Kitobni o'qish: «Дети Индиго»
Родом из Больших Стерляг
Едва проснувшись рано утром в воскресенье, я планировала для себя отдых перед очередной поездкой в составе волонтерской бригады в воюющий Донбасс. Неожиданный звонок моего шефа главного редактора нашей газеты – Демьяниваныча спутал все мои планы.
– Алина, ты, помнится, родом из Верхних Стерляг? Я не ошибаюсь?
– Нет, Демьян Иванович, Вы все правильно запомнили. У меня и фамилия соответствующая – Стерлигова.
– Так вот, Алиночка, сейчас весь Рунет звенит о ваших Стерлягах, где некий Сергей Выхухолев, бывший боец ЧВК, зарезал престарелую бабушку. Ситуацию сильно напрягает тот факт, что и в ЧВК этот самый Выхухолев попал из колонии, где он отбывал срок за убийство. Больше того, интернет полон роликами о собрании жителей деревни, где они просят защиты от этого пьяницы и дебошира. У меня есть подозрение, что эти протесты кем-то неплохо срежиссированы. Ты представляешь, какую «бучу» могут раздуть из этого наши «заклятые друзья»?
Наш Демьяниваныч просто душка! Раз уж он сел на своего конька, то теперь не остановится до тех пор, пока не объяснит все скрытые мотивы этого события. В период «диалектического материализма» это называлось бы «классовой борьбой», а сейчас? Впрочем, неохотно отходя ото сна, я не сразу смогла придумать подходящий термин и, за неимением лучшего, остановилась на «геополитической борьбе». Хотя, какая уж тут «геополитика» в наших Больших Стерлягах?
Затем я вспомнила свою родную деревню и себя в неполные пятнадцать лет. Я заканчивала девятый класс, и мои родители собирались переезжать в Нижний Новгород, где жили мои дедушка с бабушкой.
Я никогда не была красоткой, в отличие от той же Варьки Хорьковой, за которой все мои одноклассники просто «табуном бегали». Но мальчики мне уже нравились. Особенно Митя Оглоблин, видный такой парень. Но на меня он даже внимания не обращал. Единственный из ребят, кто «уделял» мне внимание, был мальчик Сережа со странной фамилией «Выхухолев». Кто-то из ребят вычитал в энциклопедии статью об этом реликтовом зверьке, и с тех пор Сергея иначе как «выхухолем» никто и не называл. Иногда правда, к этому прозвищу добавлялось еще одно или два слова и получалось вообще что-то невообразимое.
Сергей был, как теперь говорят, «из неблагополучной семьи», его воспитывала одна мать – доярка в здешнем «колхозе», а от отца, кроме необычной фамилии у них ничего больше не осталось. Это был очень впечатлительный ребенок, с не совсем устойчивой психикой, отчего насмешки ребят вызывали в нем бурный протест, который обычно заканчивался слезами. Поэтому его дразнили еще «плаксой-ваксой». Судя по всему, Сергей был в меня влюблен, потому что в разговоре со мной смущался, краснел и даже начинал странно заикаться.
И вот выходит, что теперь этот застенчивый мальчик Сережа вырос настоящим изувером и «двойным убийцей»? Нет, это решительно не укладывалось у меня в голове!
– Алин, ты спишь? – оторвал меня от воспоминаний голос Демьяниваныча, – ты не спи!
– Не сплю я, не сплю, Демьян Иванович.
– А если не спишь, то, верно, уже поняла, какое будет от меня предложение, – так он всегда говорил, обращая любое указание в форму вроде бы необязательную, – поехать на свою малую родину и разобраться в сути происходящих там событий. Командировочные я тебе уже перевел на карточку. Так что жду вестей из этих ваших Больших Стерляг. Ну, и с богом!
Воскресный день еще не успел погаснуть, а я уже подъезжала на пригородном автобусе к родной деревне. В пути мы миновали уже пару заброшенных деревень и меня непроизвольно начали одолевать смутные сомнения. А вдруг моя деревенька окажется такой же покинутой людьми? Что мне делать тогда?
