Kitobni o'qish: «С Евангелием в руках»

Shrift:

От составителя

Настоящий том продолжает серию трудов священника Георгия Чистякова (1953–2007) – историка, филолога и общественного деятеля.

Том, публикуемый под общим названием «С Евангелием в руках», содержит статьи Г. П. Чистякова, подготовленные к изданию самим автором. В прижизненные сборники вошли эссе разного времени, бо́льшая часть которых первоначально публиковалась в газете «Русская мысль».

В «Русской мысли» Георгий Чистяков проработал с лета 1995 года до 2000 года, когда газета перестала издаваться в России. В это же время он работал и на Христианском церковно-общественном радиоканале «София», где регулярно выступал с пастырскими беседами, рассказами о своей последней поездке за границу или по российской провинции, с лекциями на политические темы или беседами о литературе и искусстве.

Научные труды он писал тяжело, вдумчиво, медленно, но тексты для газеты – очень быстро, стремительно; быть может, потому, что в основу многих статей были положены радиобеседы.

Газета и радио «София» значили для отца очень много, и он тяжело пережил их упадок.

В 1996 году вышел в свет первый сборник статей Георгия Чистякова – «Размышления с Евангелием в руках» (переиздан в 2008 году в издательстве «Новый градЪ»), в 1999 году – сборник «На путях к Богу живому», в 2002 году – сборник «В поисках Вечного Града». В настоящем издании воспроизводятся тексты всех трех книг. Статьи сопровождаются указанием на первую публикацию и в некоторых случаях – ссылками на новозаветные тексты.

Каждая из трех прижизненных книг, вошедших в состав настоящего сборника, предваряется предисловием, написанным вскоре после смерти автора его коллегами и друзьями – протоиереем Александром Борисовым, Николаем Витальевичем Шабуровым и Евгением Борисовичем Рашковским, которым я очень благодарен.

Мне хотелось бы поблагодарить и тех, кто принимал участие в подготовке к печати этих текстов – Михаила Работягу, Аллу Калмыкову, Марину Филипенко, Ольгу Шутову, иеромонаха Иоанна (Гуайту) и Леонида Тумаринсона.

Петр Георгиевич Чистяков, доцент Учебно-научного центра изучения религий Российского государственного гуманитарного университета

Москва, июнь 2015 г.

Размышления с Евангелием в руках

Предисловие

Небольшая книга священника Георгия Чистякова, которую Вы, уважаемый читатель, держите в руках, переиздается уже после его безвременной кончины, последовавшей 22 июня 2007 года. Трудно смириться с тем, что автора нет рядом с нами, но одновременно с этим растет чувство благодарности за то, что мы много лет знали отца Георгия, слышали его проповеди и лекции, читали его книги. Теперь, особенно внимательно прочитывая написанное более тринадцати лет назад, зная, что черта под всем сказанным уже подведена, еще раз убеждаешься в том, что дар сострадания, сочувствия чужой беде и чужой боли был главным в христианском мироощущении и служении отца Георгия.

Центральная тема книги «Размышления с Евангелием в руках» – раздумья о том, что сегодня мешает многим нашим соотечественникам прийти ко Христу, стать Его учениками по сути, а не только по факту крещения. По большей части такого рода препятствия связаны со стереотипами нашего недавнего советского прошлого, когда знание о предмете подменяло собой знание самого предмета. Недавно пришедшие в Церковь люди нередко рассуждают так: «Коль скоро в Новом Завете сказано: “Не любите мира, ни того, что в мире”, то отгораживаемся от всего нецерковного китайской стеной и живем только своим замкнутым миром». Или: «Раз сказано: “Начало премудрости – страх Господень” – значит, нужно запугивать всех приходящих в Церковь историями о наказаниях тех, кто работал в воскресенье, ходил в храм без платочка…» Недавно придя в Церковь, не утрудив себя прочтением хотя бы Евангелия или знанием Символа веры, человек, схватив на лету две-три поверхностно понятые фразы, становится убежденным противником теории эволюции или яростным обличителем экуменизма, понимаемого в карикатурном виде. За таким подходом вместо желания самим прочесть и понять, о чем говорит нам Евангелие, что означает подражать Христу в нашей жизни, стоит привычный советский стереотип: принять с чужих слов некую околоцерковную идеологию и стать ее горячим приверженцем. Всё это на самом деле из того же ряда, что и хорошо нам знакомое советское: «Я Солженицына не читал, но знаю, что он клевещет на нашу советскую родину». Или: «Мы наизусть знали все ошибки Канта и Гегеля, никогда не читая их самих».

