Kitobni o'qish: «Благо»

И снова очередной перелет. Очередной аэропорт, очередной самолет, рой гудящей толпы, несущейся в разные стороны. Внешне очень сильно напоминает хаос, если только не взглянуть со стороны и удивиться, увидев себя любимого его неотъемлемой частичкой. Оказывается, у каждого есть свое направление, своя цель, а за масками лиц свой характер, мысли, чувства, короче, жизнь…

Усаживаюсь в кресло. Ты смотри, на сей раз место «А», у иллюминатора. С ногами, конечно, проблемы те же – по-прежнему, не влезают в положенное им пространство и настоятельно требуют бизнес-класс. Размечтались. Сидеть! На бизнес я для вас еще не заработал, так что, придется потерпеть несколько часов, скрючившись в экономе. Так, до вылета считанные минуты, а соседние кресла еще не заняты. С дрожью в душе начинаю мечтать об одиночестве на своем ряду. Да нет, быть такого не может. В последний момент в проходе появится какая-нибудь потная красная тетя с огромным чемоданом и, с трудом протискивая свою жировую массу сквозь узкий проход самолета, с грохотом водрузится на соседнее кресло, обдав меня тяжелой волной горячего липкого пота, наполнив ореол вокруг себя плотным жирообразным желтоватым ореолом. Внимательно и с надеждой всматриваюсь во вход. Не та, не тот. Мужичок… Вот зараза! Прямиком ко не. Фу, слава богу, на крайнее от меня место. Стюардесса прохрипела в микрофон что-то про двери. Значит, все, живем! Правой ноге повезло. Ну, вытягиваемся… Хорошо-то как! Вот теперь можно и вздремнуть. Глаза закрываются под усиливающийся гул турбин, сознание мутится, все уже как в тумане. Голос командира с информацией о высоте, длине и прочих достоинствах самолета и аэрофлота кажется уже еле различимой молитвой муллы в мечети.

Где я? Ааааа, ну да, в самолете. За окном ослепительное голубое небо и ватный ковер кучерявых облаков. Ба! Как же я не заметил? Справа от меня, забившись в угол кресла и поджав ножки, сидел сухой старичок. Ой, как неудобно! Я быстренько втянул в себя свои длинные кегли, дабы старичок смог сесть по-человечески. Однако, как мне показалось, он даже не обратил на это внимания и продолжал сидеть в той же позе, уставившись в одну точку, как неживой. Внешность деда была, мягко говоря, несколько необычной. Одет он был во все льняное, белое. Расписная у ворота рубаха-косоворотка, белые широкие льняные брюки, на ногах сандалии, видавшие виды. Сверху чистенький белый перемятый пиджачок. Но самое интересное было в его облике. Да нет, даже, правильнее было бы сказать, лике. Это действительно был ЛИК! Сухое, вытянутое лицо, немного крючковатый нос и ярко голубые глаза! Такое впечатление, что именно с его лица писал свои незабвенные русские портреты Константин Васильев! Абсолютно белые, но тщательно расчесанные волосы и борода придавали ему вид какого-то небожителя, либо человека, обитающего где-то глубоко в чаще, нелюдимого старовера. Сосед с краю самозабвенно режется в какую-то стрелялку в планшете. Гул мотора был монотонным и успокаивающим. Опять захотелось спать. В это время, как всегда, и как назло стюардессы, гремя старым страшным ящиком с едой, принялись раскидывать несъедобные булки с сыром несчастным пассажирам, издавая при этом кричащие звуки чаек: «Для вас! А для вас? А вот для вас!» Да и улыбки их были хищными, как у альбатросов перед атакой. Все равно, разбудят своим гоготанием, – подумал я и принялся искать средство против сна. Игрушки надоели, рекламный журнал, затертый до дыр, я уже знал наизусть, читать «Коммерсант» – себе дороже, засну через секунду. Я заерзал в кресле, пытаясь придумать достойное занятие до начала трапезы, но найти его не смог. В иллюминаторе по-прежнему, картина из облаков не менялась, вокруг не происходило ничего интересного, чтобы могло меня занять хотя бы на некоторое время. Я безнадежно и осторожно взглянул на старичка, в глубине души, рассчитывая на него, как на временного собеседника. Наверняка и говорить-то с ним не о чем! Если он, конечно, вообще говорить умеет. Старичок заерзал под моим взглядом и, как-то обиженно мельком взглянул на меня. На секунду мне показалось, что он прочел мои мысли, и мне стало жутко стыдно. Я как-то неуклюже смутился и, набравшись смелости, решил заговорить первый.

– Далеко летите?, – и тут же понял, какую глупость я спорол. Ну, конечно, туда же, куда и я! Хотя, может, и дальше…

– Дык туда ж, куда и ты, внучок, – голос старичка был добрым и вкрадчивым. Глаза смотрели как-то очень тепло и по-отечески.

– Аааа, ну да… – я точно попал в идиотское положение. – Я просто подумал, может, дальше, с пересадкой, – промямлил я и понял, что разговора, скорее всего, не состоится.

– А ты, значит, в отпуск? Али в командировку? – выручил меня старичок и мы, наконец-то разговорились. Как всегда, в полете, разговор был ни о чем. В основном, о жизни своей и своих близких, погоде, замучивших дождях и американских санкциях. Раскидали булки и невкусный чай с кончившимся лимоном, т.е., без него. Но, как известно, аппетит приходит во время еды, и мы накинулись на это несъедобное недоразумение, словно на кусок хорошего стейка, проглотив его, даже не почувствовав вкуса. Да, скорее всего, его и не было. Пока желудок делал тщетные попытки переварить деревянную булку, сон не шел. И, пока шла борьба в организме, мы, не сговариваясь, снова повернулись друг к другу для продолжения беседы. Дедок был, на удивление, грамотным и весьма прелюбопытным собеседником. Разговор медленно и незаметно для нас перешел в высшие жизненные сферы. Мы затронули тему благочестия, исполнения божественных заповедей и проч. Вопрос о вреде и пользе пищи, алкоголя и папирос оказался весьма актуальным.

– По-моему, человек в этой жизни должен испытать все. Ну, по крайней мер, к этому стремиться. – Я всегда был сторонником этой жизненной тории.

– Так-то оно так, – прокряхтел старик, – да вот только откуда ж тебе знать, где какая и чему мера? А вот подысь ты есть способен без меры, а ли пить? Что ж с тобой станет через пару лет, коли меры не знать?

– Так надо меру знать во всем, – я попытался удержать позиции.

– А ты-то, ты-то сам всегда меры придерживаешься? В меру ешь, пьешь? Не объедаешься и не напиваешься? Ай, не лги! Вижу, вижу, всякое бывало!?

– Нуууу, бывало, конечно. По молодости. Сейчас, вроде, нет. Ну, по крайней мере, я стараюсь. А меру знаю точно!

– Меру-то знаешь, а сам-то ее не соблюдаешь?! – старичок заразительно и тихо расхохотался. – А живот-то откуда? Кашляешь вот. И это твоя мера?

– Ну, я, конечно, не идеален, но, если сравнить с некоторыми другими – вполне еще ничего!