Kitobni o'qish: ««Робот-зазнайка» и другие фантастические истории»

Генри Каттнер

Shrift:

Henry Kuttner

TIME LOCKER © Henry Kuttner, 1943

THE WORLD IS MINE! © Henry Kuttner, 1943

THE PROUD ROBOT © Henry Kuttner and C. L. Moore, 1943

GALLEGHER PLUS © Henry Kuttner and C. L. Moore, 1943

EX MACHINA © Henry Kuttner, 1948

COMPLIMENTS OF THE AUTHOR © Henry Kuttner and C. L. Moore, 1942

THE TWONKY © Henry Kuttner and C. L. Moore, 1942

VINTAGE SEASON © Henry Kuttner and C. L. Moore, 1946

DE PROFUNDIS © Henry Kuttner and C. L. Moore, 1953

DEADLOCK © Henry Kuttner and C. L. Moore, 1942

A GNOME THERE WAS © Henry Kuttner and C. L. Moore, 1941

BY THESE PRESENTS © Henry Kuttner, 1952

MIMSY WERE THE BOROGOVES © Henry Kuttner and C. L. Moore, 1943

THE BIG NIGHT © Henry Kuttner, 1947

DON'T LOOK NOW © Henry Kuttner, 1948

NO GREATER LOVE © Henry Kuttner, 1943

PIGGY BANK © Henry Kuttner and C. L. Moore, 1942

RAIN CHECK © Henry Kuttner and C. L. Moore, 1946

HOUSING PROBLEM © Henry Kuttner, 1944

A WILD SURMISE © Henry Kuttner and C. L. Moore, 1953

PRIVATE EYE © Henry Kuttner and C. L. Moore, 1949

THE MISGUIDED HALO © Henry Kuttner, 1939

THE IRON STANDARD © Henry Kuttner and C. L. Moore, 1943

THE PRISONER IN THE SKULL © Henry Kuttner and C. L. Moore, 1949

WET MAGIC © Henry Kuttner, 1943

ANDROID © Henry Kuttner and C. L. Moore, 1951

HAPPY ENDING © Henry Kuttner, 1948

TIME ENOUGH © Henry Kuttner and C. L. Moore, 1946

FURY © Henry Kuttner and C. L. Moore, 1947

Издательство Азбука®

Издательство АЗБУКА^®

* * *

Генри Каттнер (1915–1958) прожил недолго, но успел сделать и в фантастике, и для фантастики столько, что иному и не сделать, доживи он хоть до мафусаиловых лет. Юмор и внешняя простота, за которой скрывается напряженная писательская работа, доброта и человечность – вот качества его как писателя и как человека. Не говоря уже о влиянии Каттнера на многие имена, ставшие впоследствии звездными (Рэй Бредбери, Роджер Желязны). Часть из созданного писателя сделана в соавторстве с женой, Кэтрин Мур, и это ни для кого не тайна. В России первый сборник Каттнера вышел в знаменитой «эзэфке» в 1968 году. Писатель и историк Роман Подольный отозвался о книге так: «Творчество Каттнера дошло до нас, «как свет давно умерших звезд». Ошибся он лишь в одном: звезда Каттнера живет до сих пор.

* * *

Пусть мои слова покажутся богохульством, но я все же признаюсь, что не скоро прощу Господа Бога за то, что в 1958 году забрал у нас Генри Каттнера… Это абсолютно неправильный поступок, потому что этот писатель обладал очень необычным, особенным талантом.
Наше общество привыкло считать, что в нем полно непризнанных гениев. Судя по моему опыту, это глубокое заблуждение. Генетически обусловленный интуитивный талант – редкая штука. Настоящих творцов крайне мало, и они разбросаны по всему миру… Большинство писателей похожи друг на друга как две капли воды, их можно с легкостью заменить одного на другого, и наша культура не изменилась бы ни на йоту. Нас окружают полчища посредственностей, людей, неспособных к созиданию, поэтому Генри Каттнер – исключительно своеобразный писатель, маниакально одержимый творчеством, – всегда был для меня предметом восхищения.
Рэй Бредбери

Хроносейф

Галлоуэй Гэллегер играл на слух. И это было бы совершенно нормально, выбери он стезю музыканта, но его угораздило стать изобретателем. Пусть сумасбродным, пусть всегда нетрезвым, но, безусловно, толковым. Он хотел заниматься техническими разработками и на этом поприще наверняка добился бы успеха – была в нем, как ни крути, жилка гениальности. А вот чего не было, так это средств, чтобы получить серьезное научное образование. Поэтому Гэллегер, по профессии оператор интегрирующей машины, домашнюю лабораторию держал исключительно развлечения ради.

