Kitobni o'qish: «Дело о Чертовом зеркале»
Издательство благодарит литературного агента Ирину Горюнову за содействие в приобретении прав.
© Г. Персиков
© ООО «Издательство АСТ», 2015
* * *
Я с благодарностью посвящаю эту книгу Емельяну Чернявскому. Спасибо, старик. Без тебя ничего бы не было. А у тебя все еще будет
Часть первая
Глава первая
19**
Англо-бурская война
Осада Макфенинга
Буры – не самая красивая нация на свете, но Диана ван Дрейк, одна из лучших стрелков бурских партизан-коммандос, выглядела, как Мадонна с картин голландских мастеров. Когда Александр Годли с двумя эскадронами англичан окружил группу африканеров, засевшую в каменном краале в Стаде, бурские снайперы совершили вылазку и начали метко стрелять по манчестерцам.
Обеспокоенные неожиданной атакой, британцы принялись отстреливаться, не понимая, откуда их атакуют. Наконец какой-то ретивый шотландский доброволец бабахнул наугад из дробовика по кустам, как раз туда, где стрелки оборудовали передовую огневую позицию. Диану ранило дробью, несильно посекло кожу на плечах, предплечьях и кистях. Партизанам удалось отнести ее вместе с другими ранеными в хижину рыбака, где устроили временный госпиталь.
Молодой, но опытный доктор Георгий Родин, волонтер из России, не отходил от девушки. Впрочем, от других раненых он тоже не отходил… Но даже дядя девушки, Иоганн ван Дрейк, потерявший глаз, заметил, что отношение у молодого доктора к раненой красавице особенное. Да и Диана тоже привязалась к русскому крепышу, и постоянно в большой комнате, пропахшей сеном и кровью, слышался ее голос:
– Жоржи! Жоржи! – с крепким фламандским грассированием. И хотя имя месье Родина звучало немного по-другому, он все равно с радостью откликался.
Вот и в это воскресенье, сразу после утренней молитвы, доктор обходил раненых и не сразу услышал встревоженный шепот Дианы:
– Жоржи! Жоржи!
А когда обернулся, то вздрогнул: так было обезображено ужасом милое личико мадемуазель ван Дрейк.
– Британцы! И впереди сам Генри Джойс!
Родин не понял, в чем причина страха. Он улыбнулся и ответил:
– Британцы не имеют права даже переступить этот порог. Здесь висит флаг Красного Креста, и по международной…
В этот момент дверь распахнулась от удара ногой и с грохотом врезалась в стену, подняв клубы пыли. В проеме стоял крепкий сержант в песчаного цвета форме британской армии, за ним ощетинились штыками четверо солдат.
– Мятежники, – медленно и презрительно процедил сержант, не выпуская изо рта короткой трубки, – вам придется проехать с нами в лагерь концентрации. Немедленно. Взять их, ребята.
– Жоржи!.. – прошептала Диана, закрывая глаза перебинтованными руками. Из-за волнения раны открылись, и бинты закровили алыми розами.
– О, да здесь куколка, которая подстрелила старину Ричардса! Ну, с тобой будет особый разговор. Живо! Одеваться, а то потащим вас в этом тряпье!
Солдаты протопали в комнату, не опуская винтовок, но на их пути встал Родин, высокий, крепкий, в белом халате и с ослепительной улыбкой.
– Господа, – сказал он, разведя в стороны руки в миролюбивом жесте, – вы забываетесь. Это здание находится под охраной международной организации Красного…
– …, – грязно продолжил его фразу сержант и плюнул на пол желтой от табака слюной. – Здесь, в Трансваале, вы находитесь под охраной ее величества королевы Виктории и сержанта Генри Джойса!
– Вы находитесь в полевом госпитале, и я прошу вас не плевать на пол. Даже зулусы у меня такого не позволяли! – и Родин сильным движением отвел в сторону направленные на него штыки. Солдаты растерялись. – Попрошу вас выйти вон! – строго добавил Георгий и указал на дверь.
– Поганые трусы! – взревел Джойс, распихивая своих подчиненных. – Твое дело, докторишка, – это клистирные трубки, и не тебе отдавать приказы солдатам ее величества!