Священник Георгий Чистяков, ученый и общественный служитель, искренно и живо делится своими размышлениями о том, что отличает веру от идеологии, в чем потрясающая новизна Царства Божия, в которое нас вводит Иисус из Назарета. Приводя примеры нескольких латинских слов для обозначения понятия «страх», отец Георгий показывает, что страх Божий сродни страху огорчить любимого человека или спугнуть птиц в саду, а совсем не страху подвергнуться физическому наказанию. Последнее, напротив, может привести к отчаянному бунту против Высшего начала вообще и сделать атеизм лейтмотивом всей жизни и деятельности человека (Ленин, Сартр и др.). Другим печальным наследием тоталитарного советского прошлого, мешающим отличить веру от идеологии, продолжает оставаться непременный поиск врагов. Призыв Христа «А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас» (Мф 5: 44), пожалуй, меньше всех остальных слов Христа звучит в проповедях и на страницах православной прессы. Особенно больно, когда этот поиск врагов на самом деле оказывается бунтом против культуры, причем не со стороны язычников и безбожников, а со стороны тех, кто называет себя православными (при этом слово «христианин» всегда опускается, как не имеющее отношения к делу). Именно таким антикультурным бунтом было сожжение книг отца Александра Шмемана, отца Сергия Булгакова и других в Екатеринбурге несколько лет назад.

Отец Георгий последние годы своей жизни был связан глубокими, добрыми взаимоотношениями с митрополитом Антонием Сурожским. Так же как и митрополит Антоний, отец Георгий всегда отстаивал в Православии, так же как и во всём христианстве, центральное место личности Господа Иисуса Христа. Всё в жизни Православной церкви: храмы, иконы, музыка, поэзия, богослужение, имеет настоящее значение и цену, только если за всем этим стоит Христос и Его Радостная весть. Без личности Христа все эти культурные богатства могут стать даже препятствием для человека в его главной задаче – встретить Христа в своем личном опыте духовной жизни. Люди нередко остаются прекрасными знатоками христианского искусства, так и не став по- настоящему христианами. Разумеется, красота христианских храмов, архитектуры, живописи, песнопений имеет огромное значение при знакомстве новообращенного с христианством, затрагивая его душу и сердце. Но их задача – лишь указать на Того, Кому обязана Церковь своей высочайшей культурой, – на Христа.

Самым трудным вопросом для веры в Бога во все времена остается вопрос о зле. Если Бог добр и всемогущ, то почему в созданном Им мире все живые существа пожирают друг друга? Почему страдают и умирают дети? Отцу Георгию, как мало кому из наших современников-священников, приходилось отвечать на эти вопросы едва ли не каждый день. На протяжении более десяти лет отец Георгий каждую субботу служил по благословению Святейшего Патриарха Алексия II Божественную Литургию в Детской Республиканской больнице. После Литургии он обходил палаты самых тяжелых отделений (онкогематологии, пересадки почки) и причащал тех детей, которые по состоянию здоровья не могли быть на богослужении. Нередко все старания врачей оказывались бессильными в борьбе с недугом, и приходилось расставаться с мальчиками и девочками, с которыми так сроднились на протяжении многих недель их болезни. Перед лицом этих смертей отцу Георгию нужно было давать ответ не только родителям, но и самому себе, – почему Бог не вырвал этих детей из власти смерти? Зачем всё это? И отец Георгий отвечал: «Не знаю! Но знаю, что Христос соединяется с нами в беде, в боли, в богооставленности – у гроба умершего ребенка я чувствую Его присутствие».

