Ход черной королевы

© Куликов Г., 2022

Осенняя перепутица

«Осень, она не спросит, осень сама придет…» Слова этой песенки как нельзя лучше характеризовали это прохладное сентябрьское утро. Удивительная пора, когда все особенное: и природа, и погода, и чистый воздух, создающий какое-то приподнятое настроение. И запах осени такой же особенный, хотя она пахнет опавшими листьями и мокрым асфальтом, но в то же время ее аромат свежий и бодрящий.

Из панельного двенадцатиэтажного дома ранним осенним утром быстрой походкой вышел молодой человек. Это был Евгений Кудрин, который, несмотря на свои двадцать три года, после окончания средней школы милиции уже второй год как работал инспектором уголовного розыска в столичном отделении милиции. А наставником ему определили самого опытного из сыщиков – капитана милиции Ерихина Льва Алексеевича. Несмотря на свою серьезную должность, Женя выглядел совсем юношей – и телосложением, и походкой, и лицом. На его счету пока не было громких дел, и это, по его мнению, определяло не очень серьезное отношение к нему со стороны коллег. Впрочем, он сам и не пытался изменить эту ситуацию, и, может быть, думал он, когда-нибудь со временем раскроются его способности как аналитика и сыщика. Да и в быту было еще не очень все устроено; он жил один, практически без мебели в однокомнатной кооперативной квартире, купленной родителями.

Женя, как обычно, спешил на работу, успевая обращать внимание на золотистые краски осени. Но в этот момент не они будоражили его мысли.

Он шел по тротуару и с удовольствием смаковал в голове события вчерашнего вечера, когда по пути домой зашел в кафетерий, чтобы поужинать. Поскольку свободных мест практически не было, он присел за столик, где в одиночестве сидела молодая симпатичная девушка. Женя отметил про себя, что у нее, помимо тонкой талии, выделялись изящные руки с длинными пальцами, а овальное лицо было обрамлено короткой модной прической из светлых волос. На высоком лбу выделялись изящно изогнутые брови, а тонкий, слегка вздернутый нос придавал лицу игривое выражение.

«Красивая снаружи девушка должна быть такой же и внутренне», – подумал Женя, увидев, как она перелистывает в руках небольшую книжицу с тиснением портрета Чехова.

– Что читаете, барышня? – спросил Кудрин с улыбкой на лице, подсаживаясь на свободный стул.

Девушка оценила его взглядом и, подняв глаза к небу, загадочно произнесла:

– Изучаю построение фраз арабской вязи.

– А вы не пробовали изучать построение фраз китайских иероглифов в сказках Пушкина про попа и балду, изданных в прошлом году на китайском языке? – съехидничал Женя.

– Я игнорирую тенденции парадоксальных изречений отдельных невоспитанных личностей, – резко ответила она и отвернулась, давая понять, что разговор окончен.

– Извините, барышня, я не хотел вас обидеть, – примирительно молвил Кудрин.

– Ну хорошо, я вам прощаю неуместный выпад за произнесенное слово «барышня», – ответила девушка, взглянув на него своими синими глазами, – такое прекрасное слово можно встретить только на страницах произведений русской классики.

– Если углубляться в терминологию, – с достоинством знатока словесности произнес Женя, – то это обращение к девушкам впервые появилось где-то в начале девятнадцатого века. Их уважительно называли барышнями, но точнее только в словаре Ожегова: «Барышня – это молодая незамужняя дочь из интеллигентной барской семьи, которая сочетала в себе безукоризненную воспитанность с элементами нравственной чистоты и наивности». А ваш любимый Чехов в рассказе «Баран и барышня» как раз и дает описание такой девушки.

Незнакомка с нескрываемым интересом посмотрела на Кудрина, всем своим видом показывая, что удивлена его познаниям в литературе. Ничего не говоря, она придвинула к нему поближе свою красивенькую книжечку с тиснением, и Женя отчетливо увидел мелкий текст на арабском языке. От растерянности он только и смог произнести:

– Ну ни хрена себе!

– Ни хрена, ни хрена, – улыбнувшись, проговорила собеседница.

