Kitobni o'qish: «Обратный билет»

1. Знакомство

– Наш вуз еще совсем молодой – ему всего два года. Так что в этом учебном году у нас будет только первый, второй и третий курсы, – начал рассказ после короткого приветствия и знакомства проректор по научной работе Левчин Андрей Петрович – высокий, среднего возраста, уверенный в себе, в очках. – У нас пока четыре специальности – менеджмент организации, психология, юриспруденция и иностранный язык. В перспективе мы планируем расширяться и стать первым в регионе негосударственным университетом. Сейчас нам нужны молодые специалисты с хорошим образованием. Предлагаю вам на выбор три направления работы: экономистом в службу бухгалтерии, руководителем в отдел полиграфии – там пока полный беспорядок, или карьера преподавателя. У вас самого к чему больше душа лежит?

– Сложный вопрос, – ответил несколько смущенный и не готовый к такому разговору Владимир Орлов. – Пока карьера преподавателя кажется более интересной по сравнению с экономистом.

– Очень хорошо. Я рад, что вы это сказали. У вас ведь университетское образование?

– Да, государственный экономический университет, дневное отделение, 3 года назад окончил.

– В принципе, если есть желание и готовность, то мы готовы вас взять на работу. Надо только познакомиться и поговорить с нашим ректором. Его сегодня нет. Вы сможете подойти завтра вечером? Я его предупрежу, что вы придете.

– Да, конечно, я приду. Еще один день подумаю.

– Тогда, до свидания, завтра мы вас ждем, – окончил встречу Андрей Петрович.

Девяностые годы – время для страны тяжелое, опасное. Происходил перелом всей       прежней общественной жизни, в стране безработица, жуткие задержки заработной платы, разгул преступности. Но именно тогда появлялись ростки нового, еще свежего и неизвестного. Одним из таких ростков стало появление негосударственных вузов и расцвет платных форм обучения. Требования государства к таким вузам были пока лояльные, законодательство в этой области только формировалось, больших затрат на открытие не требовалось. Вот и появлялись всякого рода институты, учебные пункты и центры, представительства, филиалы. В конце 90-х – начале 2000-х в полумиллионном городе Набережные Челны насчитывалось более тридцати таких образований. Некоторые из них были филиалами старых и уважаемых в стране заведений – как правило, университетов. Были и странные образования, имевшие красивые названия – современный гуманитарный, татарско-американский, международный и т.п. Но и первые, и вторые создавались исключительно для получения дополнительного заработка головному вузу, которые находился в другом городе, регионе или даже стране. Главное для них – привлечь как можно больше студентов, качество преподавания и материальная база были там на втором или десятом месте. Но это устраивало практически всех: создателей таких вузов – минимум вложений и риска при хороших доходах, студентов и их родителей – без больших усилий и затрат можно получить диплом о высшем образовании, государство – уровень образования хоть как-то растет, а бюджетные средства не расходуются. Казалось, что большая часть взрослого населения, кто не смог получить высшее образование в советский период, бросились восполнять этот пробел, благо больших усилий и расходов не требовалось. Поэтому студентов в те времена хватало всем.

Было несколько самостоятельных заведений, созданных исключительно энтузиастами с большими амбициями, которые поначалу искренне верили, что вопрос денег для них не имеет значения. Главное – своя развивающаяся организация, коллектив, умные благодарные студенты, вклад в рост интеллекта региона. Одним из таких заведений и стал Институт управления – первый негосударственный вуз в городе. Он был создан несколькими людьми: Кузьмин Виталий Евгеньевич – бывший советский чиновник среднего уровня, который стал ректором этого вуза; Кириллов Виктор Александрович – один из бывших руководителей крупного промышленного предприятия, всегда был в тени и никакие должности в вузе не занимал, на нем лежала ответственность за первоначальное имущество и инвестиции (ходили слухи, что он связан с криминальным миром); Ляпин Валентин Давидович – про его прошлое мало кто толком знал, кажется, пробовал заниматься бизнесом – по крайней мере у него было много друзей в этой среде, в новом вузе он занимал должность проректора по учебной работе; Левчин Андрей Петрович – главный генератор идей и главный энтузиаст всего дела, в вузе его очень уважали, но это уважение до конца ему сохранить не удалось.

