Kitobni o'qish: «Избранное. Том II»

Shrift:

Стихотворения, не включенные в авторские сборники, незавершенное, наброски

«Вы задумались. Я молчу…»

Вы задумались. Я молчу.
Свет – в непроглядной мгле.
Не дай Бог погасить свечу,
Что горит на столе…

25.02.1974

Памяти Малера

Я прикажу оркестру
Где-нибудь в людном месте…

И. Северянин

Ночью, при ярком свете не фонарей – созвездий,
В час, когда в целом мире люди ложатся спать,
Я прикажу оркестру где-нибудь в людном месте
В память Густава Малера траурный марш играть…

Время его настало! Начинайте, маэстро!
Начинайте программу маршем в манере Калло.
Эй, счастливые люди! Слышите плач оркестра?
То над Добром убитым рыдает-хохочет Зло.

Лучше в костёр – живому, лучше к чертям – на вертел,
Чем, как святой Антоний, бесплодным огнём гореть.
Подлость и святотатство могут избегнуть смерти,
Но Доброта и Святость – обречены на смерть.

Пусть грохочут литавры, пусть безумствуют скрипки
В бешеном вихре скерцо, чтобы каждый готов
Был в этой страшно-сладкой дьяволовой улыбке
Видеть облик Кандидова «лучшего из миров».

Люди будут напрасно ждать в эту ночь рассвета,
Заслушавшееся Время остановит свой бег…
Наша больная совесть требует нас к ответу,
Малер сегодня ночью судит двадцатый век.

Подлость и святотатство, вам не уйти от мести!
В час, когда люди в городе будут спокойно спать,
Я прикажу оркестру где-нибудь в людном месте
В память Густава Малера «Песнь о Земле» играть.

1974

Могила Пастернака

Тихий свет звезды печальной,
Ожидание разлуки,
И симфонии прощальной
С неба льющиеся звуки,

И заката луч последний,
Словно царь над целым миром.
…Колокол звонит к обедне,
Но давно безмолвна лира…

1974

«За любовь твою ко мне Аллилуйя!..»

За любовь твою ко мне Аллилуйя!
За тепло весенних дней Аллилуйя!
За письмо моей любви Аллилуйя!
И за нежность губ твоих Аллилуйя!

За стихи в вечерний час Аллилуйя!
И за зелень этих глаз Аллилуйя!
За чудесный голос твой Аллилуйя!
За все дни мои с тобой Аллилуйя!

За восьмое декабря Аллилуйя!
За мои страданья зря Аллилуйя!
За отказ мне одному Аллилуйя!
За любовь твою к нему Аллилуйя!

1974

Саше Чёрному

Ох, уже эти мне дотошные потомки,
Любопытные Варвары всех времён!
Собирающих осколки да обломки
Прошлых лет число от века – легион.

В мемуарах старой дурочки-девицы
Чуть вранья – а уж потомки – тут как тут.
Что не сыщут – вспомнят деды-очевидцы,
Что не вспомнят – внуки сами приплетут.

Ах, поэзия двадцатого столетья —
Благовиднейший предлог для трепотни.
Ходасевич, мол, вращался в высшем свете,
И писал Волошин в стиле «Иверни»¹.

Я предвижу, что таким же тихим бредом
Нам проклятые потомки отомстят.
Станет Бродский нудным классиком-поэтом,
Чьи стихи тупые школьники твердят.

Кто-то страшный замечтается на стуле,
Втиснув голову под лиственницы сень.
Бац! – статья: «Как редактировал Кривулин
Прогрессивный орган века «Тридцать Семь»².

Он напишет, что Охапкин³ был – пророком,
А Савицкий⁴ чисто выбритым ходил.
Раз пятнадцать перепутав Блоха⁵ с Блоком,
Он напишет, что Алейников не пил!

И добавит тоном, смешанным с слезою
(Были, мол, поэты, были, да ушли!),
Что печатался Алейников порою
В эротическом журнале «Ширали»⁶.

