Kitobni o'qish: «Матильда»

Железные острова уходили под воду. Незаметно глазу, однако с каждым годом всё выше поднималась полоса прибоя, угрожая рано или поздно смыть с лица земли весь архипелаг. На самом-то деле острова эти состояли из земли, песка и камня, но железа в их недрах было так много, что вода в озёрах имела красноватый цвет, как и песок в окрестных дюнах. Ветер разносил его по округе, оседая на листьях и стволах деревьев, окрашивая в непривычный окрас. Островные жители, отдавая дань, суровой родине отправляясь в военные походы, красили хной бороды в ярко рыжий цвет для устрашения врагов. Красили их также по праздникам и даже по настроению в обычные дни.

Каменистая земля и прохладный влажный климат не годились для хороших урожаев, идущая в еду пища была скудной и в основном привозной, которую выменивали на железо, лес, пеньку, овечью шерсть, шкуры животных и, конечно же, рыбу, что являлась основным промыслом местных жителей.

– Если так пойдёт дальше, то скоро негде будет выпасать скот, – проворчал Грант, дальний родственник Рейнгольда, островного военного вождя, глядя на зеркало водной глади, лежащей там, где совсем недавно были участки возделываемых полей. Хотя в их замкнутом мире за многие поколения островитяне, так или иначе, успели породниться друг с другом.

Тот кивнул, соглашаясь со старшим товарищем, подумав, что скоро им вообще негде будет жить. Ему было чуть за тридцать, и стал он самым молодым военным вождём архипелага, состоящего из сотни островов. А теперь они уходили под воду. Вначале не стало самых маленьких, безжизненных клочков песка, не годящихся для земледелия. Жрецы посчитали это жертвой Каргарону, главному Богу небесного пантеона, но теперь вода подступила ко всем остальным и как помазанники не старались умиротворить разгневанное божество, земли становилось всё меньше. На двух главных островах, Змеином и Тронхейме соединённых между собой в узком месте мостом спасались люди с готовых уйти под воду. Население росло и это добавляло проблем с расселением, едой, работой.

Не смотря на общность беды между жителями и переселенцами время от времени вспыхивали конфликты, а гасить стычки приходилось воинам Владыки. В этом не было доблести, и они неохотно соглашались на это, бросая недовольные взгляды на Рейнгольда. Масла в огонь, как ни странно подливал верховный жрец, Вороний Клюв, высокий сухой старик с длинной клинообразной бородой, по местному обыкновению выкрашенной в красный цвет. Он группировал вокруг себя недовольных, не подстрекая к открытому бунту против Мильгрема, островного Владыки, но всячески указывая на недовольство Богов существующим положением вещей. Их становилось всё больше, тех кто не находил себе места в новых реалиях или просто не хотел этого делать, слоняясь за старцем и околачиваясь то возле его обнесённой каменной стеной резиденции на Тронхейме (где когда-то стоял замок прежнего Верховного вождя), то возле Великой Сигтуны – главного храма Железных островов. Ситуация ещё не вышла из под контроля, но с каждым днём становилась всё более непредсказуемой. И что-то делать с этим было нужно, причём в самое ближайшее время.

Власть островного Владыки не была единоличной, Рейнгольд же отвечал лишь за то, что касалось военных действий, будь то оборона или нападение, а все важные решения принимались сообща на совете старейшин, вождей кланов и старост домов. И хотя ему подчинялись военные отряды всех кланов, вынужденное частое отсутствие за пределами островов позволяли его политическим оппонентам укреплять свои позиции. Рейнгольд ещё не знал, как Мильгрем будет решать вопрос со стариком; прибегать к насилию и неминуемой междоусобице, учитывая количество сторонников жреца, не хотелось, но похоже Владыке не оставляли выбора. Пока же его больше волновал преследуемый им купеческий караван, что был ещё едва заметен на горизонте, но догнать тяжело нагруженные галеры быстрым островным Драконам оставалось делом времени.