– Еще раз прошу прощения за мою бестактность, – пытался кое-как совладать с собой.

Кудрин, – правильно говорили древние, что ничто так не украшает человека, как дружба с собственной головой. Буду впредь думать, прежде чем что-то говорить и, тем более, рассуждать, не зная предмета беседы. А про себя подумал: «Ну вот, довыпендривался!»

– О! – воскликнула девушка. – Похвально, что вы читали Омара Хайяма; редко можно встретить поклонника его творчества в наше время.

Уже через несколько минут они болтали как старые знакомые, и Женя уже знал, что зовут ее Ниной, она студентка института иностранных языков, где изучает арабский язык.

– А вы, Женя, чем занимаетесь? – спросила девушка.

– Я уже год как работаю в МУРе, – не без гордости ответил Кудрин.

– А что такое МУР, что за контора? – заинтересовалась Нина.

– Как говорят в народе – «контора Никанора», – ответил он, – а если серьезно – Московский уголовный розыск.

– Ой, как интересно! – воскликнула Нина.

– Вы и правда ловите настоящих преступников?

– Это моя работа, – лаконично ответил Женя.

Проговорив еще целый час, они условились завтра встретиться в семь часов вечера у входа в Зеленый театр в Парке культуры и отдыха. Там уже несколько дней проходили концерты самодеятельных инструментальных ансамблей, и вход был бесплатным, а поскольку это не аншлаговое мероприятие, свободных мест должно быть много.

И вот сегодняшнее солнечное утро, свежесть воздуха после ночного дождя и предстоящая встреча с Ниной создавали приподнятое настроение, и все вокруг казалось прекрасным и радужным.

Женя едва закрыл за собой входную дверь отделения милиции, как на него буквально наскочил дежурный офицер:

– Кудрин, где тебя носит, срочно бери дежурную машину и вместе с участковым инспектором Василенко выезжай на Нагатинскую улицу: там, похоже, убийство мужчины.

Адрес я дал участковому инспектору, так что – вперед…

В дежурной части отделения милиции его уже ждал Юра Василенко, который вместе с Кудриным обслуживал Нагатинскую улицу.

– Привет, Женя, – пробасил он, – машина ждет, так что поехали на место происшествия. Дежурный уже позвонил в скорую помощь и вызвал по адресу оперативную группу райотдела.

Они вышли на улицу и сели в милицейский «Москвич», который лихо развернулся и помчался в сторону Нагатинской улицы. Сколько раз Женя проезжал по своему городу, всегда любовался им и крутил головой из стороны в сторону, стараясь ничего не пропустить из красот старой Москвы. Вот и показалась Нагатинская улица, деревянные домики которой создавали неповторимый московский колорит. Однако и здесь уже шумели краны, которые сносили эти удивительно красивые домики с резными ставнями. А на их место уже свозили панели для возведения многоэтажных домов. Все это не радовало Кудрина, и он с сожалением смотрел на разрушение любимых им уголков старой Москвы.

Они подъехали к небольшому одноэтажному частному домику, стоящему практически рядом с самой улицей. У входа в дом зияла большая лужа от ночного дождя, а у ограды стояли среднего возраста мужчина и пожилая женщина с заплаканным лицом. Практически одновременно подъехали скорая помощь и оперативная «Волга» из райотдела, из которой вышли следователь Андреев и эксперт-криминалист Глебов.

Поздоровавшись с приехавшими, мужчина сказал:

– Это я вам звонил. Я брат Ивана Трошина, примерно час тому назад приехал к нему и обнаружил, что дверь в дом открыта. А когда вошел туда, увидел Ивана на полу. Он не шевелился. А по всем комнатам валялись вещи из перевернутых ящиков шкафа.

– Представьтесь, пожалуйста, – попросил его следователь.

– Меня зовут Валяев Сергей Петрович, я двоюродный брат Ивана Трошина. Вчера он мне позвонил на работу и позвал к нему домой, помочь закинуть тяжелый рулон рубероида на крышу сарая. Но поскольку до вечера я был занят в школе, то мы договорились, что я приеду сегодня рано утром.

