Kitobni o'qish: «Пират из высшего общества»

Глава первая. Спасение и новая жизнь

Двадцатого августа 1672 года Лоренс Корнелис де Графф стоял возле окна своей спальни на втором этаже и с ужасом смотрел из-за занавесок. На улицах Гааги творилось нечто запредельно страшное. Его родственников Яна и Корнелиса де Витт только что протащила по улице озверевшая толпа, терзая заживо людей, которые двадцать лет обеспечивали благополучие Нидерландов.

Двадцать лет страна успешно сопротивлялась Англии и Франции – своим конкурентам по колониальной политике. Но в 1670-м году в Нидерланды вторглись войска Людовика XIV, а в народ были внедрены наёмные зачинщики. Они умело направили недовольство простолюдинов против де Виттов, и на улицы вышли толпы разъярённых людей. Сначала под надуманным обвинением в государственной измене был брошен в тюрьму Корнелис де Витт, но даже под пытками он отрицал свою вину. Наступил день его освобождения, но заговорщики не могли допустить, чтобы этот человек снова оказался на воле и оказывал влияние на страну. Они выволокли Корнелиса из тюрьмы, заодно схватив на улице его брата; обоих убили, страшно изуродовали тела и подвесили вниз головой на потеху обезумевшей толпе…

* * *

Лоренс родился в 1653-м году в Дордрехте и приехал в Гаагу в тринадцать лет, когда скончался его отец. Заботу об образовании мальчика взял на себя его дядя Питер де Графф, президент Голландской Ост-Индской торговой компании. Лоренс жил в дядином роскошном столичном доме и имел все условия для изучения математики, астрономии, философии, истории, музыки, стихосложения, бухгалтерии, военного дела и других наук. Шестнадцатилетний Виллем Хендрик, сын покойного статхаудера¹ Вильгельма II Оранского, тоже приходился Питеру де Графф племянником. Оба молодых аристократа обучались у лучших учителей, среди котор был сам великий пенсионарий Ян де Витт, который надеялся таким способом подготовить достойное руководство страны.

Клан де Графф был одним из самых влиятельных в Голландии, его члены проживали в разных городах и оказывали решающее влияние на их политику. Однако после ужасного убийства братьев де Витт всё переменилось. Было восстановлено звание статхаудера, им стал бывший приятель Лоренса Виллем Хендрик, получивший тронное имя Вильгельм III Оранский. А олигархи не только лишились своего влияния, но и оказались в большой опасности. За шесть или семь месяцев, прошедших со дня гибели Яна и Корнелиса, несколько членов ведущих семей Нидерландов подверглись нападениям, были найдены мёртвыми или пропали без вести. Пострадали родственники и единомышленники великого пенсионария из семей де Графф, Оверландер, Биккер, ван Свитен, ван Марсевен. Нередко, как и в случае с братьями де Витт, нападения происходили прямо на улицах. В Амстердаме разъярённая толпа набросилась на мэра города Андриеса де Графф. Люди, вооружённые камнями и палками, действовали очень организованно: остановили карету, за считанные секунды успели выбить окна и сорвать дверцу, пытались перерезать жилы на ногах лошадей, кто-то уже тянул руки к горлу мэра… Один из самых богатых людей Голландии остался в живых только благодаря отваге своего кучера, который, прежде чем поступить на службу к мэру, был сержантом кавалерии и участвовал во многих сражениях. Он поднял лошадей на дыбы и заставил их прорваться сквозь толпу, которая окружила карету.

Несмотря на эти тревожные события, Лоренс де Графф надевал простую одежду и бесстрашно ходил по Гааге в одиночку, передавая послания из одного дома в другой, но однажды его выследили. Всё началось с того, что в безлюдном переулке к юноше привязался подвыпивший оборванец, который, судя по виду и запаху, успел основательно поваляться в сточной канаве. Бродяга вцепился в камзол Лоренса и, еле ворочая языком, потребовал денег. Де Графф брезгливо отбросил его руки и, не оборачиваясь, двинулся дальше, но ему навстречу шли ещё два аналогичных персонажа, высказывая претензии по поводу невежливого отношения к их собрату.