«В Драгомощенко стихах такая горечь, —
Он воскликнет, – что хоть падай, а хоть стой».
Он напишет, что пленяла Самойлович
Современников предлинною косой…

«Дождь из перьев, пёрышки дождя…»

Дождь из перьев, пёрышки дождя…
Та, что вас любила – умерла.
Что вам нужно, птицы, от меня?
Перья капель, капельки пера…
Умерла ты – значит, умер я.
Я не знаю, где я и зачем.
Копоть капель, саван из дождя…
Но неужели больше никогда?
Копоть перьев. Так улетайте же, птицы,
И гнёзда оставьте. Что? Нет?
Это время не для перелётов?
Это неважно. Ласточки утра, летите из
комнаты прочь!
И вы прочь, вечерние птицы!
Что? Не хотите?
Останьтесь, тогда я уйду.
Сажа перьев – копотью дождя…
И я уйду. Моя судьба отчасти
Повсюду быть, отчасти быть нигде.
Останьтесь здесь, о ласточки несчастья,
В покинутом хозяином гнезде.

«Может быть, мечтою странной…»

Может быть, мечтою странной
Увлеклись сегодня Вы.
Вам казалось: Божий Ангел.
Это – зеркало, увы…

Волосы Элеоноры
Распустились на ветру.
Моему явился взору
Облик нежный поутру.

Несомненно, нет резона
Ревность мужа вспоминать.
Я, крылатый и влюблённый,
Научу и Вас летать.

Муза лжи колец нанижет
Вам презрительных речей
Пастуха, чья гордость выше,
Чем гордыня королей.

«Над миром городов…»

Над миром городов
Небесный град стоит.
Есть земли облаков
Над облачной землёю.
За веру тёмных снов
Господь меня простит,
Господь меня простит,
И будет свет – со мною.

Я верю в Божий свет
И в грозный Судный День,
Но есть иной обет —
Есть вера сновидений.
Без Бога чуда нет,
И сон – всего лишь тень,
И сон – всего лишь тень,
А я – лишь пленник тени.

О, это странный плен:
Так гаснет пламя свеч,
Так сумрачный Нерон
Сжигает стены Рима.
Не вырваться из стен,
Но невозможно сжечь,
Но невозможно сжечь
То, что неопалимо.

Ты истинно всеблаг,
Господь, а мы – грешны.
Огонь Суда зажжён
Над сумраком предместий.
Но если сгинет мрак,
Мои стихи и сны,
Мои стихи и сны
Умрут со мною вместе.

Свобода

А.Ч.

Вы, эксперты фальшивой страсти,
Святоши и дармоеды,
Помните ли, как Искатель Счастья
Учеником был предан?
Слышите: в горе своём застонали
Даже небесные своды?
Это люди Любовь распяли,
Это распяли Свободу!
Нам говорят о свободе серой
Под диктаторской тенью.
Он говорил о Свободе веры,
О Свободе прощенья.
Это слово рубили мечами,
Живым зарывали в землю,
Но люди планеты Земля веками
Этому слову внемлют.

Умирающий был во власти
Слишком страшного бреда:
«Помните ли, как Искатель Счастья
Учеником был предан?
Вы, которые растоптали
Пепел святой Руана,
Помните ли, как в костре сжигали
Тело живое Жанны?»

«Встретились на краткое мгновенье…»

Встретились на краткое мгновенье —
И навек прощаться им пора —
Девушка, живущая в Забвенье,
Юноша из вечного Вчера.

И была небесным откровеньем
(Чистый голос, быстрых рук игра!)
Девушка, живущая в Забвенье,
Юноше из вечного Вчера.

И я знаю: в смутный час волненья
Будет вспоминать по вечерам
О принцессе с Острова Забвенья
Юноша-мечтатель из Вчера…

Февраль-март 1975

Dead Babies⁷

Не рыдайте об умерших детях,
Их к себе на небо взял Христос,
Им не надо больше ваших денег,
Им не надо больше ваших слёз.

