Kitobni o'qish: «Илион. Город и страна троянцев. Том 1»
Легенда о докторе Шлимане
Пожалуй, нет в истории науки более спорной и загадочной фигуры, чем Генрих Шлиман. Имя этого человека неразрывно связано с открытием легендарной Трои, хотя до сих пор среди историков не кончаются споры, что же раскопал Шлиман и какое отношение к гомеровской Трое имеет обнаруженное городище. В принципе такое положение, связанное с периодической ревизией достижений предшествующих исследователей, является нормой для науки. Уникальным представляется другой факт: со временем не иссякает интерес исследователей к автору раскопок Трои. То, что при жизни Шлимана о нем писали достаточно много, не в последнюю очередь объясняется тем, что он сам активно рекламировал свою личность. Но что же привлекает внимание к Шлиману современных специалистов? Что не дает им возможности успокоиться и сказать: мы знаем о нем уже практически все?
Во-первых, еще не все документы Шлимана введены в научный оборот. Шлиман как будто специально для будущих исследователей оставил огромный архив. В библиотеке Геннадиуса при Американском институте классической филологии в Афинах хранится более 60 тысяч писем, дневники и другие документы на немецком, английском, французском, греческом, русском и других языках. Во-вторых, соприкосновение с обстоятельствами жизни Шлимана не оставляет никого из исследователей равнодушным. Одни проникаются глубокой симпатией к действительно яркой личности Шлимана и в целом принимают на веру ту легенду, которую создал при жизни о себе сам Шлиман. Другие, находя в документах многочисленные противоречия этой легенде и ощущая внутреннее сопротивление, стремятся эту легенду опровергнуть.
Но в чем же суть «легенды о докторе Шлимане»?
Практически в каждом исследовании о Шлимане присутствует эпизод, восходящий к его собственному рассказу из «Автобиографии». Когда Генриху Шлиману было почти восемь лет, отец подарил ему на Рождество книгу Георга Людвига Еррера «Всемирная история для детей». На одной из иллюстраций книги были изображены высокие стены горящей Трои и герой Эней, выносящий из города своего отца Анхиза. «Папа, – сказал маленький Генрих, – вероятно, Еррер видел Трою, иначе как бы он смог ее нарисовать?» – «Мой сын, – ответил отец, – это всего лишь выдуманная картинка». Тогда Генрих предположил: «Отец, но если у настоящей Трои были такие же мощные стены, как они изображены на рисунке, то они не могли исчезнуть бесследно и их развалины должны где-то сохраниться, несмотря на прошедшие столетия». И с этого момента мечта найти Трою стала основным смыслом жизни Генриха Шлимана. Ради этого он прошел все тяготы суровой юности, добился выдающегося материального достатка, упорно занимался самообразованием и стал ученым, заслуженно получившим докторскую степень, и наконец, соединив свои деньги и знания, осуществил цель всей жизни – нашел и раскопал легендарную Трою! Жизнь Шлимана – пример верности детской мечте, сам Шлиман – одна из самых романтических личностей XIX века!
Так ли это? И что же мы действительно знаем о жизни доктора Шлимана?
Генрих Шлиман родился 6 января 1822 года в маленьком немецком городке Нойбукове, близ Висмара, расположенного на территории тогдашнего Мекленбург-Шверинского герцогства, в семье местного протестантского священника Эрнеста Шлимана. Генрих был пятым ребенком, а всего в их семье было девять детей (двое из них умерли в детстве). В 1823 году семья переселилась в Анкерсхаген, окруженный бесчисленными болотами и озерами, где в марте 1831 года в возрасте тридцати шести лет умерла мать Генриха – Луиза Тереза Софья, урожденная Бюргер.
Вскоре у Эрнеста Шлимана начались осложнения на службе, и он отослал детей к своим многочисленным родственникам. Генриха принял к себе его дядя Фридрих из Калькхорста. Сначала Генрих три месяца посещал гимназию в Ной-Штрелице, но потом, поскольку отец не смог оплачивать его обучение, был вынужден перейти в реальную школу. Надо отметить, что в школе Генрих явно не блистал успехами, даже в изучении языков, к которым, как оказалось позднее, он имел феноменальные способности.
