Kitobni o'qish: «Воевода»

Зима. Начало декабря.

И снег на землю лёг пушистый

Как больно понимать – всё зря

Что бой последний был бессмыслен

Стоит Дмитро у алтаря

Кровавый пот течёт рекою

Прости нас матушка родимая земля

Не ведаю, что нехристи поделают с тобою

Мы не смогли спасти тебя

Закрыть собою от напасти

Погибла вся моя семья

Друзья, соседи, сёстры, братья

Теперь теряю я тебя

С последними бойцами рати

Глаза, он к небу поднимал

Искал спасения у Бога

Хотя, нутром всем понимал

Уже закончена его дорога

С большими ранами на теле и душе

Шептал, он плача: « Боже, ты меня прости!

Не смог я веру защитить твою,

Но басурманам дал урок немалый

Они с землёй сравняли Киев стольный

Народ в полон наш увели и предали забвенью».

Пройдут года, пройдут столетья

Уйдёт в небытие Батый

Отстроют снова города

Христова паства сохранится

А доблесть и отвага Киевской Руси

останется в веках и в памяти потомков.

Предисловие:

1240 год от Рождества Христова. Православная, разрозненная на отдельные княжества, Русь плачет под гнётом монгольского сапога. Десятки тысяч защитников отечества полегли на полях сражений и под стенами городов. Те, кто уцелел, а это старики, дети и женщины, угнаны в рабство. На руинах, ранее цветущих городов гуляет, лишь ветер и стаи голодных собак. Обезлюдела русская земля. Хлебопашные нивы вытоптаны вражескими конями и превратились в дикое поле. Двухсоттысячная армия Батыя подошла к матери городов русских, стольному – Киеву. От гула тысяч телег, топота и криков лошадей многочисленного войска монголов в городе, невозможно было услышать стоящего рядом человека. Князь Даниил Галицкий за неделю до осады города казнил вражеских послов и этим поставил крест на мирных переговорах. Предчувствуя, что Киев ему не удержать, он ночью, тайком забирает сына и с малой дружиной покидает город. Князь едет просить помощи у венгерского короля Беллы. Руководить обороной стольного града, Даниил перед бегством, оставляет своего наместника, воеводу Дмитро Ейковича. Три долгих, кровопролитных месяца защитники геройски, не щадя, живота своего сражались с врагом. Монголы стенобитными и метательными орудиями разрушили Лядские ворота Киева и ворвались в город. Девять нескончаемых дней шла ожесточённая борьба за каждую улицу и каждый дом. Силы защитников таяли с каждым часом. Последним оплотом горстки уцелевших дружинников, бояр, детей, женщин и мирных, посадских жителей стали стены каменной Десятинной церкви.

Глава 1

Молодые вои в грязных, перепачканных сажей и кровью, малиновых плащах внесли на щите в закрывающиеся, ворота церкви раненного воеводу и под причитания дьячка, положили на пол, под огромной иконой Георгия Победоносца. Митрополит дрожащей рукой держал перед собой серебряный крест и махая кадилом, вёл непрерывную службу. Он выбился из сил и уже не мог стоять. Двое молодых, безусых иноков поддерживали владыку под руки. Киевляне стояли на коленях и неистово, молились. Громогласное божественное пение, раскатисто, звучало под сводами храма и заглушало, вопли раненых. Дмитро пришёл в себя, открыл глаза и посмотрел по сторонам. Рядом с безумными, красными от горя и недосыпания глазами, в забрызганной кровью, разорванной рубахе, сидел его гридень Меркул и крестился. Огнём горело пробитое татарской стрелой левое плечо. Поломанные, несколькими вражескими ударами меча, рёбра отдавали нестерпимой болью в груди. Если бы не кольчуга, которая спасла ему жизнь, то не лежать бы ему здесь и сейчас. Он упёрся правой рукой в щит и попробовал встать. Меркул подложил свою руку ему под спину и помог сесть, прислонив к стене.

– Где Любава и детишки? – сморщившись и сверля, пронзительным взглядом, спросил грозно, Дмитро своего слугу.

– Мы не успели княже, – ответил, опустив голову Меркул и дёрнув, несколько раз плечами, зарыдал.

– Што…?

– Поганые с трёх сторон подожгли твой терем. Мы сделали всё, что могли для их спасения. Не жалели живота своего. Две сотни наших воев там полегло….Твои кровиночки и жинка…. Царствие им Небесное!