Ваши лица строги и серьёзны,
Сбросьте маску горя своего!
Плакать об умерших слишком поздно,
Им теперь не нужно ничего.

Мать рукой дрожащей поправляет
Локоны у бледного чела,
Плачет Джон и в голос Энн рыдает:
Маленькая Бетти умерла.

Над могилой насыпают землю
И уходят: дома ждёт еда…
Тихим летним днём земля приемлет
Маленькую Бетти навсегда.

Джонни продаёт автомобили,
Энн-сестрица замужем давно,
Маленькая Бетти спит в могиле,
Спит последним непробудным сном.

Год идёт за годом. Зимний ветер,
Как о чём-то чистом и святом,
Плачет по ночам о крошке Бетти,
Спящей под заржавленным крестом…

Не рыдайте об умерших детях,
Им теперь не надо ваших слёз,
Утешайтесь: рай высок и светел
И к безгрешным милостив Христос.

Бросьте плакать об умерших детях,
Лить потоки лживых слёз, скорбя,
Спи спокойно, маленькая Бетти:
Мир был слишком грязен для тебя.

13.06.1975

Сожжённое сомненье

За горечь и презренье,
Обиды и прощенья,
За головокруженье
И яд бесценный стрел,

За чувств и дум смятенье,
Тревоги, треволненья,
Еретика Сомненье
Сжигают на костре.

Сжигают: слишком мрачен.
Сжигают: долг оплачен.
Сжигают: это значит —
Умри и замолчи.

А он горит – не плачет,
А он улыбку прячет,
И терпят неудачу
Не он – а палачи.

Он знал любви мученья,
Он знал нужду, гоненья,
Ни пыткой, ни сожженьем
Его нельзя сломить.

В костре сгорят поленья,
Из плоти – станет тенью
Владычество Сомненья
Над Богом и людьми.

3.08.1975

«Прощай, мой месяц, крёстный мой отец…»

Прощай, мой месяц, крёстный мой отец,
Ты покидаешь вновь меня. Быть может,
Разлука – навсегда? Меня тревожит
Не смерть, а ясной юности конец.

Прощай, ноябрь! Биением сердец
Двоих ты подарил мне жизнь. И что же?
Я мало жил, но слишком много прожил.
И заслужил и пропасть, и венец.

28.11.1975

«…И внимая тихому напеву…»

Люде Вайнзоф

…И внимая тихому напеву
В час восхода бледного светила,
Нарекли израильскую деву
Древнерусским именем – Людмила.

Нарекли – и хор благословений
Пели, улыбаясь вновь рождённой…
И склонялись к изголовью тени
Назарянина и Соломона.

А ребёнок спал. И невесомы,
Над его головкой сны витали.
Спал так безмятежно, что из дома
Вдруг ушли все беды и печали.

За окном благоухало лето,
Тёплый дождь на тишину обрушив.
И смеялся первый луч рассвета
На ресницах девочки уснувшей.

Осень 1975

«Коль вернётся – что сказать…»

– Коль вернётся – что сказать
Мне о смерти Вашей?
– Что ждала – да умерла,
Так и не дождавшись.

– Перед ним держать ответ,
Видно, мне придётся.
– Будьте с ним нежны. Ему
Может быть, взгрустнётся.

– Что ответить, коль о Вас
Спросит он печально?
– Ничего. Пусть он возьмёт
Перстень мой венчальный.

– Ну а спросит: почему
Комната пустует?
– Пусть слуга откроет дверь
И свечу задует.

– Что она в последний час, —
Спросит, – говорила?
– Улыбнулась, чтоб не лил
Слёз напрасных милый…

1.12.1975

«За лицемерный смех души печальной…»

Зеркальный дом для зрячего урода
М. Блох

За лицемерный смех души печальной,
За предсказанья сбывшихся времён
Не в замок Иф – я во дворец хрустальный
Своих стихов навеки заточён.

Здесь бьёт фонтан вина, течёт рекою
Шампанское! Я – раб и господин.
Небрежный жест – и вот передо мною
Курится фимиам, горит камин.

