Kitobni o'qish: «Айсмэн»
– Нет, черт побери! Я-то точно знаю, что это правда! – пивная кружка с резким звуком опустилась на стол. – Богом клянусь, я его видел!
– Опять старый Джим за свое… Ну кого ты теперь увидел? Небось, в который раз дно у своей кружки? – помещение маленького захолустного бара взорвалось хохотом.
Нескладный взъерошенный человек, сидящий у стойки, обречено уронил голову так, что его красный, в крупных прожилках, нос едва не расплющился от удара о столешницу, но в последний момент он немыслимым рывком вернул ее в прежнее положение и мутным взглядом оглядел присутствующих.
– Ну конечно, конечно, Хэнк, ты мне не веришь, но ты же ничего не знаешь о Них, а я…я… – тут в голосе Джима появились визгливые нотки – Я видел его! Он шел прямо на меня! Он был… был ужасен! Его взгляд проникал в самую мою никчемную душу, он прожигал меня насквозь, переворачивая все мои внутренности, а еще он… он… улыбался! – голос Джима сорвался на крик.
– А еще у него были рога, копыта и хвост, а из под хвоста периодически подмигивал огромный хитрый глаз! – казалось, что от крыша от разразившегося хохота сейчас рухнет вниз. – Кончай заливать, Джим, ей богу, нет больше сил смеяться! – пробасил Хэнк, огромный детина, зарабатывающий на жизнь вырубкой окрестных лесов. – Эй, бармен! Налей старику еще кружечку, я заплачу! А ты успокойся, чего ты ерепенишься, с тех пор, как в нашей дыре сдох прадедушка кобылки генерала Вашингтона, не случилось ничего занимательного…
– Иди ты к черту, Хэнк! – взвизгнул Джим. – Что ты можешь понять своей дубовой головой! Оно же убьет всех нас, оно …
Закончить он уже не успел. Здоровяк-лесоруб глухо рыкнул, с кряхтеньем приподнялся со стула и отвесил пьянчужке несильную по его меркам затрещину, в результате которой Джима снесло почти к самому выходу.
– Ты бы лучше двигал отсюда, – пророкотал Хэнк насупившись, – сам понимаешь, не люблю я зануд вроде тебя. Пошел, пошел! Чего встал, или пеняй на себя!
Грузная туша Хэнка вновь начала приподниматься, Джим побледнел и неуклюже рванулся к двери. Именно в этот момент дверь распахнулась, впустив внутрь молодого человека в облаке снежной пыли, ледяная струя морозного воздуха скользнула по ногам, в каминной трубе взвыл ветер. Новый посетитель окинул Джима холодным взглядом прищуренных глаз и усмехнулся краешком рта. Лицо пьянчужки вмиг посерело, и издав сдавленный вопль, он рванулся за дверь в темноту январской ночи под дружные смешки завсегдатаев.
Молодой человек уверенным шагом подошел к стойке бара и заказал порцию виски со льдом. Весь его вид вызывал крайнее недоумение присутствующих. Во-первых, широкополая черная шляпа, черное пальто свободного покроя и черные лакированные туфли сами по себе были достаточным поводом для удивления – это в январе-то! – к тому же их городской вид никак не вписывался в окружающий интерьер, в основном состоящий из грубо сколоченных деревянных столов, заплеванного пола и грязных стен, когда-то давно выкрашенных известью. Да и вообще появление чужака из городских в этом захолустье в середине зимы было событием, из ряда вон выходящим. Во-вторых, никакого багажа с ним не наблюдалось, а предположение, что кто-то в такую метель на ночь гладя способен свернуть в первый встречный кабак что бы промочить горло и продолжить свой путь далее могло прийти в голову только законченному идиоту, не испытавшем на собственной шкуре что такое мороз под минус сорок да снежный буран, третий день бушующий за окном. И вообще, как этот хлыщ умудрился попасть сюда сквозь снежные заносы, в результате которых город был отрезан от мира уже в течение недели, и единственным местом, сохранившим подобие жизни в котором оставался старый придорожный бар?