Воевода схватил его за грудки и застонав, от резкой боли, опустил руки.

– Меркул! Они же тебе были, как родная семья. Ты сына моего крестил. Как же так? Когда твою семью убили половцы и сожгли дом, я тебя приютил, как брата. Почему ты не спас их?

– Прости княже! Лучше бы, я вместе с ними там сгорел!

– Почему мы здесь? Кто защищает Киев?

– Нет больше Киева! Нечего и некого защищать….

– Как нет…? Куда же он делся?

– Тебя раненного, в беспамятстве сюда принесли. Ты свой долг выполнил до конца. Три месяца давал отпор супостатам. Кто может тебя в чём – нибудь упрекнуть? Ведь ни один город Руси столько не держался. Ты не бог, а обычный человек из плоти и костей. Силы твои не безграничны. Всему есть свой предел.

– Новгородская дружина пришла?

– Ярослав, чтобы не гневить Батыя и чтобы, он не разрушил Новгород, не стал нам помогать и богатыми дарами откупился. Теперь, они союзники.

– Союзники, говоришь? Да разве можно соколу дружить со змеёй? Иуда! Отольются предателю земли русской наши слёзы.

– Князь Даниил, тоже не вернулся с венгерской подмогой?

– Поговаривают, что испугался он мощи вражьей, оставил свой народ, поменял веру и теперь, облизывает католический, мадьярский сапог.

– Замолчи смерд! Как ты смеешь говорить подобные гадости на нашего господина? Наслушался разных языкастых вахлаков и наговариваешь, теперь напраслину, на светлейшего князя.

– Пусть он сюда придёт и с меня спросит. Обосрался наш светлейший. Кишка у него тонка. Спрятался с сынком за границей и думает, татары туда не придут. Придут! Обязательно придут и на кол его посадят, помяни мои слова.

– Я за всю жизнь никогда не прятался в Храме Божьем и тем более за спинами простолюдинов!

– Не гоношись князь! Никого почти не осталось. Мёртвые везде в несколько рядов лежат…! Хоронить некому…! Опустела русская земля! Смирись… Пал Киев…

– Врёшь собака! Никогда такого за тысщу лет не бывало! Кто только к нам не приходил и все не солоно, нахлебавшись, уходили восвояси. Получали по зубам и убегали, аж пятки сверкали.

– Только не в этот раз. Силища у степняков неимоверная и народу, тьма тьмущая. Ты десять дён в горячке пролежал и не видел, как татарва камнемётами Лядские ворота проломила. Как эти звери малиновых плащей, нашу гвардию, сынов боярских, греческим огнём заживо сжигали. Все они там перед Детинцем лежат и как псы безродные, смердят не преданные земле. Скоро и наш час придёт. Немного и нам осталось. Покуда, держатся стены храма. Давай, ужо прощаться Дмитро. Прости брат коли, чем тебя обидел и не держи зла на меня. Там я думаю, свидимся.

Меркул задрал вверх голову и в очередной раз перекрестился.

– Прости Господи раба твоего Меркула и прости, ему все прегрешения вольные и невольные! Аминь.

Воевода вытащил из ножен меч, блеснувший, при свете сотен свечей и поднял, над головой.

– Ну, уж нет. Я им так просто не дамся. Несколько нехристей с собой прихвачу на тот свет.

По узкому проходу, между молящихся, шёл твёрдой, уверенной походкой высокий, безбородый,       русоволосый, молодой мужчина в яркой, заморской одежде. Люди шарахались от него, как чёрт от ладана и разглядывая, незнакомца шептались между собой. Стены начали трястись, задрожала земля и пошёл, громкий раскатистый гул. Мужчина озабоченно, посмотрел по сторонам и вверх, а потом на браслет, сжимающий запястье левой руки. Проходя, мимо воеводы, он выставил перед собой указательный палец правой руки и тыкал им по браслету. В этот момент Дмитро схватил его за край выпирающей рубахи.

– Попался вражина! – закричал во всю свою лужёную глотку воевода и подтянул незнакомца к себе поближе.

Потом схватил его за вихор и прижал к мозаичной плитке пола.

– Ах, ты гадина засланная! – Басурманин окаянный!