Но чем ближе мы подъезжали, тем больше крепла у меня надежда встретить своих односельчан в добром здравии. Против ожидания, встреча со знакомыми перелесками взволновала и вызвала у меня много приятных воспоминаний. Была ранняя весна. Поля в большинстве своем освободились от снега. И только в оврагах и на опушках леса оставались его серые неопрятные клочки.
Вон в той березовой рощице росла самая вкусная в округе малина. Я даже почувствовала ее аромат. Хотя, по нынешним временам, купить в овощном супермаркете коробочку свежей малины вовсе не является большой проблемой. Были бы деньги.
А там, за пригорком под набухшим ломким льдом лежит маленькое озерцо, которое раньше всех нагревалось теплым весенним солнышком, и мы, тогда еще дошколята, именно в нем открывали свой купальный сезон.
– Девушка, – обратился ко мне водитель нашего «Пазика», – Вы до Больших Стерляг билет брали? Подъезжаем!
Возле автобусной остановки высилась новенькая сотовая вышка. Рядом с остановкой находился продуктовый магазин. Он был новый, или я его просто не узнала. Ассортимент продуктов был вполне обычный. Продавщица, девушка кавказской наружности, при виде незнакомки расплылась в широкой профессиональной улыбке. Она не ошиблась. Я заказала связку баранок, нарезной батон, кольцо полукопченой «Краковской» колбасы и бутылку водки.
– Вам «Аминовскую»? – уточнила продавщица.
Я не поняла и повторила:
– Да, вон ту, «Российскую».
– Вы надолго к нам? -поинтересовалась девушка.
И добавила:
– Чужие к нам редко приезжают.
Я продолжила разговор, стараясь получить от всезнающей продавщицы нужную мне информацию.
– Я жила в Больших Стерлягах до пятнадцати лет, а потом уехала вместе с родителями в Нижний. Хочу остановиться на пару дней у кого-нибудь из знакомых. Баба Нюра, например, как поживает?
– Живет помаленьку, а что ей сделается? – с видимым равнодушием ответила продавщица, – дочь из города несколько раз приезжала, уговаривала поехать с ней, а та ни в какую.
Я расплатилась картой, отметив про себя, что технический прогресс не миновал и нашу деревню, сложила покупки в свой полупустой рюкзачок, поблагодарила продавщицу и отправилась знакомой дорогой к домику бабы Нюры.
Чем дольше я шла по родной деревне, тем больше убеждалась, что запустение ей не грозит. По крайней мере пока.
Одноэтажные дома, хоть и казались маленькими после привычки жить в городе-миллионнике, но зато они не выглядели мертвыми каменными коробками, а были живые, деревянные, украшенные разноцветными наличниками и мезонинами с крохотными резными балкончиками. Я не удержалась чтобы не отправить своеобразный видеоотчет моему главреду Демьяниванычу и заодно запостить свой авторский блог снимками родной деревни.
Для того, чтобы немного разнообразить мой стрим, я завела разговор о происхождении названия родной деревни и связанной с этим названием одноименной рыбы.
В большинстве этимологических словарей русского языка утверждается, что слово «стерлядь» имеет германское происхождение. Однако некоторые отечественные ученые считают это утверждение некорректным. Скорее всего, пишут они, произошло обратное. Именно в германских языках заимствовали это русское слово. Дело в том, что рыба стерлядь в большинстве европейских стран вообще не встречается или распространена крайне редко, в то время, как в России, тем более в прежние века, она считалась обычным уловом. Скорее всего это слово появилось в сочинении немецкого ученого Олеария (1647 г.) о путешествии по Московии. Так что, будем считать слово «стерлядь» исконно русским. И множественное число «стерляги» соответствует древнерусской традиции. Отсюда происходят и фамилии: Стерлягов и Стерлигов.
Было, однако, одно сделанное мельком наблюдение, которому сначала не придала серьезного значения, но постепенно оно вырастало в совсем нешуточную проблему. Встреченные мною прохожие или просто выглядывающие из домов сельчане, торопливо ответив на мое приветствие, как-то уж больно поспешно старались пройти мимо или спрятаться за своим забором.
– Наверное, они меня просто не узнают, – помню, решила тогда я.