Исполненный добра и благородства,
Иду пустынной анфиладой зал.
Но я – урод. И всё моё уродство
Живёт со мною в тысячах зеркал.

Я бью их днём и ночью, но – напрасно,
И двойники в лицо смеются мне.
Смыкаю веки – облик безобразный
Является ко мне в кошмарном сне.

Бегу – за мной несутся отраженья,
Рыдаю – плачут зеркала, скорбя.
Мне во дворце зеркальном нет спасенья
Не от врага – от самого себя.

О, где найти приют душе печальной?
Что мне все беды будущих времён?
Что замок Иф? Я во дворец зеркальный
Своих стихов навеки заключён.

15–16.12.1975

«Милое Прошлое – время вчерашнее…»

Милое Прошлое – время вчерашнее,
Грустное, светлое – словно закат.
Снов невесомей, видений миражнее,
Час?.. или день?.. или год назад?

Милое Прошлое – время забытое
В воды летейские канувших дней.
Звёзды далёкие, грёзы разбитые,
Ставшие Прошлым жизни моей.

Милое Прошлое – время, что пройдено,
Пурпур заката и неба сирень…
Милое Прошлое! Вечная Родина:
С боем часов умирающий день.

12.01–19.12.1975

«Греховное – в своих железных латах…»

I

Греховное – в своих железных латах,
Великое – в отчаянье святом
Молилось войско рыцарей распятых,
Молилось о победе над врагом.

Под рёв звериный боевого рога,
Свет призывая, проклиная тьму,
Святой отец молитвой славил Бога,
И войско хором вторило ему.

II

«Нет в мире властелина, кроме шаха», —
Так пел мулла, и повторял Восток:
«Нет Бога, кроме грозного Аллаха,
И Магомет – единственный пророк.

Покорность – вот призванье человека,
Одна лишь в мире истина – Коран,
Нет города, священнее, чем Мекка,
Нет правоверных, кроме мусульман».

«Всех непокорных ожидает плаха», —
Так пел мулла, и повторял Восток:
«Нет Бога, кроме грозного Аллаха
И Магомет – единственный пророк».

III

Лютер, святой в камзоле потёртом,
Ясным взором провидевший тьму,
Гневно швырял чернильницу в чёрта,
Ежели тот являлся ему.

Жил, как отшельник, просто и строго,
И заплатил дорогой ценой
Лишь за войну с наместником Бога
И за победу над Сатаной.

IV

Добрый католик, он вечно твердит
Молитвы, их смысла не разумея.
Он верует тихо и тихо блудит,
И ненавидит в душе евреев…

Совесть его перед Богом чиста,
Ибо в Евангелии говорится
О том, что евреи распяли Христа,
А Магдалина была блудницей.

1975–1976

Новая Весть

Это Новое Слово,
новое Слово слов.
Кровь и Тело Христово —
это мой хлеб и кров.

Это сама природа
в колокол века бьет.
Новое время года —
Времени Новый год.

[1975–1976]

Авторизованный перевод из Метерлинка

Я весь глаза. Не надо истин.
Ты прав, Господь. Из века в век
На белый снег слетают листья,
Летит на пламя белый снег.

Часы всё так же время бьют,
И солнце за окном всё то же.
И дни умершие встают
Вновь предо мной, мой сон тревожа.

Ни тьмы ночей, ни неба сини
В глазах уснувших нет, но там
Есть мука жаждущих в пустыне,
Свет солнца, отданный цветам.

4.01.1976

«Истина немыслима без чуда…»

Истина немыслима без чуда,
Невозможен Бог без Люцифера,
Невозможен без Христа Иуда,
Если нет сомнений, где же вера?

Роскошь нищетой одной богата,
Острослов бессилен без тупицы,
Месяц невозможен без заката,
А в руках людей без клетки – птица.
Нет веселья без смертельной скуки,
Остановки – без движенья дальше.
Встреча есть предвестие разлуки,
Обещанья – лишь пустые звуки,
И, увы, нет истины без фальши.