– Что ты наделал, дикарь безмозглый! – завопил испуганно, молодой человек, пытаясь вырваться из железных лап воеводы. Вокруг, перед глазами начали мигать разноцветные огоньки, в воздухе появился зелёный туннель и силой, затянул обоих мужчин внутрь.

Глава 2

Затошнило, а потом больно сдавило голову и раненную грудь. В глаза ударил яркий ослепляющий свет, заставивший воеводу прикрыть их здоровой рукой и ослабить хватку. Вдруг в нескольких метрах от него проблеяла коза. Он быстро, убрал руку и скорчив, удивлённую гримасу увидел, как пасущая, её старуха глядя на него, начала испуганно, вытаращив выцветшие от старости глаза, креститься.

– Свят, свят, свят! – истерично, крикнула пожилая женщина. – Изыди сатано!

Потом, она проворно, схватила за верёвку животное и потащила её за угол разрушенной стены.

– Почему так светло и жарко? – задавал сам себе вопрос Дмитро. – Ведь на дворе декабрь. – Какое яркое солнце! – Где я? – Вокруг одни какие – то старые развалины.

Рядом с ним, стоя на коленях облегчал запасы желудка уже знакомый ему молодой парень. Справившись с дальнейшими потугами рвоты и вытерев, рукавом рот, он злобно сжал кулаки.

– Что ты наделал абориген средневековый? – воскликнул, возмущённо парень. – Уцепился за меня, как клещ и ещё, изменил теперь историю.

Он посмотрел, внимательно на браслет и присвистнул.

– Не может быть! Вот подфартило, так подфартило! Я в полном дерьме! Мало того, что прибор при двойной нагрузке разрядился и ещё, занесло в август 1941 года.

Ошарашенный воевода, молча слушал незнакомца, не понимая, о чём он говорит.

– Ты, чьих будешь? – сорвалось у Дмитро с языка.

– Ничьих, – с сарказмом в голосе ответил парень. – Я сам по себе.

– Не бреши тать! Какому ты князю служишь?

– Отвяжись дуболом. Повторяю тебе. Никакому. Я свободный человек и распоряжаюсь своей жизнью по своему усмотрению. Я студент историк из другого времени, а точнее из середины двадцать второго века. Пишу кандидатскую диссертацию о гибели Киевской Руси.

Врёшь собака! Свободным бывает только в поле ветер, а Киевская Русь жива и ещё, тысщу лет простоит. Ты вражина с понталыку меня сбить хочешь?

– Ты дядя своей глупой выходкой, теперь проблем создал выше крыши. И себе и мне и будущей истории.

– Чего ты там лопочешь смерд? – ответил гневно, воевода и по привычке потянулся к ножнам. – Каких ещё проблем? Ты гавноед, как в храм Божий проник?

– Как? Как? К верху каком, вот как! Выставил время, загрузил координаты и здравствуй древний Киев. Понял? Ни черта ты не понял и навряд ли, когда – нибудь поймёшь. В разное время мы с тобой живём. Образования тебе вояка не хватает и ума.

– Я грамоте обучен и ум мой не трогай плут, а то щас в морду дам.

– Приятно общаться с интеллигентным человеком.

– Что за тарабарщину ты несёшь собака?

– Не несу я ничего, а факты излагаю. И прошу тебя впредь, меня больше не оскорблять.

– Ишь, ты обидчивый какой выискался! Ты знаешь, холоп кто я?

– Судя по виду, наверное, пуп земли.

– Я Князь Галицкий и киевский воевода Дмитро Ейкович, а за эти твои слова, тебе сейчас язык – то подрежу.

– Не пугай! Это ты там у себя князь, а здесь ты никто. Обычный ряженый придурок с холодным оружием.

Князь выхватил меч и приставил к груди Алексея.

– Ты аккуратнее, своим ножичком махай, а то поранишь, ненароком! – крикнул парень вытирая, холодный пот и попятился назад.

– На колени басурманин! – рявкнул Дмитро, бешено выпучив глаза и начал дышать, как загнанная лошадь. – Убью, падла!

– Успокойся, я же пошутил.

Он упал на колени и прошептал: «Чего только, с перепугу не сделаешь. А то и в правду, пырнёт дебил. Ему человека убить, что пёрнуть. Средневековый мокрушник».

– Чего ты там лопочешь?