В тринадцать лет детство Генриха окончилось. Он переехал в город Фюрстенберг и поступил на работу в качестве ученика приказчика в лавку Эрнеста Людвига Хольца. Там он провел долгие пять с половиной лет, работая с пяти часов утра до одиннадцати вечера. Возможно, именно эти годы стали решающими в жизни Шлимана. Во-первых, он приобрел бесценный опыт торговли, который совершенствовал все последующие годы. Во-вторых, именно в это время перед Шлиманом встал важный вопрос: как строить свою дальнейшую жизнь. Либо смириться с теперешним образом жизни, со временем стать приказчиком, а если повезет, выгодно жениться, стать хозяином собственной лавочки и в конце концов превратиться в добропорядочного бюргера какого-либо небольшого немецкого городка. Либо постараться добиться большего и, прежде всего, стать материально независимым. Судя по всему, память о бедном, зависимом положении в годы отрочества долгое время была важнейшим стимулом его дальнейшей предпринимательской деятельности.
В девятнадцать лет он перебрался в Росток, где достаточно быстро освоил основы бухгалтерского дела, а также получил от отца причитающуюся ему долю материнского наследства – тридцать талеров. С этим багажом Шлиман отправился в Гамбург, где, как он верил, должна была начаться его успешная карьера. Однако поиски работы были безрезультатными, поэтому Шлиман с радостью принял предложение от одной фирмы отправиться в качестве ее представителя в городок Ла-Гуайра в Венесуэле.
28 ноября 1841 года судно «Доротея», на борту которого находился Шлиман, отплыло в Южную Америку. Через несколько дней корабль потерпел крушение у северных берегов Голландии. Спасшийся Шлиман оказался в госпитале, он больше не хочет продолжать путь в Америку, но и не желает возвращаться в Германию. Он будет жить в Амстердаме, в одном из крупнейших торговых городов Европы. Здесь он смог устроиться в торговую контору Квина. И именно в это время ему в голову приходит блестящая мысль: чтобы сделать карьеру в торговом деле, необходимо знать иностранные языки. Они могли дать ему преимущество при устройстве на работу в престижную фирму, имеющую активные контакты с зарубежными партнерами.
Действительно, в дальнейшем знание многих иностранных языков помогло Шлиману в общении с торговыми партнерами из разных стран, а также позволило быть в курсе всех событий, происходящих в мире, и вовремя принимать решения, связанные с коммерческой деятельностью. С помощью изобретенного им самим метода Шлиман за два с половиной года освоил голландский, английский и французский языки, а затем еще испанский, итальянский и португальский. Покинув контору Квина, в марте 1844 года Шлиман смог устроиться на работу бухгалтером в экспортно-импортную фирму «Шредер и Ко».
Поскольку данная фирма вела дела также и в России, Шлиман счел необходимым выучить русский язык. Именно это обстоятельство и привело двадцатичетырехлетнего Шлимана в январе 1846 года в Санкт-Петербург. Прибыл он в Россию в качестве поверенного фирмы «Шредер и Ко», но уже через год стал самостоятельным торговцем. 15 февраля 1847 года Шлиман был принят в российское подданство, а 19 февраля был записан во 2-ю купеческую гильдию (в 1854 году стал купцом 1-й гильдии).
Благодаря в основном успешной торговле индиго Шлиман к концу 40-х годов стал уже очень состоятельным человеком. Еще больше он увеличил свой капитал в Северной Америке, куда отправился в 1850 году, чтобы уладить дела своего умершего брата Людвига. Полтора года он находился в Калифорнии, где как раз наступила эпоха «золотой лихорадки». Шлиман основал банк по операциям с золотом, который приносил значительную прибыль. В отличие от других участников «игр» с золотом он смог вовремя остановиться и в 1852 году вернулся в Россию. В следующем году началась Крымская война, и торговые операции Шлимана, особенно по снабжению русской армии необходимыми материалами, сделали его одним из самых богатых коммерсантов России. Причем следует заметить, что Шлиман добился этого результата прежде всего за счет колоссального трудолюбия, скрупулезного знания секретов торговли и жесткой манеры ведения дел. Конечно, Генриха Шлимана можно с полным правом назвать «человеком, который сделал себя сам», причем честным путем, поскольку в России в XIX веке еще даже не знали таких слов, как «ваучеризация» и «залоговые аукционы».