26.01.1976

Памяти Гумилёва

I

Забвенья проведя черту,
Чтоб ум смущённый не тревожить,
Вы захотели красоту
Ружейным залпом уничтожить.

Но, возведя на высоту
Ту чернь, которой нет презренней,
Что вы убили? Миф? Мечту?
Но смерти нет для сновидений.

II

О, беспощадная судьба —
Толпа, которой всё едино.
…Как смели вы рукой раба
Касаться тела господина!

О, мертвенная бледность лба!
Рыдайте, музы… Данте… Где-то…
…Как смели вы рукой раба
Убить солдата и поэта?

18.11.1976

Сонеты памяти Че Гевары

Последний рыцарь умер на земле.
Я плачу в полутёмном зале бара.
«Прощайте, commandante Che Guevara» —
Я вижу надпись – кровью на стекле.

Соломинки… Бокалы на столе…
Веселием безумствует гитара…
Я вижу выстрел – отблеском пожара,
И женский смех витает в полумгле.

О, ненависть! Воспрянь в моей груди!
О, разум светлый мой, не уходи,
Останься на одно ещё мгновенье!

Но разум лёгкой тенью прочь летит.
О, дамы, господа, нам нет спасенья:
Последний рыцарь на земле – убит.

* * *

Останься на одно ещё мгновенье,
Побудь со мною, давний мой кумир.
Здесь, глядя на чужой весёлый мир,
Я буду говорить с твоею тенью.

Я жив – а ты оставил этот мир.
Мне сил не суждено найти для мщенья.
Но если на том свете есть прощенье,
Прости меня за это, командир.

Прости неясность слов моих, герой,
Я был бы счастлив умереть с тобой,
Когда бы время нас не разделило.

О, если б ты был жив, а я – убит!
Ответь мне, разум, где его могила?
Но разум лёгкой тенью прочь летит.

* * *

Я вижу выстрел – отблеском пожара.
И кровь из раны – пламенем костра.
И Смерть – Любви жестокая сестра —
Тебе приносит славу, Че Гевара.

Я знаю, что смертельного удара
Боль, словно лезвие ножа, остра.
И смерть в бою – почти всегда быстра,
А Слава – тень непринятого дара.

Но только Че Гевары больше нет.
На Кубе занимается рассвет,
А над Москвой ночная вьюга веет…

И полон бар, и все навеселе,
В моих глазах пожаром кровь алеет,
И женский смех витает в полумгле.

Ноябрь 1976

«И восходило солнце над Москвой…»

И восходило солнце над Москвой,
И август месяц золотом сверкал,
И девушка, рождённая слепой,
В реке, как будто в лучшем из зеркал,

Искала отражение своё
И не могла найти его, пока
Живыми изумруды глаз её
Не отразила зрячая река.

1.12.1976

«Прощайте все, прошу меня забыть…»

Прощайте все, прошу меня забыть,
Вас, нищие, и вас, сыны фортуны,
Вас, викинги, вас, римляне, вас, гунны.
Прощённый всеми – всех хочу простить.

Прощайте все, прошу меня забыть.
Прощай и ты – огонь моей свободы,
Ты, небосвод, и вы, морские воды,
И ты, страна, где суждено мне жить.

Прощайте все, прошу меня забыть.
Прощайте вы, друзья моей неволи,
И вы, красавицы, которых боле,
Чем жизнь свою, сумел я полюбить.

Прощайте все, прошу меня забыть.
Прощай, мой брат, безумный и беспечный,
Прости мне этих слов порядок вечный:
«Прощайте все, прошу меня забыть».

Январь 1977

«Мне твердят, что я сентиментален…»

Мне твердят, что я сентиментален.
Что ж, не отрицаю, господа!
Ваш уютный мир салонов-спален
Мне чужим останется всегда.

С ранних лет мне близок, кто печален.
Вы же, в чьих сердцах лишь холод льда,
Радуйтесь! О, я сентиментален,
И я этим счастлив, господа!