Вот в такое место и пригласили еще совсем молодого специалиста Владимира Орлова, который с женой несколько лет назад закончили настоящий советский университет в столице Белоруссии и переехали жить в Набережные Челны, к ней на родину. Больше двух лет Володя занимался чем придется – был продавцом в небольшом магазине, грузчиком, работал на линии по розливу уксуса. И тут он случайно получил такое предложение. Для него оно сулило немыслимые перспективы – уважаемый преподаватель, ученая степень, хороший доход, спокойная чистая работа, возможность карьерного роста и внутреннего развития. Разочарования и беды придут потом, много лет спустя. Нечего и думать, надо устраиваться и строить карьеру!

На следующий день он после своей грязной работы поехал на встречу с ректором.

– Здравствуйте, – поприветствовал Виталий Евгеньевич Володю, они пожали руки друг другу. – Андрей Петрович мне про вас уже рассказал. Как же это человек с таким образованием работает неизвестно где?

– Не знаю сам, не берут ведь никуда после вуза, опыта нет, а деньги семье нужны, ребенок скоро родится, первый.

– Здорово, поздравляю. Ну, опыт – дело наживное, было бы желание, – весело подбодрил ректор Володю. – Желание-то есть?

– Конечно, даже не сомневайтесь, – ответил он воодушевленно.

Виталий Евгеньевич был невысокого роста, уже пожилой, на лице и во всем облике сочетались добродушие и хитрость. Он был не прочь поговорить, новому человеку особенно важно рассказать про радужные перспективы будущего университета, про растущий коллектив, про хороших студентов, и вообще про то, как в вузе все правильно и прекрасно. Кажется, человек прожил богатую жизнь, в которой много чего увидел и многому научился.

Они находились в большом кабинете, в шкафах множество специальных журналов и литературы, на столе свежие газеты. Все вокруг производило впечатление современной организации, в которой хочется работать. Сам вуз занимал лишь часть здания бывшего детского сада (в 90-е много зданий детских садов за ненадобностью или в качестве инструмента заработка продавалось или сдавалось в аренду коммерческим организациям), коридоры и отдельные помещения были узкими и тесными. Но Владимира, который привык к просторам старого своего вуза, в котором провел 5 лет, это нисколько не смущало – новая экономика, новая жизнь, пусть будет так.

– У тебя диплом с собой? Давай посмотрим, – спросил ректор и стал изучать диплом Владимира. – Такие интересные предметы у тебя тут есть – и история партии, и политэкономия, и стратегия бизнеса, и маркетинг.

– Ну да, поступал-то я еще в Советском Союзе, а потом все изменилось, планы поменяли, вот и изучали современные уже дисциплины.

– Ладно, хороший диплом. Ну, ты согласен у нас работать?

Владимир, не колеблясь, с радостью дал свое согласие

– Только смотри – сразу брать тебя на должность преподавателя нельзя, это тяжело и поначалу очень страшно. Я когда сам первый раз в аудиторию входил – весь дрожал. Давай мы тебя оформим экономистом в бухгалтерию и для начала дадим какие-то предметы, поручим организационную работу. А как дело пойдет – переведем преподавателем.

Владимир несколько смутился таким поворотом – он ведь уже представлял себя уважаемым преподавателем, почти профессором. Но подумав несколько секунд и решив, что ректор конечно же прав, он согласился и на такое предложение и написал заявление о приеме на работу. До нового учебного года оставалось около 10 дней, нужно было успеть оформить все документы, познакомиться с коллективом и войти в курс дела. Ему было всего 25 лет – в этом возрасте совсем нет страха за будущее, нет тревог и больших забот, все это появляется позже, уже после сорока.

Так карьера и вся жизнь Владимира пошла по новому, только ей самой известному руслу. Эта жизнь принесет ему впоследствии не только много радости, волнений, открытий, достижений, но и много разочарований и бед.