Создав прочную материальную базу своего существования, Шлиман решил обзавестись семьей. 12 октября 1852 года он вступил в брак с Екатериной Петровной Лыжиной, дочерью петербургского адвоката Петра Александровича Лыжина. Екатерина была на четыре года моложе Генриха, в свое время окончила очень престижную петербургскую Петришуле. Один ее брат, Николай, был историком, приват-доцентом Петербургского университета, другой, Павел, адвокатом. Екатерина была племянницей очень состоятельного купца 2-й гильдии Сергея Афанасьевича Живаго, который, как считают, и познакомил Шлимана со своей родственницей. В этом браке у Шлимана родились трое детей: в 1855 году – Сергей, в 1859 году – Наталья (умерла в 1869-м), в 1861 году – Надежда.
Однако в самый разгар своих коммерческих успехов Шлиман стал ощущать недостаточность, некую неполноценность своей жизни. Он знал, что может заработать еще много денег, но они теперь не приносили ему прежнего удовлетворения. Уже в 1853 году Шлиман писал, что выбранные профессия и условия жизни «погубят его как физически, так и морально». Он с упоением продолжал изучать языки и к концу 1856 года знал пятнадцать языков. В одном из писем Шлимана к своей тетке есть такие слова: «Моя непостижимая страсть к языкам, что мучит меня день и ночь и постоянно уговаривает уберечь свое достояние от превратностей торговли и… всецело посвятить себя наукам, ведет сейчас кровавый, беспощадный бой с двумя другими моими страстями: скупостью и жадностью – и, к сожалению, терпит поражение, а две последние победоносные страсти ежедневно увеличивают размах своих дел». В бумагах Шлимана того времени есть и такая фраза: «По моему внутреннему убеждению, истинное счастье не в деньгах, но в душевном покое и внутреннем самоудовлетворении…»
В начале 1856 года Шлиман начал учить новогреческий язык, а позже древнегреческий и латынь (знания которой в его школьные годы были признаны неудовлетворительными). Именно тогда он основательно познакомился с поэмами Гомера, которые были (и остаются поныне) основными текстами при изучении древнегреческого языка. В дальнейшем Шлиман мог цитировать на память огромные отрывки из «Илиады» и «Одиссеи». Его жена, Екатерина Шлиман, вероятно, не понимала смысла его занятий: «Мне кажется, Ты очень ошибаешься, если Ты думаешь, что будешь в состоянии заниматься наукой как ученый. К этому нужно рано привыкнуть» (письмо от 21 апреля 1856 года). В другом послании мужу спустя два года она писала: «Прощай, мой друг, будь здоров и не привози с собой Гомера, чтобы мы могли с Тобой побольше погулять».
Шлиман много раз совершал зарубежные поездки по коммерческим делам, но с ноября 1858 по июль 1859 года он отправился в путешествие с чисто познавательной целью. Проехав через ряд европейских стран, Шлиман прибыл в Египет (где начал изучать арабский язык), затем посетил Иерусалим, Петру, Бейрут, Дамаск и через Смирну в Малой Азии оказался в Афинах. Дела заставили его вернуться в Петербург, но с тех пор перемены в жизни были только вопросом времени.
Шлиман ликвидировал свое торговое дело в Петербурге и 8 апреля 1864 года вышел из состава 1-й петербургской купеческой гильдии. В 1864 году Шлиман отправляется в кругосветное путешествие, которое продолжалось два года. За это время, выехав из Ахена, он посетил Тунис (где побродил по развалинам Карфагена), опять побывал в Египте, затем достиг Индии, объездил многие ее города и добрался до острова Цейлон и Гималайских гор. Из Индии через Сингапур, остров Ява и Сайгон Шлиман весной 1865 года прибыл в Китай (где наиболее сильные впечатления были связаны с посещением Великой Китайской стены), а затем из Шанхая на пароходе переправился в Японию, где он почти месяц знакомился с необычным образом жизни местных жителей. Возвращался в Европу Шлиман через Америку. Пока тихоходный корабль вез его в Сан-Франциско, он записывал впечатления от своего путешествия по Китаю и Японии. В следующем году эти записки под названием «Китай и Япония в настоящее время» будут опубликованы на французском языке. Эта книга станет первой из десяти работ, написанных Шлиманом.