Заканчивает отец Георгий свои размышления парой страничек, которые он назвал «Старушки моего детства». Вспоминая соседок по квартире и даче и их знакомых, и знакомых их знакомых, родившихся в конце XIX и в самом начале XX века и вошедших в 1917 год уже сформировавшимися личностями, отец Георгий дает удивительный «семейный портрет» этих женщин, сохранивших дух «Серебряного века» России. Их честность, аккуратность, деликатность и какое-то особенное благородство так разительно отличало их от старушек следующего поколения, которые чаще были угрюмыми, раздраженными, ворчливыми, требующими места в трамвае, рычащими в церкви на девушек без платочков и т. д. (эти старушки, вошедшие в революцию еще детьми или родившиеся вскоре после, были уже первыми пионерками и комсомолками). На вопрос, в чем же причина этого поразительного отличия, отец Георгий сам и отвечает: «Старушки моего детства оставили нам сокровище удивительное – внутреннюю свободу». Апологетом и борцом за внутреннюю христианскую свободу духа был и сам отец Георгий.

Протоиерей Александр Борисов, настоятель храма свв. бесср. Космы и Дамиана в Шубине

13 декабря 2007 г.

Вера или идея

Сегодня, когда говоришь с людьми, которые признают, что в Бога не верят, но при этом признаются, что верить хотели бы, практически всегда сталкиваешься с тем, что свое неверие они объясняют тем, что мало знают или вообще ничего не знают о Боге, о Евангелии, о Церкви, но, главное, о ее обрядах. Нельзя не обратить внимания на то, что эти люди видят в вере, относясь к ней весьма почтительно, какое-то особое знание, для них закрытое. Они всегда подчеркивают, что не учились в воскресной школе, что их не учили думать о Боге, и говорят, что именно поэтому им трудно верить. Как далекие от Церкви люди, так и те, кто себя к ней относят или, не относя себя к Церкви, всё же считают себя православными, путают веру и убеждения, веру и богословские, философские и даже политические взгляды, веру и мораль.

В результате знание Бога подменяется знанием о Боге. И вот уже сторонник «русской идеи», самодержавия или просто русского образа жизни, ностальгически вспоминающий о том, как «в старину живали деды», ценитель церковных древностей, иконы или пения или вообще культуры нашего прошлого начинает думать, что он православный христианин. Так рождается христианство ума или православие идеи, иными словами, православная не вера, а идеология. А кое-кто, просто думая, что нельзя быть русским и не быть при этом православным, только относят себя к православию и даже не могут объяснить, в чем их православие заключается. Это уже даже не православие идеи, это что-то, напоминающее запись о религиозной принадлежности в паспорте, – и не более.

Христианство начинается с коленопреклонения

При этом мы как-то забываем, что христианство начинается с коленопреклонения. «Войди в комнату свою и, затворив дверь, – говорит нам Спаситель в Нагорной проповеди, – обратись с молитвой к Отцу твоему, который втайне» (Мф 6: 6). Действительно, именно с этого нелогичного, ничем не объяснимого желания обратиться к Богу, заговорить с Ним, с потребности видеть в Боге не «Его», о Котором можно рассуждать, а «Тебя», с Которым можно говорить, с потребности в личной встрече с Иисусом начинается наша вера. Не разделять взгляды других православных христиан, а иметь глубоко личную потребность в богообщении – вот что такое быть христианином. Потребность молиться, запереться в пустой комнате, встать на колени и т. д. – именно потребность, но никак не долг и не обязанность.

Несколько лет назад, когда детская Библия еще не продавалась свободно, один сотрудник Академии наук, будучи по какому-то делу, связанному с поездкой за границу, в Патриархии, купил там ее для своего сына. Купил, ибо считал, что ребенок должен знать гомеровские поэмы, Махабхарату и Рамаяну, песнь о Нибелунгах и т. д., и в том числе Библию. Купил, отдал шестилетнему своему сыну и забыл об этом.

Прошло сколько-то дней; то ли он сам, то ли его жена зашли вечером в комнату сына и видят: мальчик стоит в постели на коленках и молится. Никто его этому не учил, никто с ним вообще о Боге не говорил, но, открыв Библию, он сам вдруг почувствовал порыв сердца к Богу. Порыв, идущий из глубин его «я» и ничем не объяснимый, – это и есть, наверное, то горчичное зерно, из которого вырастает дерево веры (сравн. Мф 13: 31–32). Если же в сердце это зерно, которое, не будем забывать, меньше любого другого семени, не упало, то получается не вера, а идеология. Религия без сердцевины – либо образ жизни с постами, со своей стилистикой (в одежде, поведении и т. п.), с обычаями и даже с церковной службой, либо образ мыслей со следованием тем или иным принципам и теориям, но не жизнь со Христом и во Христе.