2. Сказка про Горную

В западной части Белоруссии среди холмов и лесов расположилась старинная небольшая деревушка Горная примерно на 150 дворов. Никто не знал, когда и кем она была основана. Да и зачем, и кому может понадобиться такая информация? Там не было ни памятников, ни камней с надписью «основана в * веке», ни одной таблички «в этом доме в такое-то время жил *», сюда никогда не приезжали историки или археологи. Казалось, люди вокруг и не знали об ее существовании.

Возле деревни не было ни одного большого водоема – ни реки, ни озера, ни пруда. Протекал только небольшой ручей, который жители гордо называли «речка». Речку можно было просто перепрыгнуть в некоторых местах или перейти по камням. Она питалась родниками и никогда не замерзала. В Горной речка выполняла очень важные функции: здесь стирали и полоскали белье, летом поились животные и птицы, играли дети. А из самой речки жители не пили, опасаясь, что в желудок может попасть головастик и затем там внутри вырастет лягушка. Такими историями часто пугали детей. Для себя люди воду для питья брали из колодцев. На всю деревню было с десяток колодцев, построенных, вероятно ее первыми жителями. В каком-то колодце вода была абсолютно прозрачная и чистая – ее брали для себя, где-то вода была чуть замутненная – ее старались использовать для животных зимой или для хозяйственных нужд.

С водой в деревне никогда не было проблем, даже в самую сильную жару, да и засухи там никогда не было. В этой уникальной земле грунтовые воды подходили очень близко к поверхности, вокруг деревни всегда было множество родников. Почему было? Родники – это великое чудо природы, конечно же, сохранились и по сей день, только все меньше людей, которые каждый день пьют эту волшебную живую воду. Каждый житель знал, где находится тот или иной родник – оттуда брали воду во время полевых работ или выпаса коров. На некоторых лугах копали небольшие ямы, которые быстро наполнялись водой. Коровы эту воду пили и с удовольствием купались в жаркую погоду. Бытовало поверье, что один из родников в лесу дает целебную минеральную воду и, якобы, когда-то сюда приезжали ученые и были планы промышленной добычи этой воды, но потом эти планы забыли. Вода и правда там имела несколько соленый вкус. Может и правда про ученых, кто теперь знает…

Холмы, между которыми располагалась деревня, жители уважительно называли «горы». Отсюда и название самой деревни. Если с ближайшей горы смотреть на нее, то крыши домов и тем более дворы не сразу заметишь, настолько все утопало в зелени. Помимо фруктовых, в каждом дворе росли дикие деревья: ясени, каштаны, ивы. Порой они были такими огромными, что своей кроной могли закрыть дом или половину двора. Какая сказка была в мае, когда зацветал этот исполинский каштан! Как красиво и заботливо склонялись ветви ивы, как надежно оберегал дом от бед благородный ясень! Все жители, как правило, с уважением относились к этим деревьям, посаженным и оставленным основателями, и срезали их только тогда, когда они совсем состарились и начинали представлять угрозу для дома и его обитателей.

Старую часть деревни за холмами даже не было видно с главной дороги, которая вела из центра района по соседним поселениям. Как будто первые жители специально хотели спрятаться от всех людей. Только новая часть деревни – Новая улица, как называли ее жители – строилась уже поближе к центральной дороге. Сама эта главная дорога из центра называлась гастинец. По меркам жителей, выйти на гастинец – это практически покинуть свой дом и попасть в иную цивилизацию. Без особой надобности никто туда не ходил.

Как и все люди на планете любят свою землю, жители любили свою уютную Горную, хоть никогда и не говорили об этом, берегли, как могли, свой уклад. В позднее советское время сюда проникла цивилизация – магазин, клуб, библиотека, почтовый ящик, один телефон на всех, детский сад, в который свозили детишек из соседних деревень, баня, ферма. В 80-е годы ХХ-го века жизнь здесь просто кипела, все были молоды, здоровы, полны сил, в полях работа не останавливалась, на лугах паслись стада коров, баранов, гусей. Коровы, не говоря уже про мелкое хозяйство, были практически в каждом дворе.