Вероятно, уже во время своего путешествия Шлиман принял решение переехать вместе с семьей из Петербурга в Париж. В начале 1866 года он купил в Париже дом и записался слушателем Сорбонны. В то время ему было уже сорок четыре года, и он очень остро ощущал недостаток систематического образования. Ранее значительная часть состояния Шлимана была размещена в государственных бумагах Российской империи; теперь же он продал их и осенью 1866 года за сумму 600 тысяч рублей приобрел четыре доходных дома в Париже. Тогда же Шлиман подыскал в Дрездене частную школу, в которой должен был обучаться его сын Сергей. Однако неожиданно столь продуманные планы натолкнулись на упорное сопротивление Екатерины Шлиман, которая не собиралась вместе с детьми покидать Россию.
В январе 1867 года Шлиман подал прошение об «увольнении из русского подданства», но еще два года он будет писать то миролюбивые, то грозные письма жене, уговаривая ее переехать в Европу. Наконец в марте 1869 года Шлиман, используя не очень корректные методы, добился получения американского гражданства в штате Индиана и в соответствии с американскими законами развелся с Екатериной Шлиман. В сентябре того же года во время своего приезда в Афины Генрих Шлиман женился во второй раз, на молодой гречанке Софии Энгастроменос, которая была прекрасна, благовоспитанна и молода, моложе своего мужа на тридцать лет. Однако следует признать, что этот брак для Шлимана оказался удачным. София родила двух детей, получивших звучные имена героев греческой мифологии: Андромаха (родилась в 1871 году) и Агамемнон (в 1878 году). После смерти Шлимана София очень много сделала для увековечения заслуг своего мужа.
Однако 1866–1869 годы знаменательны не только потрясениями в личной жизни Шлимана. Именно в это время логика жизненного пути приведет его к подножию холма, раскопки которого сделают имя Шлимана известным всему образованному миру. Хотя «путь к Трое» отнюдь не был простым. Точнее, следует признать, что все предыдущие годы Шлиман вообще не искал Трою: в документах того периода нет никаких упоминаний об этом вопросе. Можно сказать, что Шлиман «споткнулся о Трою» во время очередного путешествия.
Весной 1868 года Шлиман отправился в поездку, которая должна была проходить по районам «классических древностей». Начал он с Италии, посетив античные руины великого Рима, а затем Неаполь, рядом с которым находятся знаменитые Помпеи. Через Сицилию Шлиман переправился на греческий остров Корфу, а оттуда на остров Итаку. Этот небольшой островок был прославлен Гомером как родина Одиссея и именно в этом качестве был интересен Шлиману. За те девять дней, которые он провел на этом острове, Шлиман из простого любопытствующего путешественника превратился в настоящего исследователя. Именно здесь, а не на земле Троады он провел свои первые археологические раскопки: он искал дом Одиссея, который так подробно был описан Гомером. И конечно, не нашел его. Затем Шлиман пересек полуостров Пелопоннес, посетив развалины Микен и Тиринфа (известные также из поэм Гомера) и не зная, что судьба вновь вернет его в эти места, чтобы раскопать важнейшие центры микенской цивилизации.
В первой половине августа Шлиман прибыл в Троаду на северо-западе Малой Азии для осмотра остатков Трои. Дело в том, что, хотя спор о местонахождении Трои имел очень длительную историю, к концу 60-х годов XIX века официальная наука пришла к выводу, что этот древний город находился на возвышенности Бали-Даг близ селения Бунарбаши (или Пунарбаши) в 10 километрах от побережья Эгейского моря. Именно эти «официальные» развалины осмотрел Шлиман и собирался спокойно отбыть в Стамбул, но опоздал на корабль. И в этот момент произошла его судьбоносная встреча с Фрэнком Калвертом.
Фрэнк Калверт был англичанином, выполнял обязанности британского, а затем и американского консула в Дарданеллах; он родился и вырос в этих местах и был блестящим знатоком местных древностей. Калверт считал, что руины Трои следует искать в толще холма Гиссарлык (что с турецкого языка переводится как Малый замок), расположенного в 4,5 километра от берега в долине современных рек Мендерес и Дюмрек. Необходимо отметить, что еще до Калверта некоторые исследователи также предлагали искать Трою именно здесь. Например, так думали еще в 1768 году барон Йоган Германн, в 1801 году Эдвард Дэниел Кларк и Джон Мартин. В 1863 году шотландец Чарльз Макларен издал книгу «Описание плана Трои», в которой помещал остатки города на холме Гиссарлык.