Христианами нас делает прежде всего одно – потребность молиться, открывать сердце Иисусу, потребность таскать за собой повсюду в сумке Евангелие и вчитываться в него, вслушиваясь в то, что говорит тебе Господь. Нередко нас спрашивают: как часто я должен бывать в церкви, на исповеди, причащаться и проч. На это я всегда отвечаю: ты вообще ничего не должен, если у тебя нет в этом потребности.

Вера в чудо

И еще: христианами делает нас не просто вера во что-то, а вера в чудо. Только важно понять, что это такое. Лучше всего, вероятно, здесь нам может помочь рассказ о кровоточивой жене в Евангелии от Марка (5: 25–29). Эта женщина «страдала кровотечением двенадцать лет, много потерпела от многих врачей, истощила всё, что было у ней, и не получила никакой пользы, но пришла еще в худшее состояние».

И вот в тот момент, когда она, упорно пытаясь вылечиться, исчерпала все человеческие возможности, но не раньше, ее встретил Господь, вошел в ее жизнь и исцелил ее. Христос приходит, чтобы исцелить кого-то из нас в тех случаях, когда это не в силах сделать ни один врач или когда врача просто нет. Когда всё, что зависит от нас, уже сделано. Но там, где может помочь медицина, ждать чуда – значит искушать Господа Бога твоего. И, наверное, именно потому так редко совершаются чудеса в наши дни, что нам хочется чуда в тех случаях, когда есть другой выход, хочется чуда только по той причине, что так будет проще. Мы ждем чуда и просим о чуде, не исчерпав все свои возможности, просим о чуде, а надо бы просить сил, мудрости, терпения и упорства. Просим и не получаем, но это не означает того, что чудес не бывает, это означает как раз обратное – что Бог творит чудеса, но лишь в тех случаях, когда мы стоим на краю бездны.

Мы должны предъявить Богу нашу абсолютную честность, но никак не перекладывать на Него нашу ответственность за то, что происходит вокруг. И вот тогда в нашей жизни начнут совершаться чудеса, как они вот уже две тысячи лет творятся вокруг святых и праведников. Это как раз то, о чем говорит апостол Иаков, восклицая, что «вера без дел мертва» (Иак 2: 26). Для того чтобы понять, что такое чудо, нам необходимо прежде всего раз и навсегда отказаться от советского понимания чуда, которое блестяще описано в детской книжке о старике Хоттабыче. Бог – не старик Хоттабыч. Он ждет от тебя «веры из дел твоих» (Иак 2: 18), а не угощает нас бесплатным мороженым, хотя, как правило, нам хочется именно последнего. Однако если Бог видит веру из дел, то не оставляет нас сиротами (Ин 14: 18) и приходит к нам, и спасает, и подхватывает нас на самом краю бездны. Если мы в это верим, то именно эта вера побеждает все наши страхи и делает нас христианами. Если мы верим в это, то вдруг оказывается, что у нас нет врагов, ибо мы их не ищем и не боимся, а просто трудимся и просто молимся – не ввиду того, что это положено, предписано и является обязанностью всякого православного христианина, а просто потому, что без этого жить не можем.

Царствие Твое. Что это?

