Kitobni o'qish: «Строки судьбы»
Марк Иосифович Кривошеев
Геннадий Иткис. Век патриарха
Марка Иосифовича Кривошеева журналисты часто называли патриархом телевидения. Он в этом «звании» слышал несвойственные ему успокоение и завершенность, поэтому каждый раз отшучивался с доброй улыбкой. «Пусть это будет на совести называющих, – говорил он в день, когда все поздравляли его с 96-м днем рождения. – Я продолжаю вкалывать, поэтому отношу себя к категории сотрудников-ветеранов».
Непререкаемый авторитет, ученый с мировым именем, практик, настоящий лидер. Не будет преувеличением сказать, что именно благодаря ему телевещание стало таким, каким мы знаем его сегодня: цифровым, четким, интерактивным. Отцы-основатели телекоммуникаций – Попов, Розинг, Зворыкин – словно передали ему эстафетную палочку, и он достойно пронес ее в новое тысячелетие.
Трудно поверить, но Марк Кривошеев служил телевидению более 70 лет! Строки его биографии – это история триумфа отечественной телевизионной науки и глобального прогресса технологий вещания. Он знал и чувствовал телевизионную технику изнутри как никто другой. И как никто другой умел заглянуть далеко вперед, сформулировать новые смелые идеи, увлечь своих коллег перспективами развития технологий вещания, организовать коллективную работу для достижения поставленных целей.
А вот оглядываться на прожитые годы и уже совершенные дела позволял себе не часто, предпочитал работать над новыми проектами. Лишь понемногу делился воспоминаниями в своих интервью, в беседах с коллегами и внуками. Сколько же было всего интересного в этих его рассказах, сколько житейской мудрости, опыта, впечатлений от общения с выдающимися людьми, от многочисленных поездок. Формат интервью, как правило, ограничен. Так много оставалось «за рамками» – в исходниках, черновиках, аудиофайлах.
«Папа, тебе надо написать мемуары!» – такой разговор дочь Анна заводила несколько раз. Вся семья поддерживала. «Не до мемуаров пока, – был ответ. – Вы не представляете, как я занят и как много очень важного еще должен сделать».
Марк Иосифович написал десятки книг. На его счету множество изобретений, определивших развитие телевизионной отрасли. Результаты его деятельности хорошо известны, многократно описаны, детально разобраны. А написать мемуары он так и не успел. Но остались личные заметки, переписка, публикации, интервью, документальные фильмы и просто устные рассказы, которые снимали на камеру и перекладывали на бумагу. А еще дневник, который чудом сохранился и никогда не был показан даже членам семьи, не говоря уже о журналистах.
Из такого наследия и собрана, составлена, «сплетена» эта книга, выход которой приурочен к 100-летию со дня рождения ее автора и ее же главного героя. Эта книга ненаписанных мемуаров по сути – автопортрет на фоне истории нашей страны и мирового телевизионного вещания. Она не о технических олимпах, взятых незаурядным талантом. Это книга о человеке среди людей. О жизненных коллизиях, столкновении характеров. О стремлении к познанию и умении отстаивать свои взгляды. О любви, семье, дружбе по-деловому строгого, но щедрого душой героя. О тех, кто много лет был рядом, и тех, с кем даже короткие встречи никогда не забываются. А сколько было таких встреч!
* * *
Мне посчастливилось знать Марка Иосифовича более 40 лет, стать членом его семьи, его помощником во многих делах. Конечно, он сыграл важную роль в определении моего профессионального пути, а главное – дал множество жизненных уроков, советов и наставлений, ценность и важность которых подтверждается десятилетиями.
Он оказал мне высокое доверие: завещал «когда время придет» разобрать свой архив и передать самое ценное в музей. Признаюсь, масштаб и важность этого завещания я оценил не сразу. А когда мы с Анной осознали степень нашей ответственности за сохранение этого наследия не только в запасниках музея, но и в памяти людей, то взялись за эту книгу.
Удивительно, но два года работы над книгой мы постоянно ощущали присутствие Марка Иосифовича рядом, и это было мощным стимулом довести этот проект до финиша.
Хочется думать, что Марк Иосифович оценил бы наш скромный труд. Надеемся, что и читатели не будут разочарованы.