– Молюсь княже перед смертью. Осознал, я глупец, что был дерзок перед тобой Светлейший. Не по чину рот разинул. Прости меня ради бога. Я больше не буду.

– Что обосрался плут? Вот то, то! Ладно, вставай. Я лежачих и кающихся, не бью. Был у нас в княжестве такой, как ты умник. Из Литовского княжества к нам приехал.

– Ну, ну, продолжай.

– Не нукай, не запряг! Трактаты всякие сочинял, словами заморскими нам башку забивал. Умел гад людям пыль в глаза бросить и брехал, складно. Токмо раскусил, я его во – время и за руку, лихоимца поймал. Он, прикрываясь своими знаниями из княжеской казны, золото подворовывал и люд простой, оболванивал. На кол, давеча, мы его посадили. Собаке и собачья смерть.

– Садюга ты Дмитрий. Не гуманно это.

– Зато, эффективно, а другим татям наука.

– Любой человек может оступиться, а ты его сразу на кол без суда и следствия.

– У нас князь и суд, и следствие и иногда, палач.

– Не боишься греха, а вдруг, ты ошибся и безвинного человека казнил. Учти, всякая жестокость порождает новую, ещё большую жестокость. С людьми надо, мягче.

– Это закон, а он бывает суров, но соблюдать его должны все, бояре, служивые и простолюдины. И отвечать по всей строгости. Иначе смута в княжестве начнётся, которая страшнее любой войны. Мягкая, добрая власть развращает людей и недолговечна. Наш народ без кнута и казней, так может распуститься и на голову сесть, что потом, чертям в преисподней, страшно станет. Его нужно держать в железных рукавицах и за любую, мелкую провинность, нещадно пороть, а за большую, казнить. Когда будут уважать закон и власть его поддерживающую, везде будет порядок.

– Это не уважение, а страх. Порядок на страхе, это диктатура.

– Ты что несёшь смутьян!

– Называю вещи своими именами. Ты хоть, знаешь темнота, что такое диктатура?

– Чай, сорок годков прожил и не дурней тебя, хороняка. Мы тоже, здесь не пальцем деланные и не лаптем щи хлебаем. О Юлие Цезаре и других римских диктаторах наслышаны. Кто тебя вражина подослал?

– Повторяю, я из другого времени.

– Брешишь!

– Брешут собаки, а мне не зачем врать. И ты, и твоя Киевская Русь для меня далёкое прошлое. Вы для нас история. Мой отец учёный, физик. В своей экспериментальной лаборатории, он изобрёл прибор для путешествия во времени. Я пробрался туда и решил, воочию увидеть гибель Киева. У меня это тема моей кандидатской диссертации. Я уже хотел возвращаться, потому – что через минуту стены, перекрытия и купол церкви должны были рухнуть, похоронив под обломками всех оставшихся защитников города и мирных жителей. Но ты разрушил все планы, когда схватил меня за руку. Ты удвоил нагрузку на прибор, а он рассчитан на перенос только одного человека в конечную точку, туда и назад. В итоге нас перенесло не в Москву моего времени, а в промежуточное, докуда прибору хватило зарядки. Из – за перегрузки, произошёл сбой в системе координат и браслет, оставил нас на том же месте, в Киеве. Теперь надо ждать, пока зарядится устройство. Оно самозарядное, но на это уйдёт два – три месяца. У нас там, это заняло бы час, а здесь нет нужного радиоизотопа и специальной аппаратуры. А ещё, произошло непоправимое, я изменил историю. Спас тебя от смерти, включив тем самым эффект бабочки и застрял сам.

– Из всего того, что ты мне, здесь лопотал, я понял одно, если не брешишь. Я должен был погибнуть и теперь, тебе обязан жизнью. Верно?

– Верно.

Не ной, как – нибудь выкрутимся. Везде в любое время люди живут. Помогут. Ты думаешь, мне легче от того, что не умер. Да лучше бы, я там остался. У тебя хоть есть шанс домой вернуться, а мне теперь некуда. Семья погибла, а я как перст один остался и к тому же попал к чёрту на кулички. А главное к кому? К своим потомкам. Такое в кошмарном сне никому не приснится. Эх, если бы, ещё вчера, мне такое волхвы провещевали. ни в жисть бы не поверил.