«Драконами» корабли с Железных островов называли из-за резной головы чудовища на носу судна, хотя была она не у каждого, а только лишь на судне вождя и его приближённых. Если корабль шёл не в набег, то в чужой гавани голова чудища убиралась, дабы не пугать добрых духов. На каждом Драконе было до тридцати пар вёсел, а вся команда не превышала ста человек. У каждого воина было своё место, своя скамья, где он отдыхал и хранил вещи. Драконы имели низкую осадку, что позволяло им ходить по фьордам и мелководью прибрежных рек. От общей слаженности действий зависела жизнь каждого, и поэтому боевое судно стало плавучим домом, в котором островитяне проводили немалую часть своей жизни.

Драконы догоняли; расстояние неумолимо сокращалось, хотя до ближайшей триеры было ещё далеко. Попутный ветер надувал паруса, но гружёные товаром купеческие суда не могли похвастать большой скоростью, в отличие от пиратских Драконов, с азартом гончих преследующих добычу. Кодекс морских разбойников ясно говорил на этот счёт: то, что в море не принадлежит мне, не принадлежит никому и лишь сильнейший имеет на это право.

Безусловно, главным в этом торговом флоте был дромон – впечатлявшее своими размерами судно о двух мачтах с косыми парусами и длинными рядами гребцов, что теперь сидя на «банках» обливаясь потом гребли из всех сил. Возможно, когда-то это было военная галера, об этом явно говорила «проплешина» посередине на месте боевой башни, но теперь его переделали для торговых нужд: торговли рабами, скотом или лошадьми. Часть кораблей, сбрасывая в воду ставший смертельным балластом товар, увеличивала скорость, в надежде спастись, но были и те, кто выстраивался между пиратами и дромоном, что было необычно для купцов. Давая главному судну, возможность оторваться моряки яростно бились с настигшей их армадой островитян, и Рейнгольд отдавая своих людей Каргарону, строил догадки, что же такое могли везти на торговце. Команды галер бились отчаянно, но море было стихией краснобородых воинов; не зная пощады, они рубились боевыми топорами, и смерть в этом бою была для них не трагедией, а великой милостью всемогущего Бога.

Кораблей Рейнгольда было не намного больше шести торговых триер, но то были созданные для войны Драконы с отрядами закалённых в битвах бойцов. Мореходство в те времена являлось опасным делом: если тебя не погубит шторм и во время штиля, когда паруса безжизненно повисают на реях, ты не умрёшь от жажды и голода, лишить тебя товара и жизни смогут не только морские разбойники, но и тот, кто просто сильней. Экипаж торгового судна и пираты зачастую были одни и те же люди: сегодня они вели с тобой дела, а завтра, когда предоставлялась такая возможность, запросто могли ограбить.

Капитан прикрывавшей бегство дромона триеры был опытным моряком; уклоняясь от сближения с Драконами, солдаты с его бортов поливали ливнем стрел краснобородых воинов всякий раз, когда те выходили на удобную для абордажа дистанцию, и снова поймав парусами ветер, начинали лавировать между сошедшихся в смертельном клинче кораблей. Но и он допустил ошибку, уповая на волю морского Бога, сегодня явно бывшего на чужой стороне. Подгоняемое ветром судно шло своим курсом и вдруг из дыма горящей триеры, вынырнул Дракон, своим окованным железом мощным килем целясь в середину торговца. Остановиться было уже нельзя, и всё что способен был сделать капитан, это несколько изменить курс, но не избежать столкновения. Разрубая триеру примерно напополам железным носом «Серебряный Змей» Рейнгольда со скрежетом ломаемой обшивки вошёл в борт торговца, убрав вёсла и двигаясь лишь силой инерции. Привлечённые запахом крови акулы довершили начатое пиратами, не оставляя в живых оказавшихся в воде бедолаг.

Теперь дромон остался один и, хотя судно порядком оторвалось от преследователей, нагнать его не составляло труда. Два судна, из торговой флотилии воспользовавшись затянувшейся битвой, давно скрылись из вида, но даже если они и вернутся с подмогой, к этому времени спасать будет некого. Небольшие лёгкие Драконы нагоняли тяжелый дромон и, хотя благодаря четырём рядам вёсел и двум косым парусам он набрал приличную скорость, расстояние неумолимо сокращалось.