Прошло еще минут десять и на мой стук отворила двери хозяйка маленького, слегка даже покосившегося деревянного домика – Анна Тимофеевна Варежкина – баба Нюра. Она, кажется, даже не очень удивилась, увидев меня, свою дальнюю родственницу, потому что в деревне почти все раньше были родственниками, как говорится «седьмая вода на киселе».
Просто сказала:
– Здравствуй, Алинка! – и обняла меня.
И тут я увидела, какая она стала маленькая и сгорбленная. Я сама не то чтобы высокого росточка, а баба Нюра мне чуть не по плечо. Но внешне она как будто совсем не изменилась: как была в моем детстве маленькой сморщенной старушкой, так такой и осталась.
Позже я раздумывала над реакцией бабы Нюры на мое появление и пришла к выводу, что все дело в возрасте и в разном понимании продолжительности нашей разлуки. Это для меня мы не виделись практически половину моей жизни, а для нее – просто совсем небольшой отрезок: как была она в моем детстве пенсионеркой, так сейчас ею и осталась.
Баба Нюра вскипятила воду в электрическом чайнике, и мы долго сидели, попивая собственноручно изготовленный ею кипрейный чай и вспоминая разные разности. Но Сергея Выхухолева, ни словом не касаясь, как будто его на белом свете не существовало и вовсе. Я рассказала, что осталась совсем одна после смерти родителей от ковида, и совсем коротко, о том, что работаю корреспондентом в газете и веду свой блог в интернете.
Баба Нюра не только хорошо сохранилась внешне, но и нисколько не потеряла ни ясности ума, ни трезвости памяти. Тихонько посерпывая чаек она рассказывала мне о тех изменениях, которые происходили в деревне за прошедшие годы и которые начинались еще при мне.
– Ты думаешь, твои родители просто так постарались увезти тебя из Стерляг? Нет, голубушка. Уже тогда начали приезжать к нам люди чужого рода – племени, которые не давали проходу нашим девчонкам, но до серьезных бед еще не доходило. И вот тогда твоя мать, Анфиса – покойница, царство ей небесное – окончательно решилась на переезд. Чувствовало, видать, ее сердце, что недобрые времена нас ожидают.
– Ну, и что же получилось сейчас? Бояться начали люди. У нас глава деревни не из местных, зовут – Амин. Он не просто глава, но и полный ее хозяин. Здесь ему все принадлежит: и бывшая колхозная земля, и все бывшее колхозное хозяйство.
Сам Амин живет в районном центре, в деревню приезжает на «Мерседесе», шофер у не тоже свой – из диаспоры (это слово баба Нюра произнесла с видимым усилием). Вообще их полно сейчас в деревне: все охранники и помощники Амина. И что обиднее всего – считают себя главными, а нас чуть ли не слугами.
– А уж местным девчонкам, тем, кто посимпатичнее, просто проходу не дают. Все началось с Вареньки Хорьковой, помнишь, видная такая была девочка. Повадилась она в город на дискотеку ездить, а домой все на попутных с чужими возвращалась. Но однажды так и не вернулась. Пропала, бедняжка. Дело было еще летом, а уж на следующий год, весной, нашли ее тело в пруду за деревней. С трудом по колечку, бабушкой подаренному, ее опознали. А как она в пруд попала, никто не знает. Были и другие пропажи наших девушек, но никого из них так и не нашли.
– С той поры стараются наши девчонки держаться от приезжих подальше. А то вон, даже продавщица в магазине, Лейла, бывшая жена Мити Оглоблина, и та нос задирает. Переехала в город, а в магазин приезжает на собственной машине. А откуда у простой продавщицы могут быть деньги на машину? Ее «бывший» – Митя, так тот до сих пор на стареньком «Урале» мотается. А он ведь у нас тоже власть – участковый милиционер – единственный из наших деревенских. Митя мой внучатый племянник, ты с ним в одном классе училась и неравнодушно по нему «вздыхала». Он обещал завтра ко мне в гости зайти.