Лоренс припомнил наставления своего учителя военного дела Дидриха фон Теттенборн: «Пускай в ход оружие, если на тебя напали с оружием. Но если к тебе просто привязался пьяный на улице, ты не можешь его зарезать, ибо ответишь за это перед законом, но и не обязан терпеть его оскорбления. Бей так, чтобы ему хватило одного удара». Фон Теттенборн учил его фехтованию на саблях и на шпагах, стрельбе из мушкета и пистолета, стратегии морского и сухопутного боя. «Ты должен уметь сражаться даже без оружия», – так говорил старый вояка. Он обучал юного де Граффа использованию для обороны подручных предметов, вроде кувшина или подсвечника, а также приёмам кулачного боя. И сейчас, похоже, пришло время применить полученные навыки на практике.

Оборванцы двигались, нетвёрдо держась на ногах, но с явным намерением загородить узкую улицу. Лоренс, не замедляя шага, толкнул одного из них плечом, однако пьяница оказался на редкость устойчив, он схватил юношу за воротник и попытался сбить его с ног. Произошла короткая потасовка, по ходу которой де Графф ударил одного противника в бровь, другого – в челюсть, кулаками расчистил себе путь, и тут по какому-то наитию оглянулся и увидел, что первый бродяга, пригнувшись, подобрался к нему с ножом в руке. Увидев, что его намерения раскрыты, а другие два соучастника выбыли из драки, он громко закричал: «Ко мне, на помощь! Он сейчас удерёт!» Из-за поворота вывалилась целая группа мужчин, в их руках тоже блестели ножи. «Кажется, мы тут имеем не просто пьяниц», – тревожно подумал Лоренс. Он отступал, пятясь и пытаясь сосчитать преследователей, понял, что дело серьёзное, повернулся и пустился наутёк.

Длинноногий парень бежал по улице вдоль канала Верверсингс в сторону порта, а за ним толпой гнались вооружённые люди. Не теряя самообладания, юноша успевал зорко смотреть по сторонам и увёртываться от врагов, которые выскакивали ему наперерез из переулков: нападение было явно хорошо организовано. Выходя из дома, молодой аристократ прихватил с собой кинжал. Впервые зарезать человека оказалось непросто, хотя его-то самого пытались убить… Он не решился ударить нападающих лезвием, но он уже пару раз разбил рукояткой зубы слишком ретивых преследователей.

– Не пускать его в порт! – услышал Лоренс за своей спиной визгливый голос.

В ответ он помчался ещё быстрее, а позади него по-прежнему раздавался тяжёлый топот многих ног. Дорогу беглецу преградили кучи щебня: в этом месте рабочие ремонтировали канал. Двое-трое смотрели на Лоренса, угрожающе держа лопаты наперевес. Парня это не остановило: он вильнул в сторону, с разбегу перепрыгнул через тачку с камнями и побежал дальше: до цели ему оставалось совсем немного.

В порту царила суета: во всех направлениях сновали рыбаки, матросы, грузчики, пассажиры. Молодой де Графф намеренно прорывался сюда, рассчитывая затеряться в этой толпе. Из таверны в сторону причалов, не торопясь, ехал представительный и роскошно одетый купец с ганзейской бляхой. За ним так же неспешно следовали ещё трое всадников. Лоренс боком проскользнул между крупом первой лошади и мордой второй, за ним сунулся было один из убийц, но горячему коню купца надоела эта суета и он ударил мужчину копытом. Беглец услышал у себя за спиной громкую ругань на немецком и голландском языках, полуобернулся и увидел, что участники погони вступились за своего товарища, а купец занёс плётку над их головами.