Вокруг всей деревни были луга и поля, за ними лес. Жители предпочитали далеко в него не ходить, да и что там делать? Охотников не было, а грибов и ягод хватало всем желающим и на опушках. В лесу водились косули, кабаны, зайцы, лисы, белки, птицы. Был свое лесничество и свой лесник, который делал в лесу кормушки для косуль и периодически возил туда сено. Если зайти даже недалеко в лес, можно было найти эти кормушки и увидеть разрытую кабанами землю. Детям часто рассказывали истории про кабаниху-мать с поросятами, которая, защищая своих детей, набросилась на какого-то неосторожного лесного прохожего. Была также история про дикого зайца, которого схватили за уши, а тот задними лапами разодрал «охотнику» живот и выпустил наружу все внутренности. Дети часто внимательно слушали такие истории, принимая все на веру и опасаясь одним ходить далеко в лес.

Надо сказать, что жуткая советская коллективизация обошла стороной Западную Белоруссию, которая до 1939 года входила в состав Польши (до сих пор в языке сохранились польские слова). Тогда жители жили на хуторах, у каждого было большое хозяйство – несколько коров, овцы, лошади. После вхождения в состав Советского Союза были созданы колхозы, почти все хутора свезли в деревню, это было сделано добровольно, а некоторые хутора так и остались нетронутыми. Никаких кулаков не было, никто никого в Сибирь не отправлял, просто немного поменялась жизнь. И Великую отечественную деревня прошла мягко. Немецкие части стояли 3 года, но никого не убили, дома не сожгли, в Германию на работы не забрали. Жители, кто прожил эти 3 года в оккупации, и не говорили про это время как про военное и ужасное, иногда вспоминали только как «житье за немцами». В эти годы была почти такая же жизнь, созревал урожай, строились дома, рождались дети. Кажется, что они заметили войну только когда наши войска шли на Запад в 1944 году и забрали с собой в армию всех взрослых мужчин.

Когда где-то слышишь или видишь фразу о том, что какие-то местные народности берегут свои традиции, то невольно задаешься вопросом – а что они для этого делают? Музеи строят? Книги пишут? Традиции либо живут, либо нет. В этом и заключается сладость живой традиции, что ты в нее с радостью погружаешься, ждешь праздника или иного события, проживаешь его в душе вместе со всеми. И нет мыслей о том, что надо сделать вот именно это, никто никому не объясняет, что надо делать – все всегда при деле, даже дети. Были свои незамысловатые традиции, верования, легенды и у жителей Горной.

Главные традиции были связаны либо с церковными праздниками, либо с сельскохозяйственными работами, либо с уходом человека из жизни.

Самыми значимыми праздниками всегда были Рождество и Пасха. Следует отметить, что в Горной никогда не было своей церкви или даже часовни, куда можно было прийти. Может быть, поэтому большинство жителей не отличалось особой набожностью, и ездили по церквям в районный центр или другую деревню очень редко, но церковных правил старались придерживаться, и иконы были в каждом доме. Но эти правила касались, главным образом, простых бытовых вещей – под грозой не работай, в праздники тоже не работай, уважай старшего, помогай ближнему, люби детей, ухаживай за могилами близких, содержи в порядке свой дом. Поэтому и эти два главных христианских праздника отмечались просто: пирогами, обильными простыми кушаньями (в праздничное меню, помимо пирогов, всегда включалось много жареного мяса, картошка, квашеная капуста, колбаса, вяленое мясо – неотъемлемые элементы любого праздничного стола), мужчины выпивали, дети получали сладости. В доме собиралась вся большая семья, приезжали дети и внуки из центра и соседних деревень. За столом немного говорили про сам праздник – кто что слышал про его истоки, про жизнь Иисуса, а потом быстро переходили на житейские темы.

Сами жители Горной почему-то крайне редко куда-то ходили в гости. И в церковь на длительную утомительную службу никто не ходил. А как пойдешь? Кто будет животных кормить, за детьми и стариками смотреть? Бывали редкие случаи, что кто-то ездил на ночную службу в храм в другое село или районный центр. Тогда про это на следующий день знала вся деревня. Человек, как правило, женщина, сразу несколько дней пользовался повышенным вниманием и уважением. Как? Ходила? Не побоялась? Так далеко? А она с показной гордостью всем рассказывала, как хорошо батюшка вел службу, как красиво пели, как ярко и радостно было в церкви. Это событие еще какое-то время обсуждалось в деревне, а потом забывалось. А сам человек после такого несколько лет ни на какую службу не ходил, считая свой духовный долг временно исполненным.