– Если солдаты ее величества ведут себя как свиньи, то мое дело – вышвырнуть их из больницы, защищенной международным Красным Крестом! А я – подданный его величества российского императора, и не потерплю издевательств над ранеными!
Диана ахнула, закрыв лицо руками. Но Родин этого не видел, он уже давно находился в великолепной эйфории схватки. Джойс швырнул в сторону винтовку, ее сразу подхватил малорослый рыжий капрал.
– Будь ты поганым африканером, я бы проколол тебя штыком, как свинью! – криво ухмыльнулся Джойс. – А так просто поучу русского медведя вежливости.
И он стал в боксерскую стойку.
– Жоржи, это лучший нокаутер во всем британском гарнизоне! – прошептала Диана. Она приподнялась с кровати. – Ты не должен рисковать ради нас.
– Ничего, – улыбнулся Родин, закатывая рукава.
– Нет. Я этого не стою. Отойди, Жоржи, я отправлюсь с этими мерзавцами…
– Отправишься! – заорал Джойс. – Только после того, как я выколочу пыль из этого хлыща!
И Джойс нанес почти невидимый, такой он был быстрый, удар в лицо Родину. Но Георгий отклонился совсем чуть-чуть, достаточно лишь для того, чтобы кулак просвистел мимо, и сам ударил в ответ. Он двигался медленнее сержанта, и тот успел закрыть голову локтем, да только без толку. С шумом хрястнула сломанная рука, запрокинулась в сторону голова, и Джойс отлетел в сторону, сбив с ног двух солдат.
– Вот это удар… – прошептал третий англичанин, которому посчастливилось стоять чуть в стороне.
Джойс вскочил, из разбитых губ текла кровь.
– Я тебя…
– Енюша! Енюша, вставай! – Георгия трясла сухонькая, но на удивление крепкая старушечья рука. – Вставай, пациент к тебе. Ванюшка Гусев пришел, вставай, срочное что-то! Чегой-то дергался ты, милок, точно как мой старик… Поди опять война привиделась?
Родин мгновенно проснулся. Тягостные военные воспоминания, которые часто посещали его во снах, стали постепенно меркнуть.
19** год
г. Старокузнецк
Днем раньше
В свете лампы сверкнуло лезвие топора.
– Ну, так что, любезный? Ночь долгая. Слышать нас никто не услышит. А спрашивать я умею. Школу хорошую прошел. Так потом разговоритесь, что силой затыкать придется.
Ночь – не лучшее время для прогулок в Старокузнецке. Потому ночью порядочные горожане сидят по домам, разве только самые общительные сидят в Английском клубе или Дворянском собрании, а иные, не столь духовно богатые, – веселятся в ресторанах «Монмартр» или «Олимпия». Но чтобы отправиться в такой глухой район города, как Чемодановка, нужно быть или отчаянным, или сумасшедшим. Глухой лес, кладбище без церкви (храм недавно сгорел, после того как в него попала молния) и много жутких историй про призраков.
Именно тут и выстроил свою усадьбу знаменитый на всю Россию промышленник и миллионер Стрыльников. И неспроста.
Прошлое у него самого было темное. Сам местный, старокузнецкий, да вырос сиротой, в приюте воспитывался. Все знали, что по молодости – по глупости, лет семнадцати, получил он десять лет каторги, не то за разбой, а не то и вовсе за смертоубийство. Оттуда, говорили, бежал, а после подрядился в старательскую артель на Приамурские прииски и спустя семь лет вернулся сказочно богатым. Стал сорить деньгами направо и налево, выстроил себе дворец, уменьшенную копию Версаля с фонтаном, павлинами и всяко-разными экзотическими тварями из Индии и Африки, организовал две мануфактуры, пушную и суконную, а от своего дома до конторы проложил железную дорогу и паровоз с одним роскошным вагоном из Англии выписал. В вагоне у него кабинет, мягкие диваны итальянской кожи и даже новомодный фаянсовый ватерклозет по особому заказу из Нью-Йорка!