Поняв, что сбежать, не получиться капитан торговца готовился к обороне. Было видно, как гребцы верхнего ряда, отложив вёсла, занимают места с арбалетами на галереях лучников. Катапульт не было, но это не значило, что на судне нет Дьявольского огня, воистину ужасного творения человеческого разума, которое нельзя потушить водой, и попадание его на просмоленный деревянный корабль было равносильно гибели. Дромон был длинною в семьдесят ярдов и экипаж его состоял из не менее двух ста человек, когда на каждом Драконе находилось не более пятидесяти воинов. Разрезая килем волны Драконы, как преследующие добычу волки мчались за торговым кораблём и дельфины, выныривая из бирюзовой глади, плыли ярдом, принимая происходящее за увлекательную игру.

Из десяти Драконов, принявших по зову Военного вождя участие в походе на плаву осталось лишь шесть. Два оказалось потоплено, ещё один спешно латал пробоину в борту, пытаясь удержаться на плаву, а четвёртое судно, в меньшей степени пострадавшее в ходе сражения оказывало им помощь, не имея возможности продолжить погоню.

Главным оружием гребных галер являлся шпирон – надводный «бивень», которым крушили вёсла вражеского корабля и потом уже сходились на абордажную дистанцию с обездвиженным судном. Перед боем мачту обычно срубали, во избежание падения и разрушения корабля и приближались к противнику уже на вёслах. Когда Драконы решили применить излюбленную тактику, в этот раз им приготовили неприятный сюрприз. Абордажные команды ждали момента и крючья, которыми цеплялись за деревянные борта, уже держались наготове, но в этот момент выталкиваемая кузнечными мехами горящая смесь вылетела из медной трубы, что держали моряки дромона. Объятый пламенем Дракон ещё сближался, но горящие люди теперь думали лишь о собственном спасении, прыгая в воду. И кто-то попал под вёсла, отгребающей прочь галеры, кто-то под тяжестью доспехов ушёл дно, сгорел заживо или был убит вражескими стрелами. Драконы пылали один за другим, но эта судьба миновала «Серебряного Змея», с борта которого Рейнгольд наблюдал за происходящим, выжидая и когда шанс представился, Военный вождь протаранил мощным носом своего корабля дромон, врезавшись в его середину. Используя свес на киле как трап, морские разбойники устремились на загарпуненное галерой торговое судно, сквозь пролом в корме выше ватерлинии. Число бойцов на дромоне в несколько раз превышало количество островитян, но обстоятельство это совсем не пугало пиратов, ведь каждый из них был свирепым воином, стоящим нескольких моряков.

Из шести принявших участие в погоне Драконов уцелело кроме «Серебряного змея» лишь два корабля, три других догорали коптящими свечами на ровной глади притихшего моря. Бросившись в самую гущу неприятеля, дети Каргарона прорубались сквозь стену ощетинившихся копьями солдат и там где они падали бездыханно, рядом лежали груды тел их врагов. Кровь текла рекой, казалось ещё немного и численное превосходство сыграет роль, но вот со стороны противоположной послышались воинственные крики воинов со второго Дракона, а потом и с третьего, зацепившихся абордажными крючьями за борт торговца. Погоня за купеческим караваном началась около полудня и вечером, всё было кончено. Обозлённые понесёнными потерями островитяне сеяли смерть, не оставляя ни кого в живых.

Массивный дромон всё ещё держался на плаву, не смотря на дыру в левом борте, но при первой волне он бы неминуемо ушёл на дно. Густо залитый своею и чужой кровью Рейнголд надеялся на большие трофеи, но не нашёл ничего кроме вина и провизии рассчитанной на команду. Не было ни золота с драгоценными камнями, ни ценных товаров, которые обычно перевозили торговцы, лишь в носовой части пираты обнаружили каюту, запертую на несколько увесистых замков.