Про другие праздники горненцы лишь вспоминали, причем эти праздники обычно были связаны с их жизнью – на такой-то праздник корова отелилась, на такой-то соседка умерла, на такой-то картошку выкопали в позапрошлом году. Главное – это не забыть про праздник, как-нибудь в разговоре это отметить и, по возможности, не заниматься тяжёлыми работами во избежание «божьей кары». Так, про праздник Петра и Павла часто говорили: «пришел Петрок – упал листок…», подчеркивая этим, что лето достигло своего пика, листва больше не растет и скоро начнут появляться первые желтые листья на деревьях. Праздник пророка Илии 2 августа связывали с грозами, покрова – с приходом зимы, Крещение – с сильными морозами. Про светские праздники – Новый год, 1 и 9 мая, 7 ноября – лишь иногда вспоминали, но никому и в голову не приходило их как-то отмечать. Так же, как и свои дни рождения.

Самыми главными событиями для всех сельчан оставались сельскохозяйственные работы – посевные, заготовка сена на зиму для скота, прополка свеклы, окучивание картошки, уборка урожая осенью, рождение теленка, покупка поросят для выращивания, «заколка» взрослого животного и заготовка мяса. К этим событиям заранее готовились: кто жил в городе – отпрашивались с работы или учебы, проверяли инструменты (точили косы, ножи, лопаты), приводили в порядок емкости для корнеплодов (корзины и мешки), договаривались с транспортом. Если ни у кого из родственников подходящего транспорта не было – просили соседей, благодарили, как правило, самогонкой. В целом уже за несколько дней или даже недель до начала все уже знали, кто и в какие дни выйдет в поле, если не подведет погода.

Обычно все полевые работы проводились всей деревней одновременно – и весело и помощь, если нужно, быстро придет. В поле люди работали весь световой день, еду брали с собой и обедали прямо там. Дети постарше всегда были рядом и помогали родителям как могли. Детей привлекали уже с 6-7 лет. Никто не спрашивал, хотят они того или нет. А детям и в голову не могло прийти, что можно отказаться. Но их сильно не напрягали. Если устал – иди посиди отдохни или поспи немного. Поэтому, несмотря на то, что сельский труд далеко не самый чистый и легкий, все всегда успешно справлялись, никто никогда не жаловался на усталость или невыносимую жизнь. Было даже весело. Те, кто уехал из деревни в поисках лучшей жизни, еще многие годы, часто всю жизнь будут с благодарностью в душе вспоминать этот труд как настоящий, усмиряющий тело и успокаивающий душу. И этот ни с чем не сравнимый пьянящий запах свежевспаханной земли вперемешку с навозом, растущие под собственным уходом растения, зеленые поля, полные погреба овощей осенью, банки с вареньем, бочки с квашеной капустой, ящики с соленым салом…

Огромным событием в жизни каждого дома было рождение теленка. Обычно это происходило в холодный период – поздней осенью или зимой. «Корова отелилась! Бычок!», – радостно сообщала хозяйка всем, кто был в доме. На следующий день про это знала вся деревня, а также и те родные, кто жил в других селениях, на хуторах или в районном центре. Радовались как взрослые, так и дети. А если рождалась двойня – то это было просто грандиозное событие, про которое говорили еще много лет. Корову с теленком хозяйка в первые дни оберегала как могла: убиралась каждый день в клетке, кормила самым вкусным сеном, свеклой, мукой, хлебом. Чужих никого подпускать было нельзя, даже родных к теленку пускали только через несколько дней. Корова своих всех знала, поэтому разрешала подходить, гладить. Маленькие телята всегда были очень ласковые, как котята, и с удовольствием играли с детьми. Надо сказать, что ни коров, ни телят в Горной не резали практически ни в одном дворе – ни у кого рука не могла подняться на это кровавое дело. Подросших телят и состарившихся коров сдавали на ферму. Что там с ними происходило дальше, все понимали, но предпочитали об этом никогда не говорить, особенно при детях. Да и говядину из магазина ели очень редко – в основном только свинину, птицу, изредка баранину.