Главное содержание книги – слова самого Марка Иосифовича – записанные рассказы, фрагменты дневника, выступлений, статей, интервью. Они проходят через все повествование. Читатель сразу сможет выделить их на страницах книги, так как они набраны основным шрифтом и оформлены в едином стиле. Интересны и поучительны бережно собранные и украсившие книгу заветы и напутствия телевизионного патриарха – строки души, его наследие.
Для полноты картины в книгу включены воспоминания соратников, учеников, членов семьи и самых близких друзей. Такие «островки памяти» – живые, личностные, очень индивидуальные – поданы в книге особым образом. Один из тех, кто со школьных лет был рядом, зримо и незримо, – Илья Александрович Розенфельд. Его свидетельства воссоздают атмосферу, в которой формировалась личность, вызревал человек в те далекие от нас годы.
Дополняют книгу исторические и документальные справки, а зримое представление о происходившем создают фотографии и документы из семейного архива, в том числе чудом сохранившиеся в оккупированной фашистами Полтаве.
В некоторых случаях мне потребовалось добавлять краткие ремарки (они выделены отличающимся шрифтом), чтобы показать связь между определенными периодами, событиями, поворотами в судьбе героя, а также чтобы дать в доступной форме пояснения к упоминаемым техническим материалам.
* * *
От механического телевидения к электронному, от «аналога» к «цифре», от первого телецентра на 343 строки к системам ультравысокой четкости с тысячами строк. От смышленого рукастого мальчика, вынужденного в семь лет, еще до школы, пойти работать и стать кормильцем в семье, до председателя Международной исследовательской комиссии по телевидению.
Все это – про Марка Иосифовича Кривошеева, его жизнь, заботы, радости, невзгоды и триумфы.
Анна Кривошеева. По-новому открываю для себя отца
Больше всего жалею, что не записывала папины рассказы. Он не часто баловал нас обстоятельными разговорами о своей жизни, но, когда такое случалось, мы узнавали что-то новое для себя, неожиданное, а впечатлений хватало надолго. И, конечно, возникали новые поводы для расспросов…
Теперь я собираю по фрагментам свои воспоминания, вникаю в документы, письма, разбираю фотографии из его архива, бережно листаю написанный знакомым почерком дневник. Смотрю видеозаписи его интервью, читаю воспоминания учеников и коллег. И по-новому открываю для себя отца: любящего сына, верного друга, талантливого инженера и ученого, хорошего семьянина, мудрого наставника, умелого дипломата и настоящего патриота своей страны.
За его плечами жизнь, в которой большие исторические события переплелись с суровыми личными испытаниями. Судьба дала ему возможность побывать в разных городах нашей страны и многих близких и далеких уголках Земли. О самых ярких, интересных впечатлениях он рассказывал легко и с удовольствием. Но были и горькие уроки, о которых папа вспоминал редко, только в наших воспитательных беседах. Жизненный опыт и мудрость – это про него.
Теперь мы понимаем, что все их поколение, папины и мамины друзья и коллеги – совсем другие: цельные, трудолюбивые, искренние. Материальные интересы были для них далеко не на первом месте, как у многих в наше время. Папа имел возможность сделать карьеру в министерстве. Он говорил, что потерял в зарплате и других причитавшихся госслужащим материальных благах, когда вместо очередной должности в министерстве предпочел научную работу в НИИ Радио. Но время показало, что это был правильный выбор. Он с увлечением занимался любимым делом, достиг выдающихся результатов и получил признание в нашей стране и в мире.
Для меня с детских лет папа и его работа были чем-то неразделимым. Не помню, чтобы он бездельничал, валялся на диване. Это даже невозможно представить. А вот просидеть все воскресенье за письменным столом – обычное дело. Он был невероятным тружеником. И нас, дочерей и внуков, все время учил тому же – чтобы была непременно цель, к которой надо стремиться. Меня всегда удивляло, как папа мог работать практически в любых условиях. Если в его голове появлялась важная мысль, а это случалось довольно часто, он мог пристроиться и что-то записывать в любом углу дома, в транспорте или в гостях. При этом ему не мешали посторонние люди, громкие разговоры, музыка, суета…
Когда я вспоминаю и нахожу теперь во многих интервью папины слова о том, что ему в жизни очень повезло – а он всегда рассказывал об этом в позитивном ключе, с юмором, – я теперь понимаю, как много за этим его труда, пота, упорства, которые мало кто видел и мог оценить. Это как верхушка айсберга: наверху, видимая всем, только малая часть, а все остальное, что и держит его на плаву, скрыто от глаз под водой.