Ей-богу, более дурацкой лаборатории вы бы не нашли ни в этом штате, ни в пяти-шести соседних. Большую часть помещения занимала штуковина, которую Гэллегер назвал алкогольным оргáном; на ее сборку он потратил аж полгода. Зато теперь мог блаженствовать на удобном мягком диване, нажимая на клавиши и перекачивая в луженую глотку спиртное превосходного качества – в любом количестве и в завидном разнообразии. А поскольку конструировался этот орган в период продолжительного запоя, Гэллегер так и не смог потом вспомнить основные принципы действия своего изобретения. Печально, что и говорить.

В лаборатории было много всякой всячины, по большей части едва ли здесь уместной. У реостатов имелись юбочки, как у балерин, и нелепо ухмыляющиеся керамические рожицы. На большом генераторе бросалась в глаза табличка «Монстр», а другой генератор, куда меньше размером, довольствовался прозвищем Бурчун. В стеклянной реторте сидел фарфоровый кролик, и только Гэллегер знал, как безделушка оказалась там. Сразу у двери высился чудовищный чугунный пес, по замыслу изготовителя предназначавшийся для викторианских газонов, а может быть, для врат ада. Как бы то ни было, сейчас его полые уши служили гнездами для пробирок.

– Но как же все-таки ты это делаешь? – спросил Вэннинг.

Тощий, долговязый Гэллегер, развалившийся возле алкогольного органа, перекачал себе в рот двойной мартини.

– Чего?

– Ты слышал. Я могу обеспечить тебе прибыльную работенку – при условии, что ты будешь применять с толком свои вывихнутые мозги. Или хотя бы научишься пускать пыль в глаза.

– Я пытался, – пробормотал Гэллегер. – Ничего не выходит. Не могу я работать сосредоточившись… Разве что с механикой какой-нибудь возиться. Должно быть, у моего подсознания коэффициент интеллекта повыше, чем у сознания.

Вэннинг, плотно сбитый коротышка со смуглым, в шрамах, лицом в сердцах ударил Монстра каблуками. Подчас Гэллегер нешуточно его бесил. Никак не возьмет в толк этот рохля, что нельзя закапывать в землю такой ценный талант. Во всяком случае, ценный для Хораса Вэннинга, коммерческого юрисконсульта.

Само собой, эта «коммерция» велась за пределами закона, но усложнившиеся в 1970-х условия торговли все же оставили немало лазеек для мозговитых людей вроде Вэннинга. Да, надо сказать откровенно: свои недюжинные способности он поставил на службу жуликам. Потому что жулики хорошо платили. В те времена прочное знание юриспруденции было редкостью, правовые нормы сплелись в такой тугой клубок, что желающему стать законником требовались годы подготовки еще до поступления на юридический факультет. Но Вэннинг располагал командой опытных экспертов, а также колоссальной библиотекой протоколов, судебных решений и тому подобных сведений, так что за приемлемую плату он бы самого доктора Криппена¹ научил, как выйти сухим из воды.

Теневая сторона этого бизнеса содержалась в сугубой приватности и обходилась без помощников. Взять, к примеру, нейропистолет. Это замечательное оружие соорудил Гэллегер, причем так и не осознал его важности. Просто смастачил однажды вечерком на скорую руку, а детали скреплял лейкопластырем, потому что сломался сварочный аппарат. А Вэннинг выпросил изделие. Владел он нейропистолетом недолго, но выручил тысячи кредитов, сдавая его напрокат потенциальным убийцам. Чем вызвал у полицейского управления сильнейшую головную боль.

Человек осведомленный приходил к Вэннингу и говорил:

– Слышал, ты с мокрым дельцем можешь пособить. Предположим, мне нужно…

– Что-о?! Да за кого вы меня принимаете?