Своим воинам он обещал неслыханные богатства, но пока не обнаружил ничего, что могло бы оправдать колоссальные жертвы. Человеческий ресурс на Железном архипелаге не был безграничным и, хотя сейчас людей хватало из-за жителей, ушедших под воду островов, для которых пиратство было единственной возможностью заработка, вечно так продолжаться не могло. Если участие в авантюре Рейнгольда не оправдает себя, больше с ним в набеги никто не пойдёт. Вождь ощущал на себе неодобрительные взгляды воинов потерявших в этом бою друзей и братьев, поэтому возлагал надежды на сокровища скрытые за дубовой дверью, что позволят ему щедро вознаградить оставшихся в живых, собрать новую команду и построить Драконы.

Морёное дерево плохо поддавалось ударам топоров, но всё же дверь удалось сорвать с петель и взорам морских разбойников предстала богато обставленная каюта с тремя огромными яйцами, в рост взрослого человека. Это зрелище так потрясло островитян, что они не сразу заметили мужчину тщедушной комплекции, сидящего в стороне за красиво инкрустированным столом из красного дерева, и как ни в чём не бывало читавшего рукопись в падающих из окна под потолком лучах света. Мельком взглянув на огромных бородачей, почти упиравшихся шлемами в перекрытие палубы, он снова вернулся к чтению и вёл себя так, словно происходящее его не касалось.

Рейнгольд смотрел то на него, но на огромные яйца, аккуратно уложенные в окованные железом выложенные войлоком деревянные подставки, просто не зная, как быть дальше и что сказать стоящим за его спиной землякам. Он ощущал, как между ними расходится огромная пропасть, на одной стороне которой стоял он, а на второй все те, кто выжил в этом походе и те, кто погиб.

– Ты обещал, что мы станем богатыми, вождь, – нарушил тишину Грант, что был до сих пор жив, и это умение ветерана выходить живым из самых безнадёжных передряг всегда удивляло Рейнгольда. Он был его «дядькой» – человеком, воспитавшим с детства и научившего всему, что тот умеет сейчас, но прошлое больше не играло роли и за роковые ошибки существовало только одно наказание – смерть. – Ты обещал нам горы золота, мехов, алмазов и рубинов, что будут везти на этих чёртовых галерах. Но нет ни этого, ни половины наших Драконов, ни храбрых воинов, что были на них.

– Драконы сейчас плывут к Каргарону, и когда придёт моё время, я возглавлю их, – ответил Рейнгольд выражавшему общее мнение товарищу. – Я сказал вам то, что знал сам. Человек никогда не подводивший меня раньше указал именно на этот день и на это место…

– Человек, о котором ты говоришь – невидимка, его никто не видит кроме тебя. Откуда нам знать, может, и нет никого, и всё это лишь приснилось тебе, – пробасил Хагард, мужчина огромного роста, прозванный Единорогом из-за бычьих рогов, прикрепленных к его шлему. Когда-то в бою один из них срубили, но крепить его снова великан не стал.

– Ник-то не думал об этом, пока на судах, которые мы захватывали, было золото, вино, драгоценные камни, люди которых можно было продать на невольничьем рынке. Но возможно мой человек не ошибся и золото внутри этих чёртовых яиц, – проворчал Рейнгольд и, вымещая злобу за неудачу, с силой ударил топором по скорлупе ближнего к себе яйца. Скорлупа оказалась на удивление прочной, яйцо пошло трещинами, но не раскололась.

– Не советую этого делать, милорд, – с сильным акцентом на общем диалекте произнёс сидевший за столом мужчина, в богато украшенной дорогой одежде. – То, что вы пытаетесь сейчас уничтожить – это яйца дракона. Последние яйца последнего дракона и потому они не имеют цены – они бесценны и стоят гораздо больше, чем целый корабль золота.

– Сказки, – возразил Рейнгольд, опершись на рукоять топора, разглядывая чужестранца, казалось совсем не испытывавшего страха за свою жизнь. – Драконов не существует. Даже если они были когда-то, теперь это лишь безжизненные горы скорлупы. Но кто ты и почему ведёшь себя так, словно ты захватил корабль?