Его любили, потому что он умел ценить добро и сам нес его людям. А любые недобрые дела считал проявлением слабости. Себе никогда такого не позволял, всегда был сильным – и телом, и духом. Вот почему так много в его жизни получилось.
М. И. Кривошеев. Я должен рассказать…
Для людей моего поколения, которым досталось много испытаний, возможность просто выжить, учиться и работать на благо страны, создать семью, вырастить детей, передать свой опыт молодежи – это совершенно очевидное везение и счастье.
Начало моей трудовой биографии совпало с началом бурного развития телевизионного вещания в нашей стране. Работать в то время было очень интересно, а возможности проявить себя – безграничные.
Считаю большой удачей, что в 1945—1946 годах я попал в когорту выдающихся, без преувеличения, людей, которые начали внедрять электронное телевидение. Телевизионное вещание – это продукт коллективного труда большого числа самых разных специалистов. А работать в команде с энтузиастами-единомышленниками – большое счастье!
Мне выпало счастье стать свидетелем и участником невероятного прогресса в телевизионной отрасли на протяжении 80 лет, поэтому в моей биографии слово «деятельность» и слово «впервые» очень переплетаются. Так удачно для меня складывались обстоятельства, что в нужный момент я оказывался в нужном месте.
В мае 45-го я стал участником первой послевоенной телепередачи Московского телецентра на Шаболовке. Потом, уже в лаборатории выдающегося ученого Александра Андреевича Расплетина, первым получил телевизионный растр по новому стандарту 625 строк…
В моей жизни было еще много событий, когда что-то происходило в первый раз. И об этом, понимаю, я просто обязан рассказать.
А в чем мне действительно очень везло еще с детства и до моих преклонных лет, так это люди, с которыми довелось встретиться, поучиться у них, поработать с ними, получить их поддержку. Не уверен, что это возможно, но хотелось бы вспомнить каждого, кто оставил добрый след в моей памяти.
ЧАСТЬ 1. ПРЕОДОЛЕНИЕ. 1922—1946
Когда мне было семь лет, мое безоблачное детство закончилось. Мы остались с мамой одни, без отца. Я тогда понял, что мне пора становиться взрослым.
Марк Кривошеев
1.01. Полтава
Мой отец, Осип Маркович Кривошеев, родился в 1870 году в Минске. C молодых лет его влекла наука. В 24 года он успешно завершил обучение на физико-математическом факультете Императорского Санкт-Петербургского университета, а еще через три – на медицинском факультете Императорского Московского университета.
Осип Маркович Кривошеев – выпускник Санкт-Петербургского университета. 1894 г.
—
В 1898-м после окончания ординатуры ему было присвоено звание лекаря. Некоторое время он работал в Тульской губернии в качестве «эпидемического» врача при уездном земстве. А в 1900 году учредил в Москве химико-бактериологический кабинет и занимался частной практикой. Активно сотрудничал в этот период с Московским университетом, получил степень кандидата естественных наук.
Диплом О. М. Кривошеева об окончании Санкт-Петербургского университета. 1894 г.
—
В феврале 1905 года произошло трагическое событие, которое резко изменило жизнь отца. В лаборатории, где он работал, в момент проведения очередного опыта произошел взрыв. Отец получил химический ожог лица и глаз, приведший к значительной, почти полной потере зрения.
В 34 года, в самом начале профессиональной карьеры, он стал инвалидом. О продолжении научной работы в университете не могло быть и речи. В той тяжелейшей ситуации проявился волевой характер отца: он духом не пал, от своего дела не отступил. К счастью, рядом оказались друзья и близкие, которые поддержали его в тяжелый период. Некоторое время он провел у брата в Варшаве и там, конечно, лечился. Меня особенно впечатлял тот факт, что отец, оказавшись практически слепым, вызвался на экзамен, где подтвердил, что может работать врачом, так как свободно писал и мог беседовать с больными.