Фрэнк Калверт купил северную часть этого холма и в 1865 году провел первые раскопки. Опыт показал, насколько сложным и дорогостоящим мероприятием является изучение данного объекта. Случай свел Фрэнка Калверта с Генрихом Шлиманом, которого он пригласил к себе домой в Чанаккале. Именно Калверт объяснил богатому немецкому предпринимателю, насколько перспективными будут раскопки Гиссарлыка. Надо отдать должное Шлиману, он очень быстро оценил ситуацию. В этот день, 15 августа 1868 года, родилась «мечта о Трое»! Шлиман поверил, что под толщей напластований Гиссарлыка именно он откроет настоящую Трою и это деяние принесет ему заслуженную славу и признание всего научного мира! Он получит то, что нельзя было купить ни за какие деньги.
По итогам своего путешествия в Грецию Шлиман в следующем году издал книгу на французском языке «Итака, Пелопоннес и Троя», где, в частности, утверждал, что еще в 1866 году предполагал нахождение Трои под холмом Гиссарлык. Однако следует обратить внимание, что название этого холма впервые было упомянуто в его дневнике только за день до его встречи с Калвертом. Этот пример является характерным для понимания тех средств, с помощью которых Шлиман в течение всей жизни создавал «легенду о докторе Шлимане».
Кстати, в 1868 году Шлиман еще не был доктором, и он прекрасно понимал, что ученые мужи сотрут в порошок неизвестно откуда взявшегося самозванца, не имеющего научного авторитета. История получения ученой степени является одним из самых темных эпизодов в жизни Шлимана. 12 марта 1869 года он направил на философский факультет Ростокского университета просьбу рассмотреть вопрос о присуждении ему степени доктора философских наук на основании присланных материалов. Этими материалами были две опубликованные им книги («Китай и Япония в настоящее время» и «Итака, Пелопоннес и Троя») и два экземпляра автобиографии (на латинском и древнегреческом языках).
Восемь ученых мужей буквально за несколько дней успели ознакомиться с этими трудами и написать положительные отзывы. 27 апреля Генриху Шлиману была присвоена искомая степень доктора философских наук. Правда, все эти события происходили в отсутствие самого соискателя, который в это время в Америке решал вопросы, связанные с получением американского гражданства и с расторжением первого брака.
Итак, все было готово к началу раскопок Трои. В 1870 году Шлиман переезжает вместе с Софией из Парижа в Афины, чтобы быть поближе к месту будущей работы. Позднее, в 1878–1879 годах, известный немецкий архитектор Эрнст Циллер, который украсил своими зданиями столицу Греции, в центре Афин на улице Панэпистимиу построил для Шлимана небольшой дворец в стиле итальянского Ренессанса. В этом дворце, который носит название Илиу Мелатрон, жил Шлиман со своей семьей, здесь же размещались его археологические находки. С 90-х годов XX века в этом здании располагается Нумизматический музей. Кстати, именно в этот музей, который тогда находился в другом месте, София Шлиман передала в 1928 году нумизматическую коллекцию мужа.
Шлиман подал прошение властям Оттоманской империи с просьбой разрешить раскопки на холме Гиссарлык. Однако турецкая бюрократическая машина работала очень медленно. В 1870 году Шлиман провел небольшие, по сути нелегальные, раскопки на холме. И только 12 августа 1871 года Шлиман получил фирман на ведение изысканий, причем в соответствии с текстом этого документа половину своих находок он должен был передавать в новый археологический музей в Стамбуле.
Первый этап раскопок на Гиссарлыке начался 11 октября 1871 года и завершился 17 июня 1873 года. Шлиман нанял около сотни рабочих, проживавших в соседних деревнях греков и турок, и стал прокапывать огромную траншею прямо по центру холма, стремясь как можно быстрее дойти до его основания, где, по предположению Шлимана, и должны были находиться остатки «гомеровской» Трои. Именно эти три раскопочных сезона и нанесли археологическому памятнику непоправимый ущерб, за что последующие поколения археологов справедливо продолжают упрекать Шлимана. За Шлиманом прочно закрепилось определение «одиночки и дилетанта в науке».