А еще Стрыльников купил за бесценок где-то в Таврической губернии десять тысяч десятин голых скал, у какого-то разорившегося татарского князя. Остались там еще со времен Крымского ханства на самой высоченной скале развалины крепости под названием Шайтан-Кале. Вот затеял их фабрикант восстанавливать и построить там роскошный отель с видом на море. Это, говорят, многие до него пробовали, только ничего не вышло. Хоть и красиво там, но и опасно чертовски, оттого так крепость-то и назвали: шайтан – это черт по-нашему. Ну вот и Стрыльников решил счастья попытать, говорит: сам черт мне не брат, поймаю его за хвост да заставлю денежки приносить.
И если бы сейчас нашелся смельчак, что заглянул бы в светящиеся окна усадьбы Стрыльникова, то даже у него сердце покрылось бы зябкой моросью.
Перед огромным фабрикантом сидели на полу двое крымских татар: совсем дряхлый старик в тюбетейке и красивая девушка с длинными черными косами. Руки у них были связаны за спиной.
– Повторяю в последний раз, – с радостной улыбкой пророкотал Стрыльников. – Тайну «Зеркала шайтана»! Или я начинаю вас рубить на куски!
Он многозначительно посмотрел на огромный мясницкий топор, что лежал перед ним на столе.
– Сокровища похоронены в Черных скалах вместе с разбойником Ахмет‑беем, и лучше их не тревожить, – с такой же улыбкой отвечал старик. Было непонятно, кто из них больше хочет, чтобы пролилась кровь. – Там же лежит и проклятое пророком Мухаммедом (благославит и приветствует его Аллах) «Зеркало шайтана». Оно несет только смерть и разрушение и потому спрятано среди скал!
– Хорошо, – улыбнулся Стрыльников, взяв в руки топор. – Осталось только понять, с кого же мы начнем. – Он задумался, пробуя сбрить густую шерсть с руки остро отточенным лезвием. – Ты, старик, пожалуй, и так лет десять как лишку на белом свете живешь, а вот внучке твоей, пожалуй, без рук, без ног будет радости мало.
Он взмахнул топором, но задержал его в воздухе.
– Наш род хранил тайну «Зеркала» пятьсот лет, – сказал старик, снова улыбаясь. – Нас готовили к этому. И меня. И ее. Аллах встретит нас на небесах как героев. Руби, вор, и…
Тогда Стрыльников сильно ударил ладонью старика по губам и с радостью услышал, как взвизгнула девушка и закричала по-татарски. Старик упал, из разбитых губ на паркет потекла черная кровь.
– Говори, малышка, – ухмыльнулся он. – Говори.
– Обещайте, что не тронете дедушку.
– Обещаю.
– Обещайте, что отпустите нас, когда я все расскажу.
– Обещаю.
– Вот карта, – девушка сорвала с шеи кожаный шнурок с кошелечком, где мусульмане обычно носят вшитые суры. – Карта с секретом, мы его сами не знаем. Чтобы найти «Зеркало», нужны еще два элемента: фигурка золотого витязя, который укажет на место, где сокрыт клад, и золотой ключ, который откроет пещеру. Но фигурка и ключ давно утеряны, и без них вы ничего не найдете!
– Кто еще это знает? – спросил Стрыльников, откладывая в сторону топор.
– Только четыре человека в мире, – продолжала тараторить девушка, немного успокаиваясь. – Историк Иван Гусев, его опекун профессор Смородинов и товарищ доктор Родин: они у нас год назад раскопки проводили, а еще английский путешественник лорд Мак-Роберт, который жил у нас несколько лет.
– А теперь еще и я, – улыбнулся Стрыльников, развязывая руки старика. – И вас двое.
– Да, – девушка уже улыбалась, пытаясь привстать.
– Один еретик английский, четверо православных со мной, да вы – двое нехристей, – так же радостно продолжал Стрыльников, ставя старика на ноги, – итого пять да два – семь.
– Да, семь, – девушка уже почти смеялась. Она радовалась, что скоро их отпустят на свободу и она снова увидит родные крымские скалы.
– Пять, – вдруг сказал Стрыльников не радостным, а хищным, резким голосом.