– Э-э… Но…

– Теоретически я могу предположить, что идеальное убийство осуществимо. Допустим, изобретен пистолет определенного типа, и допустим – исключительно теоретически, для примера, – что он лежит в камере хранения на Ньюаркском стратодроме.

– Э-э…

– Я просто теоретизирую. Ячейка номер семьдесят девять, комбинация тридцать-синий-восемь. Эти мелкие детали прибавляют наглядности примеру, вы согласны?

– Ты хочешь сказать…

– Разумеется, если наш убийца возьмет из ячейки воображаемый пистолет и воспользуется им, ему хватит ума иметь при себе посылочную коробку с адресом… ну, скажем, Бруклинский порт, ячейка сорок. Убийца упакует пистолет, пойдет к ближайшему почтовому конвейеру и избавится от улики. Но все это, конечно, теоретически. Сожалею, что не смог вам помочь. Гонорар за консультацию – три тысячи кредитов. Секретарша примет ваш чек.

Выдвинуть потом обвинение будет невозможно. Потому что суд округа Иллинойс, приняв решение 87-М по делу «Штат против Дупсона», создал прецедент. Факт насильственной смерти должен быть установлен. Элемент случайности должен быть учтен. К примеру, на суде по делу «Сандерсон против Сандерсон» в защиту женщины, обвинявшейся в убийстве свекрови, прозвучали такие доводы: «Несомненно, прокурор, располагающий штатом экспертов-токсикологов, обязан это знать… Короче говоря, ваша честь, я со всем уважением требую прекратить этот процесс по причине отсутствия события и состава преступления…»

Гэллегер так и не узнал, что его нейропистолет – не игрушка, а опасное оружие. Зато Вэннинг теперь частенько наведывался в захламленную лабораторию, проявляя живейший интерес к бессознательному изобретательству своего приятеля. Не раз и не два он приобретал удачные плоды творчества Гэллегера.

Проблема заключалась в том, что это творчество нельзя было поставить на поток.

Гэллегер опять глотнул мартини, затем покачал головой и распрямил тощие ноги. Хлопая глазами, подковылял к заваленному разным барахлом верстаку и принялся рассеянно возиться с кусками проводов.

– Что-то конкретное мастеришь? – спросил Вэннинг.

– Не-а. Просто балуюсь. Вот так и бывает: соединяешь разные штучки-дрючки, глядишь, оно и заработало. Правда, никогда заранее не угадать, как оно будет работать. Да ну, к черту! – Гэллегер бросил провода и вернулся на диван.

До чего же странный тип, подумал Вэннинг. Абсолютно беспринципный – и абсолютно чужой в чересчур сложном мире. Он как будто с лукавым весельем в глазах смотрит на этот мир с выбранного им самим шестка, редко чем-то интересуясь всерьез. И делает такие удивительные вещи…

Но всегда исключительно забавы ради.

Вэннинг тяжело вздохнул и обвел взглядом лабораторию. Сущая свалка! Как же она шокирует его упорядоченный разум!

Машинально он подобрал с пола мятый рабочий халат и поискал крючок. Конечно, не нашел. Гэллегер, когда у него иссяк запас проводящих металлов, недолго думая, посрывал крючки и вмонтировал их в какое-нибудь устройство.

Этот так называемый ученый уподобился коматознику – лежал не двигаясь, полузакрыв глаза. Вэннинг прошел в угол и отворил дверцу металлического шкафчика. Крючков и там не оказалось, поэтому Вэннинг аккуратно сложил халат и пристроил его на полу шкафчика.

И вернулся на свой насест, то есть на Монстра.

– Хлебнешь? – спросил Гэллегер.

Вэннинг мотнул головой:

– Нет, спасибо. Завтра мне надо быть в суде.

– Так у меня же тиамин есть. Впрочем, это такая дрянь… Мне куда лучше помогают надувные подушки – я ими башку обкладываю.

– Спасибо, не надо.

– Просто навык нужен, – бормотал Гэллегер. – Любой его может приобрести, если захочет… На что это ты пялишься?

– На… шкафчик, – ответил Вэннинг, озадаченно морща лоб. – Что за…

Он встал. Неплотно закрытая дверка распахнулась. Но где же халат, помещенный Вэннингом в это металлическое хранилище? Исчез без следа.