Надо отметить, что Шлиман действительно не имел специального археологического образования, но не следует забывать, что в его время получить такое образование было негде. Опыт к археологам XIX века приходил только в ходе их собственной раскопочной работы, знания добывались путем проб и ошибок. Конечно, приступая к раскопкам, Генрих Шлиман проявил потрясающую самоуверенность. Имея четкую цель – найти Трою Гомера, он, судя по всему, представлял себе раскопки как «расчистку» легендарного города от «малоценных» более поздних слоев. Такой подход у него возник, скорее всего, в результате посещения знаменитых раскопок в Помпеях, где усилиями археологов удалялся многометровый слой пепла и лавы, которые погребли римский город во время извержения Везувия в 79 году. Кроме того, Шлиман дважды посещал Египет, где видел прекрасные архитектурные памятники, освобожденные от огромных песчаных наносов. Следует еще раз подчеркнуть, что в начале раскопок Шлиман отнюдь не собирался археологически исследовать историю данного поселения, он искал лишь то, что хотел найти.
К сожалению, такое отношение к археологическим памятникам в XIX и начале XX века встречалось не только у Шлимана. Еще в конце 20-х годов XX века выдающийся русский ученый М.И. Ростовцев сетовал, что во время раскопок в Египте археологи практически не интересуются слоями греко-римского периода. Накопленный опыт работы уже в 1873 году заставил Шлимана критически оценить полученные результаты. В последний день раскопок он писал: «Из-за моей прежней ошибочной идеи, что Троя должна находиться на материке и поблизости от него, в 1871 и 1872 годах мною была, к сожалению, разрушена большая часть города…»
Археологи также справедливо упрекают Шлимана за его ориентацию на поиски артефактов и недостаточное внимание к археологическому контексту, в котором были сделаны находки. Однако следует заметить, что действия Шлимана в целом соответствовали методике археологических исследований XIX – начала XX века. Даже классические раскопки немецкой археологической экспедиции в Ашшуре под руководством А. Андрэ, которые были осуществлены в 1903–1914 годах, сохраняли эти недостатки.
Еще в конце 20-х годов XX века на начальном этапе знаменитых раскопок Дура-Европос, проводимых совместной экспедицией Йельского университета и Французской академии надписей и изящной словесности (1928–1937), также ощущалось недостаточное внимание к вопросам стратиграфии находок. Однако Шлиман уже с 1872 года начал привлекать к работам на раскопе геодезистов, рисовальщиков и фотографов. Тогда же французский ученый Эмиль Бюрнуф убедил Шлимана в необходимости фиксировать глубину, на которой были сделаны находки. С 1882 года по приглашению Шлимана на раскопках Гиссарлыка начал работать архитектор Вильгельм Дёрпфельд, который много сделал для изучения и реконструкции архитектурной планировки разных исторических периодов и значительно уточнил стратиграфию археологических слоев.
Также хотелось бы отметить еще два позитивных момента в работе Шлимана. Первое – это оперативная и очень полная публикация результатов раскопок (что и в наши дни встречается не так часто). Тем самым Шлиман предоставлял возможность использовать полученные им материалы всем заинтересованным специалистам. Второе – очень продуманная организация работы. Любые археологические раскопки, связанные с привлечением большого количества рабочих, требуют решения многих вопросов: определение численности отрядов, производящих те или иные работы, система контроля над рабочими, организация питания, обеспечение необходимыми инструментами, надзор по безопасности работ и многое другое. Но главное, без чего не может функционировать ни одна археологическая экспедиция, – это финансирование.
Обычно вопросы финансирования решаются теми или иными государственными органами: чиновники решают, стоит ли тратить средства на «причуды» ученых (хотя следует заметить, что в европейских государствах в XIX веке пополнение музейных собраний предметами, найденными во время археологических раскопок, считалось очень престижным делом). В этом отношении раскопки Шлимана почти уникальны: для проведения археологических работ он тратил только свои деньги. Он никогда ни перед кем не унижался, он ничего ни у кого не просил! Причем при организации финансирования своих работ Шлиману очень пригодился многолетний опыт коммерсанта: он упорно торговался по любому финансовому вопросу и всегда добивался оптимального результата.