Лоренс совсем запыхался. Пригнувшись за штабелем ящиков возле одного из кораблей, он наблюдал за происходящим: пока несколько преследователей ссорились с ганзейцем, остальные принялись методично обыскивать порт. Пять или шесть человек с ножами наготове вошли в таверну, явно рассчитывая отыскать там свою жертву. Немного отдышавшись, молодой де Графф дождался, когда с корабля сошла группа матросов, и под этим прикрытием быстрым шагом направился к дальним причалам, стараясь не выходить на открытое пространство и не попасться на глаза врагам.

Через десять минут, убедившись, что ему больше не грозит прямая опасность, юноша спрятал оружие, заложил руки в карманы, и, насвистывая, словно праздный зевака, двинулся вдоль рядов пришвартованных судов. Бросив по сторонам ещё один внимательный взгляд и удостоверившись в отсутствии погони, он спустился на один из пирсов, который был скрыт от посторонних взглядов изломом высокой пристани. Вокруг возвышались борта кораблей и делали этот уголок порта незаметным со стороны.

Лоренс уселся на потёртые доски и свесил ноги над водой. Ему нужно было собраться с мыслями и понять, что делать дальше. Он впервые оказался в обстановке реальной опасности и теперь размышлял: одобрил бы фон Теттенборн или нет, что он щадил жизнь своих преследователей? Юноша с болью вспомнил страшную гибель де Виттов. Ян де Витт учил его тонкостям аналитической геометрии… И вот теперь ученик может последовать за учителем совсем не так, как мечталось им обоим. Лоренс зябко перевёл плечами. Преследователей много, они не собираются отказываться от своих намерений – рано или поздно они его найдут и прикончат! Что же делать?!

– Эй, парень!

Лоренс вздрогнул и поднял голову. Прямо над ним, у фальшборта большого парусника, стоял моряк средних лет, с бородкой и закрученными чёрными усами, в чёрном испанском нагруднике; на его роскошной перевязи висели шпага и подзорная труба. Тёмно-фиолетовый плащ, пристёгнутый на левом плече, был украшен серебряной вышивкой. Испания в этот период была союзником Нидерландов, поэтому присутствие в порту Гааги испанских военных кораблей никого не удивляло.

– Я – дон Себастьян де Бустос, капитан этого корабля, – смеясь, продолжал незнакомец, гулко ударив себя кулаком в нагрудник. – Ходишь сюда мечтать о море, верно? А у меня не хватает матросов и нужен ученик артиллериста. Пятьдесят реалов в месяц – соглашайся!

Такую сумму Лоренс легко забывал в карманах своих многочисленных камзолов, но сейчас это было не главное. Он вскочил и поклонился новому знакомцу:

– Да, сеньор! Я с удовольствием поступлю к вам на корабль! – ответил он по-испански.

Через час де Графф, переодетый в костюм матроса испанского военного флота, вместе с командой сматывал швартовы на палубе выходящего в море 28-пушечного фрегата «Санта Магдалена», с интересом поглядывая на берег: там, среди толпы, шныряли подозрительные личности, наверняка разыскивающие его, Лоренса. Новичок уже успел поболтать с матросами, которые сразу дали ему уменьшительное прозвище «Лоренсильо», поскольку в свои девятнадцать лет парень был младшим на корабле.

– Тебя взяли на борт артиллеристом, приятель, но не думай, что будешь заниматься только своими пушками, – учил Лоренса матрос Игнасио, бывалый морской волк с гривой седых волос и золотой серьгой в левом ухе². – Людей на борту не хватает, так что бездельничать тебе не придётся. Пойдём, я покажу тебе корабль, чтобы ты не заблудился во время аврала.