Он не любил револьвер и с молниеносной скоростью ударил обоих двумя огромными охотничьими ножами, которые всегда носил на поясе. Тела еще не успели упасть, а миллионер уже крикнул:
– Эй, Франц! Срочно привези ко мне этого сушеного гриба Смородинова. Он живет на Введенской в доходном доме этой старой немки. Ему жить осталось две седмицы, поди быстро заговорит. Не то что этот нехристь. Ну а ежели будет молчать – примемся за Гусева с Родиным. – Он с хрустом потянулся. – А еще прикажи, чтобы подали дров. Надо избавиться от этого мяса.
А потом фабрикант ловко разорвал черный гайтан и развернул пергамент, на котором была выжжена карта скал Шайтана.
Если бы иной смельчак и в этот момент смотрел в окна особняка Стрыльникова, он бы упал со страху, услышав демонический раскатистый смех фабриканта и увидев, как он снова взял в руки топор.
* * *
Родин быстро, по-военному одевался, поглядывая на себя в большое зеркало. Он не любил немецкую аккуратность, равно как и английский лоск, и ценил одежду, в которой ему было удобно: просторную сорочку, френч, черные, военного покроя, брюки и сапоги. Няня Клавдия Васильевна уже привыкла к самостоятельности барина и даже не помогала, а просто стояла рядом и совсем не по-старушечьи докладывала:
– Ванюша-то Гусев, бледный, сам на себя не похож. Аж хфизиономю всю перекосило. Дэнис-то, ну он так отчима называет, ну Денис Трофимович… не то под лошадь попал, не то с чердака кувыркнулся…
– Переломы? – Родин затянул галстух, потом решил, что это лишнее, сорвал его и швырнул в угол.
– Не говорит он, касатик. Что ж, приказать коляску запречь? Ванюшка-то пешками прибежал, весь в мыле. До дома-то их далёко будет. Али верхи поедете?
– Время дорого, – ответил Георгий, хватая одну из своих тростей. Без нее он не выходил из дому, и это уже давно сделалось привычкой. – Оседлайте наскоро Ланцета и Иволгу!
Старушка быстро засеменила из комнаты, освещая себе путь керосиновой лампой.
– Евдоким! Седлай Ланцета с Иволгой! Господа верхи поскачут! Да скорей!
Родин быстро спустился по лестнице и обнял своего друга детства – Ивана Гусева. Увы, как часто бывает в жизни, их дорожки разошлись. Отец Георгия, провизор Иван Родин, купил дом в центре Старокузнецка с аптекой на первом этаже. Ваню же, после того как в горах разбился его отец, взял к себе Денис Смородинов и стал его опекуном. Вечному аспиранту наконец удалось защитить диссертацию и стать приват-доцентом.
Шло время, и бывшие друзья стали жить каждый своей жизнью, изредка общаясь на заседаниях Английского клуба или на торжествах в Городском краеведческом музее. Тем не менее обоим удалось сохранить с детства любовь к приключениям, только каждый воплощал ее по-своему. В двадцать лет Родин отправился на Англо-бурскую войну в составе русского санитарного отряда, где сшивал, бинтовал, ампутировал; а Гусев не вылезал из экспедиций по территории бывшего Крымского ханства: от Перекопа до Балаклавы он копал, записывал, собирал информацию о таинственном «Зеркале шайтана», которое так и не удалось найти отцу. Зато год назад они оба поучаствовали в раскопках (правда, Георгий с его бешеной натурой долго не вытерпел).
– Идем, Ваня, идем, – сказал Родин, указывая приятелю на дверь. Евдоким уже выводил под уздцы лошадей. – Что с лицом-то? Пчела, что ли, ужалила?
– Да жуб. Жуб мучает! – прошипел в ответ Гусев.
– А случилось-то что?
– Да Дэнис упал с лестницы, – попытался справиться с болью Иван. – Поехал к нашему миллионеру Стрыльникову давать какую-то консультацию насчет карты… Стрыльников где-то купил древнюю карту… А потом поехал в университет и там на лестнице и упал… Расшибся сильно.
– Так… В больницу надо везти. Давай прямо сейчас…
– Нет! Нельзя его в больницу! – Иван снова болезненно скривился и потер свой огромный флюс.