Фрагмент документа о состоянии здоровья О. М. Кривошеева
—
Через некоторое время друзья помогли отцу перебраться в Полтаву, где он смог вернуться к полноценной работе. В Полтавской больнице его университетский товарищ был тогда главврачом. Он оборудовал специальный кабинет, где отец занимался новым для тех лет направлением – лечением неврологических заболеваний электрическим током. Молва о нем довольно скоро разошлась по всей Полтавщине и за ее пределами. К доктору Кривошееву приезжали, в том числе издалека. Так что практика у него, невзирая на слепоту, была вполне активная.
Вот так: судьба его больно ударила, но не сломила! Мужество и стойкость отца стали для меня впоследствии предметом гордости и очень важной опорой в жизни.
Визитная карточка О. М. Кривошеева
* * *
Моя мама, Екатерина Михайловна Богданова, родилась в 1889 году в Калуге. Семья Богдановых была многодетной – шесть сестер, шесть братьев, а корни их рода тянутся из Екатеринослава (с 1926 года – Днепропетровск, с 2016-го – Днепр. – Сост.).
Екатерина Михайловна в детстве. Эта фотография всегда стояла в первом ряду на полке в кабинете М. И. Кривошеева
—
В начале века Богдановы перебрались в Москву, где глава семьи некоторое время служил в Большом театре декоратором-реквизитором. Дети вырастали и разъезжались по стране. Екатерина в 1914 году окончила консерваторию в Санкт-Петербурге.
А встретились мои будущие родители в 1921 году в Полтаве, где Екатерина Богданова отдыхала вместе с сестрой. Там судьба и свела ее с Осипом Кривошеевым. Практически незрячий доктор нанимал помощников, которые нужны были главным образом для чтения специальной медицинской литературы. Отец всегда стремился к новым знаниям, а в тот период ему было особенно важно поддерживать и расширять свою квалификацию.
Осип Маркович и Екатерина Михайловна в день свадьбы
—
Вот он и пригласил ее как чтицу. Ну а дальше – сошлись родственные души: интеллигентные, образованные люди, оба учились в Санкт-Петербурге. Хотя разница в возрасте у них была большая – 19 лет. Да и внешне они сильно отличались: он – невысокого роста, она – крупная, рослая. Но судьба так распорядилась, и в 1922 году я появился на свет.
* * *
Марк Кривошеев родился в Полтаве 30 июля 1922 года. Марк, для родителей – Мара, был поздним ребенком, единственным и желанным. В родном городе он провел почти два десятилетия и сохранил об этом периоде своей жизни теплые воспоминания.
В Полтаве семья Кривошеевых проживала на Пушкинской улице в доме №31. В то время этот уютный город с богатой историей и культурными традициями, хранивший память о победных баталиях времен Петра I, постепенно настраивался на мирную жизнь после революционных перемен 1917 года, драматических коллизий Гражданской войны и первых лет военного коммунизма.
Старые фотографии позволяют представить в общих чертах облик Полтавы в первые десятилетия прошлого века. А вот какие краски добавляет к ним коренной полтавчанин Лев Семенович Вайнгорт, который прожил здесь более 80 лет и 30 лет служил главным архитектором Полтавы: «В ней было странное соединение исторически значимого губернского чиновничьего города и глубокого украинского захолустья. Сразу от гордых памятников и строгих ансамблей зданий в стиле русского классицизма начинались кривые немощеные переулки и улицы, застроенные белыми одноэтажными домами, утопавшими в сплошной зелени садов».
* * *
Вспоминает Илья Розенфельд, школьный друг Марка Кривошеева
Полтава моего детства – городок маленький, тихий, очень зеленый, и живет в нем всего 90 тысяч человек или даже меньше. Это совсем немного. В Москве и Ленинграде жителей три миллиона. И даже в Харькове – это близко от нас, всего четыре часа езды поездом, – 300 тысяч.
В нашем городе много парков, скверов и бульваров, есть замечательный Городской сад с концертной эстрадой, есть круглый Березовый скверик и Петровский парк, есть Корпусный сад, а вдоль улиц растут каштаны, тополи, акации и дикие маслины.
* * *
Жили мы довольно скромно, как и многие наши соседи. Времена были сложные, но я тогда не испытывал каких-либо проблем. Дом, семья, друзья во дворе – что еще надо пацану?
Уже с пяти лет мама доверяла мне утром отводить отца на работу, а вечером – приводить домой. Каждый раз строго наказывала: «Будешь переходить дорогу, попроси какую-нибудь тетю взять тебя за руку». Тогда в Полтаве еще не было машин – только лошади, но движение в центре города было довольно интенсивным.