Де Графф в глубине души был потрясён таким поворотом событий, но отлично понимал, что иначе не смог бы перехитрить врагов и сохранить свою жизнь. В конце концов, он действительно мечтал о море, хоть и не планировал начать морскую карьеру с низшего звания. В числе других наук он изучал астрономию, мог проложить курс по звёздам и сориентироваться в открытом море. Под руководством фон Теттенборна он вместе с Виллемом Хендриком не раз проводил разбор известных морских и сухопутных сражений и был не прочь превратить теорию в практику. «Я совершу интересное путешествие, посмотрю мир, познакомлюсь с корабельным укладом, выучусь мастерству артиллериста. А через пару месяцев с каким-нибудь встречным кораблём можно будет вернуться домой и всё будет как прежде», – успокаивал себя молодой аристократ, ещё не зная, какие сюрпризы приготовила ему жизнь.

До самого вечера для новичка всё было необычно и интересно, но ночью он долго ворочался в своём гамаке и никак не мог заснуть. Он привык спать в полной тишине собственной роскошной спальни. Тяжёлый балдахин широкой и мягкой кровати гасил случайные звуки, а вся прислуга ходила на цыпочках, боясь потревожить покой своих господ. Здесь, на корабле, не просто была непривычная обстановка – постоянно раздавался какой-нибудь шум, который мешал уснуть: скрип обшивки, свист ветра в снастях, разноголосый храп соседей по кубрику. Время от времени сменялись вахты – одни матросы возвращались в кубрик, другие вылезали из гамаков и вразвалку выходили на палубу, грохоча по гулким деревянным трапам тяжёлыми башмаками. Вдобавок Лоренс замёрз, несмотря на то, что лёг спать в одежде: кубрик находился ниже уровня ватерлинии, океанский холод пробирался сквозь корабельную обшивку. Голландец обладал прекрасным высоким ростом, а коротковатый гамак вынуждал его лежать в скрюченном положении. Когда он всё-таки вытянул затёкшие ноги за пределы гамака, хрупкое равновесие нарушилось, и ученик артиллериста вывалился на пол. Дрожа от холода, он снова забрался в гамак, повторяя сквозь зубы забористые и крайне неприличные испанские ругательства, которые почерпнул днём от матросов.

Но самым волнующим событием этой ночи для наследника клана де Графф стало посещение корабельного гальюна³. Дома для этой цели применялся ночной горшок, который прислуга наутро выплёскивала в канал, протекающий прямо под окнами. А на корабле требовалось выбраться из относительно тёплого кубрика на палубу, где дул пронизывающий ветер; затем пройти на нос корабля, перелезть в темноте за фальшборт, в бушпритную сетку, и там заниматься своими делами под водопадом ледяных брызг от форштевня. Позже, когда фрегат вошёл в зону штормов, сетка во время качки могла погрузиться в волну, и тогда требовалось одной рукой поддерживать штаны, а второй – мёртвой хваткой держаться за верёвки, чтобы не смыло за борт. А потом, в насквозь промокшей одежде, возвращаться в кубрик и снова лезть в свой неудобный гамак…

Так же непривычно обстояли дела с едой. Вместо серебра и фарфора здесь использовались деревянные миски, которые наполнялись из одного большого котла. Еда была далеко не изысканная и очень однообразная: рис и солёная свинина, по выходным – стакан грога. Но на свежем воздухе и при больших физических нагрузках аппетит так разыгрывался, что Лоренс быстро перестал воротить нос. Морской болезнью он не страдал совсем.

Новобранец поступил в обучение к старшему артиллеристу. После непривычной ночёвки парень находился в несколько шоковом состоянии, но крайне оживился, поняв, что здесь отлично пригодится аналитическая геометрия, которой его обучал Ян де Витт. Познакомившись с конструкцией имеющихся на борту пушек и уточнив вес их ядер, Лоренс исписал мелким почерком целый лист. Старший канонир посмеивался над «умничаньями» юнца, но тот с третьей попытки поразил парусиновый буй в ста пятидесяти метрах от борта.

– Сегодня нет ветра, – скромно заметил ученик артиллериста, – попасть было легко.

Но и при ветре, и даже при волнении попадания были не менее успешны, разве что подготовка к выстрелу длилась дольше: Лоренс ловил определённую точку траектории судна и лишь тогда стрелял.