– Я не очень жалую этих, чужих людей, но есть и от них какая-то польза. Не будь у нас таких, как Амин, может быть, давно уже обезлюдели бы наши Большие Стерляги, как другие окрестные села. А так, эти чужие работу какую – никакую дают. И в «колхозе», и на заводишке местном, водочном. К нам даже из райцентра многие на работу приезжают.
Последние соображения бабы Нюры я слышала уже как бы в полусне и не особо обратила на них внимание.
А наутро, во время довольно позднего, учитывая наши вчерашние ночные бдения, завтрака, баба Нюра буквально сразила меня своей проницательностью.
– Ох, и хитрая же ты, Алинка, – заявила она, сощурившись правым глазом, – ты думаешь, я не понимаю, зачем ты после стольких лет отсутствия к нам на деревню примчалась? Своего Серегу Выхухолева выручать! А ведь вчера ни словом о нем не обмолвилась.
– Ты только не подумай ничего плохого, баба Нюра. Я приехала в Большие Стерляги, действительно, по заданию редакции. Но только я не собираюсь своего, как ты выразилась, Серегу выручать. Во-первых, он совсем не мой, а во-вторых, мне важно самой во всем разобраться. Поэтому так важно было для меня твое мнение обо всем, что в наших Стерлягах происходит. Но, если уж зашла речь о Выхухолеве, то расскажи, пожалуйста, что ты сама обо всем этом думаешь.
– А что тебя, больше интересует: убийство старой учительницы Веры Степановны или сама судьба несчастного Сереги?
– Как, неужели убили Веру Степановну? – ужаснулась я.
– Так ты, выходит, ничего об этом не знаешь? – удивилась баба Нюра.
– Ничего, баба Нюра, абсолютно ничего.
– Это было ужасное злодейство, убить несчастную старушку, и пусть бог покарает того, кто это совершил!
– Так ты считаешь, что это не Выхухолев? – почти вскрикнула я.
– Не знаю, Алиночка, не знаю. Вот придет Митя, он подробнее расскажет, но он не сомневается, что это Серегиных рук дело, а я сомневаюсь, очень сомневаюсь. Хоть ты убей меня, а все равно не поверю, что Серега законченным душегубом сделался.
– Баба Нюра, а ты еще про водочный завод в нашей деревне говорила. А ты ничего здесь не попутала? – перевела я разговор на другую тему.
Баба Нюра даже обиделась.
– Я точно знаю, на старой ферме расположился заводик водочный. Об этом все наши деревенские знают, а многие даже на нем работают. Водку эту, нашенскую даже «Аминовской» кличут. По имени своего хозяина. А ты говоришь, «попутала».
Я припомнила, что именно так называла мне вчера эту водку продавщица Лейла.
Перед приходом деревенского участкового Дмитрия Оглоблина баба Нюра предупредила меня:
– Ты на Митю особо внимания не обращай. Он сейчас ходит как будто обухом по голове ударенный. А все любовь. Он свою Лейлу на руках носить готов был, а она все рога ему наставляла со своими парнями из диаспоры. А потом и вовсе хвостом вильнула и уехала жить в райцентр. Вестимо, там жить сподручнее: и водопровод, и все другие удобства. А у нас что? Все удобства на дворе. Она, бывшая его, к этому, видите ли «не привычная». А так, Митя, парень хороший. Это я тебе от души говорю, а не потому, что он мой сродственник.
– Да знаю, я, баба Нюра, по правде говоря, Митя в школе мне очень нравился, а он на меня внимания никакого не обращал. Да, что уж там вспоминать давно прошедшее.
– А у самой тебя как дела на личном фронте? – поинтересовалась баба Нюра, – небось, замужем давно?
– Да нет у меня никого. Сначала учеба в университете, потом работа ненормированная, а тут смерть родителей, до личной жизни ли теперь? И я уже почти старуха, скоро тридцать разменяю, кто меня такую замуж возьмет? – невесело пошутила я.
– Ай, Алиночка, не скажи, мне бы твои годы. Ну хотя бы полтину сбросить! Уж я бы развернулась! – воскликнула баба Нюра.
Тут в дверь постучали.
– Полицию вызывали? – спросил бархатный баритон.
Это пришел Митя Оглоблин, деревенский участковый уполномоченный.
