вся Вселенная падёт ниц у наших ног!

– Ах! – вздохнула Гладерика. – Как же вы красиво говорите!

Их разговор прервал вечерний звон колоколов, а затем – идущие куда-то многочисленные группы студентов. Александр пристально посмотрел на Гладерику. Что-то было в ней таинственное и манящее, словно непрочитанный том трудов известного учёного. Однако самое главное – она источала ту животворящую энергию, что ценил он, словно капли вожделенной воды в пустыне.

– Дамы и господа, знаете ли вы, кто к нам приезжает с визитом? – спросил проходящий мимо студент у группы товарищей.

– Никак Александр Фёдорович Можайский, – ответил Николай.

– Кто?.. – переспросил изумившийся Александр.

– Можайский, Александр Фёдорович.

– Он?! Но как… Как я мог упустить… Почему ты мне не сказал? – спросил возмущённый Александр.

– Вселенская загадка, – подмигнул ему Николай. – Теперь ты всё знаешь.

– Где будет проходить его лекция?

– В главной аудитории математического факультета.

– Когда же?

– Завтра.

Александр задумался. «Во что бы то ни стало попаду туда! – твёрдо решил он». Видимо, это читалось на его лице, поскольку трое стоящих рядом с ним улыбнулись.

– Александр, – внезапно Гладерика подошла к нему и практически прошептала ему на ухо, – можно ли поговорить с вами tete-a-tete?

– Безусловно, – ответил вновь смутившийся юноша.

Ваня сразу понял намерения своей двоюродной сестры, поэтому решил подыграть:

– В общем, мы с Николаем отлучимся ненадолго. Разыскать нас можно у продуктовых лавочек на Университетской. На лекцию г-на Можайского я тоже приду. Удачного разговора!

– Спасибо, братик, – улыбнулась ему Гладерика. – Спасибо, monsieur Nicolas, за ваше прекрасное общество!

– Это я вас должен благодарить! – воскликнул Коля. – Впрочем, нам действительно надо отлучиться. Orevoir!

– До свидания! – ответила девушка.

В небольшом сквере, куда они зашли после неудачи Вани с субмариной, ныне остались только они вдвоём.

– Мы с вами наконец одни, – сказала Гладерика. – Можно отбросить все формальности и наконец-то поговорить с вами, Александр, как мечтатель с мечтателем. Смею предположить, что во мне вы так же, как и я в вас, узрели нечто необыкновенное. Я прочитала это по вашему взгляду, коим вы смотрели на меня во время разговора.

– Это правда, – согласился Александр. – Я увидел в вас ту энергию, которой не хватает большинству людей. Вы будто бы созданы для осуществления своей мечты.

Воцарилось молчание, которое, однако, длилось недолго. Его нарушила девушка:

– А расскажите о себе, Александр.

– Личность я довольно скучная. Родился в далёких северных краях, там окончил реальное училище. Рекомендован директором в наш столичный университет. Не имел друзей, кроме листов бумаги и книг.

– У вас захватывающая история! – воскликнула девушка. – Как же я хотела прожить среди книг всю свою жизнь…

– Не думаю, что вам бы это пошло на пользу, – улыбнулся юноша. – Книги вредят зрению, а у вас и без очков прекрасные и большие глаза. Ах, что же это я…

– Смущаете, Александр, – молвила Гладерика.

– Лучше расскажите о себе. Насколько я понял, вы из дворянского рода Орловых?

– Вы правы! Я родилась недалеко от столицы. В десять лет меня отдали в Смольный институт, и томлюсь я в нём по сей день. Лишь в детстве знала я забавы с моим двоюродным братцем. Кажется, и всё.

– По крайней мере, ваша жизнь размеренна и идёт своим чередом…

– Но я не хочу этого, Александр! – воскликнула Гладерика, и жар окатил её лицо. – Больше всего на свете я бы хотела выпуска из этого трижды проклятого института. Моя главная мечта, как я уже сказала вам ранее – расправить собственные крылья и полететь! Полететь не только над землёй, но и над нашим человеческим естеством. Представляете ли вы, что значит – видеть души окружающих как на ладони? Читать каждый нюанс в их жестах, научиться понимать их! Вместе с тем – увидеть поля, леса, озёра, реки и горы с высоты птиц, парить среди воздушных мановений! Увы, милый Александр, в наших силах лишь молиться Богу о даровании нам ангельских крыльев.

– Отныне не будет этого! – громко ответил Александр – так, что Гладерика вздрогнула от неожиданности. Он просунул руку за пазуху пиджака и достал те листы, что взял с книжной полки. – Взгляните на эти чертежи.

Гладерика взяла листы. На них разными чертами и линиями был выведен фас и профиль будущего летательного аппарата.

– Что это? Скажите, ради Бога!

– Чертежи аэроплана, Гладерика. Вы когда-нибудь представляли аппарат, способный разгоняться до ста пятидесяти узлов и летать на высоте более трёх тысяч футов? Это огромная высота, поверьте мне. Только представьте, как можно будет свободно подняться на такую высоту и воспарить над всем этим бренным миром! И я обещаю вам: рано или поздно этот аэроплан будет построен. Построен специально для вас. Лишь вы смогли обратить внимание на простого северянина, живущего на гроши и не представляющего на данный момент никакого интереса для нашего общества. Лишь вы смогли принять мою мечту, поскольку вы понимаете меня. С самого раннего детства я так же, как и вы, мечтал о том, что однажды не только я, но и всё человечество обретёт крылья – и полетит! Я свято верю: обретя способность к полёту физическому, человек воспарит и над своими переживаниями, и над своим горем, и над проблемами. Он сможет, благодаря высоте, найти источник своих страданий, а найдя его – всё исправить и понять. Ведь только подумайте: тысячи и тысячи лет люди не могли себе даже представить, как выглядит земля с отличной от их обзора точки. Правильно ли я говорю, Гладерика?

Девушка изумлённо слушала его. В её голове роились тысячи мыслей и вариантов ответа, но один из них, кажется, был самым лучшим:

– Александр… Подняться высоко в небо я мечтала с самого детства. Именно поэтому несколько лет тому назад я попросила своего двоюродного брата тайно связать меня с клубом воздухоплавателей. Они пообещали взять меня в свои ряды, как только я выпущусь из Смольного института.

– Постойте… Клуб воздухоплавателей… Это, случаем, не эскадрилья «Золотые крылья»?

– Да-да, именно она! – ответила радостно Гладерика. – Я научусь летать! Обязательно!

– Я верю в вас, милая Гладерика, – ответил Александр. – Я знаю, что вы во что бы то ни стало добьётесь заданных вами целей. Я помогу вам в этом. Ни один инженер не предлагал того, что предлагаю сейчас я.

Внезапно на лице Гладерики появилась странная улыбка. Она более напоминала ухмылку, не будучи при этом злой. Глаза, чуть прищурившись, придали ей весьма уверенный вид. Это заметил Александр:

– Ваша улыбка… Она изменилась. Вы смотрите так… Целеустремлённо, будто бы видите свою мечту уже перед носом.

– Что вы! – прежняя улыбка вновь вернулась на её лицо, и Гладерика рассмеялась. – Но знаете… Мы полетим, Александр. Вы и я. Обязательно полетим. Вот увидите. И пусть же время будет тому свидетелем!