– Это краска, – сонно объяснил Гэллегер. – А может, дело в гамма-частицах, я ими облучил шкафчик. Но все равно он ни на что не годится.

Вэннинг подошел к шкафчику и направил в него свет лампы дневного света. Он ошибся – шкафчик не пустовал. Но вместо халата на дне лежало нечто бледно-зеленого цвета и приблизительно сферической формы.

– Он что, плавит? – спросил Вэннинг, разглядывая шарик.

– Да не сказал бы… Давай-ка, вынь.

Вэннинг не решился сунуть руку в шкафчик. Но и не растерялся: нашел длинный держатель для пробирок и с его помощью извлек ком.

Что происходит?!

Он аж глаза отвел, не в силах смотреть на происходящее. Зеленый шарик менялся в цвете, размере и форме, медленно расползаясь лишенным всякой геометрии пятном. Держатель заметно отяжелел.

Ничего удивительного – его оттягивал рабочий халат.

– Вот так оно и происходит, – рассеянно проговорил Гэллегер. – И этому тоже должна быть причина. Кладешь вещь в шкафчик, она уменьшается. Вынимаешь, и она снова большая. Может, удастся продать какому-нибудь эстрадному фокуснику. – Последнее было сказано с сомнением.

Вэннинг сидел, ощупывал халат и таращился на металлический шкафчик. Параллелепипед размерами примерно три на три на пять футов был внутри обрызган из краскопульта серой краской. Снаружи он был черным, лоснящимся.

– На каких принципах он работает?

– Чего? А-а… Не знаю, я просто возился. – Гэллегер качнул в рот коктейля «зомби». – Может, дело в искаженной размерности. Под воздействием гамма-лучей в шкафчике изменились пространственно-временные соотношения. Еще бы понимать, что это означает. – И тихо пробормотал в сторону: – Ну и словечки – жуть от них пробирает.

Вэннингу на ум пришел тессеракт.

– Ты к тому, что внутри он больше, чем снаружи?

– Парадокс, парадокс, ай да чудный парадокс… Я тебе вот что скажу. Сдается, внутренность шкафчика находится вообще не в нашем пространственно-временном континууме. Засунь-ка туда скамейку, увидишь, что будет. – Гэллегер махнул рукой в направлении упомянутого предмета мебели.

– Я и так вижу. Ничего не выйдет: скамейка больше, чем шкафчик.

– Нет, ты все-таки засунь. Помаленьку, начни с угла. Попробуй.

Вэннинг ухватился за скамью. При своем малом росте он был очень мускулист.

– Поставь ее на попа, так легче будет.

– Ладно… Фух… Ну, что теперь?

– Теперь наклони и засовывай.

Вэннинг озадаченно сощурился на собеседника, но затем пожал плечами и подчинился. Скамейка, конечно же, не поместилась в шкафчик. Пролезла только краем и, естественно, уперлась, застряла под косым углом, угрожая рухнуть.

– Ну и?

– Подожди.

Скамья пришла в движение. Она медленно опускалась. С отвисшей от изумления челюстью Вэннинг смотрел, как громоздкая мебелина уходит в шкафчик с неспешностью не слишком тяжелого предмета, погружающегося в воду. Нет, ее не засасывало. Она как будто плавилась. Та часть, что снаружи, оставалась прежней, только уменьшалась по длине.

Вэннинг согнулся, чтобы заглянуть внутрь. Опять это рябящее неразличимое пятно. То, что находилось в шкафчике, меняло свои контуры, съеживалось, превращалось в этакую ступенчатую пирамидку густого фиолетового цвета.

И шириной не более четырех дюймов.

– Поверить не могу, – пролепетал Вэннинг.

Гэллегер с ухмылкой изрек:

– Как сказал герцог Веллингтон своему подчиненному: «Это была чертовски маленькая бутылочка, сэр».

– Минутку! Как, дьявол тебя побери, можно уместить восьмифутовую скамью в пятифутовом шкафчике?

– Скажи спасибо Ньютону, – ответил Гэллегер. – Гравитация… Возьми-ка пробирку, наполни ее водой, и я тебе покажу.

– Ладно, сейчас… Готово. Что дальше?

– Доверху налил? Отлично. Вон в том выдвижном ящике с табличкой «Фитили» ты найдешь кусковой сахар. Положи кусочек на пробирку так, чтобы уголок оказался в воде.