– А где вы работаете? – спросил следователь.

– Я работаю в школе учителем рисования, – ответил Валяев. – А это соседка Ивана из стоящего рядом дома – Нина Яровая, – представил он стоящую рядом с ним женщину.

Все приехавшие аккуратно обошли лужу с левой стороны от порожка и неспешно, гуськом вошли в дом. Это было небольшое деревянное здание старой постройки со скрипучими половицами. Войдя в комнату, они увидели, что посередине лежало тело мужчины, распростертое на деревянном полу у письменного стола. Пожилой мужчина лет семидесяти; он лежал на спине с запрокинутым лицом, над головой были занесены стиснутые кулаки, а на белом как бумага лице застыла гримаса неистовой злобы и ужаса. Выступающая вперед челюсть придавала ему сходство с человекообразной обезьяной, лежащей в неестественной позе, а одет он был в потертый старый халат, из-под которого торчали босые ноги. Голова была неестественно свернута в сторону, а синяки на лице говорили о том, что его били и, возможно, пытали. Пол комнаты был заляпан глиной, как будто бы рота солдат в грязных сапогах побывала здесь. На письменном столе лежали разбросанные бумаги, обрывки газет и паспорт. Кудрин взял его в руки и открыл первую страницу: на фотографии он увидел приветливое и загорелое лицо Трошина Ивана Сергеевича. На другой странице стоял штамп из ЗАГСа о регистрации брака с Косо-рыловой Ниной Тимофеевной.

– Косорылова! Где-то я слышал такую запоминающуюся фамилию, – попытался вспомнить Женя, но в голову совсем ничего не приходило. Он подошел к Андрееву и передал ему паспорт потерпевшего.

– Пригласите, пожалуйста, понятых, – сказал следователь, обращаясь к участковому инспектору.

– Да, конечно, – ответил Василенко и быстро вышел из дома.

Пока Андреев готовился осматривать место происшествия, врач, который обследовал тело Трошина, тихо проговорил:

– Смерть потерпевшего наступила около десяти часов назад, приблизительно в двенадцать часов ночи от резкого разворота шейного отдела головы в сторону, то есть ему просто свернули шею. Судя по всему, потерпевший сопротивлялся, о чем говорят прижизненные кровоподтеки на лице и руках, а также разорванный рукав халата. Если исходить из того, что жертва в преклонном возрасте, но, как видно, – крепкого телосложения, то человек, свернувший ему шею, должен быть на порядок сильнее. Но это лишь мои рассуждения, – закончил говорить врач.

Пока оперативная группа занималась осмотром места происшествия, Кудрин решил поговорить с соседкой из рядом стоящего дома. Он подошел к двери и постучал. На порог вышла пожилая женщина в домашней одежде, та самая, что стояла у дома потерпевшего, встречая приехавших милиционеров. Женя представился ей и показал свое удостоверение личности, а она пригласила его зайти в дом и повела на крохотную кухню, где возле небольшого стола стояли две табуретки.

– Присаживайтесь, пожалуйста, – со вздохом проговорила она.

– Представьтесь, пожалуйста, и расскажите о вашем соседе, что случилось с ним вчера вечером? – попросил Женя.

– Меня зовут Нина Григорьевна Яровая, я давно пенсионерка, живу сейчас без мужа, с дочкой, – просто и спокойно начала рассказывать женщина. – Ивана я знаю почти двадцать лет, с тех пор, когда вышла замуж за Сергея Ярового и переехала в этот дом. Мой покойный муж дружил с Иваном, и они часто ездили на рыбалку, на охоту, да и просто так сидели по вечерам на лавочке возле дома и судачили каждый про свою работу. Что касается Ивана, то могу сказать, что он был добрым человеком, всегда готовым прийти на помощь в разных житейских ситуациях. До пенсии он работал слесарем в автобусном парке. С первой женой он развелся лет десять назад, и от нее у него единственный сын Олег, который до последнего времени приходил к нему. А вторая жена, Нина, год назад умерла от рака. Как же он переживал, как маялся, сердечный!