12.01.1977

«Печален путь того, кто позабыт…»

Печален путь того, кто позабыт
Фортуною, кто любит безответно,
В чьём сердце пламень дружбы не горит
И чьи молитвы искренние – тщетны.

Сей жребий – твой, поэт. О нём скорбя,
Восславь его печалью слов свободных.
Страшней всего, мой друг, – забыть себя
В сомнениях и поисках бесплодных.

Март 1977

«Незнакомый светлый лик…»

Марине Тимониной

Незнакомый светлый лик —
Ваш сомнительный двойник:
Выраженье удивленья
Тем, что тесный мир – велик.

Сверху – вниз – сквозь лица – взгляд,
Взгляд-разлука, взгляд-разлад.
Ожиданье обещанья
И неведенье преград.

Сопряженье странных слов,
Слов-сомнений, слов-основ,
И – презренье к предсказаньям
И к несбыточности снов.

15.03.1977

«Ночью нежный и нежданный…»

Ночью нежный и нежданный
В наши окна гость стучится.
То – Бессонница. И странный
Облик знаков вереницы
Принимают. И сияньем
Звёздным залиты страницы,
А Бессонница дрожаньем
Слёз нисходит на ресницы.

Март 1977

«Тают звёзды золотые…»

Тают звёзды золотые
В ярком пламени денницы.
Бога милости святые
Славят радостные птицы.

Тенью розовой трепещут
Облака в лазурной пене,
И огонь восхода блещет
Светом высших откровений.

Март 1977

«Жизнь всегда жива, а Смерть – мертва…»

Жизнь всегда жива, а Смерть – мертва.

Умирают лица, но не Лик.
Vita brevis – лживые слова.
Вечна жизнь, а Смерть – лишь краткий миг.

Умирают души, но не Дух.
Умирает грешник, но не Грех.
Наша жизнь – вращающийся круг,
И его вращенью нет помех.

Умирают боги, но не Бог,
Умирают звёзды, но не Свет.
Есть – томленье суетных дорог,
Есть – порог, а Смерти в мире – нет.

Апрель 1977

Поэт
(подражание Бродскому)

Поэт есть тот, у кого крадут,
Над кем извечно заносят кнут,
Распятье – коему нет конца.
Не от тернового ли венца

Раны, поэт, на твоём челе?
Не в галилейской ли ты земле
Девой Пречистою был рождён?
Счастье, поэт, – это только сон…

Впрочем, во сне, наяву, – везде —
Слава Распятого на Кресте,
Роскошь того, кто и нищ и наг, —
Вот твоё счастье, поэт. Итак

(Мы отклонились…), поэт есть тот,
Кто не испрашивает щедрот
Ни у имущих (над чернью!) власть,
Ни у плебеев, готовых пасть

Ниц перед сильным. Готовый сжечь
Мир – лишь бы сбросить оковы с плеч.
Праздная сытость – удел глупцов.
Прочь эту маску, поэт! Лицо

Мага, проникшего в тайны книг,
Даже уродливое, есть – лик.
Облик не важен – важны слова
Вещие. Пусть о тебе молва

Сплетни разносит на злых устах.
Слава, поэт, – это только прах.
Время, поэт, – это только миг
Или же – вечность. Юнец? Старик?

Возраст неважен. Над всеми – Бог.
Жизнь есть сплетенье людских дорог
(О, перекрёстки встреч и разлук!),
Всё мирозданье, поэт, есть круг

Первый. Десятый же круг, поэт, —
Смерть. Но для избранных смерти – нет.

Май 1977

«Бедный раб, доколе нам терпеть?..»

Бедный раб, доколе нам терпеть?
Горек плод бездействия пустого.
Если господин поднимет плеть,
Нам в ответ не вымолвить и слова.

Наши унижения – смешны
И безвестны наши возмущенья.
Бедный раб, страдания страны —
Обвиненье нашему терпенью.