– Меня зовут Карл Густав Младший…

– Да мне насрать, как тебя зовут! Отвечай лишь на вопросы что задают тебе или я размозжу твою глупую голову! – прорычал Единорог, замахиваясь огромным кулачищем.

– Вы не убьёте меня, милорды, – спокойно возразил ему Карл Густав, – потому что я драконий Всадник. Последний всадник и без меня эти яйца не имеют смысла, как впрочем, и я без них.

– Сколько лет им? – спросил Грант, заглядывая в щель треснувшей скорлупы. В полумраке каюты трудно было разглядеть, что внутри, исходивший запах был тягостным смрадом, но никак не тленом разложения мёртвого существа. Что бы ни было там, оно было живым либо истлевшим так давно, что не осталось даже следа. Старик просовывал внутрь лезвие ножа, пока не упёрся во что-то, что было твёрдым как камень. И вдруг камень превратился в огромный глаз, что теперь смотрел на пирата. От неожиданности Грант отпрянул, но не удержался на ногах и рухнул на доски пола.

– Клянусь Каргароном, он посмотрел на меня! – быстро поднявшись, потрясённо воскликнул старик, хватаясь за боевой топор.

– Не он – её зовут Матильда и когда-нибудь она станет настоящей королевой драконов, – заметил Всадник, глядя на опасливо смотревшего на огромное яйцо Гранта и хохочущих островитян.

– У этих яиц есть имена? – спросил Рейнгольд, единственный кого не рассмешило падение Дядьки.

– Есть милорд. Самку внутри разбитого Вами яйца как я сказал, зовут Матильдой, а те два других – Эйбор и Синион. Этим яйцам уже сотни лет. Они из последнего помёта давно умершей матери драконов, но всё ещё живы. По крайней мере, девочка.

– Если им сотни лет, откуда ты знаешь их имена и как они оказались здесь посредине моря?

– Я последний из рода драконьих Всадников – это древний клан нет, не укротителей, а только лишь наездников. Мы обладаем способностью видеть глазами дракона, сливаясь с ним в одно целое. Яйца по отдельности в строжайшей тайне хранились в подземельях замков в разных концах Серединного мира, и никто из обладателей одного яйца не знал, где находятся остальные. Пока кто-то неизвестный мне, но очень могущественный не собрал их воедино и не отправил в это путешествие.

– Но ты же видел этого человека? – вновь задал вопрос Рейнгольд, думая о своём.

– Видел и не один раз. То старухой, то юношей, то зрелым мужчиной – всегда были разные люди, но мне почему-то кажется теперь, что это был один человек.

– Разве возможно такое? И ты веришь ему, вождь? – насмешливо спросил Аарон, немолодой, убелённый сединами и покрытый шрамами мощный воин, из ближайшего окружения Рейнгольда.

– В мире магии возможно всё. Ещё в полдень вы были уверены, что драконов не существует и вот теперь они смотрят на вас сквозь скорлупу.

– Дело не в том, верю ли я ему или нет, а в том, что делать теперь с этим, – ответил Аарону Военный вождь.

– Яйца можно продать вместе с ним, – неуверенно заметил Грант, на всякий случай, отходя от яиц ближе к двери, кивнув на Всадника, – а на эти деньги построить новые Драконы и снарядить воинов и вместе с ними отвоевать себе землю.

– Ты кто, торговец? Да и где найти покупателя, который выложит трюм золота за драконов, которых придётся ждать ещё сотни лет.

– Уже не придётся. Магия сделала своё дело. Не знаю, кто этот великий маг, но его заклинания возродили в них жизнь. Драконы живы, только будто бы спят, и осталось лишь разбудить их.

– И как скоро они проснуться?

– Никто не знает, возможно, это случится в ближайшее время, а может быть пройдут долгие годы. Но повторяю – драконы живы. Я слышу, как бьётся их сердце, и чувствую отголоски, нет, не мыслей – это слишком по-человечески, а драконы не люди. Но я ощущаю бурю страстей, что бушуют в них даже сейчас: смятение, неуверенность и отчаянье, а ещё сводящий с ума голод и всё сметающая ярость. Эти не родившиеся драконы очень голодны и очень злы.