– Ну, если серьезная травма, то лучше стационарно… Хотя можно и дома… Хорошо, сейчас осмотрим…
– Нет, ты не понимаешь! Он должен стоять на ногах уже завтра! Черт побери, у нас тут такое завертелось! Мы же продолжали проводить раскопки у Судака… с которых ты удрал… и отыскали «Золотого витязя» Ахмет‑бея!
– Ну я про него слышал, вы ж говорили. Это хорошо?
– Очень! Это небольшая позолоченная статуэтка, талисман Ахмет‑бея, который он всегда возил с собой. Отец считал, что это один из ключей, без которых в сокровищницу не попасть! Копали почти полтора года! И вот нашли! – Иван победно выкинул в воздух сжатый кулак.
– Как это ключ?
– Ну… долго объяснять. Сокровищница спрятана высоко среди крымских скал. И без карты и ключей попасть туда невозможно. Эти знания, как ты знаешь, оплачены жизнью моего отца, царствие ему небесное. И одним из ключей, если верить преданию, является статуэтка витязя. Ее надо поставить в определенное время в определенное место. Тогда станет ясно, где именно находится секретный ход среди скал.
– Но что это за место – пока неизвестно? – улыбнулся Родин.
– К сожалению, нет, – горестно кивнул Иван. – Но, имея ключи, куда проще найти дверь, так ведь?
Они подошли к оседланным лошадям и ждали, пока Евдоким откроет ворота.
– А почему завтра Денис Трофимович должен быть на ногах? – вспомнил Родин.
– Так завтра мы представляем «Витязя» в музее! Весь город соберется! Из Петербурга приезжают! Будут даже англичане! Это сенсация, раздери ее черт! И как назло, я застудился, у меня вырос этот идиотский флюс! Но я-то ладно… Я не люблю все эти публичные кунштюки, я бы и без флюса сидел в каптерке! А вот Дэнис… для него это выставка всей жизни, он о ней так мечтал… Если ее проведет не он лично, а директор музея, старик просто зачахнет.
– Ну… попробуем… – протянул Родин. Няня принесла ему докторский саквояж, и он быстро перебрал своими длинными музыкальными пальцами необходимые медикаменты. – Возможно, наложим гипс, шину. В крайнем случае, можно взять в аренду инвалидное кресло у Шаца…
– Не хотелось бы брать кресло, – замялся Иван. – Дело в том, что завтра на открытие нашего экспоната приезжает знаменитый английский путешественник, лорд Мак-Роберт…
– Тот самый?! – удивленно поднял брови Родин. Они с Иваном в детстве до дыр зачитали все книги прославленного охотника за приключениями.
– Тот самый, только уже совсем старенький, – кивнул Гусев. – На самом деле он совершал что-то вроде тура по России, и Дэнис перехватил его агента и буквально на коленях умолил приехать. Так вот, у лорда Мак-Роберта уже три года, как парализованы ноги, и он передвигается только на инвалидной коляске.
За несколько дней до настоящих событий
Поздним весенним вечером на пароходе «Король Генрих V», следующем рейсом Ливерпуль – Санкт-Петербург, зажглись сигнальные огни. До порта прибытия оставалось еще несколько десятков миль.
В каюте первого класса за столом, сервированном легкими закусками, крекерами и маленькими пирожными, сидели два джентльмена. Одному на вид было лет сорок, другой же находился уже в преклонных летах. Молодой был одет в дорожный френч, пожилой, как видно уроженец высокогорья Шотландии, предпочитал национальный костюм своей родины. Ноги почтенного старца были прикрыты темным клетчатым пледом, и сидел он в инвалидном кресле, колеса которого слегка поскрипывали в такт покачивающемуся на волнах кораблю. Кроме этих двух джентльменов в каюте находился еще один человек, в сюртуке просторного кроя и ослепительно белых перчатках – крепкий рыжеволосый молодой мужчина, судя по всему, ирландец. Он разливал чай из большого фарфорового чайника.
– Однако, сэр Рональд, в нашей каюте собралась вся великая Британская империя. Не хватает только уэльсца, – улыбнулся старик.
– Ну и слава богу. Я, знаете ли, их немного недолюбливаю. Слишком много поют и слишком мало работают, – ответил мужчина во френче.
Старик сухо засмеялся:
– Ни в одной империи народы не относятся друг к другу с такой нежностью, как у нас.