– Они не твои потомки, а неизвестно чьи. Киевлян тех, что после штурма уцелели, практически всех монголы истребили, дворов двести осталось, а детей и женщин угнали в рабство. Киев утратил былое величие. Нынешние жители сюда съехались со всей Руси, Прибалтики, Польши, Германии и других стран.

– Горькую, ты мне весть сообщил. В пору, хоть в петлю лезть, да грешно это. Не встречусь там с женой и детишками. Тебя хоть, как звать или величать спаситель мой?

– Алексеем.

– Алёшкой, значит. Был у меня в молодости друг, твой тёзка, Алёша Попович. Жалко его, погиб на Калке вместе с Мстиславом Удатным. Лихие, они рубаки были, Царствие им Небесное. А годков – то тебе сколько?

– Двадцать четыре.

– Взрослый ужо, мужик, а галосишь, как дитя малолетнее или баба. Слабак, ты Алёшка.

– Ну, уж конечно, я не воин, как ты и к трудностям не привык. У нас там всю тяжёлую работу роботы выполняют, а люди занимаются только интеллектуальным, умственным трудом и пользуются всеми благами процветающей, передовой науки. У нас такие технологии, что вам и не снилось.

– Что это за невидаль такая, твои робаты?

– Как же тебе доступно объяснить дубина, ты стоеросовая?

– Да, как умеешь, только по – простому, по – русски.

– Ясно, что не по – китайски. Они в общем, как ходячие куклы и очень, на нас людей похожи, только выполняют наши приказы и полностью, нам подчиняются. Двигаются, выполняют определённую работу и даже, могут с нами сексом заниматься. Заменяют человека в быту и в жизни.

– Как рабы что – ли?

– Ну, типа того.

– А что такое секс?

– Совокупление между полами.

– Мать моя, во вы дожили, что даже в постель пускаете, чёрти чего. Неужели так ослабли мужики и так, низко пали бабы?

– Это прогресс и очень, удобно.

– Фу, срамота одна. Детей, что тоже, они за вас делают и рожают?

– Нет, мы сами. Оплодотворение происходит по – разному. Естественным путём, а иногда искусственным, только корректируют пол ребёнка на стадии эмбриона и избавляют от наследственных, генетических заболеваний

– Расслабились вы, обленились и когда – нибудь, вам ваш этот прогресс боком выйдет. Вот, значит какое оно, будущее. Мракобесие сплошное и разврат. Тьфу!

Плюнул Дмитро и горько, усмехнулся.

Глава 3

Из – за угла разрушенной стены, куда недавно убежала старуха с козой, вышли трое военных в синих фуражках. У двоих за плечами висели карабины, а у того, что шёл впереди, на ремне болталась кобура от пистолета. У Алексея испуганно, расширились глаза.

– Этого нам ещё не хватало, – сказал парень и тяжело, вздохнул.

– Кто они и что им от нас надо? – спросил воевода и с интересом посмотрел в сторону военных.

– Военный патруль НКВД. Сейчас идёт война и мы, с тобой попали в не слишком удачный отрезок времени для нашей страны. Надо бежать, но похоже, уже поздно.

– Почему? Убегать никогда не бывает поздно, только срамно. Я пути отхода всегда планирую заранее, а в данный момент придётся ориентироваться по ситуации.

– Они будут стрелять.

– Из чего? Из тех деревяшек, что у них за плечами.

– Это не деревяшки, а карабины.

– Какой у них принцип действия?

– Оттуда вылетает не стрела, а кусок железа и если, точно прицелиться, то бьёт на четыреста косых саженей, прямо в цель.

– Ого! Мощное оружие, даже татарский лук ему уступает. Только зачем нам с ними воевать, врага ведь можно обмануть или обхитрить.

– Не выйдет. Они не дураки. Ничего у тебя не получиться.

– Не у меня, а у нас. Тот, кто заранее празднует труса, обречён на поражение.

– А ты ещё и философ.

– Меня в Византии учили стратегии и боевому искусству, а вот философии, я не обучен. Там знают толк в военном деле. Не бойся умник, как – нибудь выкрутимся. Главное веди себя увереннее и напряги мозги. Ты же историк и должен знать, что им сказать.

– Я?

– Но не я же. Быстрее соображай, а то мне придётся их убить.