– А что по поводу случившегося вы можете сказать? – повторил свой вопрос Кудрин.

– Так вот, у Ивана не складывались отношения с сыном от первой жены, – ответила Яровая, – как только Олег придет к отцу, так скандал и крики друг на друга. Уж не знаю, в чем была причина этих ссор, вот и вчера вечером, когда мы с дочкой Верочкой вышли во двор снять с веревки сухое белье, у них опять были крики, опять был скандал, – вздохнула женщина, опустив руки на колени.

– В котором часу это было и что конкретно вы увидели? – спросил Кудрин.

– Во двор мы вышли около десяти часов вечера, по всему было видно, что скоро начнется дождь. Я осталась под навесом у входа в дом, а дочка пошла снимать белье. Неожиданно входная дверь с шумом открылась, и из нее выскочил возбужденный Олег, волосы на голове у него были взлохмаченными, и он, размахивая руками, быстро пошел к калитке и вышел на улицу.

– А в руках у Олега что-нибудь было? – задал вопрос Кудрин.

– Нет, ничего не было, – помедлила с ответом Яровая и вдруг встрепенулась, – может быть, дочка вам больше расскажет, ведь она ближе находилась к дому соседа и с близкого расстояния, может, чего еще рассмотрела. Но она сегодня рано утром уехала в деревню проведать бабушку и отвезти ей необходимые лекарства, у нее переночует, а завтра вернется обратно в Москву.

– Передайте ей, чтобы завтра обязательно пришла в отделение милиции в Хлебозаводской проезд в кабинет номер четыре, – сказал Кудрин. Он попросил женщину написать на листке бумаги все то, что она рассказала, а когда та закончила писать объяснение, попрощался и вышел во двор.

Женя снова подошел к дому потерпевшего и стал внимательно осматривать все вокруг. Прошел мимо окна, в котором увидел, как работают оперативная группа и приехавшие медики, и завернул за угол дома. Каково же было его удивление, когда от прошедшего ночью дождя на размокшей глине он увидел две линии четких следов от ботинок: одна принадлежала человеку с обувью большого размера, примерно 45–46; это были следы тяжелых ботинок с квадратными носами и, возможно, принадлежали человеку массивному, судя по достаточно сильному углублению следа в глину. Другой след – менее отчетливый, с гораздо меньшим размером ботинка. Вокруг окна глина была истоптана, и Женя предположил, что обладатели этих ботинок здесь чего-то выжидали.

Затем Кудрин, нагнувшись, медленно, чтобы не потерять следы из виду, пошел к входу в дом. Следы вели к той большой луже у деревянного порога, которую они обошли с левой стороны, входя в дом. А когда Женя посмотрел прямо перед входом на порог, то и на нем увидел четко отображенный и еще не высохший след ботинка большого размера с квадратным носом. Он представил себе, как неизвестные в темноте, увидев перед собой большую лужу, просто перепрыгнули ее и вошли в дом, оставив отпечатки на деревянном пороге.

– Скажите, Сергей Петрович, – обратился Кудрин к брату потерпевшего, который все это время стоял во дворе и нервно курил, – все ли вещи на месте или каких-то не хватает?

– Конечно, все разбросано по комнатам на полу, вывернуты ящики шкафа, но вроде бы ничего не пропало, да и что было тут брать! – громко сказал он. – Брат жил скромно, ничего лишнего не имел, кому понадобилось убивать его, больного старого человека? Ведь он болел раком и говорил мне, что сами врачи считали – недолго ему осталось жить. И грабители какие-то странные, радиоприемник не взяли, часы с кукушкой, которые я ему подарил на день рождения, тоже на месте висят. А в кармане пиджака, валявшегося на полу, целым и невредимым лежал кошелек с деньгами.

– Так, значит, ничего по сути не было украдено? – допытывался Кудрин.