– Не скажите, лорд. В той империи, куда мы с вами направляемся, ситуация ненамного отличается от нашей. Таков удел всех империй, народы которых были объединены силой оружия, а не общей идеей. Впрочем, мы отвлеклись от главной темы.
– Да-да. Может, немного виски? Лучшее шотландское односолодовое из погребов моего кузена, я велю Хью…
– О, с удовольствием, сэр, благодарю вас. – Молодой джентльмен улыбнулся, подождал, пока слуга лорда принесет ему небольшой стаканчик, на две трети наполненный виски, немного отпил и продолжил: – Так вот, не мне вам объяснять, что сегодня корона как никогда нуждается в деньгах. Кайзер возомнил себя Македонским, да и русский медведь жиреет день ото дня, что бы там ни думали себе эти болваны из разведки Форин-офиса. Наши лучшие аналитики делают неутешительные прогнозы. В любом случае, тысяча девятьсот десятый год мы должны встретить во всеоружии, а до него осталось всего ничего.
– Вы думаете, вероятна война? – печально спросил старик.
– Я думаю, она неизбежна, дорогой профессор. И помяните мое слово, это будет война, какой народы мира еще не знали. С такими видами оружия и с таким количеством жертв, что сочинения мистера Уэллса покажутся нам «Записками Пиквикского клуба». Британии надо торопиться, и именно поэтому я говорю сейчас с вами. Лорд Бэрроу поручил мне ввести вас в курс дела и выслушать ваши соображения относительно известного предмета. Как вы знаете, наша разведка направляет меня в Россию как атташе по культуре.
Старик почтительно склонил голову.
Дипломат между тем продолжал:
– А ваша миссия будет заключаться в том, – здесь сэр Рональд сделал паузу, чтобы раскурить сигару, затем с удовольствием выпустил изящное кольцо дыма и добавил: – чтобы добыть для Британии сокровища Ахмет‑бея… «Зеркало шайтана»!
– Однако… – протянул пожилой лорд.
– Что же вас смутило?
– В принципе – ничего. Полумифическое орудие древних арабов, учеников самого Мухаммеда, с помощью которого они поднимали на воздух целые города… Легенда стала явью? Неплохой подарок империи в грядущей войне…
– Разве это вам не под силу? Разве это не под силу человеку, в одиночку прошедшему бразильскую сельву, открывшему золотой город инков и поднявшему со дна океана испанский галеон, набитый золотыми дукатами? Человеку, не побоявшемуся сразиться в рукопашной схватке с вождем океанского племени каннибалов? И всегда вы действовали дерзко, не боялись импровизации, благодаря чему выходили из всех передряг победителем!
– То, что вы называете импровизацией, мои критики считают неразборчивостью в средствах… И тогда мне не исполнилось и сорока, и ядовитый паук в низовье Амазонки еще не парализовал мои ноги.
– И заметьте, тогда за вами не стояла вся мощь Британской империи…
– Тогда за мной стояли честолюбие, азарт и жажда славы, мой мальчик. А это посильнее мощи империи… Впрочем, я многим обязан нашей старушке, а посему не имею ни малейшего морального права отказываться от этой почетной миссии. Да и мой азарт, – здесь в глазах старого лорда блеснул озорной огонек, – никуда не делся.
– Сэр, вы настоящий патриот и достойнейший из подданных его величества, – воодушевленно проговорил сэр Рональд и тут же перешел на деловой тон. – Никаких записей, лорд, я полагаюсь на вашу память. Согласно инструкциям лорда Бэрроу, вам и вашему спутнику надлежит через Санкт-Петербург добраться до Москвы, а оттуда вы проследуете в губернский поволжский город Старокузнецк. Поезд отходит с Казанского вокзала в шесть часов пополудни. Там вас встретит ваш горячий почитатель профессор Смородинов.
– Вроде я слышал эту фамилию, – ухмыльнулся старик. – Он как раз искал «Зеркало шайтана» в Крыму?
– Да, – улыбнулся в ответ дипломат. – Но нам повезло чуть больше, чем ему. Епископ Кентерберийский передал нам вот эту грамоту, доставшуюся ему от предшественника.
– Любопытно, и что же это за документ? – сказал лорд, доставая из жилетного кармана монокль.