Почему-то в российской и белорусской культуре смерть всегда остается более значимым событием в жизни по сравнению с рождением. Даже названия для этих событий просто несопоставимы по их числу и смысловым оттенкам. Рождение называют лишь: «родился», «появился на свет». Чисто лексикологический интерес может представить еще «покинул утробу матери». Но в жизни кто так говорит? Вот, пожалуй, и все. А смерть?! Это же замечательно: «умер», «сдох», «представился», «гебнул», «сыграл в ящик», «приказал долго жить», «протянул (склеил) ласты», «откинул копыта (коньки)», «ушел в мир иной», «окочурился», «закончил жизнь». Причем большая часть этих выражений носит не зловещий, а ироничный, даже несколько веселый оттенок. И ритуалов вокруг смерти значительно больше. Эти ритуалы строго соблюдались в Горной, также как во всех белорусских деревнях. Оповещали всех соседей и родных, просили помочь, готовили дом – убирали ненужную мебель, ставили лавки (людей придет очень много), закрывали зеркала, готовили кушать (всех надо кормить). Умерший размещался в гробу в самой большой комнате, вокруг стулья и лавки – многие будут сидеть часами днем и ночью до самых похорон. Проститься приходила, как правило, вся деревня: кто на 10 минут, кто на целый день. Отдельную очень значимую роль выполняли плакальщицы – обычные женщины, которые знали много погребальных, очень лиричных и жалостных песен. Песни были записаны в толстые тетради, любой желающий мог запросто взять и полистать их. Периодически к умершему подходил родной человек – жена, дочь, невестка – и «причитал», то есть громко напоказ плакал, каялся, жаловался. Затем целовал умершего и уходил. Так продолжалось сутки или чуть больше. Часто звали на отпевание батюшку из ближайшей церкви. Самых старых и уважаемых жителей возили на отпевание в церковь. Более простой и доступный вариант – пригласить батюшку прямо на кладбище. Сами похороны тоже проходили при большом количестве людей. Негласно считалось, что чем больше людей пришло, тем более уважаемым был человек. Если в семье были молодые крепкие мужчины, то гроб с телом несли на руках как можно дальше через всю деревню, только затем переставляли на телегу или специально подготовленный грузовик. Могилу копали только руками. Если сами не могли, просили соседей или любых мужчин, которые были не против немного заработать на выпивку. После похорон были крупные поминки. Пока осуществлялось погребение, несколько женщин оставались в доме и накрывали на стол. Обычно поминки долго не продолжались, через 2-3 часа все расходились и оставались только самые близкие. Умершего вспоминали только через 40 дней и год. Затем специально никто никаких поминок не проводил.

Каждая семья, помимо фамилии, которую знали-то не всегда и вспоминали редко, имела свое прозвище. Многие жители приходились друг другу дальними родственниками, но нити родства помнили только самые старые жители, и то не всегда. Вражда между дворами была, но мелкая и непродолжительная, скорее для порядка – всегда и во всем жить в мире не очень интересно, надо что-то обсудить, кого-то в нехороших делах упрекнуть, например, в пьянстве или в том, что у них дома есть нечего, поэтому все молодые грибы и ягоды в лесу успели собрать и никому не оставили. У кого-то корова грязная ходит – хозяйка ленивая и не хочет убирать клетку, кто-то слишком толстый – ест все подряд, кто-то так и не создал семьи – пьяница. В гости друг к другу почти не ходили, встречались на улице, возле колодца, в магазине или в свободные часы на лавках возле дома. Там и узнавали все новости и обсуждали важные деревенские дела.

Время в любой деревне течет не так, как в городе – само ощущение времени там совсем другое, кажется, что его там совсем нет. Всем жителям – и старым, и взрослым, и детям – казалось, что такая жизнь была и будет всегда: бабушка всегда останется такой веселой и заботливой как сейчас, мама будет молодой, будет цвести каштан, корова будет вечером возвращаться со своего пастбища, поля будут зелеными и наливаться урожаем. Но, как оказалось, у времени свои планы на жизнь…