Вэннинг проделал требуемую манипуляцию.

– И?..

– Что видишь?

– Ничего. Сахар намокает… и тает.

– Вот то-то и оно! – с чувством воскликнул Гэллегер.

Вэннинг недоумевающе посмотрел на него и перевел взгляд на пробирку. Кусочек сахара быстро уменьшался, растворяясь.

И вот он исчез.

– Вода и воздух – это разные физические условия. В воздухе кусочек сахара может существовать как кусочек сахара. В воде он существует как раствор. Уголок, погруженный в воду, переходит в жидкое состояние. Он изменяется физически, но не химически. Остальное делает гравитация.

– А пояснее нельзя?

– Да куда уж яснее, тупица? Вода – это аналогия с особыми физическими условиями, созданными внутри шкафчика. Вместо сахара – скамейка. А теперь слушай внимательно! Сахар впитывает воду и постепенно растворяется, и по мере растворения гравитация опускает его в пробирку. Понятно?

– Вроде да. Скамейка впитывает в себя… физические условия, которые существуют внутри шкафчика. Так? И эти условия сжимают ее…

– Частично, а не полностью. Понемногу. Ну это как растворять человеческое тело в небольшом объеме серной кислоты. Дюйм за дюймом.

– Ага, – произнес Вэннинг, косясь на шкафчик. – А можно вернуть скамейку?

– Валяй. Просто сунь туда руку и вытащи.

– Сунуть руку? Чтобы она растаяла?

– Не растает. Ты же сам видел: это не мгновенный процесс. Если держать руку внутри меньше минуты, не получишь никакого вреда. Сейчас покажу.

Он неохотно встал, огляделся, взял пустую бутылку и бросил ее в шкафчик.

Действительно, воздействие сказалось не вдруг. Бутылка медленно менялась в размерах и форме, пока не превратилась в параллелепипед с кривыми гранями величиной с кусочек сахара. Гэллегер вынул его и положил на пол.

Параллелепипед принялся расти. И превратился обратно в бутылку.

– А теперь скамейка. Гляди.

Он извлек пирамидку. Из нее восстановилась скамья.

– Вот видишь? Компания по обслуживанию складов наверняка заинтересуется. В этот шкафчик можно запихать всю мебель Бруклина, вот только как доставать потом? Физические изменения, понимаешь ли…

– Схема размещения нужна, – задумчиво предложил Вэннинг. – Рисуешь вещь, как она выглядит внутри, и отмечаешь, что она собой представляет.

– Юрист всегда юрист, – оценил Гэллегер. – А я хочу выпить. – Он вернулся на диван и мертвой хваткой вцепился в кран алкогольного органа.

– Даю шесть кредитов за шкафчик, – сказал Вэннинг.

– Продано! Все равно он занимает слишком много места. Жалко, не удалось придумать, как поместить его в самого себя. – Ученый захихикал, довольный остротой. – Смешно, правда?

– Да неужели? – Вэннинг вынул из бумажника банкноты. – Куда положить?

– Запихни в Монстра, это мой банк… Спасибо.

– Пожалуйста. Вот что, объясни-ка мне малость эту тему с сахаром. Ведь не только из-за гравитации он погружается в пробирку. Еще и вода в него впитывается…

– Ты совершенно прав. Осмос! Нет, я глупость сказал. Осмос – это что-то связанное с яйцами. Может, овуляция? Проводимость? Конвекция? Абсорбция! Эх, зря я физику не учил, а то знал бы термины. Дубина стоеросовая, вот я кто. Мне б жениться на дочери бога виноделия… – невнятно закончил Гэллегер и присосался к крану.

– Абсорбция? – Вэннинг наморщил лоб, соображая. – Только тут не сахар впитывает воду… В данном случае твоя скамья впитывает в себя физические условия, существующие в шкафчике.

– Ага… Как губка или промокашка.

– Ты о скамье?

– О себе, – кратко ответил Гэллегер и погрузился в блаженное молчание, время от времени прерываемое бульканьем спиртсодержащей жидкости, поступающей в закаленный пищевод.

Вэннинг вздохнул и повернулся к шкафчику. Аккуратно закрыл дверку на засов, прежде чем поднять покупку мускулистыми руками.