Если смотреть на Царство Небесное со стороны, его еще нет, оно в будущем. Оно, как считают христиане, когда-то наступит и распространится по миру, – так, надо полагать, стал говорить бы о Царстве Небесном ученый-религиовед. Но мы, христиане, в отличие от высокоученых религиоведов, знаем, что это будущее Царство уже даровано нам. Мы – уже его граждане, уже граждане неба. И не случайно во время каждой литургии священник всегда благодарит Бога за то, что Ты, Боже, «нас на небо возвел еси, и Царство Твое даровал еси будущее», прямо и определенно подчеркивая, что мы уже там. Действительно, если смотреть на христианство со стороны, оно кажется религией ожидания каких-то грядущих перемен и, с другой стороны, просто религией ожидания жизни за гробом и загробного утешения для тех, кто страдает здесь. Но если посмотреть на нашу веру изнутри, то окажется, что эти грядущие перемены уже начались, что мы не ждем конца истории, а уже теперь живем после истории, что мертвые уже воскресают, что жизнь будущего века уже началась. По этой причине все христиане оказываются современниками друг другу. Преподобный Серафим, свв. Франциск и Клара, блаженная Ксения и другие не воспринимаются нами как фигуры исторического прошлого. Святые, даже те среди них, кто сыграл сколько-нибудь заметную роль в политической или общественной жизни своей эпохи, всё равно не меньше принадлежат нашему веку, чем XIII, XVIII или XIX. А Валерий Брюсов, Федор Сологуб или даже Михаил Кузмин, который умер в 30-е годы и поэтому еще живы люди, его помнящие, – это уже не более чем писатели начала нашего века, и принадлежат они значительно больше литературной энциклопедии, нежели дню сегодняшнему. Они – в прошлом, а святые – среди нас.

Будущее, которое уже наступило

Как-то раз меня спросили, что значат слова Иисуса «истинно говорю вам: есть некоторые из стоящих здесь, которые не вкусят смерти, как уже увидят Царствие Божие, пришедшее в силе» (Мк 9: 1). То и значат, что написано. Святые еще здесь, еще до смерти увидели Царство и стали его гражданами, именно поэтому их и признали святыми. Да, христианство – это будущее, но будущее, которое уже наступило, это наше личное дерзновенное и даже, наверное, дерзкое вхождение в будущее. Посмотрите, какое место занимают в Евангелии два слова: «уже» и «ныне». Иисус говорит Закхею: «Ныне пришло спасение дому сему» (Лк 19: 9) и благоразумному разбойнику: «Ныне же будешь со Мною в раю» (Лк 23: 43). И в другом месте восклицает: «Аминь, аминь глаголю вам: яко грядет час и ныне есть, когда мертвые услышат голос Сына Божия и, услышав, оживут» (Ин 5: 25). Слово «грядет» указывает на то, что час этот только будет, но Иисус тут же добавляет: «И ныне есть», то есть уже настал. Христианство парадоксально и нелогично, оно не укладывается в обычное представление о времени, где есть прошлое, настоящее и будущее, оно не просто нелогично, но даже абсурдно, но при этом оно реально. И последнее важнее всего. Христианство – это не новые идеи или новое мировоззрение, это новая жизнь.

В чем заключается новая жизнь?

Прежде всего в том, что мы вдруг обнаруживаем, что солнце светит по-другому, как-то ярче, именно так, как оно светило в детстве, когда нам было лет шесть, не больше. Страх перед смертью уходит из нашей жизни, ибо он есть не что другое, как обратная сторона недовольства жизнью. Мне вспоминается одна старушка, Анна Семеновна Солнцева из подмосковного села Малахова, которая в девяносто четыре года, за несколько дней до смерти, говорила: «Жить хочу». Она именно потому не боялась смерти, что жить хотела, и потому, что свету солнца она так радовалась, словно ей было шесть или семь лет. Страх перед смертью лишь тогда страшен, когда мы жизни не любим.

Во-вторых, в людях, которых мы никогда не знали и о которых никогда ничего не слышали, мы неожиданно для себя самих начинаем узнавать родных и близких. Для преподобного Серафима родными были, наверное, все люди, сколько их ни есть на земле, для нас – далеко не все, ибо мы просто не доросли до этого, но тем не менее люди, которых ты утром еще не знал, вдруг к вечеру становятся твоими близкими, а вернее, ты узнаёшь в них своих близких. В этом смысле можно сказать, что христианство – это религия узнавания. Не случайно же Господь говорит нам о том, что мы получим «ныне во время сие… во сто крат более… и братьев, и сестер, и отцов, и матерей, и детей» (Мк 10: 30). В церкви вместе оказываются такие разные люди, которые бы никогда и нигде в другом месте не встретились, вера действительно соединяет людей в одно целое. В детской больнице, где я служу, один мальчик подал как-то на проскомидию две записочки: первую – о здравии мамы, папы и всех людей, живущих на земле, и вторую – об упокоении дедушки Коли, бабушки Кати и всех умерших. Вот что такое христианство! Вот что такое православие!