– Да нет, вроде ничего, – пожал плечами Валяев и вдруг на минуту застыл, задумался. – Хотя, постойте, я не увидел серебряного нательного крестика на шее брата, он висел на простой шелковой нитке. Брат был набожным человеком, часто ходил в церковь на службу, а крестик ему достался от нашей бабушки. Он был необычным, на концах четыре небольших бриллианта. Это, пожалуй, единственная ценная вещь, что была у него. Так вот этого крестика вроде и не было на шее у Ивана.

– А вы сможете нарисовать его? – как бы невзначай спросил Женя.

– Конечно, я же учитель рисования в школе, – откликнулся Валяев.

Кудрин достал из папки несколько листов чистой бумаги и протянул ему: – Вы нарисуйте на одном листе крестик, а на другом напишите все то, что мне только что рассказали, и не забудьте поставить число и подпись.

Валяев послушно забрал листочки бумаги, зашел в дом и примостился на кухне за маленьким обеденным столиком, а Женя продолжал стоять во дворе, прокручивая в голове возможные версии преступления.

В этот момент из дома вышли участковый инспектор и эксперт-криминалист, в руках которого был небольшой фотоаппарат. Они вынули свои сигареты, закурили, смачно затягиваясь сизым дымом. Кудрин присоединился к ним, прикуривая сигаретку.

– Юра, – обратился он к участковому инспектору, – нужно срочно пробить по адресному бюро Трошина Олега Ивановича, сына потерпевшего от первого брака. Ему где-то лет восемнадцать, и, он учится в каком-то техникуме.

– Конечно, – ответил Василенко, – тут рядом мой пункт охраны правопорядка, я сейчас же схожу туда и все сделаю.

– Саша, – обратился к эксперту-криминалисту Кудрин, – у меня к тебе тоже просьба есть, сфотографируй, пожалуйста, отпечатки следов, какие, я тебе покажу.

Сфотографировав следы обуви, он и Кудрин вошли в дом, а Василенко быстрым шагом пошел в сторону Нагатинской улицы.

В этот момент врачебная бригада, забрав тело потерпевшего, уехала, а Андреев продолжал составлять протокол осмотра места происшествия.

– Вот что еще, – сказал эксперт-криминалист, обращаясь к Кудрину, – когда ты опрашивал соседей потерпевшего, во дворе дома я обнаружил закрытый черный зонтик с эффектной пижонской рукояткой белого цвета, на которой, несмотря на дождь, сохранились характерные бурые пятна.

Женя аккуратно осмотрел находку и как бы невзначай произнес:

– Странно, зонтик весь мокрый, а рукоятка сухая!

– Да в том-то и фокус, – продолжал эксперт-криминалист, – что зонтик большей частью лежал на земле, как говорится, под открытым небом, а его рукоятка каким-то невероятным образом была под поленом. Чудеса какие-то!

– Да, странно все это, – произнес Кудрин.

– Ну, я, кажется, тоже закончил, – сказал Андреев, прощаясь с понятыми, – покурим, Женя, перед дорогой?

Они вышли во двор и закурили. В этом и отдых, и расслабление, и возможность обсудить какие-то рабочие моменты в процессе следственных действий.

– Ну поведай, Женя, что нарыл? – спросил Андреев. Следователю нравился этот дотошный молодой оперативник, хотелось с ним побеседовать и узнать его мнение.

Кудрин рассказал о показаниях соседки Яровой, о разговоре с братом потерпевшего и о найденных следах обуви нескольких лиц.

– Ты знаешь, Слава, – глубоко затянувшись сигаретным дымом, продолжал он, – у меня еще мало опыта в расследовании таких преступлений, но интуиция подсказывает, что, возможно, все было совсем не так, как кто-то «нарисовал» нам картину этого преступления.

– Вот оно как! Но она предельно ясна, – возразил Андреев, – во-первых, сын потерпевшего последним заходил вечером в дом отца; во-вторых, ты же сам сказал, что соседка видела, как они поссорились, и Олег выскочил из дома отца в крайне возбужденном состоянии; ну а в-третьих – в случае смерти отца сын, как единственный наследник, получает все его имущество.