– Уходишь? Ну пока-пока…

– Спокойной ночи.

– Прощай, мой друг, не забывай… – меланхолично пропел изобретатель и перевернулся на бок, явно вознамерившись уснуть.

Вэннинг снова вздохнул и вышел в прохладную мглу. Небо искрилось звездами; только на юге их скрадывало сияние Нижнего Манхэттена. Светящиеся белые башни-небоскребы складывались в зубчатый абрис. Авиареклама расхваливала достоинства Вамбулина: «Ничто так не бодрит!»

У тротуара ждал припаркованный спидер. Вэннинг запихнул шкафчик в багажник и направился к Гудзонской водной трассе – кратчайшей дороге до делового центра. Ему вспомнился рассказ Эдгара По об украденном письме, которое не могли найти, потому что похититель вывернул его наизнанку, сложил заново и написал новый адрес. То есть изменил его внешний облик. Ух ты! Да этот шкафчик – идеальный сейф! Никакому медвежатнику его не взломать по абсолютно очевидной причине: он не запирается и не вызывает желания обчистить его. Можно набить этот сейф банкнотами; все они станут неузнаваемыми, как только окажутся внутри. Идеальное хранилище для наличности.

Но как же, черт возьми, эта штука работает?

Пытать Гэллегера бесполезно. Он играет на слух. Для него растущий у реки первоцвет – просто первоцвет, а не примула вульгарис. Ему чужды силлогизмы. К своим открытиям он приходит напрямик, не утруждаясь анализом важных или пустяковых фактов.

Вэннинг напряженно размышлял. Так не бывает, чтобы два предмета одновременно занимали один и тот же объем пространства. Следовательно, в шкафчике содержится какое-то другое пространство…

Но Вэннинг решил не спешить с выводом. Есть другой ответ, правильный. Просто он еще не пришел на ум.

Вэннинг припарковал спидер перед офисным зданием, где арендовал этаж, и понес шкафчик к грузовому лифту.

Но на своем этаже не направился в кабинет – там шкафчик бросался бы в глаза. Нет, Вэннинг поставил его в подсобке, а чтобы частично прикрыть, передвинул каталожное бюро. Ни у кого из клерков не возникнет надобность сюда соваться.

Отступив от шкафчика, Вэннинг задумался. Что, если…

Он не сразу услышал приглушенный звонок. Спохватившись, прошел в кабинет и нажал кнопку на видеофоне Уинчелла. Экран заполнило суровое седобородое лицо барристера Хэттона.

– Привет, – сказал Вэннинг.

Хэттон кивнул:

– Я тебе домой звонил – молчок. Решил, что ты в конторе…

– А я не ждал твоего звонка. Слушание завтра. Поздновато для дискуссий, не находишь?

– «Сыновья Дугана» настояли, чтобы я с тобой поговорил. Я был против.

– Ну и?..

Хэттон сдвинул густые седые брови:

– Ты же понимаешь, что я буду добиваться максимально сурового приговора. Улик против Макильсона предостаточно.

– Это только по твоим словам. Но присвоение чужих финансовых средств доказать нелегко.

– Надеюсь, ты не станешь возражать против скопирования?

– Еще чего! Не позволю колоть моему клиенту сыворотку правды.

– Это настроит против вас присяжных.

– Не настроит, потому что на нашей стороне медицина. Я получил врачебное предположение: скопирование причинит вред здоровью Макильсона.

– Вред – вот правильное слово! – Голос Хэттона зазвучал резче. – Твой клиент причинил вред компании, стянув ее облигации, и я смогу это доказать.

– На круг двадцать пять тысяч кредитов, да? Для «Сыновей Дугана» сумма не пустяковая. А как насчет гипотетической мировой, о которой я упоминал? Предположим, двадцать тысяч будут возвращены…

– Это защищенная линия? Не записывается?

– Само собой. Вот прерыватель. – Вэннинг показал провод с металлическим наконечником. – Все строго sub rosa².

– Вот и отлично, – ухмыльнулся барристер. – Значит, я могу безбоязненно назвать тебя бездарным пройдохой.

– То есть?