Май 1977

«В небе – ни зги. Ливень. Гроза…»

В небе – ни зги. Ливень. Гроза.
Молнии нить.
Пани Ирен! Ваши глаза
Трудно забыть…

Словно гроза хочет разбить
Линии стен.
Ваши глаза трудно забыть,
Леди Ирен…

Что мне гроза!
Можно ведь спать, уши заткнув.
Как бы прогнать эти глаза…
А то – не усну.

2.06.1977

«Я верю в то, что нет случайных встреч…»

Я верю в то, что нет случайных встреч,
И наша встреча тоже не случайна.
(В случайностях подчас необычайный
Есть смысл). И нас уже не уберечь

От дней грядущих. Путь из них любой
Пока для нас пребудет светлой тайной.
О, наша встреча не была случайной,
Мы не могли не встретиться с тобой.

4.06.1977

«Есть ли в сомненьях смысл и какой?..»

Есть ли в сомненьях смысл и какой?
Впрочем, если и есть, то – случайный.
Высшая тайна – в том, что тайны
не существует как таковой.

Из сокровенных ночных глубин
путь к мелководью полудня – пройден.
Поиск ориентиров – бесплоден.
Есть ли смысл в измерениях длин?

Или широт? (долгота есть бред)
Или длиннот – на фальшивой ноте
времени, коего бег – в полёте.
Есть ли смысл в исчисленье лет?

Или же… или же смысл этой жизни есть —
искоренение осложнений
всех измерений, всех исчислений,
прочих сомнений, которым несть

даже числа? (нет! Число им – тьма)
Ночь. Глубина до донного ила,
вычерпать тьмы океан – по силам
только лишь тем, кто сошёл с ума,

впрочем…впрочем, безумен любой из нас.
Полностью – все и отчасти – каждый.
Шизофрения извечной жажды
смысла – всегда сегодня, сейчас!

Только не завтра (боязнь времён
будущих) – завтрашний день – опасен
страхом! И не во вчера: неясен
наш в нём исход, ибо мост сожжён.

Те же слепые – вожди слепых.
Что потеряли – того не видим.
Время же вечности – Semper Idem⁸ —
нами потеряно. Меж иных

наших занятий, бездумных дел
мало ль найдётся, во имя которых
пепел мы превращаем в порох,
порох – в прах убиенных тел,

ибо…ибо убийствами длится мир.
Ад Алигьери, Босховы черти,
пир Вальсингама в лагере смерти —
перемешались. Зенит и надир

скоро покинут свои места,
дабы не видеть смерти достойных.
Есть ли смысл в бесконечных войнах,
разъединяющих наши уста,

чтобы…чтобы не соединялись – впредь…
и не тянулись друг к другу. Властью
силы мы сами сводим к несчастью
радость, заносим над счастьем плеть.

Смерть? Но что для Любви – умереть?
Снова она возродится из пены.
Всё, кроме страшной пытки измены,
тело Любви способно стерпеть.

Только измена имеет власть
над непокорной Любовью. Вечен
их поединок. Успех обеспечен
только измене. Легко попасть

в сети её. От холодных ран
стрел её – сердцу нет излеченья.
Есть ли смысл в любовных мученьях,
если слова о любви – обман?

Если…если нищий равен королю,
если не четыре – дважды два…
Ноль, увы, равняется нулю,
ибо пустота – всегда жива.

Ибо пустота – извечный круг,
замкнутый вращением времён.
Ибо тишиною полон звук,
полон осязаемостью – сон.

Между словом «да» и словом «нет» —
некая незримая черта.
На вопросы Вечности ответ —
цифра ноль – святая простота.

Если шторм опасен кораблю,
если штиль есть гибель для него,
значит, ноль равняется нулю
(равенство всего и ничего).

Сколь же он велик и сколь же мал!
Ноль! Экватор? Твёрдая вода?
Ох, Господь, однако, и задал
нам головоломку, господа!

Не гадайте, ибо не дана
человеку истина сия.
В мире существует лишь одна
формула земного бытия.

Июль-август 1977