– Ну да, он что, дурак, – возразил Женя, – чтобы прийти к отцу и хладнокровно убить его, оставляя многочисленные следы. Напряги свое воображение, Слава, зачем Олегу было убивать своего отца, больного неизлечимой болезнью, которому и так недолго оставалось жить на этом свете, а имущество – оно и так достается ему как единственному наследнику.

– А если Олегу в этот момент очень нужны были деньги, а отец отказал в этом? – не унимался Андреев.

– Может быть, так оно и было, – неуверенно ответил Кудрин, – но чтобы из-за этого убивать своего отца, а перед тем переворошить все вещи, да и еще сорвать с шеи нательный крестик…

– Завтра увидим заключение эксперта-криминалиста, и все, возможно, прояснится, но на этот момент я считаю, что улик против Олега достаточно, чтобы задержать его в качестве подозреваемого в совершении преступления, – настаивал на своей версии Андреев.

– А я хотел бы обратить твое внимание еще на один факт, – продолжал Кудрин, – во дворе у окна и на порожке дома я обнаружил следы от ботинок большого размера с квадратным носом и ботинок меньшего размера.

– Ну и что это за факт? – парировал следователь. – Ты фантазер, эти следы могли быть оставлены кем-то из ранее приходивших к Трошину людей.

– Да нет, следы были свежие, хорошо отпечатавшиеся на глине после прошедшего ночного дождя, – ответил Женя, – ну а глина на полу комнаты тебе ничего не говорит?

– Да, может быть, Олег с отцом сначала погуляли во дворе, а потом просто в грязных ботинках зашли в дом, – не моргнув глазом сказал Андреев, – а видимых следов обуви в комнате мы не обнаружили.

– Но под окном у дома и на порожке они есть, – упирался Кудрин.

– Хорошо, – устало махнул рукой следователь, день близился к концу, пора уже расходиться, – я остаюсь при своем мнении и в рапорте обосную свою версию этого преступления, а ты можешь фантазировать и выстраивать свои предположения.

– Думаю, что не совсем верно упираться на одну-единственную версию и концентрировать свое внимание на Олеге Трошине как убийце, – не унимался Кудрин, – хотя, конечно, улики и предопределяют именно это. Когда мы его задержим, все и выяснится, хотя я прекрасно понимаю, что именно эти улики против него в принципе свидетельствуют в пользу твоей версии, но я лишь высказал мысль, что возможны и другие, отличные от этой.

– Так, – проговорил следователь, – мы все закончили и уезжаем, а завтра утром, как обычно, пришлю все документы в ваше отделение милиции.

Попрощавшись, они быстро уехали в райотдел.

В это время из дома вышел Валяев и передал Жене подписанное объяснение и рисунок крестика.

– Очень красивый рисунок, – сказал Кудрин и положил документы к себе в папку.

Следом подошел Василенко и сообщил, что Олег Иванович Трошин проживает с матерью на Каширском шоссе, 14, в квартире № 5, это совсем рядом, и предложил Кудрину прямо сейчас поехать по этому адресу, пока дежурная машина еще ждет.

– Конечно, поедем, – согласился Женя, и, попрощавшись с Валяевым, они с Василенко быстро направились к дежурному «Москвичу».

Через пятнадцать минут подъехали к многоподъездному пятиэтажному дому, зашли в первый подъезд и поднялись на второй этаж.

Василенко нажал кнопку звонка, и дверь со скрипом открылась. На пороге стояла пожилая женщина, закутанная в пуховый платок.

– Трошин Олег Иванович здесь проживает? – спросил Василенко, показывая свое удостоверение, – Да, а что случилось? – испуганно ответила женщина и, неуклюже попятившись назад, пропустила в прихожую нежданных гостей.

В небольшой комнатушке на тахте, широко раскинув руки, в одежде спал худощавый молодой человек.

– Олег пришел поздно ночью, когда я уже спала в другой комнате, – со вздохом сказала женщина, – видимо, где-то с друзьями выпил и завалился спать, даже не сняв с себя одежду.

– А вы, наверное, его мама? – спросил Кудрин.

– Да, меня зовут Ольга Николаевна Трошина, я в настоящее время нахожусь на пенсии. А что случилось, почему вы пришли к нам домой?