– Твой трюк – старье, проеденное молью. Макильсон умыкнул пять тысяч в облигациях, которые можно продать за деньги. Аудиторы начали проверку, Макильсон кинулся к тебе. Ты ему присоветовал взять еще двадцать тысяч, а теперь предлагаешь вернуть их «Сыновьям Дугана» в обмен на отзыв иска. Потом вы с Макильсоном поделите пять тысяч, а это по нынешним временам не кот начхал.

– Я ничего подобного не признаю.

– Конечно, не признаешь, даже в разговоре по защищенной линии. Но ведь и так все на виду. Я же сказал, это старый фокус. Мои клиенты не станут играть в твои игры. Процесс будет доведен до конца.

– Ты мне позвонил только для того, чтобы это сообщить?

– Нет, надо уладить вопрос насчет присяжных. Надеюсь, ты не возражаешь против скопирования при их отборе?

– Не возражаю, – ответил Вэннинг.

Свою тактику он строил на технических аспектах законодательства, поэтому состав завтрашнего жюри его не интересовал. Если запасные присяжные заседатели пройдут скопирование, шансы уравняются. И при таком соглашении не придется тратить дни, а то и недели, на споры и отводы.

– Хорошо, – буркнул Хэттон. – Готовься, я тебя без штанов оставлю.

Вэннинг ответил умеренной непристойностью и отключился.

Надо было сосредоточиться на предстоящей схватке в суде, поэтому он выбросил из головы мысли о покупке. У него еще будет вдоволь времени, чтобы изучить возможности удивительного шкафчика. Вэннинг поехал домой, там велел слуге принести стаканчик виски с содовой и улегся в кровать.

На следующий день он выиграл дело. Ставка на сложную техническую аргументацию и мутные судебные прецеденты оправдала себя. Защита строилась на том факте, что облигации не были конвертированы в государственные кредиты, – Вэннинг это доказал, продемонстрировав мудреные финансовые графики. Конвертация даже пяти тысяч кредитов вызвала бы заметный скачок, а таковых не наблюдалось. Эксперты из конторы Вэннинга умели докапываться до самых мельчайших деталей.

Для установления вины Макильсона необходимо было доказать, прямо или косвенно, что облигации существуют с двадцатого декабря этого года, то есть с того дня, когда они были учтены в последний раз. Прецедентом служило дело «Донован против Джонса».

Хэттон взвился на ноги:

– Ваша честь, Джонс позднее признался в присвоении чужих средств!

– Что не повлияло на принятое судом решение, – невозмутимо парировал Вэннинг. – В данном случае закон обратной силы не имеет. Присяжные вынесли вердикт «не доказано».

– Адвокат защиты, продолжайте.

И адвокат защиты продолжил строить красивую и хитроумную конструкцию из казуистической логики.

– Ваша честь! – не вытерпел Хэттон. – Я не…

– Если мой многоопытный оппонент продемонстрирует облигацию – всего одну из тех, о которых идет речь, – я признаю поражение, – заявил Вэннинг.

На лице у судьи заиграла саркастическая ухмылка.

– Прелестно! Если эта улика будет предъявлена, я немедленно вынесу приговор и обвиняемый отправится в тюрьму. Уж вам ли этого не понимать, мистер Вэннинг? Продолжайте.

– Благодарю. Поскольку облигаций мы не видим, я берусь утверждать, что они не существуют. Их якобы существование – результат ошибки, допущенной клерком при учете.

– Ошибка клерка? Это с калькулятором Педерсона?

– Подобного рода ошибки случались, и я могу это доказать. Ваша честь, разрешите пригласить следующего моего свидетеля.

Возражений не последовало, и свидетель, техник-математик, объяснил, по каким причинам может сбоить калькулятор Педерсона, и привел примеры.

К одному из доводов Хэттон придрался:

– Ваша честь, я протестую! Как известно всем, в Родезии находится определенного рода важная экспериментальная промышленность. Свидетель почему-то не счел нужным упомянуть о том, чем занимается конкретно эта родезийская фабрика. Надеюсь, защита не станет оспаривать тот факт, что «Объединенная компания Гендерсона» в основном имеет дело с радиоактивными рудами?

– Свидетель, ответьте.

– Не могу, ваша честь. У меня нет таких сведений.

– Красноречивое упущение, – хмыкнул Хэттон. – Калькулятор Педерсона – деликатный механизм, радиация для него опасна. Но в офисах «Сыновей Дугана» нет ни радия, ни продуктов его распада.