Наследник голландских аристократов участвовал во всех корабельных работах: стоял у штурвала, чистил котлы на камбузе, драил палубу, был вперёдсмотрящим на баке во время ночных вахт. Несмотря на массу неудобств, пока для него всё это было игрой, приключением, однако первый подъём на мачту стал настоящим испытанием. Ветер становился всё свежее, требовалось срочно убрать верхние паруса, оставив только фок, грот и кливера. Другие матросы привычно взбегали по вантам, а новичок на каждой следующей выбленке⁴ боялся свалиться в обморок. Он не страдал боязнью высоты, но парусник мотало на волнах, а ветер по мере подъёма становился всё сильнее, грозя смахнуть человека на палубу. Лоренс вспоминал, как фон Теттенборн впервые заставлял его, тринадцатилетнего, спускаться из окна третьего этажа по верёвке и кричал ему снизу: «Не бояться! Не сметь бояться! Какой ты станешь командир, если будешь бояться!»

– Я не боюсь, – стиснув зубы, убеждал себя де Графф. Собрав в кулак всю свою волю, знатный отпрыск добрался до салинга, а дальше требовалось подняться почти до верхушки мачты и перелезть на рею по специальным верёвкам для рук и для ног. Новичок старался не смотреть вниз: между ним и палубой было двадцать пять метров пустого пространства. Успешно преодолев очередное препятствие, парень с замиранием сердца ступил на перт⁵.

Осторожно переставляя ноги, он добрался до нока фор-брам-реи и, поглядывая на других матросов, начал подтягивать к себе огромное и невероятно тяжёлое полотнище фор-брамселя.

Внизу колыхались тёмные волны с пенистыми гребнями, корпус корабля вздрагивал под их ударами, но парус нужно было свернуть как можно плотнее и увязать сезнёвками так, чтобы его не порвало порывами ветра. Только тогда можно было спускаться, и тут новичок от волнения сунулся на подветренный борт, откуда его безо всяких церемоний вытащил за шиворот Игнасио.

– Куда тебя несёт, Лоренсильо?! – рявкнул на него старый моряк. – Лезешь только по наветренному борту, если не хочешь сорваться и упасть в море!

Де Графф оторвал взгляд от очередной верёвки, за которую он держался мёртвой хваткой, и сообразил, что спуск и подъём происходит только на наветренном борту, ванты которого не нависают над водой. Вернувшись на палубу, Лоренс постепенно успокаивался и с гордостью смотрел снизу на результат своих трудов. К нему подошёл Игнасио и отечески похлопал по плечу:

– Из тебя выйдет славный моряк, Лоренсильо! А может, даже капитан, кто знает!

– Спасибо, Игнасио, – улыбнулся де Графф. От похвалы опытного матроса его сердце наполнилось гордостью.

Первое плавание стало для голландца настоящим испытанием, которое он выдерживал с честью. Через двенадцать дней после выхода из порта корабль вошёл в Бискайский залив. Здесь постоянно штормило, сильная качка усложняла все корабельные работы, но юноша уже освоился: взбегал по вантам и управлялся с парусами не хуже опытных матросов. А вскоре ему довелось пройти боевое крещение. На траверсе Бордо встречным курсом шли два хорошо вооружённых французских шлюпа. Увидев одинокого испанца, они немедленно сменили курс и направились в его сторону, готовясь зажать фрегат между двух огней и взять на абордаж. Раздался тревожный свисток боцмана, вся команда бросилась по местам. Лоренс занял свой пост возле шестого орудия по правому борту. Сердце голландца неистово колотилось: ещё недавно ничто не предвещало крутых перемен, его жизнь была комфортной и привычной, а сейчас ему предстояло принять непосредственное участие в морской баталии. Впрочем, особого страха молодой де Графф не испытывал: скорее это был боевой азарт – совершенно новое для него чувство.