Ему очень шла форма полицейского. Я иногда обращала внимание как мешковато выглядела куртка на других, а на нем сидела просто отлично. Куртка делала плечи Мити еще шире, а фуражка с высокой тульей его рост – еще выше.
– А, теперь я знаю, какой сюрприз приготовила для меня баба Нюра! – воскликнул он, едва войдя в дом. И добавил приветливо, заглянув мне в глаза, пожалуй, впервые на моей памяти.
– Здравствуй, Алинка!
Он положил ладони мне на плечи и по-родственному чмокнул в щеку. В конце концов мы все были из одной деревни, а, значит, почти родственниками.
На мгновение я опять почувствовала себя подростком и едва не заробела перед этим видным мужчиной. Мне помог опыт корреспондентской работы, и я быстро справилась с подступившим волнением. Мы разговорились. Митя с юмором рассказал несколько случаев из своей практики, и мы втроем от души смеялись.
Я помнила, что Митя и прежде был красивым парнем. И удивительно, теперь он стал еще лучше. Исчезла некоторая слащавость и неопределенность в облике этого человека и в глазах появилась грусть, как это бывает с людьми, пережившими настоящее горе. Эта грустинка периодически проскальзывала в его словах и жестах, отчего мне почему-то захотелось его обнять. Разумеется, по-родственному.
В тот день я долго разговаривала с моим бывшим одноклассником.
Нет, по службе у него все было в порядке, по крайней мере, он так считал. Он не видел особых проблем в том, что Амин и его компания захватили власть в его родной деревне и даже в районном центре. Я предположила, что мнение бабы Нюры о положительном влиянии компании Амина на народонаселение нашей деревни сформировалось у нее именно под влиянием Оглоблина. Митя неоднократно принимал участие в попойках веселой компании, в которую входили и его городские начальники, но всегда сохранял трезвый рассудок и не был замешан ни в одной из безобразных выходок.
Митя тяжело переживал уход Лейлы и винил в разводе одного себя. Однако в чем состояла его вина, он не мог конкретно даже выразить, и эта невысказанность тяготила его больше всего. И точно так же он явно не хотел видеть глубоких противоречий в жизни родной деревни.
– Митя, скажи пожалуйста, и ты с чистой совестью отправил своего бывшего одноклассника в тюрьму? – задала ему мучивший меня вопрос.
– Понимаешь Алина, мне было это очень не по душе, но что делать, если все улики указывают на то, что именно Серега Выхухолев виновен в убийстве старой учительницы. Я сам составил Протокол об обстоятельствах совершенного преступления. Мое начальство отметило его грамотность и обещало в скором времени представить меня к присвоению очередного звания – капитана полиции, – заявил он не без гордости. Вообще-то это запрещено, но я готов показать тебе этот документ.
Я сказала, что согласна поехать к нему в участок, но прежде предложила прокатиться на ферму к теперешнему водочному заводу. Не заметив в этом подвоха, Оглоблин согласился.
И вот, уже на следующее утро, мы тарахтим вдвоем на его стареньком мотоцикле по родному селу. Я закрывала глаза и пробовала представить, что это происходит не сейчас, спустя почти пятнадцать лет, с нами, уже взрослыми, серьезно потрепанными жизнью людьми, а в далекой юности. Ах, я, кажется, отдала бы тогда полжизни за то, чтобы мчаться вот так вместе с ним и несмело прижиматься к его широкой спине.
Я опять обратила внимание на странную реакцию встречавшихся нам односельчан. С ним здоровались все, но как-то даже приниженно и старались не задерживаться. А об обычных разговорах, какие я помнила раньше, речи вообще не шло.
Одноэтажные здания животноводческой фермы располагались вдоль проселочной дороги на порядочном расстоянии от деревни. Но было видно, что транспорт здесь ходит довольно часто и дорога находится в приличном состоянии. Чего никак нельзя было сказать о самой ферме. Когда-то белые стены облупились, подслеповатые окна давно не мылись, так что подойди к ним посторонний человек и попытайся рассмотреть, что происходит там внутри, он ничего бы не разобрал.
Bepul matn qismi tugad.