– Скрывать не буду, вчера вечером у себя в доме был убит гражданин Трошин Иван Сергеевич. Так вот, Олег, по всей видимости, был последним, кто приходил к нему. Мы ведем расследование, поэтому к нему есть вопросы, на которые он должен дать ответ.

– О Господи! Да что же это такое! – всхлипнула Трошина. Пуховый платок скользнул на пол, а без него она вдруг стала худенькой и беззащитной. – Олег мне говорил, что собирался вчера к отцу за деньгами на покупку мопеда, так как он когда-то обещал выделить небольшую сумму, – Ольга Николаевна смахнула рукой накатившуюся слезу, – но я его со вчерашнего дня не видела, поэтому не могу больше ничего сказать. Я абсолютно уверена, что сын никогда бы не поднял руку на отца. Никогда! – голос ее дрожал, но в нем появилась твердость. – Конечно, у нас с бывшим мужем были непростые отношения, и это в определенной мере сказалось и на сыне, – продолжала она, – Иван по характеру очень грубый человек, он буквально изводил меня, я не могла это больше выдерживать. Поэтому и рассталась с ним. Ну, а с Олегом он поддерживал отношения и даже помогал деньгами на покупку одежды или других предметов, но лично только для сына.

– Мы разберемся, – покачал головой Кудрин, – а сейчас прошу вас его разбудить и дать мне паспорт Олега. А потом мы с ним поедем в отделение милиции в Хлебозаводской проезд.

Не без труда Ольга Николаевна разбудила сына, он поднялся и, уставившись на работника милиции, боднул головой воздух, удивленно спросил:

– Мама, а это зачем ты милицию-то вызвала?

– Олег, иди умойся, приведи себя в порядок, и мы поедем в отделение милиции, – сказал Василенко.

Через несколько минут они вышли из квартиры и направились к стоящей у подъезда машине. По приезду в отделение милиции Кудрин и задержанный сразу прошли в оперативный кабинет, а Василенко остался в дежурной части.

Юноша уже очухался и сидел на стуле, испуганно озираясь по сторонам.

– Ты где так напился, что перегаром тянет, как из паровозной топки? – спросил Кудрин.

– Да вчера вечером, после ссоры с отцом пошел к друзьям, они меня и угостили самогоном, – криво усмехнулся Олег.

– А ты догадываешься, почему тебя привезли в отделение милиции? – задал вопрос Женя.

– Нет, не догадываюсь и вообще ничего не понимаю.

– Дело в том, – тихо проговорил Кудрин, – что вчера поздно вечером твой отец был убит у себя дома, а ты последний, кто в поздний час заходил к нему.

Олег удивленно посмотрел на стоящего перед ним оперативника и, проглотив слюну, произнес:

– Как у-убит?

Женя посмотрел на него и увидел, как на юном мальчишеском лице брызнули слезы из глаз, парень явно был потрясен таким известием.

– Вот и я хочу узнать, как это случилось, – ответил Кудрин, – давай рассказывай, что произошло у тебя с отцом вчера вечером.

По щекам Олега текли слезы, и пришлось ему их вытирать рукавом рубашки.

– Я пришел к отцу вчера около десяти часов вечера, – проговорил он, – попросить денег для покупки мопеда, он мне еще весной обещал дать. Но отец был не в себе, отказал мне. Да еще и кричать стал, ругаться, хотя повода я не давал, а потом вообще замахнулся и ударил меня ладонью по щеке. Ну, думаю, хватит, надо уходить. А когда он замахнулся во второй раз, я случайно поднял для защиты руку со сжатым кулаком, так он налетел на него своим носом, ударился сильно, и брызнула кровь. Потом я просто выбежал из дома и пошел к своему товарищу, который тоже живет на Нагатинской улице.

– А может быть, ты недоговариваешь чего-то, может быть, вы по-мужски подрались, а потом ты ненароком и придушил отца? – допытывался Кудрин.

– Да что вы? Я не убивал его и рассказал все, как было на самом деле, – захныкал Олег.