Когда французский корабль, который находился с его стороны, дал бортовой залп, ученик артиллериста зажмурился и задержал дыхание: он ожидал грохота ломаемого дерева, взрывов, пожара, воплей раненых и умирающих, среди которых вполне мог оказаться и он сам. Но ничего подобного не последовало: французы в условиях качки стреляли неважно, скорее их расчёт был направлен на то, чтобы деморализовать противника и вынудить его сдаться без боя. Их восьмифунтовые ядра не нанесли вреда корпусу судна, а лишь порвали паруса и сломали одну из рей. Лоренс глубоко вздохнул несколько раз для успокоения, тщательно навёл свою пушку, дождался команды «Огонь!» и выстрелил. Очередная волна загородила от него французский корабль, но дружный рёв матросов на палубе показал ученику канонира, что его ядро попало в цель. Вражеский шлюп получил удар точно в ватерлинию, волны начали заливаться внутрь, так что его командир быстро потерял интерес к продолжению боя и начал удаляться, подавая второму участнику нападения сигналы о помощи. Молодой артиллерист с ликованием в сердце смотрел на результат своего выстрела. Единственное, чего он горячо желал в этот момент – продолжать бой.

Видя, что на плаву остался всего один противник, уступающий ему по огневой мощи, сеньор де Бустос приказал совершить поворот и заходить для атаки. Лоренс с воодушевлением увидел через порт новую цель. Расстояние и волны не позволяли ему нанести такой же удар по ватерлинии, поэтому он решил пойти на риск и навёл орудие на единственную мачту французского шлюпа. Ядро прошло по касательной, но мачта всё-таки была задета на высоте пяти метров от палубы. Французский капитан, понимая, чем ему грозит это повреждение, приказал матросам убирать паруса, однако уже через пару минут мачта не выдержала напора ветра и сломалась. Теперь испанцы расстреливали врагов, как тренировочную мишень, на шлюпе начался пожар.

В этот момент экипаж первого из французских кораблей, отчаявшись в получении помощи, спускал на воду шлюпки, которые были перехвачены испанцами. Под направленными на них дулами мушкетов вражеские моряки один за другим поднимались по верёвочному трапу, их разоружали, связывали и загоняли в трюм. Для всех французов шлюпок не хватило, и полтора десятка человек, которые не успели пойти ко дну, выловили прямо из воды.

Несмотря на свои успехи в статусе новичка и скромное поведение, де Графф слишком выделялся среди матросов. В силу своего воспитания он никогда не участвовал в обсуждениях вроде «лечение сифилиса настойкой пассифлоры», «чем закусывать три бутылки рома, чтобы не опьянеть» или «пять способов дёшево снять проститутку». Однако такое поведение кое-кто воспринимал как зазнайство, заслуживающее хорошей трёпки. Однажды боцман даже попытался выдать ему линьков для профилактики, но Лоренс ловко выхватил у него плётку и тут же с обаятельной улыбкой протянул обратно со словами «Сеньор воспитатель, вы можете просто сказать, что от меня требуется». Матросы смеялись, боцман бросился жаловаться капитану, а тот вызвал новичка на разговор.

– Я уже понял, что не простая птица попала ко мне на борт, – начал дон Себастьян, когда ученик артиллериста явился к нему в каюту. – Даю слово дворянина, что буду хранить в секрете, кто ты такой и почему стремился уехать из Гааги!

Результатом этой беседы стало назначение молодого де Граффа младшим лейтенантом артиллерии и увеличение его жалованья до ста тридцати реалов. Теперь никто из офицеров не имел права поднимать на него руку.

Фрегат вошёл в порт Ля-Корунья, чтобы сдать пленных, принять на борт почту и набрать свежей воды. У Лоренса не было достаточно средств, чтобы сойти на берег и уехать домой, но он воспользовался стоянкой, чтобы отправить письма в Гаагу и Дордрехт. Он вкратце рассказал, что с ним произошло, просил родных не беспокоиться и обещал вернуться, как только представится такая возможность.