Рейнгольд какое-то время стоял в раздумьях, опершись на рукоять топора, а потом изрёк, оглашая свою волю:

– Ты прав, кто бы ты ни был, я не убью тебя. Соберите всё, что есть ценного на корабле, а его прикуйте к обручу драконьей самки. Когда она проснётся, ей будет, чем утолить свой голод.

– Милорды, вы не понимает, что творите. Со мною нельзя так поступать! Ведь я последний Всадник, последний! Драконы бесценны! – кричал Карл Густав приковывающим его цепью к железному обручу вокруг яйца морским разбойникам. Но Военный вождь уже покинул каюту.

Четыре оставшихся пиратских галеры выстроились в линию напротив дромона со сложенными на палубе труппами павших и огромными яйцами в каюте под баком, вместе с несчастным пленником. Лучники четырёх Драконов готовили стрелы с намотанной горящей паклей, воздавая последнюю честь павшим соратникам и храбро сражавшимся врагам и принося жертву Каргарону, чтобы в следующий раз он не был так жесток к своим детям.

– Ты вождь, но я бы оставил яйца себе. Если идея с армией драконов тебе не по душе, их можно просто продать…

– Ты сделаешь так, брат мой, когда займёшь моё место, – перебил Хагарда Рейнгольд. – Если мы продадим эти яйца своим врагам – а у нас, к сожалению, нет друзей за границами архипелага – то тем самым дадим в их руки смертельное оружие. И все клятвы, которые мы возьмём с них, не будут стоить даже яичной скорлупы. Если же оставим себе, то никто из нас не сможет управлять ими.

– Это сможет сделать Всадник.

– Но кто будет контролировать его? Нет, Хагард, не искушай меня. Драконы пришли из мира тёмных мифов и легенд, пусть же и остаются там, не нарушая равновесия в Серединном мире. Он ещё не готов к их появлению.

Взяв в руки высокий дальнобойный лук, Рйнгольд сделал первый выстрел и тогда сотни горящих стрел вонзились в покачивающийся на волнах мёртвый корабль. Каждый из воинов отдавал дань павшим, славя Бога за проявленную милость, и горящие стрелы жадно впивались в просмоленные доски, а пламя уже нежно облизывало борта.

Объятый пламенем дромон горел погребальным костром, и дым расползался по безоблачному небу жирным пятном, хорошо видным издалека. Крепления, державшие мачты перегорели, и огромные деревянные столбы рухнули на горящий корабль, сокрушая его. В рёве огня не было слышно воплей несчастного Всадника, но Рейнгольду вдруг показалось, что он слышит неистовый крик, толи рёв разбуженного чудовища, толи вопль испуганного существа, донёсшийся до него из огненного ада. Объятое пламенем судно начало рассыпаться и то, что не сгорело и не ушло на дно плавало сверху в виде обгоревших досок. Но это уже не интересовало Военного вождя. Отдав приказ поднять якорь, он готовился отправиться к родным берегам, когда кто-то из воинов соседнего Дракона, а потом и на его корабле заметил в сгущающихся сумерках барахтающееся нечто.

«Серебряный Змей» на вёслах подошёл ближе и в свете опущенных к самой воде факелов взорам изумлённых островитян, предстало крылатое чудовище размером с трёх месячного телёнка. Зацепившись когтистыми лапами за мачту, оно вылезло на подгоревший брус и тогда стало заметно, что обруч, прикреплённый к яйцу, застрял на его теле между передними и задними лапами. Что-то тянуло зверя на дно и, нырнув, он появился уже с обугленным телом несчастного Карла Густава Младшего.

Перевалив труп через мачту, зверь с остервенением принялся рвать его зубами, проглатывая куски человеческой плоти. Кровь спеклась и уже не текла, вываливаясь из брюшной полости чёрными сгустками вместе с кишками незадачливого Всадника. Всю свою жизнь он готовился служить драконам, не предполагая, что судьба отвела ему такую незавидную роль.