В кабинете отца все для меня было интересно. Он обычно давал мне несложные задания – какой-то провод подвинтить в его медицинских приборах, что-то для него найти, разложить по местам инструменты. Клещи, гаечные ключи, отвертки я уже в пятилетнем возрасте отличал по названиям и знал, как с ними обращаться.
А когда мне исполнилось шесть лет, отец сказал маме: «Катя, научи Мару читать, и он будет мне помогать». По слогам я уже складывал, а к концу лета научился читать довольно бегло. И вот я стал читать ему медицинскую литературу дважды в день по часу. Это было еще до школы.
Помню, у нас была небольшая скамеечка, я сидел на ней и старательно читал. Отец всякий раз терпеливо поправлял меня, когда я неправильно ставил ударения. Или старался что-то важное объяснить, когда видел, что я не понимаю смысл прочитанного. Это могло быть связано и с медициной, и с электротехникой…
Соседи по дому, особенно мамаши таких же, как и я, пацанов, начали ставить меня в пример: «Вон Марк – отцу помогает, а ты без дела болтаешься…»
Ну а в семь лет с маминой помощью я научился читать по-немецки и помогал отцу штудировать зарубежные журналы и даже книги. Очень этим гордился, а мама меня жалела: «Осип, что ты мучаешь мальчика?» – «Ничего, – отвечал отец. – Это ему в жизни пригодится». И мне действительно это пригодилось.
А еще мама с раннего детства учила меня музыке. К семи годам я уже довольно прилично играл на пианино. Помню, как весело мы делали это в четыре руки… Музыкантом я, конечно, не стал, но научился неплохо подбирать мелодии на разных инструментах. И как бы между делом запоминал классические произведения, которые исполняла мама, и те, что мы вместе слушали на концертах, а потом по радио…
* * *
Но 7 мая 1930 года мое безоблачное детство закончилось. Был теплый вечер, мы сели пить чай на балконе. Отец вышел к нам, но вдруг захрипел и повалился прямо на стол. Пятьдесят девять лет. Мгновенная смерть…
Жизнь изменилась. Мы остались вдвоем. В Полтаве у нас не было родственников. Когда мы с мамой шли домой с кладбища, я понял, что мне пора становиться взрослым.
Такая утрата, неожиданная, трагическая. Мне всего-то семь лет. Мы с мамой тогда оба старались поддержать друг друга. Скоро ощутили трудности и в материальном плане. Мама стала преподавать музыку и еще работала в детском саду. Но доходы все равно были небольшие.
Помощь пришла с той стороны, откуда не ждали. В нашем доме жил человек, которому я многим обязан и благодарность которому пронес через десятилетия. Это Иван Затульский. У него была семья, трое детей, а сам он – мастер на все руки. Во дворе нашего дома, среди деревянных сараев, была его мастерская. И я, и другие мальчишки Затульского очень уважали и всегда были рады помочь, если он мастерил что-нибудь во дворе. Вскоре после похорон он подошел к матери и сказал: «Катя, я знаю, вам сейчас трудно. А Марк у тебя рукастый. Пусть он мне помогает, я буду ему платить».
Мать, конечно, взволновалась, но, помня заветы отца, возражать не стала. И я уже на следующий день пошел к Затульскому подручным. Можно считать это началом моей трудовой биографии. Сперва – просто что-то подержать или принести, а потом – отпилить, прикрутить, нарезать резьбу, пробить отверстие… Все это у меня хорошо получалось. Я вставал в шесть утра и шел на работу. Особенно запомнился один наш «объект» – старая церковь, в которой решили оборудовать баню (в те годы к храмам не было никакого почтения). Задание для меня – пробить в толстых каменных стенах отверстия для труб. Работая тяжелым молотком, здорово «выпаривался». В восемь часов бежал домой, умывался, быстро завтракал и шел в школу. А после уроков еще на час – полтора туда же, на «объект».
Очень гордился, что сам зарабатывал и получал деньги. Когда мама покупала мне для школы тетрадки и портфель, то тратила «мои» деньги. А еще хорошо запомнил, как с первого «приличного» заработка привез матери из Харькова туфли и материал на пальто. Мне было тогда 12 лет.