– В конце семнадцатого столетия капеллан флота ее величества преподобный Джон Виксон служил на фрегате, захватившем корабль турецких пиратов. В качестве трофея нашим матросам достался свиток, написанный на фарси. Он принадлежал некоему знатному турецкому военачальнику Мустафе Черноглазому, сыну Ахмет‑бея.
– Самого Мустафу, насколько мне известно, повесили на рее?
– Да-да. Тогда с этим было проще, – вздохнул дипломат. – Так вот, свиток отдали капеллану, потому что только он мало-мальски понимал арабский. Он, вернувшись домой, вручил ее настоятелю монастыря…
– Дальше можете не рассказывать, – сказал старик, сухо рассмеявшись. – Я знаком с содержанием этой грамоты. Да-да, не удивляйтесь, я же все-таки историк, а не только шпион. Там говорилось о том, что дверь к сокровищам Ахмет‑бея может открыть лишь воин с золотым оружием и золотым сердцем. Красивая метафора, не более того.
– Вы великий историк и замечательный сотрудник секретной службы его величества, дорогой лорд, вот что я вам скажу, – сэр Рональд вновь почтительно опустил голову.
– Да полно вам, просто я люблю приключения, как все чертовы шотландцы с гор, – и старик снова захохотал. – Продолжайте, мой мальчик, я уверен, что самое интересное вы мне еще не поведали.
– Как вы, должно быть, знаете, у нас много различных специалистов, которые умеют сопоставить один факт с другим, даже если первое событие произошло триста лет назад в Черном море, а второе – год назад в небольшом русском городке. Кроме того, нам помогают наши добровольные осведомители из всех стран мира. Корона готова щедро платить за свою безопасность. Месяц назад на раскопках близ Судака известный вам профессор Смородинов вместе с приват-доцентом Гусевым нашли небольшую позолоченную статуэтку, изображающую витязя с мечом. И через три дня в музее города Старокузнецка состоится торжественное открытие этого экспоната.
У лорда сверкнули глаза.
– Кажется, я начинаю понимать, в чем будет состоять моя миссия, – улыбнулся Мак-Роберт. – Вы хотите, чтобы я добыл эту статуэтку?
– Не только, – ответил дипломат. – После этого вы на дипломатическом поезде отправитесь в Симферополь. Там вас встретит наш резидент, снимающий дачу в Коктебеле. Он выдаст вам все необходимое оборудование. Вы должны проследовать в горы Шайтан-Калаяр и воспользоваться статуэткой как ключом. Ведь никто кроме вас не знает, где расположен вход в сокровищницу. Когда вход будет открыт, вы выстрелите из ракетницы красной ракетой. На расстоянии двух кабельтовых от берега будут дежурить два наших бота. По вашему сигналу они пришвартуются к берегу, и наши люди погрузят сокровища – а главное, «Зеркало» – на борт. Со стороны все будет выглядеть так, будто группа молодых людей решила устроить пикник после морской прогулки. Затем яхты выйдут в нейтральные воды и выгрузят ценности на одну из наших субмарин, которая и доставит их в Лондон. А вы, сэр, вернетесь в Англию через Париж, где как раз будет проходить конференция ученых-востоковедов. На конференции вы произнесете приветственную речь и прочитаете несколько лекций. Если операция пройдет удачно – а у меня нет оснований сомневаться в этом, – по возвращении в Лондон вы сможете рассчитывать на самую щедрую награду, какая только будет в наших силах.
– Да, пожалуй, это приключение станет достойным завершением моей карьеры, – проговорил лорд, выпуская красивое кольцо дыма. – После такой операции можно спокойно отправляться на покой писать мемуары. Есть лишь одна проблема, дорогой сэр Рональд.
– Какая, милорд?
– Как войти в сокровищницу? Одной статуэтки и моих знаний будет мало. Понадобится карта!
– Сэр, в этом вопросе империя всецело полагается на вашу интуицию и опыт.
– Черт побери, высокого же мнения империя о моей интуиции! – Мак-Роберт снова засмеялся своим трескучим глуховатым смехом.