– Прикажи убить эту тварь! – не сдерживая отвращения, воскликнул Аарон, доставая стрелу, но Рейнгольд остановил его, сурово глядя на своих приближённых:

– От судьбы не сбежать. Пока дракон занят своим прокопченным ужином, отловите его сетями, и прикуйте к мачте. Только, братья, не называйте больше девочку тварью – её зовут Матильда.

***

Весть что «Серебряный Змей» пленил дьявола, разлетелась по Железным островам даже раньше, чем оставшиеся Драконы вошли в гавань Змеиного. Одного из двух главных островов архипелага, на котором была резиденция Военного вождя, имел вытянутую извивающуюся форму и, хотя ник-то не видел его сверху, об этом можно было судить по изгибам берегов.

Семь дней пути от места битвы до Железных островов новорожденный дракон провёл прикованным к мачте. Время от времени он кричал почти по-человечески, высоким тоскливым воплем распугивая чаек, что кружили над кораблём. Иногда чудовище принималось бить украшенным костяными шипами хвостом по палубе с такой силой, что доски начинали жалобно прогибаться, угрожая выскочить из пазов. Кормить его было нечем и потому, ему скармливали труппы умерших от ран немногочисленных пленников. Появление драконьей самки не было чем-то обычным и подстрекаемый Вороньим Клювом Мильгрем, верховный вождь Железных островов в тот же день назначил Рейнольду встречу в своём дворце.

Назвать дворцом это занимавшее немалую площадь массивное здание из почерневших брёвен назвать было сложно, то был огромная башня с бойницами и смотровой площадкой наверху, состоявшая из одной комнаты, под высоким прокопченным потолком которой висела большая почерневшая от копоти деревянная люстра, с подсвечниками для двадцати толстых свечей. Сейчас у противоположной входу глухой стены стоял уставленный яствами длинный стол, за которым сидел Мильгрем и его ближайшее окружение, вершившие судьбы жителей острова.

– Я прибыл по зову твоему, Владыка, – обратился к нему Рейнгольд с почтительным полупоклоном.

– Ты ушёл в поход, взяв десять Драконов, когда луна набрала половину своего серпа, сейчас она идёт на убыль. Ты говорил, что это будет самый удачный поход за все времена и золота, которое ты обещал привести из набега, должно было быть столько, что его хватило бы для постройки тысячи новых кораблей и вооружения всех жителей. Ты вошёл в гавань утром, сейчас скоро ночь, но я не вижу ни золота, ни драгоценных камней. Как не вижу я и половины ушедших с тобой Драконов, – сурово глядя на него начала Владыка. Хотя на архипелаге был календарь, разбивший год на девять месяцев чередовавшихся по сорок и сорок одному дню, многие продолжали исчислять время по лунному циклу.

– Я привёз дракона, владыка, настоящего дракона, и когда он вырастет…

– Ты привёл дьявола на нашу землю, – перебил его Верховный Жрец. – Дьявола, который накликал на нас беду.

– Даже если мы позволим дракону жить среди нас, значит ли это, что с его помощью ты собираешься завоевать новые земли?

– Со своим драконом я завоюю не клочок прибрежной земли, а покорю весь Серединный мир, – ответил Рейнгольд внешне спокойно, но глаза сверкали мрачным огнём. Не скрыв удивления, Мильгрем покачал крупной головой с копной чёрных как смоль волос, схваченных обручем островерхой короны, в которой часто поблёскивала седина и, отпив из серебряного кубка хмельного эля, пролившегося на его волосатую грудь, произнёс:

– Твой дракон? Ты говоришь так, словно уже Владыка Железных островов, но пока ты лишь Военный вождь, не оправдавший возложенных на тебя надежд. Ты привёз к нам дьявола, кормишь его человеческим мясом и мечтаешь захватить мир. Ты безумец, Рейнгольд если думаешь, что я позволю тебе уничтожить, то, что я создавал всю свою жизнь. Глупец, который пытается выставить своё поражение громким триумфом. Когда я узнал, про потерю половины кораблей и двух сотен лучших своих воинов, то хотел лишь твоей крови. Но что значит твоя жизнь в сравнение с нанесённым уроном? – Лицо Владыки покраснело; его голос гремел в опустившейся тишине, а глаза гневно сверкали, казалось, сейчас из них вырвется молния и сожжёт Рейнгольда дотла. – Я даю тебе последний шанс хоть что-то исправить: избавься от богомерзкого чудища и верни мне мои корабли.