И наконец, в-третьих, у нас появляется потребность молиться, благодарить Бога, просить у Него сил, мудрости и любви.

Молитва – как телефонная трубка, через нее осуществляется наша постоянная связь с Богом. Не потому приходим мы по воскресеньям в церковь в семь часов утра, что так полагается, а потому, что иначе не можем, ибо Он Сам там нас ждет в это утро. И мы чувствуем это.

Радостное восприятие мира, узнавание в людях на улице наших, хотя и незнакомых, но родных и, наконец, потребность в молитве – вот три основных знака, по которым можно узнать, что ты уже не просто увлечен христианством или православием, а действительно стал христианином. И уровень твоего богословского образования, начитанности и проч. здесь абсолютно ни при чем. Но три, пожалуй, основные опасности для того, кто пошел по дороге духовной жизни, таятся тоже именно здесь.

Три опасности на дороге

Первая опасность заключается в том, что, делаясь христианами, мы часто становимся равнодушны к окружающему нас миру, к солнцу, к небу, к пению птиц и журчанию ручьев, и объясняем это равнодушие тем, что Иоанн Богослов учит нас «не любить мира, ни того, что в мире» (1 Ин 2: 15). Однако, держа в памяти это место из Нового Завета, нельзя ни в коем случае забывать о том, что слово «мир» в Писании значит не то, что у греческих философов, это не «мир вокруг нас», не «космос» в античном смысле, это – «общество», то есть совокупность тех отношений между людьми, которые сложились без Бога, вне Бога и даже вопреки Его воле. Христос устами Своего апостола призывает нас не любить эти отношения, но как можно не любить созданный Богом мир, где «небеса проповедуют славу Божию, а о делах рук Его возвещает твердь» (Пс 18: 2). Это – грех против Бога, и об этом нельзя забывать, это грех, отнимающий у нас радость бытия и отлучающий нас от Бога.

Вторая из этих опасностей связана с тем, что часто, приходя к Богу, мы рвем свои отношения с друзьями, начинаем отгораживаться от людей, боясь повредить своей духовной жизни, съев в пост что-то скоромное или послушав в концерте или по радио Шопена или Шуберта. Нам начинает казаться, что раз мы открыли Бога, то нам не нужны люди и проч. Всякое царство объединяет людей, и особенно – Царство Небесное, христианство – это когда мы вместе, как первые христиане, которые «все были вместе и имели всё общее… и каждый день единодушно пребывали в храме» (Деян 2: 44–46). Надо обязательно помнить об этом и не превращать православие в религию индивидуального спасения.

Наконец, третья опасность для христианина заключается в том, что, начав молиться, мы непременно хотим прочитывать всё, что положено в Молитвослове, и в результате уже не молимся, а просто вычитываем правило с такой-то по такую-то страницу, зачастую спешим, не успеваем, расстраиваемся от этого и т. д. Забываем, что молитва – не заклинание, где важно именно произнести то или иное слово, какую-то определенную формулу и т. д., а живое, от сердца идущее обращение, наш прорыв к Богу; не помним, что она – телефонная трубка. Поэтому, молясь, особенно важно не просто что-то Ему говорить, но учиться Его слышать, чтобы молитва наша не была разговором по телефону с отрезанным проводом. В последнем случае наше христианство будет уже не жизнью в Царстве, а так, какой-то мечтой, без сомнения, вредной, ибо такая мечта отвлекает нас от жизни, от людей, среди которых мы живем, и неминуемо обрекает на одиночество. И это, конечно, уже не христианство и не православие.

Сегодня нам очень важно понять, что вера в Бога – это чувство. Если мы верим, это значит, что мы Его чувствуем, как чувствуем холод, голод и жажду, запах, вкус и т. д. Вообще, вероятно, можно сказать, что чувство Бога и Его присутствия среди нас – это и есть то самое шестое чувство, о котором иногда вспоминают поэты. Если же мы об этом забудем, то мы обречены: сами не заметим, как тоже станем под верой понимать какое-то особое знание, дисциплину или образ жизни, но, во всяком случае, не распахнутость сердца навстречу Богу.