– Я могу лишь сказать, что, по нашим последним агентурным данным, карту комплекса Шайтан-Калаяр совсем недавно приобрел известный миллионер Стрыльников, который волею судьбы проживает в том же Старокузнецке. Мы гарантируем поддержку в этом направлении. Карта будет у вас.
* * *
Иван повел коней в конюшню, а Родин направился в дом, где профессор Смородинов снимал большую пятикомнатную квартиру. Гусев-младший после гибели отца жил вместе с ним, а в восемнадцать лет переехал в крохотную комнатушку на пару этажей ниже. Денис Трофимович занимал лишь одну, наименьшую комнату в квартире. Остальные четыре комнаты были завалены древними рукописями, томами по истории и археологии разных лет издания и на разных языках, археологическими находками, которым не нашлось места в музее (их, по правде говоря, были многие сотни), осколками керамики, проржавевшим до основания оружием, истлевшей амуницией и прочим археологическим хламом. Благодаря этому, квартира профессора производила впечатление некоего сакрального помещения, имеющего выход в другие миры и эпохи.
Сам старик лежал на кушетке под теплым клетчатым одеялом и постанывал. Родин снял пальто, повесил его на вешалку, надел халат и отправился к рукомойнику.
– Что же с вами случилось, Денис Трофимович? Рассказывайте, и уберите это одеяло.
– Я… меня… – кашляя, пробормотал Смородинов, стыдливо обнажая спину. Она вся была покрыта чернеющими кровоподтеками, прямыми, как от ударов шпицрутеном, да еще и перемазана барсучьим жиром – результат неумелого лечения.
Родин поцокал языком и вытащил из саквояжа склянку с мазью и свинцовые примочки.
– На вас напали грабители?
– Да… то есть нет… Я упал… упал с лестницы… там скользко, грязно на лестнице было, я и упал, поскользнулся…
– Где скользко? – нахмурился Родин, легко пальпируя спину профессора. – У Стрыльникова? Почему же там грязно?
– Нет-нет, – быстро залепетал Смородинов, – не у него. Я… решил зайти в университет, в библиотеку… кое-что проверить… А у нас там темно и не убрано после дождя… Дворник наш, Равиль, вечно грязь развезет, а потом валяется у себя в каморке… Черт возьми, как спина-то болит…
– Вроде переломов нет, – пробормотал Родин, прикладывая примочки. – Денис Трофимович, я же вижу, что это следы ударов. Можете не волноваться, для меня врачебная тайна – это святое. Что произошло? Это дело рук Стрыльникова?
– Стрыльников… мы пообщались… Но в итоге я предпочел уйти, потому что не привык общаться с людьми, столь малосведущими в науке.
– Завтра смажете ушибы вот этой мазью, я ее привез из Африки. Будете как новенький. Что ж, упали так упали. Как вам будет угодно.
Смородинов горестно вздохнул.
– Понимаете, Георгий, история эта крайне неприятная. Впрочем, в последнее время мне пора бы привыкнуть, что я вляпываюсь в мерзкие истории. Я и раньше был на это мастак, а вот под старость лет казусы такого mauvais ton1 со мной случаются так часто, что хоть из города беги.
Родин понимающе кивнул.
– Денис Трофимович, можете не сомневаться, все, что я сейчас услышу, я сразу же и забуду.
Смородинов опять вздохнул и продолжил:
– Да чего там… скверная вышла история. Впрочем, раз вы об этом узнали… Как говорится, что знают двое, то знает и свинья. Видно, скоро целый город будет потешаться над сумасшедшим стариком, которого, как щенка, спустили с лестницы!
– Уверяю вас, ничего подобного я не знаю, – спокойно ответил Родин, – и повторю, не будет знать никто, кроме нас.
– Самое главное, чтобы не узнал Ваня. Он в последнее время стал таким бешеным…
– Не узнает никто.
– Стрыльников, как он мне рассказал, купил карту на швейцарском антикварном аукционе в Берне, – наконец начал свой рассказ профессор, – подлинник, середины семнадцатого века, выполненную арабским картографом. Ему наплели, что на этой карте отмечена сокровищница все того же пресловутого Ахмет‑бея. Он пригласил меня к себе в имение, сулил большие деньги, если я укажу ему эту сокровищницу.