– Как тебе будет угодно, Владыка, – внешне спокойно произнёс Рейнгольд, хотя внутри него всё клокотало от незаслуженного оскорбления. Он также как и все рисковал жизнью во время захвата Дромона и разве его вина, что Каргарон оставил ему жизнь? Развернувшись, он вышел из замка, и Вороний Клюв произнёс, с трудом скрывая явное неудовольствие:

– Он не вернётся. Ты неоправданно милосерден Владыка к тому, кто совершил тяжкий грех, за который другого уже давно бы лишили жизни, и кто открыто заявил о претензиях на твой трон.

– Ты недооцениваешь меня, Хранитель. За Рейнгольдом стоят преданные ему воины, что лишь на словах подчиняются мне – клан Змея поддержит его, да и многие другие. Междоусобная война это то, что меньше всего нужно сейчас, когда впервые за долгие годы все островитяне едины как никогда, напуганные общей бедой. Если он не вернётся то, поставит себя вне закона: он больше не будет героем, а станет преступником, которого начнут травить все и всюду. Наши враги, за то, что он кранобородый, а наши друзья, за то, что стал изгоем. Я его изучил так, как не знает он себя сам; Рейнгольд никогда не избавиться от этой твари, которую зовёт человеческим именем, а значит не найдёт он и денег на новые корабли. И когда он вернётся, а он обязательно вернётся, вот тогда мы и сможем предать его смерти, не преступая закон.

Едва утро окрасило багрянцем скалу утёса нависшего над бухтой, «Серебряный Змей» отошёл от причала, вспенивая вёслами морскую гладь. Рейнгольд заменил косые паруса, которым порядком досталось от ветра и вражеских стрел во время минувшего похода. Теперь они были чёрного цвета и, хотя это являлось дурным знаком и сулило беду, для молодого вождя значило лишь то, что он рискует всем. И вдруг крики петухов, прочищающих горло на насестах, заглушил отразившийся от воды рёв самки дракона прикованной цепью к мачте корабля и окрестные псы, вначале завыв от ужаса, огласили округу неистовым лаем своей бессильной злобы.

***

Градираль, столица Ахерона изнывал от зноя. Хотя было ещё начало лето, солнце весь день нещадно палило, раскаляя дышащие жаром камни крепостных стен, брусчатку улиц, крыши домов и казалось, густел не только воздух, а даже кровь в человеческом теле. Было так жарко, что всё живое пыталось укрыться в тени, лишь шустрые ящерки совсем не замечающие этого, грелись, а точнее ужаривались на камнях. Северным краем Ахерон лежал на побережье Азгорского моря, южной же расширяясь, уходил в Нимейскую пустыню, что по слухам упиралась в огнедышащий ад, разверзнувшийся в чреве земли.

Судно с чёрными парусами вошло в изогнутую полумесяцем гавань порта, где у причальной стены пришвартовались десятки торговых галер разных государств. Это была нейтральная земля и непримиримые противники на время пребывания в гавани вынуждены были сосуществовать мирно, а потому Дракон с Железных островов не вызвал здесь настороженности. Даже самым свирепым разбойникам нужно было где-то пополнять припасы, закупать провиант и товары, которые не встречались в их землях. Возможно, это казалось аморальным, но каждый старался выживать, так как он умел, не видя беды в таком вот содействии. Единственным условием пребывания в городе, за которым пристально следили городские стражи, являлось отсутствие оружия у сошедших на берег корабельных команд. Городские власти старались поддержать статус мирного города, и нарушителей правила ожидало строгое наказание, от крупного штрафа до водворения в подземелья местной тюрьмы.