И так подрабатывал до девятого класса. Кроме заработка, который в семье не был лишним, я обретал неплохую физическую форму. Размахивая кувалдой, накручивая трубы, я качался не хуже, чем в современном фитнесе. Такая физическая подготовка мне в жизни много раз помогала.
А еще, что отчетливо стал понимать уже с возрастом, на этой «подработке» я учился реальной жизни, видел взаимоотношения людей в самых разных ситуациях. И, конечно, нужные специальности осваивал: сантехник, электрик. Даже моторы приходилось с мужиками перебирать. Затульский как-то пошутил: «Ты так все делаешь хорошо и быстро, что скоро больше меня станешь зарабатывать». Он был доволен таким помощником, а я – таким наставником.
Все обретенные навыки в жизни не раз пригодились. Я, например, со школьных лет и до восьмидесяти мог нарезать резьбу на стальной трубе дюйм с четвертью. Это большая труба. Все сантехники знают, что такую резьбу нарезать – непростая задача, далеко не у всех сразу получается, приходится делать две-три попытки. А я делал это всегда с первого раза.
Работа, конечно, занимала много времени, но при этом в школе я хорошо учился. Успевал делать уроки. Мать никогда не огорчал. По дому ей помогал. И довольно много читал – одолел, как тогда говорили, всю классику. Очень нужный в жизни «багаж».
* * *
Рассказывает Екатерина Марковна Молодцова (Кривошеева)
Папа говорил, что в те годы для семьи без кормильца жизнь была очень тяжкая. Приходилось на всем экономить. Их скромных заработков иногда не хватало даже на самое необходимое. Помощи ждать было неоткуда. Екатерина Михайловна постепенно распродавала вещи и книги из кабинета Осипа Марковича, но это не было серьезным подспорьем.
В стране тогда наступали суровые и голодные времена. На основные продукты ввели карточки, на рынке все очень подорожало. Он видел, как мама часто плакала от безысходности, и уже тогда дал себе слово, что будет работать и учиться, чтобы семья не бедствовала, а мама была счастлива.
Продуктовая карточка. 1933 г.
В январе 1931 года по решению Политбюро ЦК ВКП (б) Наркомат снабжения СССР ввел всесоюзную карточную систему распределения основных продуктов питания и непродовольственных товаров. На карточную систему перешли практически все города страны. В начале 30-х годов занятые на тяжелых физических работах получали в день по килограмму хлеба, остальные рабочие – по 800 граммов, прочее население – по 400.
С началом коллективизации в ряде зерновых районов страны были отдельные случаи голода, а зимой 1932/33 года разразился массовый голод, охвативший обширные территории СССР. В пределах Украины эта беда унесла, как теперь сообщают, до 7 миллионов жизней.
* * *
Илья Розенфельд
…Печально памятный 1933 год. Время от времени в вечерних сумерках мимо нашего дома по неровному булыжнику Сретенской в сторону Кабыщанов худые лошадки неспешно везут на тарахтящих подводах-платформах накрытые брезентом тела умерших. Из-под брезента торчат и дергаются, как живые, желтые ноги.
Лето. Мы с мамой идем на базар. Вдоль Шевченковской под стенами домов на тротуаре сидят старики в лохмотьях со слезящимися глазами, деревенские женщины с худыми бледными детьми или младенцами на руках. Они протягивают к нам руки и жалобно просят милостыню. Я стараюсь на них не смотреть, мне их жалко, но их так много. И подать мне им нечего. Почему-то мне перед ними стыдно, у меня такое чувство, будто я виноват, – ведь они несчастные, бедные и голодные, а я сыт и даже живу хорошо…
* * *
Года через три после смерти отца в нашей семье произошла перемена: мама спросила меня, не стану ли возражать, если Петр Михайлович переедет к нам. Я его уже знал, он раньше бывал у нас. Вроде неплохой мужик, хотя с отцом, конечно, не сравнить. Мы стали жить втроем. Но наставником для меня он не стал. Я уже чувствовал себя самостоятельным человеком. Надо отдать должное, к матери Петр Михайлович относился хорошо, имел возможность снабжать нашу семью продуктами, а тогда все было в дефиците.
Ну а я в те годы проводил совсем мало времени дома: кроме школы и работы появилось свое увлечение – радиокружок.