– А чей пижонский зонтик с белой ручкой мы нашли во дворе дома? – продолжал Женя.

– Да это мой зонтик, – ответил парень, – когда я пришел к отцу, дождя еще не было, и зонтик я бросил на тумбочку в прихожей. А когда уходил, просто забыл о нем и вспомнил только сейчас, когда вы напомнили мне о нем.

– Как показала гражданка Яровая из соседнего дома, вы часто ссорились с отцом, а вчера она видела, как ты вышел от отца возбужденным, – проговорил Кудрин.

– Да, характер у него сложный, – ответил Олег, – особенно нервничать он начал после смерти второй жены, хотя иногда мы с ним ладили, и он мне выделял деньги на покупку каких-нибудь вещей. Он иногда «взрывался» по всяким пустякам, на которые нормальный человек не обратил бы внимания, но я понимал, что так ведет себя неизлечимо больной человек, у которого обнаружили онкологическое заболевание.

Женя еще раз смерил взглядом сидящего напротив молодого парня: худощавое тело, тоненькие ручки, маленькие ладошки, испуганные детские глаза.

«Нет, – подумал он, – не верится, что этот хлюпик смог задушить такого борова, как его отец; скорее, было бы наоборот, но случилось так, как случилось…»

– А ты никого не видел, когда выходил вчера из дома отца, может быть, что-то тебя насторожило?

– Нет, никого не видел, – ответил парень.

– Пока ты побудешь здесь у нас до выяснения всех обстоятельств этого дела, как я вижу, алиби у тебя нет, поэтому ты будешь считаться задержанным по подозрению в убийстве Трошина Ивана Сергеевича, – подытожил Кудрин.

– Да не убивал я отца, – захныкал Олег и громко зарыдал.

– Это только подозрение, не более. Попей водички и успокойся, – сказал Женя и протянул ему стакан воды.

Когда дежурный офицер пришел за Олегом, чтобы отвести его в камеру, Кудрин попросил «откатать» его пальцы и сегодня же отправить эксперту-криминалисту в райотдел, а сам усталой походкой пошел во двор подышать свежим воздухом.

Выйдя из здания, он увидел, что из курилки валит сигаретный дым, а вокруг Ерихина стоят коллеги, которым он что-то рассказывает. Женя присоединился к ним и тоже прикурил сигарету.

– Представляете, мужики, – говорил Лев Алексеевич, – сегодня утром открываю газету, а там опять американского шпиона задержали с поличным, лезут к нам, как мухи назойливые.

– Да что ты все про политику вещаешь, – сказал Саша Блинов, – я тут каждый день сам ловлю…

– Понятно, – со смехом перебил его участковый инспектор Гришин, – почему ты зачастил к дерматологу.

– Да это я исключительно по делу ходил, и то только один раз, – с обидой в голосе ответил Блинов.

– А туда без дела не ходят, – ответил с усмешкой Ерихин и попросил подошедшего Кудрина рассказать новый анекдот.

Все знали особенность Жени, он запоминал массу анекдотов, а иногда и записывал их в своем маленьком блокноте, который всегда носил с собой в кармане пиджака. И когда сотрудники где-либо вместе собирались, они обычно просили его рассказать что-нибудь новенькое.

– Значит так, – без преамбулы начал Кудрин, – Джона три года учили в разведывательной школе под Калифорнией разговору на рязанском акценте и усталой походке тракториста. По окончании школы его забросили к нам в Рязанскую область. Он, как учили, подошел усталой походкой к колодцу, из которого какой-то мужик набирал воду, и на чисто рязанском диалекте спросил: «А далеко ли до райцентра?» Мужик отвечает: «Дык, до райцентра недалеко, а вот шпионам мы такую информацию не говорим». – «А откуда ты, мужик, узнал, что я шпион?» Мужик отвечает: «Пошел ты в жопу, на нашей рязанской земле отродясь негров не было».

Все громко рассмеялись, а Женя, загасив окурок, не спеша направился на доклад к Николаеву и подробно рассказал ему о событиях сегодняшнего дня.