К ним вплотную подошли военные и стали полукругом. Высокий, широкоплечий брюнет, средних лет представившись, капитаном Цуркиным потребовал предъявить документы. Его подчинённые начали разглядывать одежду Дмитро.

– У нас при себе их нет, – ответил Алексей. Они дома.

– Кто вы такие и что здесь делаете? – задал следующий вопрос капитан.

– Мы артисты театра и сейчас репетируем. Вы же видите, что мой друг в сценическом костюме.

– Извините граждане артисты, что прервали вашу репетицию, а то сами понимаете, служба. Рядом фронт и город наводнён немецкими диверсантами. Поэтому лишняя проверка не помешает.

– Насколько, мне известно, комендантский час, ещё не наступил. Неужели, мы подозрительно выглядим, что заинтересовали вас, товарищ капитан.

– К нам сигнал поступил. Гражданочка одна пожилая, перепуганная минут, десять назад прибежала и начала молоть разную чепуху. Мол, в развалинах церкви демоны завелись, а появились, они из адской дыры. Мы её на смех подняли, но начальник комендатуры майор, человек дотошный и приказал, нам всё равно проверить.

– Вы поменьше безумных старух слушайте, а лучше настоящих диверсантов ловите. Мы, сами видите, к ним никакого отношения не имеем. Мы творческие люди.

– Место для своего творчества, вы неудачное выбрали.

– Почему?

– Здесь, постоянно, кого – то убивают и регулярно, трупы находят.

– Спасибо за предупреждение. Будем теперь осторожнее, так сказать, начеку.

– А в начале года, в конце января здесь, мы старичка чудного поймали. Он утверждал, будто бы путешественник во времени и попал сюда из двадцать второго века. Сына своего пропавшего искал. Утверждал, что скоро будет страшная мировая война и Киев будет в оккупации три года. Погибнет, мол, тридцать миллионов наших сограждан, но войну мы выиграем. Думали у него белая горячка или из психушки сбежал. Стали допрашивать и устанавливать личность, а он, представляете, бесследно исчез, прямо из камеры на глазах у кучи обалдевших зэков. У нас, потом такой шорох был, страшно вспомнить. Всё тюремное начальство, а также, надзирателей арестовали и в Сибирь отправили. Но самое интересное, как через полгода выяснилось, ведь тот старик прав оказался и война, действительно началась. Мистика, прямо, какая – то.

– В мистику, я не верю. Это обычное совпадение.

– Я тоже не верю, но совпадением такое назвать трудно.

– Всему загадочному, всегда есть научное объяснение.

– Тогда откуда, тот чокнутый профессор, это знал?

– Он, что даже профессором оказался.

– Не знаю. Он себя так называл. Мы потом проверили всю нашу профессуру в городе, но среди них данного лица не обнаружили.

– Может это был пророк какой – нибудь?

– Может быть, а может и нет….

Капитан замолк и стал глазами поедать студента.

– Зачем, вы мне всё это рассказываете и так, смотрите на меня?

– А затем товарищ артист или как вас там…. Вы арестованы и подельник, ваш тоже! Встать и поднять руки! Я должен их видеть и без лишних движений!

– За что? Мы ничего противозаконного не сделали.

Капитан снисходительно улыбнулся и самодовольно, хмыкнул, потом расправив плечи, выпятил вперёд свою мощную грудь.

– Когда твой папа к нам попал, то как раз, моя смена была.

– Чей папа?

– Твой…. Твой.

– Вы в своём уме?

– Как никогда. Он мне под нос твою фотокарточку цветную совал, нанесённую на непонятный материал. У меня на лица память профессиональная. Раз посмотрел и на всю жизнь запомнил. Жаль только, что она исчезла вместе с ним. Вот сейчас у нас, ты мне и расскажешь, кто твой папа, а также кто вы со своим другом на самом деле.

– Встать!

Цуркин вытащил из кобуры пистолет ТТ и направил на них, а его подчинённые сняли с плеч карабины. Дмитро сделал вид, что встаёт, а сам за долю секунды выхватил меч и ударил им плашмя по голове капитана. А потом, сделал резкий рывок назад и столкнул лбами патрульных. Алексей не успел открыть рот, а нквэдэшники без признаков жизни уже лежали на земле. Воевода схватился за раненное плечо и простонав, согнулся от нестерпимой боли.

– Что ты наделал? – испуганным голосом пролепетал парень.