Вэннинг встал:

– Могу я спросить, не подвергались ли недавно эти офисы фумигации?

– Подвергались. Этого требует закон.

– Надо полагать, применялся хлорсодержащий газ?

– Да.

– Я бы хотел вызвать моего следующего свидетеля.

Следующий свидетель, физик, сотрудник Ультрарадиевого института, объяснил, что гамма-лучи сильно воздействуют на хлор, вызывая ионизацию. Живые организмы способны поглощать продукты распада радия и в свою очередь излучать. Некоторые клиенты «Сыновей Дугана» контактировали с источниками радиации…

– Ваша честь, это возмутительно! Теоретизирование чистой воды…

Вэннинг притворился оскорбленным.

– Приведу в качестве примера дело «Денджерфилд против „Южнопродуктов“», Калифорния, тысяча девятьсот шестьдесят третий год. Закон гласит, что фактор неопределенности является первичным допустимым доказательством. Мой довод прост: калькулятор Педерсона, на котором считались облигации, способен ошибаться. Если это правда, то облигаций не было и мой клиент невиновен.

– Адвокат обвинения, вам слово, – произнес судья, жалея, что он не барон Джеффрис³ и не может всю эту чертову свору негодяев отправить на эшафот.

Юриспруденция должна бороться за справедливость, а она превратилась в трехмерные шахматы. Впрочем, это естественное развитие усложнившихся политических и экономических факторов современной цивилизации. И уже понятно, что Вэннинг выиграет процесс.

Так и случилось. Присяжные приняли решение в пользу Макильсона. Хэттон поднял вопрос о скопировании, но это уже было актом отчаяния; ему отказали. Вэннинг подмигнул сопернику, защелкнул брифкейс и отправился в контору.

В полпятого начались неприятности. Секретарша сообщила о прибытии мистера Макильсона, а в следующий миг ее отпихнул в сторону худой смуглый мужчина средних лет, державший в охапке гигантский чемодан из искусственной замши.

– Вэннинг! Я к вам…

Адвокат недобро сощурился, встал из-за стола и резким кивком отослал секретаршу. Как только за ней закрылась дверь, Вэннинг отрывисто заговорил:

– Ты с ума сошел?! Я же велел держаться от меня подальше. Что в чемодане?

– Облигации, – ответил Макильсон дрогнувшим голосом. – Что-то пошло не так…

– Проклятый болван! Притащить сюда облигации… – Вэннинг подскочил к двери, запер ее. – Неужели не понимаешь, что, если Хэттон доберется до этих бумаг, ты мигом вернешься в кутузку? А я лишусь лицензии! Проваливай вместе с чемоданом.

– Выслушай меня! Пожалуйста! Я, как ты и сказал, понес облигации в Финансовое управление, а там… а там был полицейский, меня поджидал. Хорошо, что я его вовремя заметил. Если бы попался…

Вэннинг глубоко вздохнул:

– Прежде чем идти в Финансовое управление, ты должен был два месяца продержать облигации в метро, в камере хранения.

Макильсон вытянул из кармана газету.

– Так ведь правительство замораживает акции и облигации рудодобывающих компаний. Постановление вступит в действие через неделю. А когда это прекратится, неизвестно. Не могу же я сидеть без денег целую вечность.

– Дай взглянуть. – Вэннинг изучил газету и тихо выругался. – Где ты ее взял?

– Купил у мальчишки возле тюрьмы. Хотел узнать котировки рудных акций…

– Так-так. Понятно. И не было ни тени сомнения, что эта газета не фальшивка?

У Макильсона отпала челюсть.

– Фальшивка?

– Вот именно. Хэттон предвидел, что я тебя выручу, и заранее припас газетку. А ты клюнул. И притащил сюда улику, и привел за собой полицию.

1.Харви Криппен (1862–1910) – фигурант громкого судебного процесса, американский врач-гомеопат и дантист, убивший в Англии свою жену.

2.Букв.: под розой (лат.). Здесь: конфиденциально, между нами.

3.Джордж Джеффрис, барон Уэмский (1645–1689) – английский государственный деятель, судья, прозванный Судьей-Вешателем за свою роль в суде над участниками восстания Монмута.