Еще одним достижением Шлимана можно считать изучение массового керамического материала, который в его время обычно не привлекал внимание археологов. В свободное от раскопок время Шлиман настойчиво занимался поиском аналогий для своих находок (прежде всего керамических) с целью определения датировки; он это делал либо изучая музейные коллекции в Европе, либо просматривая публикации в научных изданиях. Шлиман консультировался у разных специалистов для получения исчерпывающей информации, касающейся тех или иных находок. Например, биологические и антропологические объекты были исследованы знаменитым немецким профессором медицины и другом Шлимана Рудольфом Вирховом. Заключение о технологии изготовления керамики из самых нижних слоев поселения подготовил профессор химии Ландерер из Афин. Профессор химии Раммельсберг из Берлина провел анализ образцов нескольких бронзовых предметов, найденных в Трое. В силу своих возможностей Шлиман старался работать с эпиграфическим и нумизматическим материалом.
Забегая вперед, следует отметить, что раскопки Шлимана и даже его заблуждения относительно «града Приама» дали толчок не только развитию классической археологии. Они стимулировали необходимость нового обращения к поэмам Гомера, выявления специфики отражения реальной жизни в таком жанре, как героический эпос, соотнесения литературного текста и археологического материала.
От начала работ на Гиссарлыке до сезона археологических раскопок в Трое 1882 года, о котором рассказывает эта книга Шлимана, прошло более десяти лет. К этому моменту за плечами Шлимана были уже не только первые три года работы в Трое (1871–1873), но и блестящие раскопки в Микенах (1876), где он открыл шахтовые гробницы с изумительными по красоте произведениями ювелирного искусства (включая знаменитые золотые маски). Осенью 1878 и весной 1879 года Шлиман провел новые раскопки на Гиссарлыке; в 1880 году он организовал раскопки Орхомена в Беотии. И наконец, в 1882 году Шлиман опять возвращается на Гиссарлык.
Вынужденный перерыв в раскопках на Гиссарлыке (1874–1877) был связан со знаменитой находкой Шлимана – так называемым «кладом Приама». История этой находки является одним из самых впечатляющих эпизодов «легенды о докторе Шлимане», и его (вслед за самим Шлиманом) воспроизводят многие авторы, писавшие об этом человеке. История, рассказанная Шлиманом, такова. В один из последних дней раскопочного сезона в июне 1873 года внимание Шлимана привлек обнажившийся у подножия мощной стены медный предмет странной формы. Объявив рабочим перерыв на завтрак, чтобы подальше удалить их от этого места, Шлиман осторожно стал расчищать находку ножом. В открытой им нише оказался комплекс предметов из золота, серебра и электра: сосуды, две изумительные диадемы, бусы, браслеты, серьги и височные кольца (всего 8830 предметов). Аккуратно собрав сокровище, с помощью жены Шлиман перенес находку в дом, располагавшийся рядом с раскопками. Через несколько дней клад тайком перевезли в Афины и по частям спрятали у родственников Софии. Когда сокровища таким образом были спасены (от турецких властей), Шлиман сообщил в газеты сенсационную новость: им найдено главное подтверждение своей правоты – клад, принадлежавший легендарному царю Трои Приаму! А кому же еще могли принадлежать эти бесценные предметы?!
До этого момента раскопки на Гиссарлыке интересовали (да и то достаточно мало) только некоторых историков. Находка «клада Приама» сделала имя Шлимана известным во всех странах Европы. Правда, как показало изучение документов самого Шлимана, реальные обстоятельства этого открытия были несколько иными, чем те, о которых так романтично рассказывал сам автор.
Во-первых, клад был обнаружен, скорее всего, еще в конце мая, и Шлиман изменил дату, чтобы ввести в заблуждение турецкие власти в вопросе обстоятельств нелегального вывоза сокровищ.
Во-вторых, исчезает эпизод трогательного участия в обнаружении этого клада жены Шлимана Софии. Как доказывают письма, в это время она находилась в Афинах. Но Шлиману очень хотелось, чтобы и ее имя было увековечено участием в этом эпохальном открытии. И он придумал этот один из самых романтических моментов «легенды о докторе Шлимане». Ведь в этом суть «легенды»: если действительность не соответствовала желанию Шлимана, рассказ Шлимана о ней «исправлял» несовершенство этой действительности.
В-третьих, перевез в Афины найденные предметы Фредерик Калверт, брат Фрэнка Калверта; в Афинах они были помещены в банк. В-четвертых (и это главное), клад не мог принадлежать легендарному Приаму, поскольку был найден в археологических слоях на тысячу лет более ранних, чем эпоха Троянской войны. Но этот вопрос касается заблуждений Шлимана в отношении датировки открытых им археологических периодов Трои.