– Это благодарность за то, что я твою задницу спас?

– Не только мою, но и свою. Ты их убил?

– Я же не убивец какой – то безхрёстный. Нельзя зря человеческую кровушку проливать. Проснутся через пол часика с шишками. Голова малость, поболит и пройдёт.

– Надо уходить из города. Они очнутся, поднимут тревогу и на нас начнётся настоящая охота. Надо их крепко связать и заткнуть им рот, чтобы у нас, было время уйти отсюда подальше.

Дмитро вытащил у патрульных брючные ремни и со знанием дела связал им руки и ноги, а также, привязал друг к другу. Потом, ножом обрезал до плеч, каждому рукава гимнастёрок и заткнул ими воякам рты. Из развалин церкви, они через парк сбежали вниз. На натянутой проволоке, перед двором, около одного из домов, сушилась постиранная одежда. Алексей уговорил Дмитро переодеться, потому – что в таком виде ему оставаться, было нельзя и сразу, бросалось в глаза. Брюки, рубашка и пиджак подошли ему по размеру, а сапоги оставили старые. Воевода снял штаны и кольчугу, долго плевался, а потом примерил обновку. Два ножа спрятал под пиджак, а меч завернул в старую мешковину и тоже, взял с собой. Через полчаса, без происшествий, они вышли к реке. Дмитро таращил на новые дома, диковинные постройки и машины глаза, постоянно, останавливаясь и тыча, во все стороны пальцем. Редкие прохожие, занятые своими проблемами не обращали на них никакого внимания. Алексей по мере возможности и как мог на ходу, старался ему всё объяснить.

Глава 4

Они шли вдоль реки, по набережной, а безветренный, тёплый, солнечный день радовал их сердца и поднимал настроение. Хотелось лечь на тёплую зелёную травку рядом с берегом и не о чём не думая, завалиться спать. Рядом в лодке, на удочку ловил рыбу мальчик, около десяти лет. Дмитро раскинул руки в стороны и закричал: « Ляпота – то, какая! Как стоял Киев сотни лет и ещё, тысячи простоит. Разрушил его поганый Батый, а он, на тебе, ещё краше, новый вырос. Не зря, мы кровушку свою за него проливали и головы ложили. Ну, что клюёт малец?»

Мальчик приставил палец к губам и тихо, сказал: «Не кричите дяденька, а то вы мне всю рыбу распугаете».

Из рощи появились несколько человек в синих фуражках и стали приближаться. Алексей затряс воеводу за здоровое плечо и испуганно, прокричал: «НКВДэшники! Надо быстрее сматываться!» Зазвенела воздушная тревога и с запада, начал всё больше и больше, нарастать гул. Тёмные точки в небе начали увеличиваться в размерах. Два самолёта с чёрными крестами на крыльях отделились от основной группы и спикировали вниз. Раздался оглушительный грохот от разрывов бомб, сопровождаемый огромными волнами и фонтанами брызг. Лодку откинуло на несколько метров и перевернуло. Дмитро с широко, открытыми, безумными глазами, пригнулся и посмотрел вверх, потом перекрестился и закричал: « Железные птицы!»

– Ныряй! – крикнул ему Алексей и первым прыгнул в воду.

Воевода встряхнул головой, помахал своим внушительным кулаком в сторону самолётов и прыгнул следом за товарищем. Прежде, чем скрыться в пучине, он услышал, как сзади прогремело несколько выстрелов. Студент под водой, показал ему жестом, чтобы плыл за ним. Они вынырнули под перевёрнутой лодкой и стали в полный рост, упираясь ногами в дно. Вода была под подбородок и им, едва хватало расстояния, чтобы не захлебнуться. Дмитро, отдышавшись, опять погрузился под воду и достал со дна мальчика. Ребёнок не подавал признаков жизни, лицо приобрело синий оттенок. Алексей подтянул его к себе ближе, обхватил со спины обеими руками и несколько раз надавил на грудь и живот. Потом нажал на браслете кнопку и продолжил свои реанимационные действия. Мальчик конвульсивно, задёргался, изо рта струёй полилась вода и он, открыл глаза.

– Жив, рыбак? – спросил Алексей и улыбнулся.

– Ребёнок утвердительно, закивал головой.

– Плавать умеешь?

– Он опять, кивнул.

– Теперь, глубоко вздохни, ныряй и плыви к берегу. Там увидишь доблестных дядек в погонах. Ты им за нас ничего не говори. Понял?

– Понял, не глупый. Спасибо вам.

– Удачи тебе.

– Мальчик скрылся под водой, а Алексей облегчённо, вздохнул.

– Как ты это сделал? – спросил Дмитро.

– Мой прибор помог. В нём осталось немного энергии, которой хватило на электрический разряд, чтобы запустить сердце.

– Какой ещё разряд?

– Очень тупой и древний.

– Измываешься щенок, но за мальца спасибо. Если бы не ты, он бы умер.

– Не обижайся, я потом, как – нибудь попытаюсь тебе всё объяснить.

– Да не обижаюсь я. На обиженных воду возят. Что будем дальше делать?

– Терпеть и ждать. Нам больше ничего не остаётся. Пусть думают, что мы погибли и отвяжутся. Пацанёнок, я рассчитываю, нас не сдаст, хотя эти шакалы могут и камень, заставить говорить.

– Не бойся, студент он твоё добро будет всю жизнь помнить и под пытками о нас им не скажет. Я уверен.

– Мне бы твою уверенность. Ты не представляешь, как эти звери умеют развязывать язык. У них, даже мёртвый заговорит.

– Ну, ты загнул.

– Просто, я много о них читал и смотрел по телеку.

– Чего?

– Потом объясню. Всё потом.

– Какие ещё чудеса может творить твой браслет?

– Это многофункциональный аппарат и на многое способен. Зарядки бы ему побольше.

– Что за птицы грозные и железные щас летали и греческий огонь изрыгали?

– Что, даже тебя закалённого в боях вояку, они испугали?

– Не..е, ежли тилько самую малость. Як коршуны за добычей вниз летели.

– Самолётами они называются и пускали не греческий огонь, а бомбы. Грозное, как ты подметил и мощное оружие двадцатого века, если его использовать в войне. А ведь в мирной гражданской жизни самолёты очень нужная и полезная техника и изобрели их для удобства людей.

– Нам бы в битве с монгольскими нехристями, такую технику. Батый только бы её увидел и в штаны бы нагадил. Эти междоусобицы между князьями обескровили и ослабили Русь – матушку, а степняки добили. Обезлюдела наша земля. Скажи, только честно, что стало с княжеством потом, после падения Киева?

Ничего хорошего. Остатки Руси уцелели, но впали в вассальную зависимость от Золотой Орды. Монголо – татарское иго длилось почти три столетия. Киев начали восстанавливать после разрушения через двести пятьдесят лет. Он утратил своё былое величие и столица переместилась сначала во Владимир, а со временем в Москву. Князья платили дань и целовали сапоги очередному хану за ярлык. Люди стали, ещё более бесправными и угонялись, как скот, тысячами в рабство.

– Не верю! Ты брешишь! Не могла Русь так низко пасть и ещё на 250 лет. Я никогда не был рабом и не буду. Уж лучше смерть, чем такой позор и унижения.

Дмитро схватил Алексея за грудки, но сразу бросил и сжав, кулаки зарычал, словно раненный зверь.

– Успокойся. Всё равно уже ничего нельзя изменить. Это уже история.

– Выходит и я, тоже история.

– Как ни горько мне тебе это говорить – да.

– Но ведь с помощью твоей техники можно её изменить.

– Чудак человек, нельзя менять прошлое. Если его изменить, то в будущем тоже всё изменится. Я тогда вообще могу не родиться и неизвестно, к каким последствиям это приведёт. Возможно, даже гибель всего живого и планеты. Смирись воевода. Главное, что ты жив.

– На кой ляд, мне такая собачья жизнь. Без родины, близких и друзей. Не хочу я здесь, как тать от кого – то прятаться. Надоело. Посмотрю врагам в лицо и приму бой. Я воин и не привык труса праздновать.

– Стой, погибать тоже надо уметь с умом. Обещаю, что когда прибор зарядиться, то ненадолго мы вернёмся в моё время, возьмём второй браслет и после, я верну тебя в твоё. Но не в последний день гибели Киева, а за месяц до прихода Батыя, чтобы ты успел увезти семью в безопасное место. Например, в Новгородское княжество. Оно не пострадало от нашествия монголов и процветало в дальнейшем.